***
На пятый день ожидания Тодороки возвращается к своему дому после школы, сразу же обращая внимание на красивый голос телевизионного репортера. Его сестра сидит на диване, подпирая щеку рукой, смотря телевизор с хмурыми глазами. Он бормочет приветствие, потом ставит свою сумку на пол напротив дивана, и потом возвращает взор к экрану. — Центр города на данный момент подвергается относительно большой очистке после инцидента с заложником, которое произошло этим днем, — рассказывает человек, на экране появляется изображение горящей аллеи позади него. — Злодей, обладающий чем-то похожим на грязевую причуду, взял под контроль тело несовершеннолетнего, идущего домой из школы, и продолжил использовать причуду студента, чтобы поджечь улицу. Видео показывают на полный экран, демонстрируя сгусток зеленого, находящийся посередине пламени, и пучок колючих блондинистых волос, торчащих в центре. Из него извергаются колоны пламени, и хотя звук видео выключен, Тодороки может представить крики толпы. Появляется что-то размытое на правой стороне экране. К его удивлению, это не герой: человек носит черную форму и слишком большой рюкзак. Но когда Тодороки видит зеленые волосы посреди пламени, он знает. Его глаза округляются. — Один из одноклассников несовершеннолетнего побежал к месту происшествия и бросил свой портфель в злодея, — комментирует репортер, зеленоволосый парень бросает что-то в слизь и цепляется за злодея, попадая тому в глаз. Видео внезапно заканчивается, и камера возвращается к ведущим. — Но, к счастью, пока всё не стало ещё хуже, объявился Всемогущий и спас их двоих. — Спасибо Богу за это. Хвала тому парню за действия, но также это было не очень умно с его стороны, — его со-ведущая смеется, и двое другие ведущих обмениваются шутками об ожидании прихода настоящих героев. — Шото? — спрашивает сестра, замечая его внезапное напряжение. — Всё в порядке? — Да, — бормочет он, поднимая свою сумку и направляясь в комнату. — Всё хорошо. Он закрывает свою дверь и просматривает новости на своем телефоне. Происшествие получило большую огласку, и почти все репортеры говорили одно и то же: — Это был слишком опасно для него. — Где был его здравый смысл? — Спасибо Господу, что Всемогущий был там и спас их. Мидория испытал свой первый вкус героизма, и пресса гнобит его за это. Он, наверно, не чувствует славу героя прямо сейчас. Теперь Тодороки точно не напишет ему первым. *** Сообщение приходит через четыре дня после новости: извинение за то, что не написал раньше («школа завалила домашней работой»), плюс «ты будешь свободным для тренировки в воскресенье?». Тодороки ждет несколько минут, чтобы скрыть, что он выжидал это сообщение, потом отписывает «конечно» и говорит, что они встретятся в парке, как планировалось. Приходит утро воскресенья, и он заставляет себя не покидать дом слишком рано и не торопиться идти к месту встречи. Он все равно приходит первым и садится на лавку, глядя на людей, проходящих мимо. Мидория показывается совсем скоро, появляясь на назначенное время. Он дарит застенчивую улыбку и махает Тодороки, когда подходит. — Был занят эту неделю, да? — со знанием спрашивает Тодороки. Парень краснеет, и веснушки прыгают по его лицу. — Ты видел это… — бормочет он уже без улыбки. — Это было повсюду в новостях, трудно пропустить такое. Парень опускает голову, и Тодороки задается вопросом, задел ли он его за живое. Он почти что извиняется, но Мидория говорит первым: — Все твердят, что я был безумцем. Что я должен был ждать, пока появятся герои, — тихо говорит он, — но герои были там. И они не сделали ничего! Кто-то должен был сделать что-то. Тодороки вспоминает то, как все ждали героев на видео. — Всё, о чем я думал, это то, что это могло бы быть моей ошиб… — Мидория останавливает себя, делает глубокий вдох и припоминает свои слова. — Его глаза просили о помощи. Мои ноги двигались сами. Что ещё я могу сказать? Тодороки смотрит на небольшого парня перед ним, свернувшегося в позоре из-за поступка, за который его должны были похвалить. Мидория сделал то, к чему не был готов ни один герой — он действовал. — Я не собирался ругать тебя… кто я такой, чтобы судить? Мидория поднял голову, чтобы взглянуть на Тодороки. — Всё, что я хотел сказать, было: не так уж и плохо для беспричудного ребенка, — признает Тодороки, слова горят на его языке. Хотя это правда, всё-таки это чувствуется неправильным для того, кого тренировали, как относиться к своим соперникам. Признать, что он сделал что-то хорошее, это значит признать его достойным соперником. Ему не нравится мышление его отца, но трудно не считаться с этим. — Ха, спасибо, — говорит Мидория с хриплым смешком, порхая глазами влево и теребя рукой свою шею. — Хотя это было немного стыдно, ведь Всемогущий опять спас меня… — смех перетекает в громкий вздох, и смарагдовые глаза концентрируется на чем-то вдалеке, пока у него на лице не появляется что-то между обескураженностью и решимостью. Он… странный. Более странный, чем когда Тодороки впервые с ним встретился, это так. Но поскольку у него была сложная неделя, пусть