Как один маленький камешек может начать большую лавину

Почему-то всегда так незыблемы цели, Разрушать города, видеть в братьях мишени. Эхо войны сквозь поколение, Мы обречены, не видать нам прощения… Рэми сладко спала. Но сон ее был необычен. — Рядовой, не спать! Атака через десять минут! — сквозь сон она услышала чей-то голос. Продрав глаза, она поняла, что находится вовсе не в спальнике и даже не где-нибудь в ущелье. Она лежала в какой-то траншее. Под ногами хлюпала грязь, вдалеке тек ручеек грязной воды, а будил ее молодой мужчина в шинели, с каким-то оружием за спиной. Подняв глаза к небу, она ужаснулась. Небо было серо и облачно, и никогда она не видела подобного —не столь облачности, сколь ТАКОЙ серости. Словно надежда ушла из этого мира, и ничего не осталось. — Эй, солдат, очнись. Проверь свою винтовку и готовься. — Мужчина встал и пошел будить остальных. Она осмотрела себя. Серая шинель, рюкзак на земле, футляр с какой-то маской и «винтовка», похожая на металлическую дубину. Серые от земли пальцы, грязные ногти, изношенные ботинки. Она была солдатом, но что это за место? — Подъем! Не спать, вашу мать! Сейчас пойдет артобстрел, затем мы наступаем. Будет поддержка танков. Подъем, вашу мать! — проорал, видимо, командир. Люди вокруг нее просыпались, проверяли свои винтовки и вообще готовились. Она осмотрела их. Серые, изможденные лица, запачканные в грязи, а выражения… Либо страх, либо мрачная решимость. Никогда она не видела таких лиц. Точнее, видела, но эти производили иное впечатление. Совсем иное. — Эй, салага, ты винтовку-то заряди, — кинул ей мужчина с короткой бородой. — А то пойдешь в атаку с незаряженной. Не стой столбом, время передохнуть будет не скоро. —  Мужчина начал готовить свою винтовку, а Рэми поняла, что знает, как пользоваться этой штукой. Зарядил, навел на врага, выстрелил. Прекрасное оружие. Бьет на шестьсот шагов, пуля быстрее любой стрелы, никакие доспехи не держит, разве, что броня танка. И откуда она все это знает? Спустя десяток минут. — А вот и артиллерия. — пробормотал бородатый. После чего Рэми услышала свист, словно летел камень осадной машины. Выглянув из окопа, она увидела, как множество вихрей земли вздымаются в траншеях врага, убивая и калеча. Ещё она увидела колючую проволоку, заполнившую все, что можно, и грязь, проклятую грязь. Ничего кроме земли, пепла и грязи. После чего она нырнула в окоп, услышав пулю снайпера. — Куда лезешь, мать твою! Снайпере же работают! — одернул ее бородатый, ткнув лицом обратно в землю. — Пока идет артобстрел, пулеметы и снайперы, конечно, менее убийственны, но все равно очень опасны. Особенно последние, — он замолчал и стал ждать окончания. Наконец, спустя еще десяток минут, Смерть утихла во вражеских окопах, лишь для того, чтобы вернуться вновь. Свисток. Клич «Ура!». Встать из окопа. Вперед. Огонь. Вот и враг. Удар. Выстрел. Еще удар. Еще выстрел. Ранена. Встать, идти дальше. Нельзя умирать. Нельзя. Иначе Андрей меня отругает. Почему? Не знаю. Ранена. Не могу встать… Пока Рэми видела лишь проблески во тьме, армия наступала. Грохотали танки, кричали люди, ухали могучие пушки, им вторил стрекот пулеметов и щелчки винтовок, что не были слышны. А она бежала вперед, не понимая, почему. Словно нечто глубоко внутри нее гнало вперед и говорило: «Не падай. Больно? Плюнь и дерись. Очень больно? Сожми зубы и не дохни. Тебе еще домой возвращаться. Невыносимо больно? Сожми до хруста и иди вперед. Стреляй, пока патроны не кончатся. Перезарядка. Иди вперед. Бей ножом. Пристрели из «нагана». Ранен? Тащись дальше. Умирать приказа не давали. Иди дальше. Отказали ноги от страха? Ползи, сукин ты сын.» Вот что она слышала, и каждая фраза давала ей силы, которые истекли давным-давно. Но пуля настигла ее. И в окоп упал уже труп. — А-а-а-а! — проснулась Рэми, завопив. Что же она увидела? Она бы хотела этого никогда не узнать. Она осмотрелась и поняла, что все поменялось в ущелье. Помимо инкубатора, возвышалось еще