Quicksand

Ярлык «чокнутая» к Марии прилип намертво, и ее давно уже не трогало насмешливое прозвище: в конце концов, оно отражало истину. Мария с ума сходила медленно, но верно — наложница Чико, игрушка Салазара, сломленная давным-давно кукла-марионетка, живущая и выживающая лишь по инерции. Маркус в ее жизнь внес смятение и заставил захлопать остекленевшими глазами, сморгнуть вязкий морок опутавшей ее давным-давно безысходности и заставил впервые за долгое время не просто имитировать дыхание, но в самом деле вдыхать полной грудью. Маркус был не таким, как все в Академии — мнимые бунтари, играющие в опасную игру, но не понимающие ее истинной опасности. Все эти детишки всю свою жизнь находились под надежной защитой своих семей, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. У Маркуса не было никого, кто подставил бы ему плечо — Маркус выживал один, как мог, и получалось у него хреново. Причастность к тьме — настоящая, глубокая, страшная — в больших глазах Маркуса таилась на самом дне его зрачков, и Мария эту тьму видела, впитывала, боготворила, потому что ей эта тьма была знакома. Она жила, обуреваемая теми же демонами, которые душили Маркуса: демонами мести и ненависти, демонами прожигающей насквозь, продувающей до самых костей не-любви, демонами никому-нахер-не-нужности. У Маркуса было только Маркус, у Марии была только Мария, но когда они встретились, то все изменилось. Мария — чокнутая, в самом деле чокнутая — спустила все свои таблетки в унитаз: пьянещее ощущение не-одиночества все равно сводило на нет действия любых медикаментов. Или она спятила уже настолько, что ей нужно повысить дозу вдвое, второе?.. Наплевать, лекарства больше не нужны ей были, когда дым сигарет Маркуса обволакивал ее, когда его губы шевелились в миллиметре от ее губ, шепча ей такие волшебные слова любви. Сая встряхивала ее за плечи и умоляла образумиться, но что могла знать Сая о том, каково это — быть игрушкой в чужих руках, вещью и буквально рабыней, а затем внезапно обрести свободу в чьих-то объятиях? Конечно, она могла принести смерть Маркусу — Чико сходил с ума от ревности и ненависти, он чувствовал обман, чувствовал, что любимая игрушка выскальзывает прямо из пальцев, он подозревал всех и каждого, цербером бросался на любого, кто смел взглянуть на Марию — но Маркус ведь не боялся. Он подыгрывал ей и держал в тайне то, что между ними было, только потому, что так хотела Мария. Сумасшедшая, она ведь все еще собиралась перерезать глотку Салазару до того, как вспорет брюхо его ублюдочному сыночку — ей просто нужно было чуть больше времени, чтобы отточить навык, и только. Маркус ведь понимал — у него были цели еще более масштабные и недосягаемые, и они шли к этим целям рука об руку, крадучись в тени, с замирающими сердцами. Маркус говорил, что они справятся вместе — два слабых ручейка, слившихся в одну сильную реку. Вместе гнать воды не так трудно, вместе всегда есть шанс устоять. Чокнутая Мария верила ему, потому что Маркус никогда бы не солгал ей: кажется, тот надлом, что был в нем, был равен ее собственному, и сошел бы за клятву на крови. Иногда ведь клятвы совсем не обязательно произносить вслух. Иногда ведь клятвы безусловны.