Не ходи по Мосту, если не умеешь

      Мост Времени, широкая бликующая серебром лента, сужался к горизонту в узкую нить, исчезал в далеком невидимом где-то. Мира сейчас как бы не было, а Шурф парадоксальным образом оставался, как всегда. И коль скоро эта хрупкая вселенная целиком зависела от моей к ней симпатии, то ее благополучие сейчас висело на волоске. Если у меня не получится... если... я отгонял от себя слова, и даже мысленно старался не произносить, что может тогда произойдет с Шурфом. И вот с этой гипотетической точки существование мира являлось понятием весьма зыбким. Кажется, мир держал вовсе не я. Потому что будет ли мне до него дело, если все же вдруг?..       Я тащился в неведомое и бессмысленное вперед, не чувствуя ни времени, ни расстояния и пытался вспомнить, как попасть в нужный год и день. Пока не дошло, наконец, что вспоминать нечего. Инструкция леди Сотофы заканчивалась созданием Моста. А потом я сразу поскакал выполнять свежеразученный фокус, забыв самое главное правило выживания всех времен: прежде чем куда-нибудь залезть, подумай, как ты оттуда слезешь. А теперь поздно дергаться. Залез уже.       Что ж, попробуем старый проверенный способ. Покрепче сжав кулак, в котором был спрятан маленький Йовка, я мысленно сформулировал и четко произнес вслух: «Оказаться в комнате послушника ордена Дырявой Чаши Шурфа Лонли-Локли в тот день, когда он решил убить, а затем оживить лиса, я хочу». И сжался в ожидании эффекта. Ничего не произошло. Я растерянно огляделся. Призрачная золотистая тропинка, которой минуту назад не было, красиво изгибаясь, уходила вправо и вверх от моста. Точно! Именно так я видел путь, когда мы с Шурфом отправились на темную сторону замка Рулх. «Все верно», — подумал я и сделал первый шаг.       Никакой тропинки там не было. Я как последний кретин летел с Моста Времени, оказавшегося до боли похожим на самый обычный мост. Полет был недолгим. Почти сразу стало темно, а я упал на что-то твердое, больно приложившись губой. В то же мгновение неведомая сила швырнула меня вверх, снова ударив по несчастному телу чем-то весьма материальным. На этот раз больше всего досталось затылку. У меня перехватило дыхание, перед глазами поплыли цветные круги. Судорожно дернувшись, я наконец смог сделать вдох. И тут же понял, что меня, видимо, шарахнуло об потолок, и я до сих пор на нем «лежу», если можно так сказать, распластавшись, словно причудливая морская звезда. Я попытался шевельнуться. Безуспешно.       — Кто ты такой? — Знакомый голос.       — Шурф, это ты? Черт, я все испортил! Тебя не должно было быть здесь.       — Да, я — Шурф Лонли-Локли. Почему меня не должно быть ночью в моей собственной спальне? И кто ты такой?       Глаза наконец-то привыкли к темноте, и я увидел, что Шурф версии «минус двести лет» лежит прямо подо мной на мягком полу. Совершенно голый. Правая рука поднята вверх, пальцы вместе, ладонь обращена к потолку. Видимо, именно этот жест был причиной моего странного местоположения. Я таращился на своего друга и пытался сообразить: так это я прямо на него что ли с моста упал? Сверху? На обнаженного?! Тогда не удивительно, что он меня так об потолок. Спасибо еще, что не убил.       Шурфа мое молчание явно не устраивало. Он дернул рукой, отчего дышать сразу стало тяжелее, в затылке противно заныло, а с разбитой губы сорвалась капля крови и упала на лицо моего друга. Я едва успел увидеть темную кляксу над его верхней губой, как Шурф сразу ее слизнул. Глаза его тут же удивленно расширились, однако голос оставался абсолютно спокойным, когда он медленно, отчетливо, выделяя каждое слово, повторил:       — Кто! Ты! Такой! — А потом демонстративно поднял левую руку, сложив пальцы щепотью. — Отвечай! — последнее слово он рявкнул так, что у меня в ушах зазвенело.       — Я Макс. Дырку над всем в небе, мы же еще не знакомы! Давай ты меня отпустишь, и я тебе все объясню, — предложил я.       — Лучше убью, — задумчиво проговорил Шурф.       Я запаниковал. Нет, мне меня не жалко. Я давно чувствовал себя вполне бессмертным, и отдать одну жизнь Шурфу — на здоровье, если ему очень надо. Но если этот идиот из-за зверя так себя проклял, то что он наделает, осознав, что убил меня, я даже представить себе не мог. И лиса я еще не спас, просто слов нет, как же все тупо и неправильно!       — Да нельзя тебе меня убивать!       — Именно нельзя? Это почему же?       — Потому что я твоя единственная надежда, и вообще, я, понимаешь ли, по Мосту Времени сюда специально ради тебя приперся, а ты убивать!       — Надежда на что? По какому такому Мосту Времени?       Кажется, на ближайшее время моя жизнь в безопасности. Как минимум, пока он не получит ответы на свои вопросы. И как я не догадался, надо было сразу ляпнуть какую-нибудь невразумительную чушь — вот тебе и гарантия мирных переговоров.       — Твоя надежда на спасение. У тебя там, в будущем, есть небольшие проблемы., — Я пытался сформулировать по-туманнее, чтобы не испортить случайно это самое будущее, и так уже напортачил дальше некуда. — Я пришел, чтобы исправить кое-что, что должно было случиться сегодня.       Тут меня осенила догадка, от которой я снова перестал дышать безо всяких ударов об потолок. А вдруг все уже произошло? Пробежал взглядом по комнате и тут же успокоился, увидев в дальнем углу лиса. Он наблюдал за мной настороженно: кончик хвоста торчит вверх, одно ухо прижато, другое нервно подергивается. Живой. Хвала магистрам!       — Кто-то собирается меня убить?       — Убить? Тебя? Да нет, вряд ли найдется такой безумец. Ты же у нас самый главный колдун в Соединенном Королевстве, невозможно тебя убить. Ты сам кого хочешь… В этом, собственно, и проблема.       Я видел, как сверкнули его глаза на словах «главный колдун», и уже представлял примерно, каким будет следующий вопрос, но Шурф меня удивил.       — Почему тебе есть дело до моих проблем? Мы друзья?       — Ну что ты, мы гораздо больше, чем друзья!       — Любовники?       — Еще круче!       Лонли-Локли удивленно приподнял одну бровь, потом понимающе кивнул, и я рухнул вниз. Впрочем, скорость полета почти сразу замедлилась, я даже успел подставить верхние конечности, чтобы не приложиться снова губой об подбородок друга.       Не дав опомниться, он опустил руку мне на затылок, притянул к себе и поцеловал. Меня словно током прошибло. Молния прострелила четко от того места, где лежала ладонь Шурфа, к губам, а затем к паху. Ошеломила, выбила из колеи, обожгла внутренности, лишила разума и расплавила мозг. Всего на долю секунды, но настолько сильно, что я потерялся, забыл, где я и кто. Не соображая толком, что происходит, я ответил на поцелуй, и внутренняя буря сразу стихла, сменившись ощущением безмятежного счастья, как будто я впервые в жизни дома, и теперь все будет хорошо.       Я упивался этим блаженным помутнением рассудка буквально пару секунд, когда в сознание прорвалась мысль и словно холодной водой окатила: «Ты в постели со своим лучшим другом, придурок, и, кстати, он голый!» «Жаль, что только он», — за эту новую мысль обладатель первой захотел врезать мне (себе?) по морде. Только драки между внутренними голосами мне на хватало. Все это надо срочно прекращать! «Немедленно!» — поддакнул первый голос. «Ну не-е-ет», — заныл второй. Мысленно шикнув на обоих, я уперся руками в мягкий пол, замычал, потому что Шурф все еще продолжал меня целовать, и отстранился.       — Ты что такое творишь! — возмутился я.       — То же, что и ты.       