Блюз надгробного камня

      Медленно шли дни - за чтением, музыкой, едой (избавлением от неё), телевизором и шитьём нового платья. Никаких ссор, никакого принудительного поклонения божеству-из-чулана. В прошлой жизни (каких-то пару недель назад) это могло считаться почти райским, но сейчас не приносило никакого удовольствия. Даже наоборот. Скука и раздражение. Всё не то. Всё не так. И накатывала злость на себя. За то, что она такая... такая... не ценит после всего, не благодарна за этот новый шанс.       (благодарить кого?)       На этот вопрос ответа не было. Может быть, только пока. Ответы всегда приходят.       Нужно просто жить. Как всегда хотела. Когда теряешь, на месте потерянного остаётся дыра, которая затягивается чем-то другим, постепенно приходящим на смену прежнему. Но как жить, если теряешь ВСЁ и приобретаешь взамен тоже - ВСЁ, только ЧУЖОЕ?       Было в этом что-то... не то.       Покопавшись в памяти, с глубоким изумлением осознала, что раньше никогда не теряла ничего серьёзного, составляющего основу её жизни. Мама, Бог, дом, школа. Был отец, но его потеря никак и никогда не отражалась на ней. В любой другой год всё было так же незыблемо, как до этого мая. Исключая младенчество, когда не могла стоять на коленях и молиться. Жизнь текла ровно - в основном это было тихое существование с проблесками мелкого бунтарства (и чередой унижений). Да, в основном. Не получала ничего стоящего, желанного.       Вот что меня убивает, вот оно.       Могла получать лучшее. Ощутить насыщенность и вкус, как умирающая от голода на королевском пиршестве. Кэрри всегда умела насладиться в полной мере даже малым, будучи скромной по натуре. Сью уже получила самое лучшее, и считала, что дальше ждёт только взрослая рутина. Вся эта ответственность. Колледж, муж, дети (потому рано или поздно таблетки подведут или она сдастся под напором общества; о своей нелюбви к ним никому не говорила и относилась как к неизбежному злу - и прекрасно понимала, что славные девочки не должны так делать, иначе - осуждение), испорченная фигура, женский клуб, деятельность на пользу городу, увядание, старость. Сплошная безысходность.       Всё-таки Сью - непроходимая тупица!       Кэрри хотелось, чтобы та ожила хоть на секунду, чтобы могла треснуть стопкой журналов по блондинистой голове как следует!       Ей были открыты все дороги, никаких прямых запретов, за нарушение которых обязательно последует жестокая кара. Сдержанное недовольство и пара скандалов со взаимными упрёками - цена всему. Путь был слишком ровен и светел, чтобы ценить. По сравнению с блужданием в подземелье Кэрриетты Уайт.       Но... горькая правда в том, что это была безысходность жизни именно Сьюзен Снелл. Идти с благодушным безволием по проторенной обществом среднего класса тропе. Не хотеть этого (хотеть, но не этого или хотеть не совсем этого - всё равно), но понимать, что иначе не выйдет хорошо для неё. Но хотелось... разного. Стать деловой женщиной в брючном костюме. Путешествовать автостопом следом за любимой рок-группой. Записаться в волонтёры благотворительной организации, чтобы все говорили, какая она добрая и самоотверженная. Завести себе по-настоящему "плохого" мальчика. (То есть плохого со всеми остальными, а с ней - заботливого и нежного, конечно же. Это очевидно.) Может быть, поэтому пара Нолан-Харгенсен так раздражала - от зависти к чужой смелости, способности выйти за границы освещённого благополучного круга и так же непринуждённо оставаться своей и там, и тут, не теряя своего статуса.       И Сью тоже мало что знала о потерях - только то, что вся её прошлая и распланированная будущая жизнь взлетели на воздух вместе со спортзалом Ювинской школы.       (но терять хорошее не то же самое что терять плохое) (и я хотела изменений и поэтому пошла на весенний бал)       (моя жизнь не была совсем плохой. насколько может быть плохой длинная грязная шутка) (и мне бы хватило только моей Силы даже томми не нужен)       И теперь, когда всё подошло к логическому завершению (почти не осталось желающих продолжать этот затянувшийся розыгрыш - да, они бы продолжили и после выпускного, ибо не знают, когда следует остановиться), у неё всё будет хорошо. Нет, просто отлично. Замечательно. Бесподобно. Все пути открыты, остаётся только выбрать. Даже если выберет неправильно, дорога будет только её, и ничья больше.       (тогда почему я так зла?)       Может быть, потому, что у кого-то это - ВЫБОР - всегда был просто так. Я ради него убивала. И умерла. Как же это всё несправедливо!       И тогда почти ненавидела этот большой ухоженный дом в элитном (по местным меркам, конечно же) районе. Почти. Это всё - её законные трофеи. Контрибуция за всё происходившее. И старт для будущего. Само то, что оно будет, уже немного пугающе. И это точно не то, что может предложить общество. Слишком сложно для такой простой цели - для существования обывательницы маленького городка. Уже выяснилось, что она далеко не обычный человек. В хорошем смысле.       Может быть, я и в самом деле какое-то божество. Маленькая языческая богиня. У так называемого Бога три ипостаси - Отец, Сын и Святой дух, а у неё две - Кэрриетта и Сьюзен. Может быть, их со временем станет больше, но она совсем не уверена. Да и тело - не платье, сменить не так-то просто. Но сама возможность... есть и глупо от неё отказываться. Предстояло ещё долго разбираться в себе.       Ничего иного делать и не оставалось - большая часть друзей Сью погибла, а посещать оставшихся, уже не таких весёлых и лёгких, запретили (общаться с ними было несложно - вовремя ронять с усталым видом "Мне так жаль", "Спасибо", "Томми был хорошим парнем", "Такая трагедия" и похожие; их безрадостный вид наполнял душу удовлетворением; причём они ещё и неожиданно считали это отличной поддержкой), когда не выдержала и рассмеялась в голос, смешав свой одинокий смех со звучанием поредевшего школьного оркестра, на Большой Мемориальной Службе       (ведь это было просто уморительно - то, как на них надевали нимбы и едва ли не канонизировали как святых мучеников, которых ещё при жизни следовало вознести на небеса) все ожидаемо решили, что у золотой девочки сдали нервы. Ей и самой после стало не по себе - так грубо, вопиюще грубо (нет, не так, совсем не так - смех был заливистым и мелодичным, как над скетчем в "Сатурдей найт лайв") разбить скорбящую тишину, хранимую тысячами людей на площади... Нет, к сожалению, площадь не скорчилась в гомерическом хохоте следом - не то отношение. Пусть некоторые в толпе местных не смогли задавить нервные смешки, а среди приезжих прозвучали полноценные взрывы хохота (особенно от нескольких низких людей в неуместно жёлтых плащах). Это существенно попортило торжественность церемонии, разрядив обстановку - восстановить эту объединяющую тишину так и не вышло, и было вырезано из отснятой плёнки и не упоминалось в газете. Как-то неприятно от схожести с Весенним Балом, но чувство быстро заглохло, утонуло во всколыхнувшейся неприязни.       Они меня тоже не слишком уважали - постоянно, непрерывно, многие, многие разы, так что мы квиты. Подумать только - месяц назад и в голову бы не пришло испытывать хоть какую-то вину перед ними. Новая жизнь сделала меня... мягче.       - Что вообще на тебя нашло?! - выживший президент выпускного класса Вик Муни требовательно поймал за рукав после церемонии, оторвав от размышлений;       (с последней встречи стал ещё прыщавее)       - Гаа... Томми... он всегда умел шутить...       Паника скользнула по его потеющему лицу, и сдерживаемая нервная ухмылка выплыла наружу.       - Что, Вик?       - Ничего, Сью. Мне тоже жаль Томми. Жаль всех нас. Мы этого не заслуживали, - голос странно вибрировал, как если очень хочешь высказаться, но сомневаешься, стоит ли.       (он подозревает да подозревает проклятье о чём ты думаешь ну же давай) - в висках запульсировало, но безрезультатно. Зато когда уже шла с родителями к машине, поймала полицейскую волну:       (сьюзен снелл ведёт себя слишком странно как бы чего не натворила нужно присматривать за ней)       Вот что было реально досадно - то, что привлекла к себе дополнительное внимание. Некоторые и раньше что-то смутно подозревали - горе, напротив, обострило их наблюдательность. Но к решительным действиям не переходили, ограничиваясь косыми взглядами и пересудами на задних дворах. Был даже слух, что она помогла уйти (то есть - убила) Кэрри Уайт, но, как сказал их сосед её отцу - "если кто-то имеет что-то против, я ему врежу".       