Генезис

Я провела в подвале неизвестно сколько времени. Но мои конечности неслабо затекли. На руках остался красный след от цепей, сами руки замёрзли, как почти и всё тело. Я засыпала на пару минут, а потом просыпалась, когда чувствовала при минимальном движении во сне, неприятные ощущения. Всё тело будто иголками пронзало при малейшем шевелении. Зрение постепенно привыкло к темноте. Как и я начинала привыкать к своему заточению. С каждой секундой я теряла веру в то, что меня хоть кто-то спасёт, видимо Кай был прав, меня не спасут, я никому не нужна, я не грёбаная Елена Гилберт. И теперь я задавалась вопросом о том, почему меня не спасают? Неужели дело во мне? Но и за Бонни ведь тоже не особо бы рвались, тянули бы время. Может мне стоило бы тоже рваться на рожон и делать вид, что я вся такая праведная и переживаю даже за тех, кто мне должен быть безразличен. Может тогда за мной рвался бы каждый первый? Я слышу скрип двери и сразу немного отползаю к холодной стене, чувствую, как по всему телу проходит будто тысячи иголок, а потом за ними мурашки от холода. Ступени скрипят, а потом зажигается свет, и я невольно щурюсь, нечётко вижу силуэт Паркера. — Проснись, проснись, принцесса. — У него весёлый голос, даже слишком. Малакай садится передо мной и тянет руку ко мне, но потом останавливается и исследует моё лицо взглядом. — Для начала, давай договоримся, что наши отношения перейдут на новый уровень. Более доверительный. Я сниму скотч, а ты обещай, что не будешь кричать, договорились? — спрашивает он, и я медленно и слабо киваю. Малакай аккуратно снимает отрезок скотча с моих губ. Паркер смотрит на меня, улыбается и начинает водить одним пальцем в воздухе, вырисовывая на моей щеке букву «К» с помощью магии, точнее вырезает её. Паркер ещё больше улыбается, а я шиплю от боли и хмурюсь, мои зрачки опускаются вниз, я стараюсь увидеть, что там происходит, но это невозможно. Он кусает руку, своё запястье, и протягивает его мне, намекая на то, чтобы я выпила его кровь и мой порез быстро бы зажил. Но я сразу начинаю чувствовать неприязнь к этому парню и до меня не сразу, но доходит мысль, что именно Кай делает. Он ранит, а потом пытается помочь залечить раны, тем самым заставляет меня на подсознательном уровне довериться ему. Единственное, что я могу сделать – это пытаться сопротивляться, не верить ему и подыгрывать. — Давай, ты же не хочешь, чтобы щека болела? И мне не нравятся твои синяки. Я со злобой смотрю на него. Если бы он не вредил мне, то и синяков бы не было. — Зачем ты всё это делаешь? — интересуюсь я и не понимаю. Он же теперь обладает гипнозом, может любую девушку к себе затащить и заставить её любить себя. Внушить ей быть самой лучшей для него. — Ну, всем нужны друзья, Джессика. Тебе тоже, а я готов стать твоим другом. — Друзья не насилуют своих друзей! — произношу я. — Мы друзья с привилегиями, — парирует он. — Друзья не держат друзей в подвале, — говорю я и сморю со злобой на него. — И у меня есть уже друзья. — И, где же они, Джесси? Никто не пытается даже спасти тебя. Стоит задуматься о выборе друзей, — с почти серьёзным видом, сказал Кай. — Не думаешь? — Ты можешь любую девушку загипнотизировать. Почему именно я? Просто найди какую-нибудь девчонку и внуши ей быть с тобой. — Потому что ты мне нравишься, — выдаёт он. — Ты одна из немногих, кто тогда поверил в то, что я изменился, пыталась помочь мне, а теперь ненавидишь меня. Я даже не убил тебя, тогда на свадьбе. А ведь мог, но не сделал этого. Ты должна была понять, что ты мне нравишься, ты даже поняла это. Ведь, нам было хорошо вместе. Помнишь? Как ты пустила меня к себе переночевать и какой милой была со мной. А я даже не попытался перейти грань дружбы. Зациклился на Беннет. Как бы больно и неприятно мне не было это слушать, но Малакай в чём-то был прав. Я поверила ему, поверила в то, что он изменился и в нём есть что-то светлое. Тогда я думала, что Паркер сможет стать другим, может даже мы могли бы и вправду стать друзьями. — А теперь, решил зациклиться на мне? — спрашиваю я и приподнимаю одну бровь. Чувствую, как по щеке течёт кровь. — Ты лучше. Такая отстранённая и не святая, как Елена и Беннет. Ты не воспринимала их слова о том, что я убил свою семью, в серьёз. Ты умеешь выбирать. Помнишь тогда, в лесу, в 1903 ты стала защищать меня. Начала оправдывать меня. Ты впустила меня к себе в квартиру, дала крышу над головой, когда мне некуда было идти. И я сначала не понимал почему, ты знала о том, что я социопат и всё равно впустила меня к себе в квартиру, ты, кстати, так и не спросила меня о том, почему и как я убил свою семью. Почему ты никогда не спрашивала, Джесси? Я и сама задумалась на секунду, почему не спросила его об этом. Сначала посчитала, что это не моё дело, что теперь Кай изменился и прошлые его поступки не имеют никакого значения сейчас. Ну, а теперь я не спрашивала его, потому что боялась, что Паркер не захочет рассказывать, только наорёт на меня. — Окей, — на выдохе говорю я. — Так, почему ты убил свою семью? — Они гнобили меня. Я был будто наркоманом, который искал дозу в виде тепла и заботы, в родной семье чувствовал себя чужим, ненужным. Они все ненавидели меня, Джессика. Мать только