Шурф, видимо, решил, что раз мы уже не целуемся, и его руки больше не ерошат мои волосы, то можно занять их чем-нибудь другим. Он ласково провел по моей спине, а потом положил ладони на самый верх ягодиц, почти на талию, и резко прижал меня к себе. Не в силах больше терпеть всю эту немыслимую чушь, включая неадекватные реакции собственного тела, я взвыл раненным лосем и наконец скатился со своего друга.       Шурф сел и непонимающе на меня уставился. Я пытался отдышаться, стараясь смотреть только на его лицо. На лицо, я сказал! Так, пожалуй, проще отвернуться.       — Ты сам сказал, что мы даже больше чем любовники. — В голосе Лонли-Локли слышалось недоумение. — А я только что попробовал твою кровь.       — Что я знаю совершенно точно — потом ты мне всего этого не простишь, голову откусишь и не подавишься, — начал я. — Так. Погоди. — Я ошалело замотал головой. — А кровь-то тут при чем?       Шурф посмотрел на меня с сомнением. Судя по выражению его лица, он как раз раздумывал, насколько должен будет в будущем рехнуться, чтобы связаться с таким клиническим идиотом. А потом сказал медленно и отчетливо, как воспитатель в детском саду:       — Я только что попробовал твою кровь. Я знал, что ты говоришь правду. — Затем он перешел на обычный тон: — Хотя и не все из сказанного понял.       Так вот почему внезапно исчезла его враждебность. Воистину, язык мой — враг мой.       — А ты не любишь не понимать, — пробормотал я.       Он бросил на меня очень странный взгляд. Но промолчал. Потом вдруг снова потянулся ко мне, и я отпрянул.       — Да угомонись ты, — проворчал он, — ничего не сделаю. Я уже понял, что в будущем стану ревнивым идиотом и не прощу тебе даже самого себя в прошлом.       В ответ я только закатил глаза, но отодвигаться больше не пытался. Шурф медленно провел рукой по воздуху возле моей губы, заживляя рану, потом положил подбородок ко мне на плечо, слегка приобнял, посидел так несколько секунд и отстранился. Я приподнял бровь, чтобы продемонстрировать свое недоумение. Но, видимо, в моем исполнении этот трюк не так эффектен. Во всяком случае, Лонли-Локли мои эмоции проигнорировал.       — Шурф…       — Макс…       Я заржал. Конечно, мы сказали это одновременно. Парень молчал, и я решил быть великодушным:       — Говори ты.       — Хорошо. Сколько у тебя времени? У меня есть вопросы. Хочу, чтобы ты ответил.       Сколько времени, сколько времени… Хороший вопрос! Мне придется торчать здесь как минимум до того момента, пока я не останусь наедине с лисом. Я-то как раз хотел попросить Шурфа выйти на минутку, чтобы сделать наконец свое дело и свалить. Вслух я сказал:       — Насчет вопросов, ты же понимаешь, что я не могу тебе ничего рассказать?       — А если мы договоримся, что потом ты подправишь мне память?       Я уставился на него. Неужели на полном серьезе предлагает? Нет. Даже если он согласен, то я — точно против. Колдун из меня так себе, а жизнью друга я рисковать не намерен. Тем более по такому дурацкому поводу. Сначала рассказывать, потом стирать? Более идиотского занятия и придумать сложно. Как же выкрутиться? Мне нужно куда-то его выпроводить хоть на пару минут, или просто как-то отключить. А вот это уже идея.       — Хорошо, — сказал я. — Договорились. Отвечу на все вопросы, а потом испорчу тебе воспоминания.       Я изо всех сил старался не выдать эмоций и твердо верить в собственные слова. Раз уж он, оказывается, знает, когда я говорю правду. Так что я искренне начал обдумывать, как именно можно вмешаться в воспоминания, и как рад буду поболтать с этим непривычным Шурфом о его будущем.       — Только давай прежде сделаем кое-что. — Я начал реализацию своего плана.       — Что?       — Хочу еще раз тебя поцеловать. Раз уж ты все равно потом это забудешь, значит, и голову мне не оторвешь.       