Моя

- Я не буду тебя заставлять. Рита садится на стол, сдвигая в сторону лежащие на нем вещи и плюя на то, что ее сто раз просили так не делать. Худые пальцы нервно сжимают край столешницы, и девушке не удается спрятать жгучую досаду в глазах, но ее лицо и голос спокойны, непоколебимы. - Тебя и так в этой жизни вечно кто-то к чему-то принуждает. Я не буду. По-крайней мере, уж точно не в этом. Женя нервно сглатывает и пытается отвести глаза, но все равно невольно возвращается взглядом к Рите. На нее трудно не смотреть, особенно сейчас. Растрепаная, раскрасневшаяся, с припухшими от поцелуев губами, и майка задралась на худом животе, и лямка с плеча опасно сползла, и мышцы напряжены вся, как натянутые струны. И в глазах где-то в глубине плещется что-то жадное, голодное, горячее, к себе зовущее. И Жене дышать тяжело. И почему-то она чувствует себя безумно виноватой. А как хорошо было еще парой минут ранее, когда Рита яростным огнем горела в ее руках, и они целовались так яростно и взахлеб, что Женя даже имени своего не помнила. А потом в какой-то момент Ритина рука оказалась слишком опасно далеко под Жениной футболкой и Лунёва вздрогнула и сжалась, испуганно подаваясь назад, и... Все. Рита отпустила ее. И Женя все еще чувствует ее жар, и теплые ладони на своей коже, и у нее все тело ломит, и внизу живота безумно горячо, как только от Ритиных поцелуев бывает, словно она зажигает ее изнутри. И горько от пустоты в ее руках так, как будто что-то безумно важное оторвали и холодной водой окатили. И она знает, видит, что Рита тоже дрожит совсем не от злости, а потому что тоже чувствует это все. Каждый раз. Так случается каждый раз, когда кто-то из них переходит эту невидимую черту и Женя сама не замечает, как панически замыкается, отталкивает Риту от себя. Снова и снова, сама не зная, от чего ей так страшно... - Прости-- - Жека. Рита обрывает ее извинения на полуслове, резко, почти что зло, но сразу вслед за этим мягко качает головой. - Передо мной тебе извиняться не за что. Мы тут, в конце концов, не только о моих "хочу" говорим. В этой херне торопиться нельзя. Не хочешь - поняла, отвалю. - Я хочу! - Женя выпаливает раньше, чем успевает обдумать эти слова, на одном только желании выразить, сообщить, что Рита не права. Вольнова скептично поднимает бровь и Женя, бешено краснея, снова переводит глаза на окно, не в силах выдерживать этот взгляд. - Я, просто... Рита ждет молча, не перебивая нетерпеливыми возгласами, и Жене некуда отступать от собственных слов, и ей приходится продолжать говорить, раз уж она начала. - Просто, сложно это все. Вроде как, не знаю, вот как засел этот голос в голове, и никак не замолкает о том, что вроде как неправильно это... Нет, нет, не в том смысле. - она слышит, как Рита угрожающе втягивает воздух через нос, и поспешно мотает головой. - Не потому что мы обе... Нет, я...просто... Лунёва болезненно хмурится, обхватывает себя руками за плечи, словно сутулится, прячется, мечтает раствориться в полумраке комнаты, лишь бы только подальше от жгучего взгляда, видящего ее насквозь. Как же сложно. - ...ты красивая такая. - она почти что может слышать недоумение, появляющееся на Ритином лице от смены темы, и не хочет знать, какое выражение появится следующим. - Очень красивая. Чудесная, даже. И я просто не знаю, не понимаю, как тебе может хотеться...быть /так/ с какой-то... Женины пальцы вдруг стискивают ее плечи почти до боли, и она выплевывает с внезапной, ядовитой, черной ненавистью: - ...