будет так. — Мы направляемся в спортзал, к нему недолго идти. Я надеюсь, что ты не против, — говорит Тодороки, вставая с лавки и бросая сумку на плечо. — Конечно! Всё хорошо, — Мидория поправляет свой рюкзак, задирая его повыше. Тодороки приковывает свой взгляд к его рукам. Это неуловимо. Тодороки почти что хочет ополоснуться водой из своей бутылки из-за того, что он абсолютный псих, если заметил это, но… Мидория наращивает мышечную массу. Ничего невероятного; просто его руки заполняют форму по-другому, нежели когда они виделись в последний раз. Он тряхнул головой. — Пойдем. Это довольно маленький спортзал, который забыт в большом и суматошном городе. Закрыт многоэтажкой, он спрятан в тайном темном уголке для тех, кто не очень активно ищет его. Тодороки продолжает свой путь, пока Мидория поднимает свою голову, чтобы осмотреть окрестности. — Это забавно, я, на самом деле, живу совсем рядом, — говорит Мидория, читая названия магазинов и мерцающие знаки. — Но до сегодняшнего дня я не знал, что этот задний проход существует… — Это место не очень знаменито, — объясняет Тодороки. — Если только ты не участник каких-то темных дел или подпольных боев, — другой парень застыл, словно дерево, и Тодороки прилагает все усилия, чтобы не засмеяться, выдавая вместо этого скупую улыбку. — Мой отец добывал информацию в этом спортзале и тащил меня с собой туда несколько месяцев назад, — заверяет он Мидорию. — Ничего особенного не происходит в самом спортзале — просто люди, занимающиеся спортом. Ничего, с чем мы бы не справились. Они пришли к переднему входу со скромной прозрачной дверью, обрамленной черной и подержанной бумагой, гласящей «Открыто!». Стекло такое замызганное, что за ним ничего не видно. Со звоном колокольчика Тодороки открывает дверь и придерживает её для другого парня. Мидория осторожно проходит внутрь, выглядя так, будто его могут вышвырнуть в любую секунду. Тодороки стоит совсем рядом, кидая взгляд вперед и закрывая дверь. Их встречает тесная входная комната с треском электрического вентилятора и старой женщиной, расположившейся напротив сломанного стола. Тодороки вручает ей нужную входную плату, и она беззвучно показывает им, где находятся раздевалки. Парни проходят через дверь, которая ведет в зал, и оглядываются вокруг. Хотя его отец предпочитает хорошо освещённые спортзалы, со сталью и стеклом, этот является тесным помещением с деревянной обивкой, простым нужным оборудованием и парой мест, покрытых матами. Входная плата дешевая, и сейчас тут только несколько посетителей. Здесь бизнес является бизнесом, и Тодороки знает, что персонал готов смотреть сквозь пальцы на двух дерущихся на матах четырнадцатилетних парней, даже если один из них знаменитый сын героя. Они идут к раздевалкам; Тодороки кидает свою спортивную сумку на лавку, в то время как Мидория нерешительно ставит свою рядом. Плечи Тодороки болят после вчерашней тренировки, когда он поднимает свои руки, чтобы снять футболку; он беззвучно вздрагивает и делает себе напоминание, что надо покрыть себя льдом, когда он будет идти домой. — Эй, — слышится писк взволнованного голоса с лавки. — Всё хорошо? Взгляд другого парня прыгает от Тодороки к шкафчикам, от его руки к лавке — очевидная попытка не пялиться. Шото понимает, что его внимание привлекла россыпь фиолетовых и синих отметок на его теле. — Ох, — отзывается он. Тодороки напрямую объясняет, что это связано с его тренировочным режимом, вываливая на него всё: наблюдение, контроль причуды, битвы. (Он не упоминает тренировки, где его отец практиковал битвы с причудой, и те разы, когда он помогал своему отцу на работе, несмотря на ревущие законы). Мидория тихо слушает, периодически кивая. — Кажется, я немного понял. Я буду честным, — говорит Мидория, расстегивая свой пиджак и футболку. Тодороки заставляет себя смотреть ему в глаза, а не проверять наличие новых мышц. Однако, Мидория ломается первым, поворачиваясь и скрывая свое лицо, пока продолжает возиться с пуговицами. — Всемогущий решил помочь мне немного и придумал тренировочный режим вплоть к вступительному экзамену, — он пытается сказать это просто, но легкая дрожь в его голосе выдает, что это, на самом деле, что-то большое. Что этот парень чувствует? Счастье? Нервозность? Обеспокоенность? Хотя если тренировки Всемогущего похожи на то, что Старатель возложил на Тодороки, тогда Мидория должен чувствовать страх. Волна сострадания накатывает на Тодороки, и он смотрит вниз, чтобы бессмысленно переставить вещи возле его спортивной сумки. Мидория, наверно, счастлив из-за поддержки Всемогущего, но Тодороки не может не чувствовать себя ужасно из-за этого, так как в его мозгу всплывают моменты его собственных тренировок. Тот раз, когда подушечки пальцев его правой руки были сожжены, когда его заставили тщательно обматывать повязки вокруг его пальцев неделями, и отсутствие их чувствительности с того времени. Тот раз, когда его швырнули в стену, и он неподвижно пролежал на полу целых пять минут, полностью уверенный, что ему сломали спину и раздробили ребра, потому что он не мог восстановить