МИР.012

Мокуами спокойно поднял взгляд к чистому, почти бесцветному небу. С его уст упал усталый вздох, наполненный чем-то настолько грустным, что на душе у Каватакэ стало невероятно тяжело, и даже его организм вспомнил о том, что ему было не очень хорошо. В ту же секунду Мокуами чихнул и, проведя по красному носу тыльной стороной ладони, вернулся в здание, которое было не намного теплее улицы. Он оглядел ставшие ему родными стены и, вслушиваясь в стук клавиатуры единственной сейчас работающей печатной машинки, ступил на первую ступень лестницы. Каждая последующая ступень давалась Мокуами тяжело не только потому, что его состояние ухудшалось, но и потому, что оставаться наедине с человеком, который немного пугал его, ему совершенно не хотелось. Не сейчас. Поэтому Каватакэ делал постоянные остановки перед тем, как подняться чуть выше по лестнице. Не знаю, как можно передать его чувства. Если честно, то, взглянув на его лицо в этот момент, вы бы подумали, что смотрите на что-то каменное, холодное и безразличное, ведь оно сейчас ничего не выражало. Оно и верно, сам Мокуами не знал, что он чувствовал. Это не было безразличием, и даже не страхом… чем-то иным, что не сможет описать даже самый опытный писатель. --Господин Кэнкон? — Мокуами осторожно постучался в дверь кабинета директора — теперь он был приучен к этому. Из-за двери послышалось тихое «войдите» от мужчины, будто он был чем-то обеспокоен. Не сказать, что это встревожило моего Мокуами, — скорее, удивило. Ведь журналист привык к тому, что Кэнкон говорит очень громко и четко, со своей привычной мужской грубостью в голосе. Из-за этого Каватакэ с любопытством заглянул в кабинет. Директор возвышался над столом, на котором было разбросано множество каких-то, по-видимому, важных бумаг. Так же, на темном дереве возвышались различного рода папки. --Вы звали…- отозвался в дверях молодой журналист, на что мужчина лишь озадаченно кивнул головой. -Да, звал.- согласился директор, после чего с блаженным лицом выпрямил спину.- присаживайся. Мужчина указал на стул возле стола с бумагами и сгреб их в небрежную стопку, важно постукивая белыми листами о деревянную поверхность и поправляя ряд из них. Мокуами с не самым торжественным видом сел напротив директора и уставил на него свой взгляд, посматривая на бумаги. Кэнкон быстро раскусил любопытство своего подопечного и поспешил быстрее утолить этот «голод»: -А, не переживай, — мужчина вложил стопку в первую попавшуюся папку — совсем скоро должны будут приехать какие-то важные шишки и проверить тут все, поэтому приходится наводить все документы в порядок.- Беспечно рассказывал Борюсай, присаживаясь в кресло, которое было позволено только начальникам. Мокуами медленно проследил за руками директора, что оказались довольно сухими. Журналист даже задумался на несколько секунд, определяя тип личности по его рукам и разглядывая выступающие венки на кистях мужчины. -Так за этим вы меня сюда вызвали? Чтобы рассказать, что к нам едут с проверкой? — Язвительно предположил молодой журналист, чуть склоняя голову набок. По его лицу было понятно, что он уже состроил кучу догадок в своей голове. -Нет.- спокойно отозвался мужчина, почесав свою правую щеку.- Я вызвал тебя по поводу твоего состояния, Мокуами.- добавил он. В этот момент Каватакэ подумал, что, возможно, он ошибался насчет своего начальника, ведь тот, вроде как, хотя бы не безразличен к журналисту. -Я вынужден дать тебе недельный больничный, чтобы ты поправился и уже здоровый приходил на работу.- Мужчина говорил медленно, заполняя какой-то документ черной ручкой, после чего повернул этот лист к Каватакэ.- Заполни это, и с сегодняшнего дня у тебя выходной. Так Мокуами и сделал — заполнил бланк и поставил подпись, — такую небольшую, но важную закорючку.

***

Он поднимает глаза в небо и удивляется — бескрайнее, светлое полотно окутывает весь земной шар. Тяжело вздыхает, в его голове проносится мысль: «Ни одного ангела». И правда, ни одного облака, за которым мог бы прятаться ангел. Такая погода не редка в этом городе зимой, но он заметил, по всей видимости, это только сейчас. Протягивает ручку вперед, раскрывает небольшую ладонь, словно дожидаясь снега. Было бы так восхитительно, если бы он пошел прямо сейчас — красивый хоровод снежинок, и одна упала бы на его ладонь… но, к сожалению, это совсем не кино. Чего скрывать правду — никакой фильм не соответствует действительности. Никогда не бывает счастливого конца, никогда человек не скажет умную мысль прямо так, сразу, не подумав. Ведь человек следует инстинктам, он верен своему сердцу. Он знал об этом не понаслышке. С уст его слетает тяжелый вздох, он зарывается носиком в теплый и большой шарф, прикрывает глаза, прислушивается к стону холодного ветра. Наверное, он никогда не был так задумчив и свободен от мыслей одновременно… Почему же ему так больно дышать зимним, свежим воздухом? Может быть потому, что он еще не привык находиться под прямыми лучами солнца, не привык просыпаться не от криков людей? Он не знал. Но даже если это было так, то ему бы не хотелось знать правду ни в коем случае. Уж лучше бы он утонул в лживых, но приятных мыслях, чем вспоминал о годах, проведенных в вульгарной полутьме. Светлые ресницы неожиданно намокают из-за невинных слез, он испуганно пытается их смахнуть рукой, но непослушные слезинки никак не уходят. Они катятся вниз, по щекам, оставляя за собой солоноватую дорожку. Вздрагивающие пальцы уже не так усердно убирают слезы, и по пустой улице ветер, вместе со снежинками, уносит жалобные всхлипы…