мужебабой. Повисает тишина, в которой Лунёва может слышать только бешено пульсирующую кровь в своих висках, панически боясь смотреть на Риту. Потом слышится шорох и стук ударившихся об линолеум босых пяток, и Женя сжимается, почему-то ожидая крика, или даже удара, хотя прекрасно знает, что Рита не поднимет на нее руку всерьез. Но ни того, ни другого, не следует. Вместо этого Рита останавливается перед ней и спокойно спрашивает: - Ты мне веришь? После паузы, Женя все же заставляет себя снова взглянуть на нее прямо, хотя это и невероятно тяжело. - Верю. - глупо было бы ответить иначе, честно сказать. - В бою, когда мы друг от друга зависим, ты же мне веришь? - Верю. - это еще проще и беспрекословнее. - Когда я говорю, что за тебя порву кого угодно, ты веришь? - Верю. - Рита ведь и правда доказывала это не раз. Вольнова поднимает руку, аккуратно один за другим разжимает пальцы на одной из Жениных ладоней и прижимает их к губам. - А вот теперь я говорю, что ты охеренная. Веришь? Женя молчит. Рита выжидает несколько секунд, не двигаясь, смотрит пристально, даже слишком. Не получив ответа, она целует тыльную сторону смуглой ладони, потом запястье, чувствует губами бешено колотящийся пульс, сбивая дыхание. Но не закрывает глаз, не отводит взгляда. - Веришь? - не сдаётся Вольнова, а Женя все так же не может найти ответа. Она не может ответить "нет". Она не может ответить "да". Рита делает шаг вперёд, ближе к ней, и Лунёва не знает, хочет она отступить или остаться. Она остаётся. Ей страшно, непонятно, немного больно от комка панической неуверенности в груди, но с другой стороны ее тянет к Рите, тянет физически, иррационально, манят ее тепло и эта чисто женская мягкость. И в то же время по той же самой причине, в сравнении, Женя ненавидит себя за свою несуразность, нескладную угловатость, которую мир так упорно учил ее в себе презирать. И если Рита в ее глазах действительно красива, то она сама на ее фоне себе противна. Ну и как, как такое, как она, право, может нравиться такой девушке, как Рита... - Шшшш. - Вольнова вдруг утыкается лбом ей в ключицы и запускает пальцы в ее короткие волосы. - Ты слишком много думаешь, Жек. Слишком. Много. - Ты и мысли, что ли, читаешь? - хрипло спрашивает Женя, невидяще глядя куда-то в стену напротив, и чувствует кожей прерывистое дыхание - Рита смеётся, а у Лунёвой от этого мурашки такие, что немножко хочется выть. - Нет, дурында. Ты просто пыхтишь как паникующий паровоз. Того и гляди пар из ушей повалит. Рита слышит тихий неровный смешок над своей головой, чувствует, как Женя нерешительно обнимает ее легонько, неловко, и мысленно кивает сама себе. Рита осторожна, как никогда в жизни осторожна, пытаясь не спугнуть, пытаясь убедить. Рита как никогда альтруистична - она искренне делает это все для Жени, честно старается не причинить дискомфорта, но в то же время и не бросить ее тонуть в адском пекле собственных уничижительных мыслей. Но Рита, конечно же, и не бескорыстна; она бы соврала, если бы сказала, что не смотрела на подругу совершенно новыми глазами с тех пор, как между ними что-то изменилось. Смотрела. Еще как смотрела. Как будто дверку мыслям открыли. Когда Женя бежала, живое воплощение силы и грации, когда та приходила из общажного душа растрепанная и распаренная, да даже когда просто наклонялась завязать шнурок. Вольнова девушка взрослая, и уже давно и далеко не невинная - ну не располагал ее прошлый образ жизни к образу целомудренной ромашки, да и с желаниями собственного тела она всегда была предельно честна. Так что грех тут не подумать всякого. Но с Женей все иначе, чем с другими - даже Рита не до конца на своей территории. Тогда, раньше, секс был просто сексом, тупой развлекаловкой по потребности, на ее условиях - и никак иначе, перебьются - и без глубокого смысла. Без особой заботы о партнере. Им всем тогда вообще чужда была забота. Сейчас не так. Физически ничего не изменилось, конечно же, и она знает это чувство как дважды два, но морально... Ее тянет не просто так, не к чистому удовлетворению. Ее тянет к человеку, ее тянет к Жене, до голода, до тремора, до раздражения, и впервые мотивация не только в ней самой и ее "хочу". Жека. Жека важна. И то, что она чувствует. И чтобы хорошо было ей. И Рита даже согласна ждать и отступать, сколько потребуется. Даже если она сама уже скоро на стенку полезет такими темпами, потому что жить с этой женщиной в одной комнате, вроде как встречаться, но держать лапы при себе это вопиющее безобразие. Но она согласна, черт с ним. Впервые так. Она целует Женю в шею и вслушивается, когда та вздрагивает и еле слышно охает. - Так веришь или нет? - Я... Пытаюсь. - тихо