дыхание, неважно, как сильно он, блять, старался. И, конечно, день, когда пятилетнего Шото стошнило после спарринга, и даже слёзы его матери не смогли остановить желание отца тренировать его. … Нет, Тодороки не может радоваться из-за тренировок Мидории. Всемогущий может быть другим человеком, не как Старатель, но часть Тодороки хочет уберечь Мидорию, чтобы тот не застрял в том же состязании за идеальность, от которого он не мог отказаться. Второй парень, наверно, определил смену настроения; они завершили переодеваться в тишине. Тодороки благодарен, что тот не спрашивал, почему его настроение изменилось: синяки говорят сами за себя. Он знает, что не может изменить решение Мидории; это упертый ребенок, решивший делать всё, что потребуется, чтобы показать всего себя на вступительном экзамене. Но он может посоветовать ему кое-что. — Не давай ему бить тебя слишком сильно, — тихо предупреждает Тодороки, затем выходит из раздевалки, не глядя назад. Мидория остается один на секунду, разрешая весу слов взять верх над ним, поднимая свои вещи и следуя за парнем. Зал, как и ожидалось, почти что пустой, только несколько людей поднимают тяжести и подтягиваются. Каждый сосредоточен на своем: шанс привлечь внимание небольшой. Тем не менее, Тодороки проводит Мидорию к заднему углу с открытым полом, к месту, обычно очень близкому к запасному выходу и прикрытому кучей матов. — Первым делом, — начинает он, привычно взбираясь на маты и смотря вниз на Мидорию, который присел, чтобы завязать свои шнурки. — Что ты вообще знаешь о сражениях? — Хах, ты, наверно, знаешь гораздо больше, чем я… — слабо обращается зеленоволосый парень, как будто он только что осознал вероятность того, что Тодороки сегодня, скорее всего, не раз ударит его. — Я видел несколько битв, так что я знаком с довольно большим количеством стилей… — Но дрался ли ты когда-нибудь сам? — Тодороки видит, как другой ребенок застывает. — Не считая прошлую неделю. Знаешь ли ты, как драться без причуды? Его нервозный смех подтверждает то, что думал Тодороки, когда увидел его битву по телевизору. — Мы не можем действительно драться, если ты ещё не знаешь нужных приемов, — говорит Тодороки, спрыгивая с матов. Глаза парня сопровождают его. — Так что давай начнем с основ, — он присел почти что на корточки, опускаясь вниз, ноги готовы к движению. Его руки поднимаются, образовывая собой стену напротив его груди, ладони сжались в кулаки. — Отдыхающая бойцовская стойка? — спрашивает Мидория, неуверенный в своем ответе. Тодороки кивает. — Попробуй. Парень копирует позу Тодороки, сгибая ноги и защищая руками свое тело. Это, на удивление, неплохо для начинающего. Наблюдение за битвами героев, наверно, помогает, даже если только немного — он учится быстрее. Однако, у парня всё ещё есть проблема с деревянными ногами и с удерживанием веса на своих пятках; его вырубят за секунду в реальной битве. Тодороки выпрямляется. — Тебе нужно опустить свое туловище ближе к полу, — инструктирует он, обходя Мидорию и рассматривая его со всех сторон. — Чем ниже твой центр, тем сложнее твоему сопернику ударить тебя. Он ожидает, пока его ученик поменяет стойку, но Мидория опускается только на дюйм. — Нет, ты не… здесь, — не думая, Тодороки нежно, но в то же время крепко опускает свои руки на грудь Мидории, пытаясь направить его вниз. Может, это только его воображение, но он чувствует, как что-то внутри разрывается, когда у Мидории перехватывает дыхание и когда его мускулы напрягаются под пальцами Тодороки. Он поправляет Мидорию, ставя его в правильную стойку, двигая своими руками так быстро, как только может, чтобы не поднять подозрений. Он смотрит на положение ног, на его футболку — куда-нибудь, кроме лица Мидории. Прочищая свое горло, он продолжает: — Да, так. Это позиция, в которой ты должен отдыхать во время битвы. Поскольку у тебя нет причуды, у тебя не будет много времени на отдых. У тебя маленький рост, и ты должен сконцентрироваться на том, чтобы увернуться и сделать быстрые атаки в жизненно важные органы. Как случилось с отдыхающей бойцовской стойкой, Мидория быстро схватывает. За два или три раза он уже привык делать движение вниз, даже немного ниже, чтобы получить преимущество. Конечно, делать это неподвижно совершенно другая вещь, чем делать это во время битвы, но для первого раза довольно неплохо. Неохотно Тодороки признает, что эта практика помогает ему так же, как и Мидории. Он отрабатывает свой плохой базовый прием и оттачивает удары. Он должен думать о стиле битвы, который противоположный его собственному; как боец, который зависит от своей причуды и действует ею инстинктивно, какие же атаки нужно использовать беспричудному человеку, как Мидория, чтобы противостоять ему? Это помогает Тодороки найти недочеты в своей защите и исправить их. Его разум пытается подстроиться к телу, когда они сражаются. Он так же смог заметить, какая у Мидории хорошая позиция на протяжении оставшейся тренировки. Есть вещи, которые всё ещё нужно доработать, беззвучно исправляет Тодороки. Он принимает удар локтем, когда звонит входной