Призрак

Когда Карен открывает глаза, свет нестерпимо слепит её. Следующая попытка увенчивается чуть большим успехом. Дело не в свете: всё вокруг и вправду белое. Она в больнице, только как она сюда попала? Врач, до того рассматривавший рентген спиной к ней, поворачивается лицом. - Мисс Пейдж? Как вы себя чувствуете? - Как я здесь… что… - Вы попали в аварию, мисс Пейдж. Вы ехали на машине в сильный дождь и потеряли управление. У вас сотрясение мозга, перелом двух ребер, и… - Нет. Нет, стойте! В машине был кто-то еще? В МАШИНЕ БЫЛ КТО-ТО ЕЩЕ? - Там никого не было, мисс Пейдж. - Нет, нет, нет, Фрэнк! - Мисс Пейдж, успокойтесь, иначе… - Он не мог сломаться… не мог… где мои вещи? Мне нужно… - Мисс Пейдж… Карен наконец замечает свою сумку – она на тумбочке у кровати – и тянет руку внутрь, выдирая провод капельницы (“Мисс Пейдж, стойте!”), шарит среди вещей, помады, ключей, мобильника… вот она, коробочка, что хранит голограмму Фрэнка. Кажется, нетронутая. Наверно, она выключилась, когда Карен врезалась во что-то… в кого-то? - Больше никто не пострадал? – выдыхает Карен. - Нет, мисс Пейдж. Вы вылетели с моста в воду. Чудо, что вас спасли. Наверно, это карма. *** Карен активирует голограмму, только когда врачи уходят, выключив за собой свет, будто думают, что она сможет уснуть. Фрэнк появляется не сразу; сначала идут помехи, и её сердце куда-то проваливается, когда она решает, что Фрэнк исчез навсегда. Но вот он, не особенно живой, но невредимый – для картинки. - Карен, ты в порядке? – он бросается к ней, хоть и не может прикоснуться. - Да, да, - отвечает Карен, будто это не имеет никакого значения. – Я боялась, что не увижу тебя снова. - Да лучше б и не видела! – внезапно вскидывается Фрэнк. – Ты из-за меня попала в аварию! Мы спорили, кричали друг на друга, и ты смотрела на меня, а не на дорогу в тот момент! В её ушах взрывается визг тормозов. - Не кричи на меня! Хоть сейчас не кричи на меня! Фрэнк застывает, и на его лице написано отчаяние. - Так не может продолжаться, Карен. Ты это знаешь. - Нет, не знаю. - Перестань. Это разве нормально, что ты, сразу после аварии, вся поломанная, больше переживаешь за сохранность коробки с электроникой и магией пополам, чем за свою собственную? Карен отворачивается, глотая слёзы. - Я тебя ненавижу, - шепчет она. *** В три часа ночи Карен просыпается от чьего-то тяжёлого присутствия в палате. Это не Фрэнк – кто-то гораздо более реальный. Кто-то с загнанным, как у затравленного зверя, дыханием. В углу сидит Билли. - Что ты здесь делаешь, Билли? – Карен пытается звучать так, будто у неё всё под контролем. Хотя всё точно наоборот. Она прикована к постели, ибо голова кружится, как волчок, а Билли в полной силе. - Нет, нет, не включай голограмму… Фрэнка. Не надо Фрэнка. Я с тобой пришёл поговорить. Билли сжимает руками голову. Оружия не видно. Карен неуверенно кладёт коробочку на место. - Что тебе нужно? - Хоть ты не смотри на меня так, Карен. - Как? - Как смотрит Фрэнк. Как смотрят на бешеную собаку, которую надо пристрелить. Я не хотел убивать его! Я не хотел, ты можешь мне поверить? Но этот череп… он всё время снился мне, он преследовал меня… и я – я стрелял в череп, не во Фрэнка. Не в моего брата Фрэнка! Кажется, Билли окончательно спятил. Но что-то удерживает Карен от того, чтобы нажать на кнопку вызова врача – и от того, чтобы потянуться к пистолету в сумке. Если его не изъяли врачи, вдруг мелькает у неё в голове. - Я тебе верю, Билли, - через силу говорит Карен. - Веришь? Правда веришь? – надежда в его глазах зажигается наивная, как у ребёнка. - Да. Билли смотрит на неё оживлённо, а потом срывается и истерически смеётся. - Я