выдыхает, наконец, Лунёва. А Риту уже и такой ответ более чем устраивает. Женя совсем на нее не похожа. Замкнутая, не любящая свое тело, не слышащая его, почему-то вечно наказывающая себя за то, какой родилась, забитая мнением окружающих. Женя, хоть по ней на первый взгляд и не скажешь, очень, очень хрупкая. Чувствительная. И Рита хоть убей не видит того монстра, с которым Лунёва так яростно и тяжело воюет в зеркале. Если уж на то пошло, то это Рите бы сейчас устыдиться своей, как оно там по-красивому, "порочности" по сравнению с дрожащей от каждого ее прикосновения Женей. Вот только ей не стыдно ни капли. За что бы? Они всегда разворачивались и заминали тему не доходя до прямого разговора. В этот раз что-то иначе. Например, все. - Давай договоримся так, - ее дыхание щекочет Женину кожу и крайне усложняет задачу вслушиваться в ее слова. - Если я что-то делаю не так, то ты меня останавливаешь. Но если ты меня останавливаешь, то я именно что всерьез останавливаюсь и убираю лапы. И на этом точка на сегодня. Идет? - ...идет. - Женя выдыхает как-то неуверенно, и Рита, подняв голову, какое-то время ждёт, не последует ли команды отвалить прямо в ту же секунду. Но Лунёва молчит, и смотрит ей в глаза смущенно и нервно, но, вроде, не испуганно. И тогда Рита ее целует снова. Прижимается всем телом, руками водит хаотично, но медленно, по плечам, по широкой сильной спине, по узким плавным бедрам. Целует в подбородок и по линии челюсти, привстав на носках, щиплет губами за мочку уха. Женя дышит тяжело, губами ищет слепо, висок, скулы, снова мягкие губы. Неосознанно прижимается спиной к стоящему за ней шкафу, позволяя Рите себя оттеснить, прижать, и даже не замечает, как льнет в ответ ближе, грудью, бедрами, и едва слышно скулит в поцелуе почти раздосадованно, потому что, хоть она и не может расшифровать этого, но ей мало, безбожно мало. Она не замечает ничего из этого сама, но Рита все видит, чувствует, ловит, подхватывает. Искренне пытается не напирать, но после такого ответа игнорировать нарастающее напряжение у нее сил нет, просто нет. - С тобой и огнемагу жарко станет, черт, - бормочет Вольнова что-то вроде невнятного и ненужного предлога и срывает с себя через голову майку, под которой из одежды и нет ничего больше. У Жени дыхание перехватывает и она пытается стыдливо не смотреть, но взгляд предательски опускается сам. Не то чтобы она не видела Риту без футболки никогда. Они в конце концов в одной комнате не первый год живут, а Вольнова не из стеснительных людей, за занавеской никогда не пряталась, переодеваясь. Но тогда Женя обычно поспешно отворачивалась, чуть не роняя что-нибудь по дороге, да и вообще там... Было совсем другое дело. Не для нее. А сейчас она не может глаз отвести, как загипнотизированная. Рита шагает ближе и Женя рефлекторно вжимается в дверцу шкафа ещё сильнее, чтобы ее не коснуться случайно, ведь это же совершенно запрещено, это табу. И только потом, после паузы, до нее доходит, что очень даже разрешено. Можно. Даже нужно. Что от нее именно этого и ждут. Хотят. Она бы соврала, если бы сказала, что совсем-совсем ни разу об этом не думала. Другой вопрос, что она сразу же панически выкидывала такие мысли из головы, потому что нельзя такое думать, ну нельзя же?! Рита смотрит спокойно, но почти не двигается. Ждёт, понимает Женя. Ждет, край это или она двинется дальше. Ждет, несмотря на то, что патологически ненавидит ждать. В горле резко пересыхает. С трудом вдохнув и еле дыша, Женя все-таки решается, протягивает дрожащие руки и касается Ритиной груди кончиками пальцев, тут же вздрогнув, словно ток по пальцам пробежал. Вольнова улыбается довольно, вдруг накрывает ее ладони своими и подталкивает, сжимает крепко собственную грудь в Жениных пальцах, и у той короткое замыкание в мозгу происходит и кровь в лицо бросается с такой скоростью и силой, что, кажется, начинает кружиться голова. Выражение лица у нее при этом тоже, видимо, становится то еще, потому что Рита тихо прыскает и смеётся, уткнувшись в нее лбом. Женя поспешно промаргивается и заставляет себя сделать новый судорожный