несколько жилых зданий; земля была покрыта живым фиолетовым ковром, а вокруг сновали рабочие и прочие жуки. Посреди всей это катавасии возвышался Андрей, отдававший приказы рабочим и пинками гоняющий некоторых отлынивающих. — О, наконец проспалась! — счастливо сказал Андрей. — Ну, как спалось, Игнис? — усмехнулся он. — А чего я натворила? — хлопая глазами, спросила Рэми. — Да так, чуть меня не убила и еще едва не сожгла вон тот лесок, а так ничего особенного. — Усмехаясь, бросил он, после чего добавил: — кошмар приснился? Крикнула ты громко. — Ну-у-у… Да. Правда, я ничего подобного не видела никогда и нигде. Странное оружие, громыхающие горы стали и убийственные вихри грязи. — Ха. — Он улыбнулся так, что у нее душа ушла прямиком в пятки. — Добро пожаловать на войну, салага. Впрочем, сейчас мы уже никак не зелень. Рэми, это же ты? А то есть сомнения… — пробормотал он последнюю фразу. — Я, абсолютно точно я. А что это была за война, Андрей? — Я расскажу. Он рассказал. Рассказал о могучих стальных гигантах, способных снести избу, словно таран городские ворота. О смертоносных пулях и бомбах. О крылатых стальных машинах, покоривших небеса. О громадных стальных кораблях, что рассекали морские волны. И все ради одного. Чтобы проливать кровь больше и лучше, чтобы везде, даже под водой и в небесах, лилась кровь и тек пот солдат. — Неужели… Зачем? Зачем все ЭТО? — практически плача, спросила Рэми. — Почему вы создали все это?! — кричала она. Она не понимала. — Такое могущество… И ради чего? Ради крови и страданий?! Из ее глаз полились слезы. — Именно для этого. Его ответ просто разбил ее душу на куски. Она ожидала чего угодно. Оправданий, попыток найти плюсы во всем этом. Но не такое чистое, незамутненное признание бесчеловечности и жестокости. Она ожидала чего угодно, кроме этого. — Я рада, что родилась в этом мире. Я думала, это Жуки бесчеловечные монстры, и мы стали такими же благодаря жукам. Но ты… Ты без всякого сомнения говоришь, что Человек — то же самое, что и Чудовище! Неужели людям вашего мира жажда крови и разрушений затмила разум и сострадание?! — Она обливалась слезами и бессильно била Андрея по груди своими опасными на вид, но такими слабыми сейчас кулачками. Это выглядело жалко, если подумать. Владычица Роя, при взгляде на которую Андрей ловил себя на мысли, что сравнивает её с Керриган, сейчас бессильно рыдала навзрыд. — Твои слезы бессмысленны. Им не вернуть десять миллионов погибших в Первой Мировой. Пятьдесят миллионов погибших во Второй, из которых восемнадцать — мирные граждане моей страны. Унтерменши. Недочеловеки в переводе. Спасибо доктрине нацизма за это прекрасное слово, — он как будто выплюнул последнее. — Раса рабов, ага. Рыдай из-за погибших, а не из-за того, что их убило. — он мрачно смотрел на заплаканную Рэми. — Мы злые, жестокие и порочные до самых своих костей мрази. Вот кто мы. Но, знаешь… Сердца наши — Пламень, а кровь — магма, что питает этот огонь. И огонь этот как греет, так и жжёт. И только от нас самих зависит наш выбор. Обогреем ли мы дом, близких, город, планету и сами звезды, или же сожжем их дотла — лишь наш выбор. Но, знаешь… Мы скорее пожрем все вокруг, словно пламя пожара. Но это не так уж и плохо. Зачем противиться своей сущности? Но в какой-то момент огонь внутри нас должен ослабеть, чтобы мы осмотрелись и поняли, ЧТО натворили. Но это наша суть, как я и сказал. Осмотрев дела рук наших, мы ужаснемся. А затем продолжим это, ибо по-другому Человек не умеет и борьба с этим глупа и бессмысленна. Мы можем сделать войну менее кровопролитной, больше заботиться о ее жертвах. Но вытравить ее из души Нашей невозможно. Ничем и никак. — он закончил свой мрачный монолог. — Ты так правда считаешь? — спросила его заплаканная Рэми. — Да. — она упала в его объятия и, осознавая, что он сказал, продолжала рыдать от осознания того, что она, как и все люди, такое. Так и стояли мужчина и женщина посреди ковра жизни, словно изгнанные из Рая Адам и Ева.