Блюз надгробного камня

      По телевизору в гостиной - очередной повтор "Дымка из ствола". Маршалл Диллон отстреливается от бандитов.       Наверное, так у Крис родился её план. Всё сошлось и заиграло. А ещё в произошедшем отчасти сыграли свою роль те давние мысли Сью о пожарных машинах.       (не дурной ли это знак крис сью)       Шериф Дойл носит свой кольт заряженным всегда. Одно гнездо пустое - на случай, если вырвут и направят на него. Выиграть время. Отис Дойл слишком увлечён просмотром, чтобы заметить довольно грубое вторжение.       Кольт в кобуре на кухонном столе. Рядом ветошь, шомпола, специальные палочки, стальные ёршики и бутылочки оружейного масла и смазки.       Решиться - просто. Заставить силу работать как надо - сложнее.       Воздух зазвенел, замигал свет, телевизор зарябил.       (достань достань достань проверни барабан направь на себя)       Вот тут шериф сопротивляется - держит запястье с кольтом, старясь отвести правее, разрядить в стену за спиной, палец прирос к спусковому крючку. Она не позволяет - вены на лбу и шее вздуваются, скоро лопнут. Трудно, невероятно трудно! Будто сошлась в настоящей схватке, а не поединке воли. "Термостат" приближается к опасной отметке. Не выдержав наваливающейся тяжести, подходит ещё ближе и опирается на подоконник. Стекло запотевает от дыхания, нос некрасиво расплющивается.       (ТЫ!!! Я УБЬЮ ТЕБЯ УБЬЮ УБЬЮ! МОЗГИ ВЫШИБУ Я ЗНАЛ ЧТО ОНА ПРИЧАСТНА ПРОКЛЯТАЯ СООБЩНИЦА СООБЩНИЦА В ОДИНОЧКУ ТАКОЕ НЕ ПРОВЕРНУТЬ)       И почти видит это, будто открылся ещё и дар предсказания будущего - как выходит из-под контроля, как вскакивает и разряжает кольт прямо в лоб. С такого расстояния промаха не будет. И это - абсолютный конец. Сбежать не получится. Но эти картины не обессилили, не ввели в уныние, как должно, наоборот.       (ну же давай НАЖМИ НАЖМИ НАЖМИ)       Ярость огненным взрывом разрослась, заполняя всё. И вместе с тем в мозгу будто лопнул какой-то пузырёк. Или сковывающая цепь.       Грохот выстрела слился в единой агонии с приступом мигрени. Один локоть подламывается, она падает - сползает плечом и щекой по окну, больно бьётся подбородком о подоконник, но издаёт только полувздох-полувизг. В ушах шумело. Кэрри лежала на боку, приходя в себя. В груди нет жжения, пускай сердцебиение слишком сильное. Хорошо. Она в порядке.       Комковатое алое ползёт вниз по дверце холодильника. Русая с проседью макушка превратилась в красную яму. Небольшая лужица собралась на столе. Слать даже порожние сигналы просто нечем. Поэтому "компас" не показывает.       Прежде чем уйти, тщательно вытерла за собой рукавом жирную полосу на окне. Руки и ноги покалывало, щека дёргалась, тело вело влево, но она была полна решимости покончить с ними обоими сегодня же, хотя едва стояла.       До дома Вика Муни шла целую вечность. Утешало лишь то, что потом возвращаться домой не так далеко. Хотя с огромным удовольствием отправилась бы в свою комнату прямо сейчас. И хотелось к маме. Неважно, к какой. К любой из них. Просто посидеть рядом. А ещё больше - полежать на спине, слушая крутящуюся в проигрывателе пластинку. Тоже неважно какую.       Одолевали сомнения. С шерифом Дойлом всё прошло не так гладко - он чистит оружие где-то раз в два месяца, даже реже, если не стреляет, и она почти проиграла, но что делать с Виком... вряд ли выдержит ещё.       (нет я обещала себе)       Коттедж Муни выкрашен в приятный бежевый оттенок. Горит всего одно окно на втором этаже. И пара витых фонарей, висящих над верандой. Придётся сделать крюк. Она впивается в них устало-взбешённым взглядом - но они только покачнулись на подвесах вместо того, чтобы разлететься вдребезги.       Слишком далеко.       В любом случае нужно подойти ближе.       Кэрри открывает калитку и перебежками пересекает газон, шаркая ногами и приминая траву. Полиция точно обратит на это внимание, если она как-то ещё себя обнаружит. Долго ждать не приходится. Свет гаснет в комнате и включается в коридоре. Ей сегодня чертовски везёт. Наплевать на дурные знаки.       Вик только что из душа - бёдра замотаны махровым полотенцем. Зачем так поздно... не важно.       (кто это стоит там)       Медлить нельзя.       Всё ещё далеко.       (не получится)       Но собирает всё до самого дна, отметая прочь все опасения и выбрасывает невидимый кулак       (сгиб)       Толчок под колени - и Вик Муни отправляется в последний полёт вниз по лестнице. Мокрая ладонь только мазнула по перилам.       (... ... ... ____)       Затылок сбоку пробила острая боль, как от удара копьём, едва не заставившая потерять сознание; её пульсирование росло. Резко затошнило, но после рвоты не стало лучше. От света голове становилось хуже, она кое-как потащилась в спасительную темноту. Когда-то так уже было. Вот только когда?       (есть ли дыра для меня чтобы заболеть)       Лицо онемело, лоб горел, как горячая сковорода. Струйки пота неприятно катились по коже, одежда мгновенно начала липнуть. Во рту стало суше, чем в пустыне. Одна нога подламывалась и хромала, вторая совсем отнялась, как и левая рука. Сердце едва билось, хрипло прерывисто дышала, слюна вязко пузырилась в уголках рта. Один глаз ослеп, но Кэрри упрямо тащилась домой, подволакивая за собой ногу.       (я на улицах с блюзом надгробного камня)       Сквозь сумрачное ускользающее сознание и совсем незнакомые улицы, не более реальные, чем видения в дремоте. Упала только на лужайке какого-то дома в незнакомом районе. Родители с какими-то людьми уже бежали к ней, что-то крича.       (любопытно о чём они говорят какой это язык)       Вокруг Сью Снелл собралась небольшая толпа - ничего особого не делающая для спасения, больше гомонящая.       Это она наблюдала, уже стоя рядом с телом. Хотя это её уже как бы не касалась вся эта человеческая суета, не собиралась сдаваться. Только не теперь, когда всё стало налаживаться.       (вот в чём причина)       Пятнышко в голове. Красное пятнышко. Или скорее синяк.       (я и не сомневалась что слабое место сью мозг) - но тут же самокритично поправила себя:       (но и я не лучше.) Она протянула к нему руку и начала тереть - как пристывший к кастрюле соус. Оно поддавалось неохотно, но Кэрри не отступала, пока совсем не пропало.       Тогда-то она очнулась. Слабость, отголоски головной боли и липкая дрожь в ноге и руке слева не могли умалить медленно растущего ликования. К тому времени, как множество рук подняли и поставили её на плохо слушающиеся ноги, она уже улыбалась, разведя губы так широко, как только могла. ("Победительница лотереи, ей-богу".) Звон в ушах мешал слышать, что говорят вокруг. И общественное мнение вынесло свой вердикт - напилась или обкурилась. Их даже отсутствие запаха не смутило. Объяснения пристыженных родителей (мать нервно озиралась, словно желая сбежать прочь - и на самом деле ища сочувствия, отец сжимал кулаки и играл желваками, в равной степени желая отвесить затрещину ей (пусть только попробует!) и разогнать толпу) выслушивать не стали. Не будь это на руку и точно не знай, что они испугались потерять её, Кэрри бы обиделась. Она и так чуть не сорвалась. Обычно родители не называли этим именем, предпочитая ласковые обращения, и каждый раз всё внутри вздрагивало       (она здесь?!) Кэрри искренне любит своё, выдуманное Мамой, немного вычурное, но красивое.       - Сью, как ты могла!.. в такое время... нам и так...       (ЭТО НЕ МОЁ ИМЯ)       - Сью, куда и почему ты... что на тебя нашло... в тот раз... совсем на себя не...       (ЭТО НЕ МОЁ ИМЯ!)       - Сью, милая, отвечай папе...       (ХВАТИТ МЕНЯ ТАК НАЗЫВАТЬ!)       - Сьюзен, не молчи! Кого ты покрываешь? Это кто-то из твоих друзей? Кто это был? Они тебя заставили?       (!Я НЕ ОНА И НИКОГДА ЕЙ НЕ СТАНУ! И НЕ СОБИРАЮСЬ!)       - У меня нет друзей, - сказала она, едва шевеля языком и практически не слыша себя. - И я не Сью.       (о боже я себя обнару...)       От ужаса тут же стошнило жидкой желчью.       - Сьюзен, тебе нужно поспать. Завтра будет серьёзный разговор. Ты нас очень подвела.       Не поверили. Конечно же, не поверили. И слава... кому-то. Кто-то же должен быть... там. И само там существует. Дважды убедилась в этом.       Серьёзный разговор состоялся утром. Серьёзный по меркам семьи Снелл. Даже не была побита и заперта в своей комнате. Только словами. И мистер Снелл пару раз среди монолога стукнул кулаком по столу. Завтрака не лишили. Но даже если бы всё это случилось, ей было бы всё равно - после вчерашнего сделалась вялой, как при простуде. Голову не поднять. Может, поэтому не стали сильно ругаться - ссутулившаяся, с тёмными кругами под красными глазами и прилипшими к щекам прядями выглядела       (сью сидит как коровой пожёванная это точно похмелье но не бухло там было много травки связалась с какими-то бездельниками)       - Юная леди, ты под домашним арестом. На неделю. Телефонные звонки запрещены. Визиты тоже. - Кэрри как могла изобразила разочарование и несогласие, выныривая из полудрёмы:       - Я теперь в тюрьме, да? Нет, там есть право на телефонные звонки.       - Не выводи из себя! - его разозлило не само пререкание, а то, что "всё ещё говорит как накуренная". - Иначе просидишь дома ДВЕ недели. Ты и так много натворила. Мы с мамой ещё очень мягко обошлись с тобой.       - Джонни, а ты не слишком...       - Нет.       (да, согласна)       Так получила своё первое наказание в этой жизни. Для Сью оно было бы нестерпимым (сидеть дома, ни с кем не общаясь, скучно), для неё... ну, при таком обилии развлечений быть домоседкой ещё приятнее. К тому же, первые два дня попросту проспала. И "Я люблю Люси" будут повторять ночью - из-за траура сетку вещания до сих пор не вернули. Она вынуждена сидеть, уткнувшись в диванную подушку. И кто-то оставляет в микроволновке попкорн.       Теперь родители тоже стали подозрительными. Не так, как Мама. Они старались проверять её присутствие аккуратно. Ненавязчиво. Золотая девочка впервые за семнадцать лет нанесла ущерб их репутации. "Стоит пока что проследить, чтобы такое поведение не вошло в привычку". Мама не доверяла мне с самого рождения.       Как всегда, размышления о Маме привели к размышлениям о вере. Получилось подвести какой-то промежуточный итог.       Если так нужно во что-то верить, то пусть это будет безразличная Судьба. Не злобный мстительный ревнивый Иегова, перед которым нужно постоянно унижаться и пресмыкаться, чтобы не быть наказанной. И уж точно не запрещает верить в себя и иметь достоинство, радоваться и гневаться как пожелаешь.       Вот чему стоит быть благодарной, так именно этому. Слепой удаче, позволившей при рождении получить больше моральных сил и упрямства, всегда перевешивающих слабость и вину, и благодаря которым получилось и получается переживать все щедро отмеренные напасти. И уж точно бы обошлась без всего этого груза чужой жестокости. Она не была бы какой-то другой, нет, точно такой же - только не затравленной, искусанной волками, и травмированной. (Нет, сломленной.) Уверенной в себе. В том, что ничем не хуже или недостойнее прочих. Счастливой.       Возможно, она ошибается. Она вообще во многом ошибалась. В том, что Мама её любит - по-своему, но любит. Через тумаки и подзатыльники проявляет заботу о душе. В благоразумности людей и "прости им, ибо не ведают, что творят".       Но то, что пути неисповедимы - это точно.       В городе восприняли новые смерти почти равнодушно - всеобщее горе обессилило, истощило их души, и без того скупые на милосердие. Всё списали на какую-то "вину выживших" - вроде как шериф Дойл и Вик Муни считали, что сделали недостаточно для спасения других и поэтому их терзали сожаления. На слишком крутые лестницы и неисправные револьверы. Ну, Отиса, возможно, ещё доконало одиночество - был женат на своей работе. "Городу не нужно нервничать", Боб Дилан был прав. Наверное, он правда современный пророк. Его песни можно слушать, выхватывая отдельные подходящие изречения, как из Библии - вот за это всегда нравился.       То, что ей тут не место - тоже точно.       Склонить родителей к решению отправить её к тёте Сесилии в Бостон было легко. Хватило одних слов. Там и выбор высших учебных заведений больше. (Хотя до сих пор не представляет, какое выбрать. И зачем ещё образование, если никто не запрещает искать работу. И каким образом изучить более сложную школьную программу Сью, не получив ещё один перелом мозгов от количества новой информации.) Позже они тоже переедут туда. Или не переедут. Вопрос пока открыт. Но ей всё же хочется, чтобы они были подальше отсюда.       Серо-оранжевые и жёлтые грузовики по-прежнему вывозили из города не только мебель, но и саму жизнь. Чемберлен не агонизировал, но и не спешил испускать дух.       Она изрядно подкосила этот город. Он всё же будет существовать - но как дряхлый старик на аппарате искусственного жизнеобеспечения. Ничто в нём не будет прежним. И память о ней будет жить десятилетиями.       Но я стану всего лишь байкой для туристов, а не притчей в назидание.       Это не совсем то, чего хотела.       (а чего я хотела?) - и сама себе ответила:       (покоя. принятия. просто включить воду чтобы им было уже не так весело не кровь но тоже ничего)       Просто не задумалась, к чему приведёт дождь в помещении, кроме потёкшего макияжа, отсыревшей одежды и причёсок и испорченных бумажных украшений. А потом стало поздно.       Теперь-то я знаю, что будет, если намочить электрооборудование. Пожар.       Как сказал Томми: "Сделал на пенни, сделай и на фунт". Хотя он бы никогда не имел в виду именно это.       И моя жизнь - не вестерн. Там герой после того, как отомстит, уезжает из города в сияющий закат, осенённый славой. Желала бы я так. Но всё ужасно сложно. Я не смогла разрушить всё тогда, когда сама Судьба была на моей стороне, тем более не смогу сейчас.