вдох. Это не обидный смех, она знает, так что он ее почти не обескураживает. Почти. Лунёва все же, впрочем, не пытается убрать руки, и Рита, чувствуя это, понемногу отпускает ее, дает освоиться самой. Женя, в отличие от Риты, не умеет действовать так резко и грубо. Руки у нее, хоть и загрубевшие от работы, все равно мягкие, и касания ласковые, и это не только оттого, что неуверенные. Рита вдруг прикусывает губу и чуть жмурится, упираясь ладонями в шкаф за Жениной спиной. Вольнова закаленный человек, она привыкла к испытаниям на прочность, натиску и вечным ссадинам, к тому, что ее бьёт, швыряет, жжет и режет. А Женя гладит и мягко переминает ее кожу с такой совершенно незнакомой ей нежностью, что ни один из Ритиных инстинктов не знает, как на это реагировать. Только мурашки резкой волной пробегают, заставив вздрогнуть и прижаться ближе. Женя пугается, немного нервно зовёт ее по имени, но Рита мотает головой и с настойчивым "шшшш!" целует ее в губы. И Лунёва верит и успокаивается, согревается понемногу, секунда за секундой, и вот в какой-то момент ее уже меньше волнуют всякие вопросы, а все сознание сосредотачивается там, где ее руки неловко, но уже увереннее заново изучают Ритино тело - и спину с острыми лопатками, и ребра, которые так забавно получается пересчитать кончиками пальцев, и худой живот, волнами отзывающийся на тяжелое и быстрое дыхание Вольновой, и мягкую грудь, уже прохладную на ощупь из-за воздуха комнаты, и Женя, не задумываясь, согревает ее руками, а Рита урчит ей в щеку и комкает ее рубашку в кулаках. И Жене так странно, почти нереально осознавать то, что каждый довольный вздох и каждая дрожь - это ее рук дело, безо всяких метафор. Рита, та самая колючая, не пускающая к себе людей Рита открывается ей спокойно и полностью, не задумываясь. Женя за эти года уже не раз спасала ее от внутренних демонов и внешних персонажей, таскала раненую на руках, да в конце концов совершенно непоэтично откачивала после жестокого похмелья. У Вольновой нет причин не доверять ее рукам даже на грамм. Женя чувствует, каждой своей клеткой чувствует это доверие, и у нее немного сердце распирает от этого чувства, и глаза угрожают начать слезиться. Как такое вообще бывает. Разве она такое заслужила. Её? В порыве благодарности и ответного захлестывающего доверия, Лунёва вдруг начинает копошиться и мягко отстраняет Риту от себя. Та мгновенно настораживается, но Женя мотает головой, бормоча что-то вроде "погоди, я... сейчас". Рита наблюдает в удивленном оцепенении, даже не дыша, кажется, чтобы не спугнуть, как Женя яростно борется сначала со своей рубашкой, потом с футболкой, потом со спортивным лифом - руки у нее отчаянно дрожат и не слушаются, но она справляется. Не побеждает она только собственное смущение, не выдерживает и закрывается все-таки руками, когда на ней выше пояса не остается одежды. Рита сглатывает с усилием, чувствуя, как теперь уже у нее в горле тоже предательски пересыхает, и медленно шагает обратно к ней. Лунёва словно резко трезвеет, снова вспоминая все свои "недостатки", отводит взгляд и закрывает глаза, словно боится Ритиной реакции или чего-то еще. Она чуть вздрагивает, когда горячая ладонь касается ее живота. Вольнова осторожна предельно, настолько, что на нее это почти не похоже. Дает время, не торопит, гуляет россыпью прикосновений там, куда пока пустили - но и не сдаётся. Водит пальцами по Жениным рукам, цепляет за запястья, намекая, спрашивая, упрямо. И целует ее под ключицами, и ее знакомый (любимый) жар успокаивает, и, понемногу совсем, но Женя опускает руки. И вздрагивает и ежится с непривычки, когда Ритины ладони ложатся на ее грудь. Вопреки самой себе Лунёва косится, почему-то ожидая увидеть на Ритином лице что угодно, но только не неожиданное выражение... Восхищения? Одобрения? Чего-то к ним очень близкого. Вольнова водит руками по смуглой коже завороженно, смотрит почти что жадно, а потом прижимается поцелуем по центру Жениной грудной клетки, заставив девушку оцепенеть, почти не дыша. Рита чувствует губами, как бешено колотится под ребрами паникующее