колокольчик по всему залу, и голова Мидории поднимается на звук. Он обнаруживает кого-то, и всё его тело напрягается, он сутулится и ковыляет обратно к Тодороки. — Нет, Тодороки, пригнись, — шипит Мидория, приседая на корточки на маты сзади него. Тодороки слушается, опускаясь к полу и надеясь, что он выразил достаточно хорошее что за черт? выражение. Мидория начинает говорить что-то вроде «парень из моей школы» и «не хочу, чтобы он увидел меня», в то время как жадный голос раздается за ограждением. — Что, ты думаешь я чертов идиот? Я могу видеть тебя, дерьмо-Деку. … Деку? Вроде мыла? Мидория дергается, слыша кличку, и медленно поднимается, наклеивая улыбку на свое лицо, которая не касается глаз. — Ох, привет, Каччан! Идешь тренироваться? Пялясь со своего укрытия, Тодороки обнаруживает источник голоса: высокий парень их возраста подходит к ним, его светлые колючие волосы выглядят так, будто он ткнул свой палец в розетку. Всё его тело сочится уверенностью, от его сутулой осанки к мускулам на руках. Он окружен двумя ничем не примечательными парнями, один с копной волос и другой с зажжённой сигаретой во рту. — Да неужели, Шерлок, иначе зачем я бы, блять, шёл сюда? Чтобы посмотреть на кучу лузеров, которые пытаются накачаться и воняют потом? — говорит блондин, поднимая свой подбородок с ухмылкой на губах. — Нет, то, что я пытаюсь понять, так это какого черта ты находишься здесь. — Такая же причина, как у тебя… я тренируюсь… Наступает краткая тишина, которая обостряется звуками шлёпанья матов. Они двое рассматривают друг друга. — Неважно, — фыркает блондин, его лицо становится угрюмым, и он поворачивается спиной к Мидории, — просто не стой на пути, пока реальные герои тренируются, ты, тупой отморозок, — он направляется в противоположную сторону зала, его приспешники косо смотрят на Мидорию, прежде чем пойти за ним. — И я говорил тебе перестать называть меня Каччаном! — следом добавляет он, поворачивая свою голову снова, чтобы смотреть на Мидорию через плечо. — Ты что, гребанный младенец? Если посмотреть на лицо Мидории, то можно подумать, что он равнодушен, но если присмотреться внимательней, то видно, что его руки дрожат. Он не отвечает на заявление, просто поднимает свой палец вверх, сопровождая блондина взглядом. Убеждаясь, что всё спокойно, Тодороки поднимается на ноги и поднимает бровь. — Уже получил врага? — Это не так, — говорит Мидория, наблюдая за «Каччаном», пока тот идет к стеллажу, его аура заставляет людей отходить, когда он приближается. — Он мой друг детства. И поверь мне, это было, на самом деле, дружелюбнее, чем обычно. Он внезапно прекратил свои издевательства. Он? Друг детства? Это было дружелюбнее? И Тодороки думал, что это он не знает, как быть дружелюбным. Но колючие светлые волосы заставляют колокольчик зазвенеть в его разуме, что-то, что он видел недавно, кто-то, кого он узнал издали… Он чувствует, будто этот ребенок имеет отношение к огню… Ох. — Разве это не он тот ребенок, которого поймал грязевой парень? — наотрез спрашивает Тодороки и случайно (хорошо, может быть НЕ случайно) говорит достаточно громко, чтобы Каччан услышал. Мидория бьет себя по лицу ладонью и выдыхает. Каччан останавливается на половине пути и поворачивается. — Не думай, что я не заметил тебя, сидящего там, высокомерный уебок, — рычит он с напряженными плечами, когда ступает вперед к ним. Хорошо, его заметили. Это должно быть забавно. Тодороки выпрямляется и скрещивает руки, поднимая ветер превосходства со своим бесстрастным выражением лица. Хотя Тодороки выше его всего на один дюйм, он видит, что Каччан замечает это, и жилка выскакивает на его виске. — Я даже не хочу знать, почему кто-то такой, как ты, блять, рядом с таким неудачником, как Деку, помогая ему наедине, — несмотря на его слова, его тон говорил, что он очень бы хотел узнать, как Шото познакомился с Мидорией и почему занимается с ним. — Не должен ли ты сейчас где-нибудь хвалить своего отца, или что вы там, дети героев, делаете для дерьма и восхищения? — Это не твое дело, ясно? — спокойно говорит Тодороки. — Я просто учу Мидорию нескольким базовым приемам, чтобы он смог справиться с экзаменом. Тодороки почти что может увидеть, что из ушей Каччана сейчас пойдет пар. — Ты думаешь, что то, что ты научишь этого маленького тупицу делать несколько ударов, даст ему шанс попасть в такую школу, как чертова ЮЭЙ? — фыркает он, приближаясь и пытаясь взглянуть Тодороки в лицо. — Твой папочка, должно быть, дал тебе золотой билет, но ничего на этой планете не даст Деку поступить на геройский курс когда-либо. Тодороки не отходит и принимает взгляд другого парня ровно, но он может увидеть краем глаза дрожащего Мидорию. Приспешники Каччана смеются, из-за чего Тодороки больше всего желает заморозить их рты. — Если ты думаешь по-другому, что у него есть надежда, тогда ты такой же тупой, как и он, — заканчивает Каччан с презрительным смешком, и Тодороки начинает понимать, что Мидория перенес от этого парня за все годы: давление того, что ему говорили, что он беспричудный, того, что его усилия называют бесполезными. Это