Они появлялись всегда в разное время - утром, днём или вечером, по отдельности. Патрульная машина шерифа Дойла проезжала мимо чаще, чем должна. И Вик Муни ходил мимо чаще, чем должен. Или проезжал на родительском "шеви". Он обитает на противоположной стороне района, ближе к Морин-стрит. А шериф - у окраины города, ближе к фермам. Их не должно здесь быть. Проезжают мимо моего дома чаще, чем катафалки.       Если Вику случайно выдала себя, то шериф изначально настроен быть собранным, чтобы не допускать дальнейших беспорядков и мародёрства. И Сью попадалась ему раньше - в ночь Весеннего Бала. А значит - автоматически была под подозрением. Теперь - особенно. Но президент выпускного класса был опаснее всего. Ближе всего. И у него больше причин для мести. И он знает её. Они встречались на некоторых уроках и в кафетерии, Вику знакомы её повадки. Доказательства? Какие доказательства? Если хотят быть правыми - веские причины не нужны.       Может быть, они всегда ходили этими маршрутами, просто Сью не замечала, гуляя с друзьями или занимаясь своей частью домашней работы (выброс мусора, проверка наличия газет и писем в почтовом ящике, загрузка и разбор стиральной машины в подвале, мытьё посуды, мелкая починка всей одежды и приведение в порядок собственной комнаты - совсем не много, на взгляд Кэрри, уж точно получше подметания всего дома и стирки руками в холодной воде, согнувшись над ванной). Но она всё замечает. Не может не замечать, ведь после Большой Мемориальной Службы у неё появился "компас" - если рядом какие-то люди, "стрелка" указывает их точное расположение. Не само чтение мыслей, только их наличие и общее состояние. Это снижение способностей огорчало, но зато он работал постоянно и всегда включался вовремя, скорее рефлекторно; небольшая тяжесть под затылком и чуть ниже. Около двадцати ярдов отслеживаемого пространства.       И в этих двадцати ярдах регулярно появляются шериф Дойл и Вик Муни. Напряжённые, чем-то заинтересованные. Мысли так и скачут. Очень выделяются на фоне остальных подавленных жителей.       (Всего двое. Могло быть больше. Я справлюсь.)       Может быть, уже нет той ненависти, что двигала ей совсем недавно, той одержимости, которая гнала вперёд, к новым разрушениям. Нет, она есть, но как бы... выдохлась. Совсем как забытая на столике в кафе недопитая содовая. Огонь копился пятнадцать долгих лет. Но это нужно сделать, пока не выдала себя. С яростью или без. Пока не стало больше.       Сложнее всего в этом было покинуть дом поздним вечером - ведь родители не имели привычки запираться у себя для вечерней молитвы на несколько часов. Даже с "компасом", отслеживающим все их передвижения. Но ей повезло - они решили заняться этим. Краснея до самой груди и чувствуя себя так, будто оказалась в борделе, удалось проскочить мимо их спальни. Теоретически, она понимала и принимала то, что людям всё же иногда нужно этим заниматься (ибо сказано плодитесь и размножайтесь)... но никогда ещё так близко к ней! Все эти стоны, влажное чмоканье, шлепки и скрип кровати будили ненужное возбуждение. Да, даже это давалось Сью легче.       криии!!       (чёрт тебя!)       Но родители не выскочили на скрип половицы в чём были, как делала Мама, только заслышав любую подозрительную активность с её стороны. Их не отвлекла бы даже чечётка в железных ботинках.       