сердце, и успокаивающе чертит пальцами узоры промеж веснушек. Но успокоиться Жене сложно, даже невозможно, потому что Рита, все-таки сбившись с медленного темпа, мягко ловит губами один из темных сосков, и катает его языком, и чертит влажные дорожки поперек смуглой кожи от веснушки до веснушки, и Женя поджимается чувствительно и неуверенно, даже на цыпочки неосознанно встаёт, но Ритины руки на ее боках непреклонны и не дают сомневаться. - Ох, да что же ты делаешь... - Перестать? - тихо спрашивает Рита, щекоча дыханием, спрашивает серьёзно и честно. Но Женя мотает головой, запуская пальцы в ее рыжие волосы и мягко их ероша, чувствуя, как напрягшаяся было Рита понемногу расслабляется обратно и почти что урчит. Вольнова хмыкает и сползает ниже, самозабвенно и почти собственнически покрывая поцелуями Женины бока, и хулинанисто без нажима проводит зубами по ребрам Лунёвой, выступающим так четко, когда та резко втягивает живот. Уткнувшись носом в пуговицу джинс, Рита чувствует, как напрягается Женя, и с тихим понимающим смешком поднимается обратно, сгребает ее ближе к себе и целует в губы, самодовольно улыбаясь тому, как девушка вздрагивает и судорожно вздыхает, когда они прижимаются кожа к коже. - Жееека. - Рита со смехом тянет ее имя шепотом нараспев, кусается без нажима за шею и по линии челюсти, заставляя Лунёву щекотливо ежиться. - А? - Женя отзывается, хотя не уверена, что от нее требуется отзываться. Рита тихо и хитро смеется снова, утыкается щекой чуть повыше Жениной груди и тоном довольного кота урчит беспрекословно: - Моя. И есть в этом простом слове что-то, продирающее Женю током по позвоночнику. И здесь и сейчас, в их маленькой общажной комнатке, она готова поклястья - она бы доверила Ритиным рукам держать ее всю жизнь. Но она не скажет этого вслух, слишком глупо звучит. Она только мысленно задохнется от этой мысли и задвинет ее куда подальше. Чтобы не мечтать. Мечтать страшно, ненужно, а может, и вовсе неправильно. Опять это дурацкое слово. Рита вдруг делает шаг назад и Женя вздыхает тихо и прерывисто, плохо пряча разочарование. Но Вольнова не исчезает - она тянет ее за собой за руки, и Женя идет, как завороженная, куда угодно идет за этой женщиной, хоть в пропасть сейчас. Двухэтажная койка и Женин рост делают проблематичными какие-либо драматичные жесты вроде толчка на кровать, так что Лунёва садится сама, пригибаясь, чтобы не удариться головой. Рита стоит перед ней и её бледная кожа почти что светится в вечернем полумраке, очерчивая ее фигуру до последней черточки. И Женя смотрит на нее снизу вверх, и кажется вот еще чуть-чуть и у нее аж слюна по подбородку польется, настолько она себя не помнит. И она совершенно не замечает хитрой и коварной Ритиной улыбки, пока та не подает голос. - У тебя есть примерно минута, чтобы возразить. - она потягивается при этом, и Женя все равно не может сосредоточиться на ее словах. А? Возразить? Насчёт чего? Она понимает, насчет чего, когда Рита в пару сравнительно непринужденных движений без всякого стеснения освобождается от всей остальной своей одежды. Женя уже давно сбилась со счета, сколько раз за сегодняшний вечер у нее перехватывало дыхание, но вот она снова о нем забывает. А Рита вновь не может удержаться от смеха, глядя на ее лицо - чего скрывать, оно ей льстит. Стоит Жене растерянно улыбнуться в ответ, как Вольнова вдруг шустро оказывается у нее на коленях, совершенно спутывая девушке остаток мыслей. Очень близкая, очень тёплая, очень голая. Женя панически не знает, куда деть руки, словно ее обожжет, если прикоснется, но Рита ее целует крепко, долго, а когда Лунёва выныривает обратно в мир за глотком воздуха - ее ладони уже сами нашли себе место, где поудобней и где помягче. Осознав, Женя рефлекторно уже снова готова отдернуться и начать извиняться, но Рита мягко толкает ее на матрас, и Женя покорно заваливается на спину вместе с Вольновой. После некоторой сумбурной заминки, во время которой Женя патологически не может найти куда деть свои слишком длинные для стандартной общажной кровати ноги, Рита удобно устраивается лежа на