Шурф внимательно на меня смотрел, явно прислушиваясь к своим ощущениям. Я вылупил на него безупречно честные глаза и мысленно перечислял все известные мне способы исправить человеку воспоминания. Их нашлось ровно один.       — Зачем тебе это?       Вроде, пока что все идет хорошо. Во всяким случае, обвинять меня во вранье он не спешил, хотя смотрел с недоверием.       — Мне показалось, что в моем времени ты целуешься хуже. Хочу разобраться, может, не показалось.       Чтобы верить в эти слова, мне даже усилий прикладывать не пришлось. Юный Шурф определенно целовался лучше, потому что другой, мой, не целовался со мной вообще. Я знал, что эта моя правда непрошибаема, что надо ковать железо, пока горячо, пока не пришлось ляпнуть какую-нибудь ерунду, в которую я точно не смогу поверить. Поэтому я постарался выдать самую обаятельную из своих улыбок и приглашающим жестом развел руки.       Лонли-Локли наконец принял решение и обнял меня. Наши губы едва успели соприкоснуться, когда я, нежно положив ладонь ему на шею, погладил указательным пальцем точку у самого основания черепа, одновременно мысленно произнося короткое заклинание. Шурф завалился на меня, задул прямо в ухо размеренным дыханием глубоко спящего человека.       Фу-у-ух. Наконец-то. Я аккуратно уложил его на постель, накрыл одеялом. Конечно же, чтобы он не замерз, а вовсе даже не потому что он го… Чтобы не замерз!       Встряхнув рукой, я освободил лиса-который-хочет-умереть, послал в него смертный шар, объяснил, что делать, и спрятал в пригоршню лиса-который-должен-жить.       Вот и все. Можно призывать Мост Времени. В последний раз посмотрев на спящего Шурфа и с трудом поборов нелепое желание поцеловать его на прощание в лоб, а потом подоткнуть одеяло, я сделал шаг на сверкающую бесконечную поверхность. Постояв минуту, чтобы сосредоточиться, произнес: «Оказаться рядом с Шурфом Лонли-Локли в день, следующий после того, из которого ушел по мосту времени, я хочу». И оглянулся. Вот и тропинка. Эх, леди Сотофа, за что вы со мной так… Последними словами ругая себя за то, что забыл добавить в свою формулировку мягкую посадку, я сделал шаг и полетел с моста.       В этот раз обошлось без телесных повреждений. На последних метрах падение мое чудесным образом замедлилось, не сильно, но достаточно, чтобы я смог не удариться лбом об лоб лежащего подо мной Лонли-Локли. Обнаженного. Опять. Да что ж я за кретин такой! Второй раз на те же грабли. Время суток неужели трудно было уточнить?       — Макс, надеюсь, ты хотя бы примерно понимаешь, насколько рисковал жизнью, появляясь в моей спальне таким образом? Или ты забыл, что я, по твоему собственному меткому выражению, совершенный убийца? Я счастлив, что моя реакция оказалась достаточной, и я успел определить, что летящий на меня предмет не нуждается в немедленном испепелении. Неужели так сложно сначала послать зов?       Я залюбовался им. Этот Шурф, из моего времени, был взрослее и являлся невыносимо правильным, безупречным существом. А сейчас, без тюрбана, с разметавшимися по подушке длинными черными волосами, с мягко сияющими в свете луны глазами, он был еще и потрясающе красив.       — Кроме того, — продолжила жертва моих ночных визитов, — если тебе не дорога собственная жизнь, ты мог подумать хотя бы о моей. У тебя достаточно информации, чтобы понять, сколько я смогу прожить, осознав, что убил тебя собственными руками.       Он говорил все это таким тоном, будто находился в кабинете за рабочим столом, а не лежал подо мной в собственной спальне совершенно голый. Невыносимый тип! Нелепость ситуации меня добила. Я истерически заржал, почти сразу захлебнулся воздухом и собственным смехом и провалился в Хумгат.