***
В мрачноватую гостиную едва проникал свет. Сегодня стоял пасмурный белесый день. В теплых обжитых комнатах за каким-нибудь пустяковым делом можно было забыться. Выкинуть из головы, что дом облюбовал Лорд Волдеморт с Пожирателями, что обитатели замка могли каждый день встретиться со смертью, что война никак не прекращалась. Но забыть о таком трудно. Драко устремил невидящий взгляд на шахматную доску, будто разглядывал оставшиеся в живых фигуры. Кто знает, кому повезло больше: убитым или тем, кто вынужден был видеть смерти и ожидать собственной. «Играть за черных и проигрывать», — беззлобно и горько усмехнулся про себя парень. — «Это ли мне будет предназначено?». Пробили часы — уже десять, все ближе к походу на пещеру Антиоха. — Вот слышишь, тебе со всех сторон Вселенная намекает, что пора ходить, — раздалось ехидное замечание Теодора Нотта. С ним они сели за бессмысленную шахматную партию, чтобы скоротать время. Теодор держался по-прежнему несколько отстраненно и не искал близкой дружбы ни с кем. Драко отметил, что раньше однокурсник разговаривал с ним поуважительнее и реже позволял себе колкости. Но времена изменились, Малфои слабее, и это все чувствуют. Их меньше уважают, а отец своим стремлением угодить Темному Лорду только роет им могилу поглубже. — Я думаю, — холодно отрезал Драко, сжав в кулак правую руку. — Явно не о партии. Это же банальщина — еще Кадмус Тусхил описывал такую расстановку в партии. — Интересно, что там Анника, — произнес вслух Драко, не глядя даже на собеседника и, скорее всего, вовсе не обращаясь к нему. — Кто? — переспросил Теодор, прищурившись. Но ответа не последовало. Через некоторое время, когда молчание совсем затянулось, Нотт-младший, постаравшись придать голосу беззаботный тон, насколько это было возможно, спросил: — Ну что, мистер Малфой, сдаетесь? — Идите к черту, мистер Нотт! — прошипел Драко и вскочил из-за стола, заходив взад-вперед по комнате. Теодор засмеялся тихонько и мелодично, обнажая белоснежные зубы. Но глаза его не смеялись, придавая беспокойным блеском выражение оскала красивому лицу. Он прекрасно понимал, что творилось на душе у Драко, но боялся заговаривать о таком. По крайней мере, ему так казалось. Малфой провел рукой по волосам, приводя себя в чувство, и сам сказал еле слышно: — Я боюсь предстоящей битвы. Нас заманивают в ловушку, где просто-напросто перебьют. Теодор помрачнел, подняв фигуру черной пешки и пристально ее рассматривая. Парень молчал, сжав плотно губы, словно чтобы случайно с них не сорвались что-нибудь лишнее. — Что, скажем об этом Повелителю? — усмехнулся Нотт. — Скажем, мы не пойдем с вами сражаться. Как думаешь, сработает? — Даже не смешно! — повысил на него голос Драко. Глаза его загорелись настоящим бешенством, что ему наверняка с трудом давалось даже отдаленное подобие спокойствия. Но он процедил отрывисто: — Иного выхода нет. А время все шло. Самой жестокой из стрелок на часах была секундная, что неслась вперед, ни на секунду не останавливаясь.***
Подземелье в этот день казалось еще более промозглым, чем когда-либо. Люциус Малфой быстрым раздраженным шагом спустился в тюрьмы, да так стремительно, что от образовавшегося сквозняка едва не потухли висевшие на стенах факелы. Они лишь ненадолго съежились и вновь вспыхнули, сердито извиваясь. Люциус снял кожаные перчатки — сырой воздух тут же обдал руки холодом, но не потушил его гнев. — Ждите здесь, сегодня я пойду один, — приказал мужчина двум молодым Пожирателям, что сопровождали его. — Когда понадобитесь, позову. Волшебники молча кивнули. Хотя даже если бы им следовало, ничего не смогли бы ответить — на палачей было наложено заклятие вечной немоты. Люциус подходил к нужной ему камере, чувствуя, как разрастается