чудо, что ребенок смог мириться с этим четырнадцать лет — он сильнее, чем Каччан думает. — Ты разве не должен тренироваться? — холодно спрашивает Тодороки. — Не рядом с вами, блять, нет, — выдает блондин, давай знак своим лакеям, чтобы те сопровождали его, и идет к раздевалкам. — Дам совет: если ты будешь тратить свое время на кого-то, вроде него, думаю, намного легче будет научить рыбу забираться на дерево, — один с приспешников хрипло смеется и бьет его по спине, после чего Каччан убирает его руки с коротким «не трогай меня». Тодороки остается неподвижным, пока парни не заходят за угол. Он выдыхает, потом сгибается, чтобы достать бутылку воды. — Достаточно на сегодня, — говорит он. — Мы ещё потратим какое-то время, чтобы собраться, поэтому не сможем встретиться с ними снова. Мидория оживленно кивает, проходя мимо другого парня, чтобы взять свою спортивную сумку. — Я понял, что ему не очень нравится, что его называют жертвой. — Качча… я имею ввиду, Кацуки, ненавидит, когда его недооценивают, — разъяснил Мидория, кидая вещи в сумку. — Особенно если это я. Происшествие с прошлой недели задело его самолюбие. — Но как ты был его другом? Он полная задница. — Он может быть задницей, но он невероятно талантлив, — без раздумий говорит Мидория. В его голосе слышен даже… намек на восхищение? — Замечательная причуда, быстрая реакция, хорошие боевые навыки — он точно попадет в ЮЭЙ. — ЮЭЙ? — шокировано спрашивает Тодороки. — Этот парень хочет попасть в ЮЭЙ? Он больше похож на злодея, чем на героя. — Он может и не ведет себя так, как надо, но у него хорошие намерения, — защищается Мидория, решительно закрывая свою сумку, будто ставя последнюю точку в этом разговоре. — Он может различить хорошее от плохого и знает как действовать соответственно, — нет ни тени сомнения в выражении лица Изуку, когда он смотрит вверх на Тодороки. Парень относится к Мидории как к дерьму, и тот всё ещё уважает его. Что за парнем Кацуки должен быть, если упустить его плохой характер? Что за вещи он может делать со своей огненной причудой? — Кроме того, — продолжает парень, закидывая сумку на плечо. — Он был милым, когда мы были маленькими. Он только стал придурком тогда, когда проявилась его причуда, и моя… не проявилась. Выражение лица Мидории немного меняется, а потом он возвращается в обычную жизнерадостную версию себя. Он говорит о чем-то другом к тому времени, пока они не собирают все вещи, и оскорбления, услышанные несколько минут назад, теперь забыты. Но Тодороки всё ещё продолжает проматывать это в своей голове. Он понимает, что злоба Кацуки не только из-за Мидории. Весь этот разговор о том, как он усердно работает, ударение на особенном отношении к Тодороки из-за его отца — этот ребенок, должно быть, действительно изо всех сил пытается достичь чего-то, начиная с нуля. Он, должно быть, ненавидит тех, кто халявит, кто не работает достаточно. Ха. Если бы только ты знал. Он знает совсем немного об этом Кацуки, но ему достаточно всего одной вещи: это выглядит так, будто в школе у него будет, по крайней мере, один соперник. Только после того, как их встречи становятся регулярными, Тодороки начинает понимать, почему его отец так боится не успеть. Режим Всемогущего для Мидории кошмарный даже для стандартов Тодороки. Каждая минута каждого часа каждого дня на протяжении десяти месяцев расписана на пяти листах бумаги, с продуктами, которые нужно есть, мышцы, над которыми нужно работать, упражнениями, которые нужно делать. Линии на бумаги выглядят как тюрьма. Но хотя расписание является всеохватывающим, Мидории получается найти час или два для спарринга на выходных. Они меняют локации. После нескольких тренировок в спортзале, Мидория шлёт ему адрес и говорит, что хочет встречаться здесь до их вступительного экзамена.***
Тодороки приходит рано этой субботы, чтобы найти место, которое буквально стало помойкой. Мусор укладывается, по крайней мере, в три метра в высоту, всё от холодильников до столов и газет. Он начинает думать, что это было что-то вроде шутки, когда слышит глухой стук шагов позади себя. — Эй, Тодороки! Ты здесь рано! Парень появился из мусора, приложенного к его боку, потирая свои руки так, будто пытаясь очистить их от грязи и надевая потрепанную белую рубашку, которая дает обзор на его руки, доказательства того, как он сильно трудился эти месяцы — Тодороки больше не может называть ребенка тощим. Поднимающееся солнце освещает его лицо. — Мидория, — категорически говорит Тодороки, — ты не против объяснить мне, почему мы встречаемся на местной помойке? По неизвестным причинам слышится звонкий смех Мидории. — Нет, нет, это, на самом деле, давнее место прогулок, — объясняет он с улыбкой на лице и выбрасывает жестяную банку на землю, — когда-то здесь был потрясающий вид на море, но потом это место было заброшено, и люди стали выбрасывать свой мусор здесь. И тут довольно уединенно, так что я подумал, что мы сможем подышать свежим воздухом, пока будем работать, — его нос морщится на словах «свежий воздух», когда он осознает иронию своего заявления. — Я верю об