Soldiers

      Одиннадцать лет — самое время для выбора профессии. А в Шиганшине разве только глухой не знал, что племянница Карлы хочет быть врачом. И в этот самый день, когда Фэй исполняется ровно одиннадцать, она хотела просить Гришу взять ее в ученицы, и ее уверенность, что дядя ответит «да» была непоколебимой.       — Папа вернулся! — Эрен вбежал на кухню.       За дверью тихо прятался маленький светловолосый мальчик.       — Заходи, Армин. И где вы только вдвоем носились? Оба чумазые, — Карла улыбнулась, а потом обратилась к Фэй: — Иди, милая.       Фэй не сдвинулась с места. Только неловко переминалась с ноги на ногу.       Ответ Гриши полностью изменит ее жизнь. Больше не будет времени на игры с куклами или на игры в догонялки с мальчиками. Фэй будет читать серьезные книги, помогать с пациентами, учиться и день, и ночь, чтобы стать хорошим врачом, чтобы Гриша и Карла ею гордились. А последнее безусловно стоило всех жертв.       Воспряв духом, Фэй сделала сначала один шаг, потом второй, а дальше ноги понесли ее сами к знакомому подвалу. Она раскрыла дверь и, совсем как Эрен недавно, радостно вбежала к Грише.       Он сидел за столом, закрыв лицо руками. Фэй заметила на полу разорванные листы и и осколки от пробирок. От хорошего настроения не осталось и следа.       Фэй замерла, почувствовав неладное.       — Дядя?       Гриша вскинул голову.       — Фэй, — он грустно улыбнулся.       Фэй видела эту улыбку много раз, и каждый раз печаль в глазах Гриши выбивала у неё почву из-под ног.       — Все хорошо, дядя?       — Да, милая. Все хорошо. Ты что-то хотела?       — Я… — Фэй замялась, неловко перебирая ткань нового дорого платья, которое ей пришло сегодня утром от той самой женщины, которую Фэй хотела бы назвать матерью, но слово мать Фэй не знала. Только тетя, дядя и брат. — Ты возьмешь меня в ученицы?       Она выпалила это так быстро, что на мгновение ей показалось, что Гриша ее просто не услышал. Но Гриша услышал, и его взгляд стал особо печальным. Такой взгляд у него был только, когда они вечерами собирались вдвоем и Гриша рассказывал ей или об одной удивительной девочке, которую тоже звали Фэй, или же о далекой сказочной стране под названием Элдия.       — Нет.       Это тихое слово показалось Фэй оглушающим. Оно больно ударило ей в грудь, выбивая весь воздух. На глаза тут же навернулись предательские слезы.       — Я не ребенок. Я уже достаточно взрослая. Я справлюсь, — попробовала Фэй, но звучало неубедительно.       Гриша отвернулся к столу и взял какую-то бумажку, отказываясь смотреть ей в глаза.       — Я не считаю тебя ребенком, Фэй. Ты очень храбрая девочка, но эта работа не для тебя.       Фэй замотала головой. Такого просто быть не могло. Это какой-то кошмар, просто сон. Но проснуться не получалось.       — Нельзя спасти всех, — тихо продолжил Гриша, словно не замечая ее слез. — Некоторым просто суждено умереть.       Фэй с криком проснулась. Ей понадобилось пара минут, чтобы успокоить дико бьющееся сердце и прийти в себя.       Иногда на смену кошмара к Фэй приходили воспоминания. Одни были хорошими, другие — плохие. А были и такие как этот, в котором хорошее смешивалось с ужасным. И, если кошмары Фэй удавалось контролировать, загнав их на задворки сознания, то воспоминания появлялись неожиданно, выворачивали всю душу наизнанку и бередили старые раны.       «Нельзя спасти всех. Некоторым просто суждено умереть».       Такими были последние слова Гриши, и они намертво врезались ей в память.       Больше они не виделись. Ее мать забрала ее в столицу тем же вечером. Фэй не могла жаловаться на свою новую жизнь. У нее была крыша над головой, своя комната в большом доме, который с первого дня казался ей мертвым, и мать, которую называть матерью строго запрещалось. А ещё у Фэй было множество различных учителей. Ее обучали разным вещам: письму, чтению, этикету, танцам, музыке, философии, математике. Но были и среди предметов и такие, которые знать одиннадцатилетней девочке не следовало. По вечерам Фэй обучали политике, искусству соблазнять мужчин и умению лгать. К последнему Фэй прибегала особенно часто.       «Ложь — это твоя правда».       Фэй следовала этому совету своей наставницы, и все было хорошо до вчерашнего дня. Сначала вылазка за стену, смерть ребят, к которым Фэй успела привязаться, а потом ещё и этот чёртов капрал.       Она прикоснулась кончиками пальцев к опухшим губам и рассерженно зарычала. Её образ разлетелся вдребезги. Фэй подошла к созданию этого образа особенно тщательно. Фэй-солдат была совсем другим человеком. Она контролировал каждый свой вздох, движение, взгляд, даже свои мысли. Ей потребовалось столько лет, чтобы образ стал безупречным, чтобы он стал правдой, и в одну секунду он исчез. Фэй должна была бы расстроиться, но вместо этого почувствовала только облегчение, даже дышать стало легче.       Фэй поднялась с кровати и осмотрела комнату. Это была не комната рядового солдата, а судя по тошнотворной чистоте и порядку, принадлежала эта комната не кому иному, как Леви Аккерману. Не ожидала Фэй от хмурого капрала заботу, впрочем поцелуя она тоже не ожидала. Фэй вообще не думала, что его девушки интересуют.       «Или он выпил так много, что ему уже было все равно?»       От этой мысли внутри у Фэй что-то неприятно перевернулось, и она с удивлением поняла, что это уязвленная гордость. Фэй могла быть привлекательной, когда это требовалось, но в образ солдата этого не входило. Та Фэй никогда не влюблялась в мужчин, и мужчины никогда не влюблялась в неё.       Фэй тряхнула головой, и начала переодеваться в форму, которая лежала сложенной на стуле. Наверное, её принёс кто-то из солдат, пока она спала.       Взгляд Фэй бездумно бродил по комнате, иногда выхватывая незначительные детали, которые едва приоткрывали занавес личности капрала. Сколько бы Фэй за ним не наблюдала, он оставался загадкой. И это её раздражало.       Фэй двинулись к столу, намереваясь найти что-нибудь полезное: записи о семье, письма возлюбленной или возлюбленному, что угодно.       Там одиноко лежал сложенный лист. Чуть помедлив Фэй взяла его в руки и развернула:       «Возвращайся в Гарнизон. Здесь тебе не место».       Подписи не было, но она и не нужна была.       — Где мне вообще место? — на секунду задумалась Фэй, но вопрос так и повис в воздухе, оставшись без ответа.       Фэй смяла лист в руках и бросила прямо на пол, чувствуя жестокое удовлетворение от того, что теперь в этой комнате уже не совсем идеальный порядок.       Она села в кресло, и на секунду её окутал запах капрала. От него всегда пахло как-то по-особенному: потертой кожаной курткой, сталью, лесом и смертью.       Фэй по очереди начала открывать ящики стола. В большинстве из них были рапорты и донесения. Фэй пролистала их, а потом аккуратно положила обратно, чтобы капрал ничего не заподозрил.       В самом нижнем ящике Фэй обнаружила досье на каждого члена команды. Среди них было и досье Эдварда Шульца. У Фэй слегка задрожали пальцы, но она заставила себя взять его и открыть.       Шульц вырос в Шиганшине. Он даже мог быть одним из тех мальчиков, с которыми Фэй играла в детстве. К сожалению, лиц большинства она уже не помнила. Слишком давно это было. Совсем в другой жизни.       Напротив графы "Родственники" было пусто.       «У него никого не осталось».       Фэй едва его знала, но привыкнуть к смерти у неё не получалось. А она словно в насмешку ходила за ней попятам.       Она спрятала его нашивку во внутренний карман куртки, а свою безжалостно сорвала и бросила на пол рядом с запиской. Ей нужен был перерыв. А единственным местом, куда Фэй могла отправиться, был дом её матери.       Фэй тихо выскользнула за дверь, даже не оглянувшись. Если бы её кто-то сейчас и увидел, то точно бы удивился, какими чужими стали её глаза. От былой Фэй не осталось и следа.