Уже у подножия лестницы звуки стали почти неразличимы, потеряв неприличную окраску. В прихожей - сошли на нет. Замком щёлкнула почти демонстративно. Точно не услышат. Ещё одно преимущество большого дома. Нет, для Сью дом был средним, и являлся им, просто Кэрри не привыкла к большим окнам с газовыми занавесками, пропускающими свет, вместо постоянно захлопнутых ставен. Сидя в гостиной, была как голая. Не голая - уязвимая. У всех на виду. Как на сцене. Особенно вечером, когда в люстре загораются дорогие лампочки, дающие лучистый белый свет. Любой может подойти и бросить жадный оценивающий взгляд в это незащищённое ставнями хрупкое стекло. Или камень. Даже просторная лужайка не спасёт. Но только благодаря французским окнам от пола до потолка (и отличному зрению без следа близорукости) сумела опознать их. Нет гарантии, что Дойл и Муни не в сговоре.       Тёмно-голубые сумерки давно легли на город. Летняя прохлада омыла лицо. Пасмурно - собирается дождь. Погода испортилась. Фонари горят, но она избегает освещённых кругов.       Идти уверенным шагом, не оглядываясь по сторонам слишком уж подозрительным образом. Почти на каждой двери чёрные, будто закопченные, венки, хотя район Брикъярд-Хилл почти не тронут пламенем. На многих лужайках белеют таблички "ПРОДАЁТСЯ" - как флаги капитуляции.       Кэрри старательно отгоняет искушение снова прийти к своему бывшему бунгало, даже несмотря на то, что придётся сделать огромный крюк - там только забетонированная площадка. Это почти возмездие. Другие сожжённые дома так и стоят. Хотя, может, дело в живых собственниках или наследниках.       (и что я сама хотела сломать его)       (да, сама)       Не хватает пепелища или чего-то подобного - не важно. Ровная серая площадка. Просто тупой бетонный квадрат. Это... нечестно.       (и я вернулась домой среди всего устроенного содома и гоморры)       Но, может быть, так даже лучше. Дома с "историей" пользуются спросом. Если бы в бунгало кто-то поселился, ей бы это понравилось ещё меньше.       Всё к лучшему. Всё к лучшему.       Пока шла, будто невидимой рукой обшаривала дома, перебирая людей, как баночки со специями или катушки ниток. Да, стала куда подозрительнее. Но свидетели не нужны. И заметила кое-что любопытное.       Надо всем этим была не мысль, скорее ощущение - "почему-это-с-нами-случилось" и "не-могу-поверить-в-это". Не "чем-мы-это-заслужили", а именно почему. Будто она была горным обвалом или чем-то таким подобным - непредсказуемым, стихийным природным явлением, а не девушкой, жившей с ними бок о бок. Или, скорее, бестелесной дьявольской силой. Так вернее. Чем-то, что нельзя было предотвратить. Которое просто появляется, уносит жизни, и остаётся только справляться с последствиями. Немного лестно.       Все вяло пытались заниматься своими делами, будто половина города не стала пеплом - и это те, у кого никто не изжарился живьём на школьном костре и в устроенном ей грандиозном пожаре. Город лишился своей молодой крови, своего будущего, даже время будто       (как она там думала леди макбет убила сон а кэрри убила время да, и в самом деле) замедлилось, растянулось, едва отсчитывая минуты. Даже для праздных приезжих. Может быть, они надеялись увидеть возрождение города, как все объединятся и совместно справятся с бедой, взявшись за руки. Но нет. Приезжие находят только кучу потерянных и опустошённых бедолаг и увозят с собой частицу этого праха. И что самое противное       я тоже потеряна и опустошена вместе с ними.       Но теперь она сомневалась, что Чемберлен повержен. Да, многие уедут, но кое-кто останется. И их точно будет больше, чем ей хочется. А главная площадь в следующем году обзаведётся симпатичным мемориалом с именами жертв Чёрного Выпускного. Услышав об этом, была так шокирована, что почти в пыль взорвала чашку с чаем. А потом настолько разозлилась, что пинала диван, пока полностью не обессилела, морально и физически, как после урока физкультуры. Дурацкий, бесполезный поступок; стало легче. Было что-то язвительное в том, что единственная достопримечательность Чемберлена - огромное надгробие в центре города. Туристы будут в восторге.       "А в сувенирных киосках появятся открытки с моим фото с выпускного? Щепки от моего дома? Магниты с взрывающейся Ювин-Хай? Кулоны и браслеты из оплавленного стекла?" - беззвучно хихикает, мотая головой, не может остановиться. Выпавшие из пучка волосы щекочут шею, разлетаются на ветру.       В приподнятом настроении дошла до холостяцкой берлоги Отиса Дойла.