уединении, но я действительно не очень понимаю то, что здесь «красивый вид на море», — Тодороки вглядывается в старое радио, лежащее на горке мусора. — Этот мусор был здесь, по крайней мере, сколько, от двадцати до тридцати лет? Вид, должно быть, не значил многого, если люди начали это, и кто знает, что за черт сейчас есть за этой помойкой сейчас. — На самом деле… здесь, давай я покажу тебе кое-что. Мидория цепляется за запястье Тодороки мертвой хваткой и тянет его вперёд. Из-за риска того, что Изуку может сломать ему руку, Тодороки остановился возле него, чтобы подобрать свою спортивную сумку. Мидория плетётся в лабиринте мусора с поразительной осознанностью, уже зная куда идти. Тодороки может только догадываться, почему он проводит время посреди этого. Они выходят на единственный чистый участок, не забитый до отказа грязью; прямо перед ними сияющее море, переливающееся красными, оранжевыми и розовыми цветами под восходящим солнцем. Взгляд направо и налево доказывает, что сейчас они единственные, кто здесь находится. Они молчаливо стоят несколько секунд, вдыхая прохладный утренний воздух. Мидория, кажется, вовсе забыл о том, что все ещё сжимает руку своего друга; Тодороки легко выдергивает её, привлекая внимания парня, заставляя его рассмеяться и выдавить «прости». Потом он подходит немного ближе к морю, валясь на песок и хлопая место рядом с ним. Тодороки идёт к нему и садится, скрещивая ноги. — Кто-то убирает пляж, — признаётся Мидория мягким голосом, будто делясь секретом. — Может, через несколько месяцев этот вид будет гораздо лучше. — Как по мне, это адская работа, — отвечает Тодороки. — Но они молодцы. Они окунаются в удобную тишину, никто из них ничего не говорит, и никто не чувствует себя так, будто должен сказать что-то. Они просто наслаждаются видом впереди. Тодороки не создан для эстетики — он больше ценит функциональность, нежели красоту — но все равно наслаждается рассветом, иногда поглядывая на парня, который сидит рядом с ним. Руки, обхватывающие его ноги, и колени, которые он прижимает к груди, — Мидория сидит спокойнее, чем когда бы то ни было, любуясь видом перед ним. Его глаза смотрят на солнце, но Тодороки может точно сказать, что его разум где-то далеко; в его взгляде есть оттенок гордости, поэтому Шото подозревает, что это из-за той работы, которую он проделал для уборки пляжа. Но он не выказывает свои домыслы. Он разрешает ему иметь свои секреты, так как и он разрешает Тодороки беречь его. Вместо этого, он просто даёт им двум наслаждаться минутой спокойствия, минутой отдыха от их беспрерывной дневной жизни. Волны, сталкивающиеся с берегом, это единственная вещь, которая вторгается в их ощутимую тишину. Глубоко вдыхая, Тодороки разрешает своим легким расслабиться и закрывает свои глаза. Нет вступительных экзаменов, родителей, ожиданий. Просто они, наслаждающиеся компанией друг друга. Это хорошо. Он хочет больше тихих моментов, как этот. Прямо перед тем, как Тодороки законно проваливается в сон, Мидория разрывает тишину. — Что же… — он выдыхает и поднимается на ноги, стряхивая песок со своих шорт. — Я думаю, нам нужно идти. Глаза Тодороки неохотно раскрываются. Он пробегается руками по песку последний раз, потом поднимается. — Да. С того времени Тодороки замечает кое-что: когда бы они не встретились возле пляжа, от Мидории разит мусором, и он сам покрыт грязью. Это так очевидно: он и есть тот, кто убирает пляж. Хотя всякий раз, когда Тодороки предлагает убираться вместе, Мидория не разрешает Шото и пальцем притронуться к мусору. — Кто-то другой пусть делает это, — всегда говорит он. Именно поэтому Тодороки открывает множество странных вещей, которые ему нужно знать о Мидории. Он знает небольшие факты о парне: он буквально всегда носит эти яркие красные кроссовки, он может назвать, по крайней мере, один специальный приём любого героя, а также управляет успешной фан-страницей Всемогущего. Он также замечает вещи, которые даже Мидория о себе не знает: он застывает, когда девушки смотрят в его направлении или проходят мимо, хотя в остальное время постоянно двигается, и он перестаёт нервно заикаться, как только они начинают разговаривать о героях. Но важные вопросы, которые есть у Тодороки, одерживают только туманные ответы, и самое главное он даже не желает расспрашивать. Прошли месяцы, и Тодороки мог бы сказать, что ребёнок носит с собой носовой платок от его матери, но он не может сказать, как часто Мидорию навещает его отец. Тодороки также молчит о своей личной жизни: далеко от глаза, далеко от сердца. Они поддерживают друг друга, но они не понимают друг друга. Они близки, но не так близки. (Но он хочет, чтоб они были). Тоскующее чувство в животе Тодороки подталкивает его сделать что-то — открыть эту дверь из волос на его глазах, взять его за руку. Но он понимает, что не может двинуться, не может тронуть его, не может так рисковать. Мидория поправляет волосы сам, отдаляет свою руку; момент проходит — жизнь продолжается. Тодороки убеждает себя, что он и так счастлив. Что ему хватает и этого. Но что-то темное сжимает его