и делала, что молчала. Она видела, что творит со мной отец, но молчала и потакала ему. Братья насмехались, даже младшие не боялись меня, сёстры даже за мужчину меня не считали. Они все обращались со мной, как с ненужным хламом. Знаешь, что сделала моя мать, когда я пытался её убить? Она не просила у меня прощение, она даже не плакала. Она выстрелила в меня. Я лишил её сил, а она выстрелила в меня. Шрамы кстати до сих пор остались. Я была права, когда предполагала, что в Кая стреляли. И это даже грустно. — Она сказала мне, что жалеет, что родила меня, что я её самая огромная и уже не исправимая ошибка, — продолжает Малакай, он опускает взгляд, и я вижу, как ему становится немного грустно. — Я должна тебе сочувствовать? — весьма смело произношу я. — Да, фигово, что так вышло. Может, ты и не заслужил этого. Но раз ты такой несчастный, раз так хотел стать моим другом, зачем тогда изнасиловал меня?! — Ты сама этого хотела. — Что? — я хмурюсь и немного офигиваю от того, что он сказал. — О-о, — протягивает Кай. — Не притворяйся, что не хотела, чтобы я прикоснулся к тебе или, чтобы приласкал. Ты так смотрела на меня в тот вечер, когда впустила к себе. Ты ещё тогда положила на меня глаз. Он был не прав. Я не желала его, мне просто было его жаль, тогда я видела в нём просто сломленного человека, которому можно помочь и спасти. А сейчас я вижу совершенно другого парня. — Я никогда не желала тебя, Кай. Я всегда видела в тебе лишь сломленную игрушку, сломленного мальчишку, который просто не смог выдержать напора. Мальчишка, что не способен на что-то нормальное, только мстить, разрушать и ломать. Назови, хоть что-то, что ты не разрушил, назови, хоть одну вещь, что ты сделал с добром в своей душе, — шиплю я и сморю прямо в его глаза, с вызовом и смелостью. От части мои слова были правдой, ложь была лишь в том, что я не всегда считала его таким. Паркер расплывается в улыбке, немного склоняет голову на бок, а его рука ложиться ко мне на щиколотку и плавно идёт вверх. Он скользит взглядом по мне, скорее даже следит за своей рукой. — Ты знаешь, что это не так. Знаешь, что я совсем другой, не тот, кем ты меня считаешь. Я разрушил не мало вещей и сделаю это ещё раз сто, но я больше не причиню тебе боли, Джессика. Тебя я всё ещё хочу сохранить. Кому нужны поломанные игрушки? — произносит он и его рука застывает на моём бедре, а взгляд резко переводится на мои глаза. Я смотрю на него с ужасом. В нём нет ничего хорошего и светлого. Малакай Паркер – тьма, тьма, которая затаскивает тебя в себя, если захочет, или же полностью уничтожает тебя, он ничего, никогда не породит на свет хорошего, он способен только на разрушение и уничтожение. — А теперь, будь послушной девочкой и выпей моей кровь, — говорит он и быстро прокусив своё запястье снова, прижимает потом его к моим губам. Другой рукой Кай хватает меня за затылок и прижимает ещё ближе к себе не позволяет отстраниться, не даёт пути обратно. Я невольно делаю пару глотков, чувствую, как губы испачкались в бордовой жидкости. — Хорошая девочка, — произносит Паркер и кажется ещё больше ухмыляется. Он отпускает меня, а его взгляд останавливается на моих губах, если бы я могла, то вытерла бы кровь, но вместо этого лишь смотрю на Кая и слежу за его рукой, он медленно и ласково проходится своим большим пальцем по моим губам и в области вокруг них, вытирает. Сколько заботы. После Паркер развязывает меня и поднимает с пола, он ведёт меня на вверх и заводит в свою комнату. — Почему я в твоей комнате? — Потому что она под защитой, в отличии от других комнат, — произносит Малакай. — Сюда никто не зайдёт, если я не захочу. — И давно? Давно она под защитой? — С того момента, как я понял, что могу колдовать высасывая магию из вещей и людей. Значит Кай знал, что я заходила сюда, может даже хотел, чтобы я это сделала. Но сейчас меня это волнует меньше всего. Я чувствую, как мне становится тепло, больше не дрожу от холода. Но я не хотела находиться в комнате Малакая, потому что в ней не было грёбаного пистолета, я была полностью беззащитной и это угнетало меня. Мало того, что мне грозила опасность от Паркера, так ещё и от каких-то незнакомых мне людей, Брэдли и Лейси. Меньше всего мне хотелось сейчас быть рядом с Каем. Я была бы даже рада, если бы он отвёл меня в мою прошлую комнату. Была бы рада, если бы он просто убил меня. Всё происходящее действовало на меня не лучшем образом. Мне надоедало держаться, надоедало быть сильной и сдерживать себя от мыслей, что я могу предать Малакая, надоедало быть жертвой и бояться его. Я с удовольствием хотела бы сейчас оказаться по ту сторону страха, хотела бы посмотреть на его страдания и то, я не уверена, что его страдания доставят мне удовольствие. Единственное, что сейчас могло доставить мне удовольствие это тишина, спокойствие и отсутствие Паркера рядом. Я ловлю себя на мысли, что не хочу мстить ему, хочу лишь убежать от него навсегда и больше никогда не встречать его. Я совершила огромную ошибку поверив в то, что он изменился, мне не стоило впускать его к себе в ту ночь, когда ему некуда было идти, а денег на дешёвый мотель у него не было. Я и вправду сама виновата, что сейчас сижу в его доме, в его комнате.