сам себе не верю. Я… не… не знаю. Мне просто… чертовски жаль всего, что я сделал… чего я помню и не помню. Всего вообще. Лучше бы я вообще никогда! Никогда ничего не делал! Отбракованный Билли, которого выбросили в приют… лучше бы я ещё там сдох, чем предавать моего брата! - Не говори так, - прерывает его Карен. – У Фрэнка уже нет второго шанса, а у тебя есть. Так используй его. Поступи правильно. - Как? – его руки дрожат снова. – Как мне поступить? - Начни свою жизнь заново, Билли. Сделай что-нибудь хорошее. Хоть что-нибудь. Сделай что-нибудь хорошее для себя и для других. Не причиняй больше никому боль. - Я не хочу делать больно. - Я знаю, Билли. Вот и не делай. Не надо. - Я сделал больно тебе, - его глаза лихорадочно блестят. – Когда отнял у тебя Фрэнка. Это должно было остаться между нами. Я не знал, что Фрэнк кому-то нужен. Тебе. Я не знал, что ты его семья. - Он остался у меня. Фрэнк ещё со мной. - Но не так… как ты бы хотела. Билли поднимается и шаткой походкой идёт к Карен. Та инстинктивно съезжает на другой край кровати, вжимается в подушку – на ноги ей не встать, нечего и пробовать, но сдержать себя не удаётся. - Нет, нет, - Билли поднимает руки, - я тебя не трону. Обещаю, я не причиню тебе вреда. - Тогда что ты делаешь? Билли валится на колени у её кровати, и Карен ничего не остаётся, кроме как положить руку на его коротко стриженую, бесприютную голову, пока Билли Руссо плачет в край её простыни. *** Скоро все врачи и медсёстры узнают, что у Карен есть портативный Фрэнк Касл. Она уже не прячет его, когда кто-нибудь заходит в палату; медсестра зло делает ей перевязку и больно втыкает иглу от капельницы, но Карен только стискивает зубы и пытается сделать вид, что ничего не произошло. Фрэнк все равно замечает. - Эй, ей же больно. Поосторожнее. - А тебя не спрашивали, - огрызается медсестра. - Простите, у вас какие-то проблемы? – спрашивает Карен. - Да. Вот с ним. Сколько хороших людей умирает с концами, а вот он – поубивал сотню человек, и ему, значит, второй шанс? - Это даже не шанс. Это даже не жизнь. - Тем не менее, вот он, большой злой Каратель. – Медсестра косится на коробочку, что хранит сознание Фрэнка. – Была бы моя воля, разбила бы это к чертям. - Нет! – Карен хватает коробочку и прижимает к себе. - Вы хотите потерять работу? – хмуро спрашивает Фрэнк. - Будто я одна так думаю во всей больнице, - бормочет медсестра, покидая палату. Карен всё ещё не может отдышаться. Под рёбрами остро колет. Фрэнк взволнованно шагает к ней и, похоже, только тогда вспоминает, что ему к ней не прикоснуться. - Ничего, - выдавливает Карен. - Ты не заслуживаешь того, чтобы страдать из-за меня, - начинает Фрэнк. - Брось, Фрэнк. Криво воткнутая иголка не тянет на страдание. - Я не про иголку. А про всю твою жизнь. Тебя все и всегда будут осуждать. - Пусть осуждают, - вырывается у Карен. – Им не понять. - Я чудовище, Карен. В этом они правы. - Чудовище умерло, Фрэнк. Остался только ты. Фрэнк Касл. - А если это Фрэнк Касл умер давным-давно? Что тогда? Что, если осталось только чудовище? Карен сжимает губы. - Что, если мне виднее, Фрэнк? *** Приходит Фогги с цветами. Приходит Мэтт с воздушным шариком. - Мне сказали, он красный, - смеётся он. – Обманули? - Нет, - улыбается Карен. – Он самый красный на свете. - Как дела, Фрэнк? – спрашивает Мэтт, будто это в ходе вещей. - Давненько меня никто об этом не спрашивал, - кажется, даже Фрэнк разоряется на улыбку – мельком, но всё-таки. – Нестерпимо, Красный. А у тебя? - Мои дела пойдут лучше, когда ты вернёшь мисс Пейдж в “Нельсон, Мёрдок и Пейдж”. - Меня ещё неделю не выпишут, - кривится Карен. - Я ей не позволю и