в нем гнев. Вскоре он сможет выпустить злобу из клетки — оглушить ее волной пленника, что доставил ему столько хлопот и ни унции пользы, на которую он рассчитывал. Малфой рывком распахнул дверь в камеру. Раздался противный протяжный скрип, напоминающий болезненный выкрик. — Харрис, вы становитесь мне особенно неудобны, — обратился он в черноту камеры. Никакого ответа не последовало. В дальнем углу клетушки на полу зашевелился человек. Простонав от боли, он перевернулся на спину. Видно, был совсем плох, чтобы хотя бы приподняться. — Не вспомнилось ли тебе чего? — выплюнул Люциус, и лицо его перекосило от раздражения и презрения. — В твоих же интересах говорить, в противном случае… Малфой-старший в два крупных шага преодолел расстояние между ними и небрежно ткнул носком сапога в живот Джонатана. Пусть это было легонько, но мужчина на полу все равно приглушенно застонал и согнулся. Давали о себе знать многочисленные пытки и допросы последних часов. Это время тянулось бесконечно долго и изменялось лишь очередным скрипом двери, вновь впускавшей «посетителя». Даже полумрак подземелья не мог скрыть, в каком плачевном состоянии находился Харрис. На одежде остались пятна крови, раны на лице зияли багровыми пятнами, каждое движение давалось ему с болью. Он совершенно ослаб, находясь уже где-то между жизню и смертью. — Не заставляй меня вновь применять силу, — прошипел Люциус. С поверженным, израненным, а значит заведомо слабым врагом он осмелел и жаждал выместить на нем гнев и раздражение от всех своих неудач. — Я не знаю, правда… что вы меня спрашивали… Не помню, — вымученно выдохнул Харрис, обхватив себя руками в ожидании очередного удара. Люциус наклонил голову набок, будто прикидывая, что будет делать со своей жертвой дальше. Вдруг в глазах его заблестела идея. Малфой резко схватил Джонатана за ворот и рывком поднял, принуждая того встать. Пленник был слишком слаб, чтобы держаться на ногах самостоятельно. С самого начала он сносил все, даже не пытаясь защититься, и теперь повиновался. Он снова застонал от боли и устремил усталый взгляд на своего мучителя, когда Малфой, вцепившийся в него мертвой хваткой, неожиданно встряхнул несчастного. — Империо! — заклятие достигло Харриса, захватив его разум. Однако если бы Люциус знал, что тот был чист, как белый лист, и едва ли помнил свое имя. Джонатан выпрямился слегка, насколько позволяла боль в животе. Мужчина тряхнул головой и молчал на нетерпеливый вопрос «Кто отдавал тебе приказы?». — Приказы?.. — переспросил Харрис, тупо глядя перед собой остекленевшими глазами. Он поморщился, будто силясь что-то вспомнить или избавиться от невидимой пелены. — Не знаю. Ничего не помню. В ярости Малфой разжал трясущиеся от напряжения пальцы, догадавшись: Харрису стерли память. Проклятье! Как он мог не предусмотреть это? Теперь нечего рассчитывать на особое расположение Темного Лорда — вместо того, что преподнести ему козырь, он достал лишь бесполезную обузу. Люциус выбежал прочь из камеры, в висках бешено стучало. Отчаяние опутало его, не давая шанса выбраться. По спине пробежал холод и заполз в самое сердце. Звуки вокруг остановились, пока мысли Люциуса лихорадочно метались. Он рассчитывал на то, что Харрис сможет стать ниточкой, которая вывела бы их на Орден Феникса. Теперь нужно было избавиться от проблемы: от Харриса, ставшего ненужным. Немые палачи стояли, подобно каменным статуям, не шелохнувшись. Ждали указаний. Люциус, с усилием выдохнув, наконец бросил раздраженно: «Сделайте, что следует. Пленник больше нам не нужен». Его шаги утонули в натянутой тишине. Еще раз скрипнула дверь в камеру, и две высокие черные фигуры вошли внутрь. Из коридора донесся лишь глухой стук, снова шаги, и все затихло.