плечо, постоянно шепчет в его ухо, что это не должно продолжаться. Что эти дни подойдут к концу. Придёт зима, участь Мидории будет завершена. В апреле он будет бродить по коридорам какой-то обычной старшей школы, как достижении типичного существования, или же окунётся в величие ЮЭЙ, идя рука об руку с героями будущего. Тодороки уже знает, какой сумасшедшей будет его жизнь в следующем году. Геройский курс и тренировки его отца гарантируют то, что свободное время и дружественные встречи останутся в прошлом. Его единственным шансом видеть парня будет школа. Это эгоистично. Это лицемерно, если учитывать его совет парню насчёт тренировок со Всемогущим. Но Мидория тренируется будто в аду. Они проходятся по приемам, к которым Мидория уже привык, и каждый с которых он может назвать по имени. Потом они практикуются в битве. Они борются на матах, на пляже, среди деревьев в конце парка — где-нибудь, где люди не будут пытаться остановить драку. Движения Мидории сначала неуклюжие; он не может подстроиться под настоящую битву, и Тодороки обычно бросает его на землю в течении нескольких секунд. Но как обычно, Мидория понимает всё очень быстро. Он выясняет, как использовать некоторые движения. Потом он объединяет их вместе, чтобы добиться успеха. И в конце концов, он учится, как принимать спонтанные решения насчет того, что делать посреди битвы. Тодороки тоже уже не сдерживается; он воспринимает их битвы так же, как и битвы с отцом, вместе со стратегией и брутальной силой. Но другой парень уже может с этим справиться. Они переходят от секундных драк к двум минутам. Впервые, когда Мидория побеждает его, они находятся в спортзале. У Тодороки есть преимущество, связанное с его телосложением, — всегда есть — но как только он переносит весь свой вес вперёд, Мидория уклоняется. До того, как он успевает выставить ногу, чтобы уберечь себя и изменить направление своего тела, следует удар в спину, и он падает прямо, ударяясь в мат и выдыхая воздух из своих легких. Он хрипит и перекатывается на спину, чтобы посмотреть на победителя. Свет над ними делает сияющий венок вокруг головы Мидории, прибавленный к широкой улыбке, которая показывает все его зубы. Несколько капель пота сияют на свету, пока парень выдыхает, брызги его веснушек более заметны, чем когда-либо, на его покрасневшем лице. В его глазах смешались удивление и гордость, говоря: я действительно сделал это? и ты видел, что я сделал это? Тодороки смотрит вверх на него и всё ещё не может заставить себя вдохнуть воздух, но понимает, что он не против. На его губах появляется улыбка. Мидория даёт свою руку, чтобы помочь ему подняться. Тодороки думает, принять ли ее, потом игнорирует и поднимается на ноги сам. После этого Мидория побеждает все чаще. Тодороки продолжает выигрывать большинство сражений — каждые семь битв с десяти, но взгляд настоящей радости, который есть у Мидории после каждой успешной битвы, делает эти несколько поражений лучшими. Да, Мидория становится все лучше. Он дремлет на ходу в минуты тишины, иногда прихрамывает со своими постоянно ноющими мышцами, и часто можно увидеть огромные мешки под его глазами. Но решительность в его глазах такая же, как и раньше, и он преодолевает свои тренировки и их спарринги со всей яростью, которая была у него с первой тренировки. Его мышцы увеличиваются, и он становится тем, кто знает своё тело и знает, как его использовать. Он может выдержать битву. Он может победить. (Он хорош, но достаточно ли?)***
Как всё прошло? Это раннее утро воскресенья, и Тодороки думает, что 24 часа это достаточно времени, чтобы дать Мидории отдохнуть после своего экзамена и расспросить его обо всем. это было… трудно. Тодороки чувствует, как его душа уходит в пятки. Текст Мидории лишён его обычного оптимизма. Он решает не подталкивать его слишком сильно. Жаль слышать это. Его телефон звенит четыре раза. правда, я сделал все, что мог. все эти тренировки действительно дали мне шанс стоять на стартовой линии со всеми остальными. результаты не будут известны до следующей недели, поэтому я думаю мы узнаем, прошёл я или нет. но действительно, спасибо тебе за все, что ты сделал для меня. за твою веру в меня. это многое значит. Горло Тодороки пересыхает, поэтому он пытается унять свои эмоции обычным «конечно». Он говорит Мидории отдохнуть немного и решает оставить его наедине на день, чтобы он смог залечить свои раны. Он не уверен, как понимать это «трудно», но он молится, что бы это ни было, чтоб этого было достаточно, и Мидория прошёл.***