тогда работать. Ей надо поправляться и отдыхать. - Эй, а моего мнения кто-нибудь спрашивал? – возмущается Карен. *** А ночью у Карен снова посетитель. Тот, кого она очень ждала – и не ждала вместе с тем. Это доктор Стрэндж. - Как идёт эксперимент? – спрашивает он, стоя спиной к Карен, лицом к сияющему огнями Нью-Йорку. - Эксперимент? Я думала, это окончательное решение. Вы же не собираетесь отобрать Фрэнка у… у меня? - А разве он вам принадлежит? - почти грустно спрашивает доктор Стрэндж. - Нет, доктор… Стефан… вы не можете так со мной поступить! Не можете так поступить с ним! - Баланс миров – тонкая вещь, мисс Пейдж. Равновесие хрупко. И я отчаянно нарушаю его, удерживая на Земле душу, которой суждено попасть в иной мир. - И вы знаете, что это за мир? Что, если это ад? - Я думал, это мистер Мёрдок специалист по аду, а не вы. - Не ёрничайте. Не до того. - Не имеет значения, что знаю я… Главное, что Фрэнк Касл всё чувствует, что он тяготится той нитью, что привязывает его к миру живых. Это нестерпимый груз для души – оставаться на Земле, преследуя своих любимых, не имея возможности упокоиться. “Нестерпимо”. Фрэнк использовал то же самое слово только этим утром. - Вы передумали, Стефан? – упавшим голосом спрашивает Карен. – Значит, эксперимент провалился? - Я ничего не обещал вам, мисс Пейдж. Не мог обещать. У Карен начинается гипервентиляция. Она не может дышать, задыхается средь ночи; Стрэндж помогает ей одним жестом руки, снимая боль физическую, но не душевную. Та становится только хуже. - Верните мне его, Стефан, - голос Карен звенит. – Если он не может быть призраком, верните мне живого Фрэнка. - Я не могу. - Я знаю, что такое Око Агамотто! Я бывшая журналистка, и я умею выяснять правду! Я знаю, стоит вам развернуть руки, время пустится вспять, голограмма превратится в живого Фрэнка Касла! - Карен, - очень тихо спрашивает Стрэндж, - почему бы тогда мне не воскрешать всех мёртвых? Чем Фрэнк Касл лучше других? - Он нужен мне. - Все кому-то нужны. - Он заслуживает второго шанса. - Ему давали второй шанс, Карен. Снова и снова. А он только отнимал жизни и продолжал свою месть. Откуда вы знаете, что на этот раз он не… - Не в этом же суть, Стефан. Не говорите мне, что дело в этом! - Нет, - обречённо соглашается Стрэндж. – Дело не в этом. - Позвольте мне быть с Фрэнком Каслом. Это всё, чего я прошу. Я больше никогда ни с кем не смогу, понимаете? Я не надеюсь больше ни на что. Только на вас. На то, что вы меня услышите. Послушайте меня, Стефан. Пожалуйста. Заберите у меня всё. Берите всё, что хотите. Но отдайте Фрэнка Касла. Стефан Стрэндж смотрит на неё. И что-то светится зелёным у него на груди, когда он складывает руки в древнем жесте. *** Карен раскинула руки на лугу. Вокруг трава и цветы, сладко пахнущие, ароматные, а высоко над головой светит солнце, в самом синем небе, какого у неё не было с детства. - Карен. Она поворачивает голову. Рядом лежит Фрэнк. Настоящий – она просто знает это; она дотрагивается до его щеки, и он улыбается и целует её руку, нежно прижимает её пальцы к губам. Это блаженство. Он чисто выбрит и выглядит моложе, чем когда-либо на её памяти. Моложе, будто лицо не изрезано морщинами от нестерпимой боли. “Нестерпимо”. Где она слышала это слово? - Фрэнк, - она перебирается поближе к нему, и Фрэнк обнимает её за плечи. Он в простой клетчатой рубашке, и на лице ни следа кровоподтёков, к которым она так привыкла. А она в летнем платьице, белом, шифоновом. Босая. И счастливая. Самая счастливая. - Нашла тебя, - весело говорит Карен. - Милая моя, - отзывается Фрэнк, чуть подёргивая головой, будто жалеет её. - Мы умерли, Фрэнк? Ведь так могло