Классную комнату заполонил шёпот. Не из-за Тодороки — здесь, конечно, его встречают враждебно, поскольку он среди тех, кому даже не требовалось проходить экзамена. Его врожденное право это прямой путь к ЮЭЙ, и это разделяет его с другими ребятами. Ему осталось только подслушивать со своей парты, как они все обмениваются своим опытом. Экзамен был таким, на что они и рассчитывали: победи цель, получишь очки. — Я победил, по крайней мере, хотя бы пять целей, стоящих по одному балу, одной атакой — это нереально! — Парень с пупочным лазером утащил цель прямо из-под моего носа. Что за придурок. — Я полностью провалился. Моя причуда больше ориентирована на спасение, и все, что я смог, это убежать от ловушек на арене. Комментарии, которые привлекли внимание Тодороки, были о каком-то бедном ребёнке из арены Б. — Он выглядел, будто ничего не умеет, но потом он просто, блять, прыгнул и уничтожил ту преграду, просто… черт. Хотя я слышал, он набрал ноль очков. — Его было немного жалко… его причуда буквально взорвала все его кости. Руки, ноги, пальцы… он никогда не сможет пройти. — А помните, как изменилось давление ветра от того удара? Это было как в тот момент, когда я присутствовал на битве Всемогущего. Увеличивающая силу причуда, мужик. Назовите это чутьем. Назовите его параноиком. Но этот разговор заставил Тодороки нервничать. …Этого не могло произойти, правда? Это может быть кто-либо другой. Но упоминание студента, который пытался поступить в ЮЭЙ, и Всемогущего в одном предложении стало для него слишком важным, чтобы проигнорировать это. Мидория пропал после их короткой переписки, и Тодороки не хотел посягать на его желание отдохнуть. Если экзамен прошёл так плохо, как он сказал, ребёнок точно не захотел бы видеть перед собой студента ЮЭЙ в этот момент, несмотря на их дружбу. Но болтовня в классной комнате заставила его пальцы чесаться от желания написать сообщение, расспросить о подробностях. Множество раз на протяжении недели он открывал свои сообщения, смотрел на имя Мидории, а затем выключал телефон. Ему нужно подтверждение. (Ему нужно увидеть, что эти темные мысли, которые впились ногтями ему в спину, являются ложью). Тодороки ждёт, пока ребята закончат говорить. Один попал на геройский курс. Два на курс поддержки. Ещё один — общеобразовательный класс. Он заставляет вести себя как всегда, нормально практиковаться со своим отцом, нормально делать свою домашнюю работу. Только потом он берет свой телефон. Его пальцы касаются экрана, пока он пишет текст, потом стирает его, потом пишет ещё раз. Он хочет, чтобы это звучало обычно? Серьезно? Игриво? (Боже, нет. Какого черта Тодороки должен быть «игривым»?) После нескольких минут, пока он писал и стирал текст, Тодороки наконец-то решает отправить: Ты прошёл экзамен? Мидория отвечает меньше, чем за минуту. на самом деле, да! Больше нет объяснений. Нет смайликов. Просто: «на самом деле, да!» Тодороки забывает о поздравлениях, забывает быть счастливым после всей проделанной работы. Он нажимает. Какой курс? Он смотрит, как точки танцуют на экране. Смотрит, как Мидория пишет что-то, потом удаляет это. Пишет снова. Потом он просто сдаётся. Он прекращает писать вообще. Это говорит Тодороки обо всем, что он должен был узнать. Комната вращается вокруг него. Его подозрения подтверждается; что-то разрывается в его груди, и появляется чувство, будто он полностью разбит, и дыхание становится гораздо глубже, чем обычный вдох того требует. Телефон звенит снова в его руках, и его глаза скользят по «Мы можем встретиться и поговорить?» тексту, до того, как он берет свой телефон, чтобы поставить его как можно дальше от его кровати экраном вниз. Он ложится под одеяло, натягивая его под подбородок. Его дыхание восстанавливается, и он смотрит в потолок; его глаза ничего не видят из-за темноты в комнате. Внутри его самодельного гнезда он соединяет свои руки, призывая лёд с его правой стороны окутать левую. Холодные кристаллы почти как успокаивающий поцелуй, хорошее напоминание о том, что существует что-то, чему можно доверять. Но это только иллюзия. Нет ни одного человека внутри или снаружи этого дома, кому он бы мог довериться всем сердцем. «Спасибо тебе за все, что ты сделал для меня». «Спасибо за веру в меня». … Да, только потому что я чертов придурок. Он знает, почему Мидория не рассказал ему о своей причуде, конечно. Это довольно очевидно. Шото мог дать совет, он мог открыться — но Тодороки остаётся сыном своего отца. Одна причуда, одна цель. И это делает его опасным. И Мидория, которые был частью игры с самого начала, играл с ним, как с одиноким идиотом. Тодороки переворачивается на кровати; жизнь в черном море из людей, которые подобрались достаточно близко, увидели две его стороны и потом оградились от него. Они увидели его отца в нем и ушли. Они всегда уходят. … Но. Он может предотвратить это, если сможет уберечь себя от превращения в своего отца. Тодороки проглатывает своё пламя, удерживая его глубоко внутри себя, и охлаждает свой жар, укрепляя свои кости льдом. Амбиции его отца горят внутри него, и это единственное, что он будет скрывать. Теперь он просто холодный.***
Следующий день полностью в тренировках, во время которых отец встречает его атакой с расстояния, которая могла бы быть легко отбита огненным шаром, но Тодороки вместо этого делает серию атак льдом. Это только делает его всё тяжелее — пламя, которым бросается его отец, только немного уменьшается, и Шото лишь нужно увернуться, чтобы не столкнуться с ним. Его отец ругается и начинает кричать о его неумелости. Но это первая драка с его отцом, в которой он не чувствует шрама на левой стороне своего лица.