получиться. Я попала в аварию, я помню. Я могла и не пережить этого. - Ты же не хочешь, чтобы это было правдой? – спрашивает Фрэнк на удивление спокойно, будто всё на свете уже прошло. - Нет. Не хочу. Я хочу, чтобы мы с тобой оба… что? Не могу вспомнить. - Ты должна жить, Карен. А я – я тебе снюсь, - отвечает Фрэнк. – Я тебе просто снюсь. - Мы могли бы вечно быть вот так, правда, Фрэнк? - Мы и правда вечно были так. Это то, чего мы всегда хотели. Каждый раз, как я целовал тебя в щеку, каждый раз, как ты меня обнимала. Мы проживали это. - Да, правда. – У неё по щекам текут слёзы. – Мы ведь были вместе, правда, Фрэнк? - Целую вечность, - отвечает он, стирая её слёзы большим пальцем. Его запах, чуть отдающий жжёным деревом – самый лучший на свете. И Фрэнк целует её в губы, как делал уже тысячу раз. *** Когда Карен открывает глаза в больничной палате, она видит Фрэнка совсем близко от себя, будто он только что поцеловал её. Но она больше не чувствует его запаха. Только запах лекарств, и чуть-чуть – собственные вербеновые духи, неуместные здесь. И, когда Фрэнк отклоняется от неё, сквозь него просвечивает беспощадная больничная лампа. Но Фрэнк не чувствует ни запаха лекарств, ни её вербеновых духов. - Это было на самом деле? – спрашивает она. – Или только приснилось мне? - Конечно, Карен, - отвечает Фрэнк. – Как говорил один волшебник в детской сказке, конечно, тебе это приснилось. Но почему это значит, что этого не было на самом деле? - Я буду храброй, - обещает Карен. – И я тебя спасу. - Ты будешь самой-самой храброй. И она берёт коробочку и сжимает в руке, и боль Фрэнка вдруг отдаётся болью в ней: будто тысяча тонн свинца приковывает его к такой чужой земле. - Это нестерпимо, - говорит Карен. – Тебе больше не придётся терпеть. Ты только… обещай, что будешь счастлив, хорошо? Если тебе там предложат пойти в ад и мучать плохих парней, ты… не выбирай это, хорошо? Выбери что-то хорошее. - Я считаю раз, я считаю два, - отвечает Фрэнк, закрывая глаза, и Карен уже знает, что он выбрал. - Начинается игра, - откликается Карен, ломая коробочку. И, когда она остаётся в палате одна, как будто кому-то где-то становится легче; Карен чувствует это так, будто и с её собственных плеч сняли груз. Она почти слышит, как Фрэнк улыбается ей. Сегодня вечером он дочитает сказку своей дочери. И Карен улыбается в ответ. *** На могиле Фрэнка Карен встречает Билли Руссо, опрятного, в чёрном, без маски. И уже знает, что он идёт на поправку. Третьим приходит Стрэндж, в хорошем шерстяном пальто, без магического плаща. - Ты хочешь вспомнить всё, Билли Руссо? – спрашивает он у Билли. – Или забыть окончательно? - Что происходит? – вмешивается Карен. - Я слышал, что Билли просит по ночам. И, наверно, я могу выполнить одну его просьбу. Раз я не смог выполнить твою. - Смог, на самом деле. И ты ведь это знаешь, Стефан. - Хорошо, что ты это поняла, Карен. - Нет уж, - говорит Карен. – Хватит с нас исполнения желаний магией. Билли сейчас лучший человек, чем был раньше. Раскаяние доступно единицам, и Билли этот дар, это проклятие получил сполна. Огромной ценой, но… такова наша чёртова жизнь, правда, Билли? - Правда, - смело отвечает Билли. Стефан Стрэндж едва уловимо улыбается, поднимая воротник плаща, а в следующую минуту уже шагает прочь. - Я же не один? – спрашивает Билли у Карен. - Нет, Билли, - подтверждает Карен. - Не один. - У меня никогда не было сестры, - задумчиво говорит он. И Карен знает, что должна сделать для Билли то, чего Фрэнк не смог. - У меня уже десять лет нет брата, - отвечает она. Карен едва уловимо, ободряюще касается кончиками пальцев его руки, прежде чем повернуться к дорожке.