ней, бедрами между тех самых ног. - Пять минут, полет нормальный? - шутливым шепотом интересуется Рита, и Женя смущенно пытается улыбнуться в ответ, заправляя ей волосы за ухо немного дрожащей рукой. - Да ты можешь не спрашивать, Рит. - неловко бравадится она, сама не зная зачем, и тут же замирает, как пойманный зверёк перед хищником, когда Рита прижимает палец к ее губам. - Шшш. Хочу и буду спрашивать. - Вольнова улыбается, но смотрит серьёзно. - Тем более, если для тебя все в первый раз. Все должно быть тебе в кайф. - А твой первый раз был тоже таким? - Женя ляпает первый нарисовавшийся в голове вопрос, выигрывая себе время на передышку, но тут же об этом жалеет, потому что Ритины губы кривятся в усмешку. - Тупым он был. - она ограничивается этим, а Женя мгновенно осознает, что оторвет себе язык быстрее чем станет спрашивать что-то ещё на эту тему, и уже сама дергает Риту к себе и целует, так крепко и тепло как только может. Рита, к ее радости, почти тут же расслабляется и довольно смеётся ей в губы, обо всем, кроме нее, забыв. И руки Женины уже опять где-то не там, где прилично, и вообще Лунёва только и может, что заливаться краской и смотреть на Риту с неловкой улыбкой идиотки. И целоваться. Этому она уже научилась. Парадоксально, но, несмотря на то, как у Жени бешено бухает сердце и нервы то и дело порываются свернуться в тугой узел в груди, отвлекая от самого важного - ей больше не хочется смущенно убежать. То ли окончательно пьянеет мозг, то ли правда Вольнова как-то очень правильно ощущается вот так, как она есть сейчас. А Рита улыбается довольно про себя, чувствуя, как мало-помалу уходит напряжение из-под смуглой кожи, и медленно, но верно забывается, отпускает себя Лунёва, становясь под Ритиными худыми руками уязвимой и податливой, словно нетронутая никем раньше глина. Доверяет. Открывается. И у Риты от этого голова ее грешная идёт кругом, господи блять за какие ж добродетели она это заслужила. Ответа на это у нее нет и не будет никогда, зато жара в груди и руках хватит на них с Женей обеих, на всю ночь и пару ближайших жизней. На любое, даже самое издевательски большое количество жарких поцелуев, в которые, кажется, она умудряется вложить столько эмоций, в каком количестве не призналась бы вслух ни за что. Но вслух и не нужно. За нее говорят ее руки, с такой трепетной дотошностью танцующие по Жениной коже, как будто завтра Рита ослепнет и ей жизненно необходимо запомнить каждый сантиметр кожей грубоватых ладоней. За нее говорят ее губы, легко гуляющие от веснушки к веснушке, по всему телу, к которому пока пустили, чтобы сказать, чтобы показать, насколько Рита с нее тащится, насколько отрицает она каждую каплю этой вздорной ненависти, которую Женя сама к себе питает. Губы, крепко прижимающиеся к Жениной шее и бьющейся ниточке пульса, к выступающим тонким ключицам, к упругой груди - которая, к слову, восхитительно ложится в Ритину ладонь, почему-то приводя ее этим в крайнюю степень довольства, к угловатому изгибу челюсти и к чувствительному месту под виском, где начинают щекотаться короткие волосы, к мягким "плюшевым" губам, и без того пухлым, но припухшим еще сильнее от ее поцелуев. За нее говорит ее дыхание, предательски прерывающееся на долю секунды каждый раз как Женя вздрагивает, выдыхает или тихонько охает, неосознанно подаваясь ей навстречу. Рита льнет близко, горячо, как будто насколько сильно не прижмись, а ей все мало, но и на месте усидеть не может, вьется, то ближе, то дальше, и правда как то пламя. А Женя про свои руки и положено-неположено уже и думать забыла, и ладони у нее блуждают по Ритиной спине и плечам, словно поймать этот огонь хотят, успокоить, привлечь к месту. А может, ничего такого и не думают, а просто хотят чувствовать как гуляют под бледной кожей поджарые мышцы и острые лопатки, и как грудь - нежная и мягкая, совсем не такая крепкая, как небольшая Женина - волной вздымается от тяжелого дыхания. Так можно было бы остаться на всю ночь, наверное. Просто целуясь, касаясь, обнимаясь и взаимно уверяясь, что вторая - точно самая прекрасная девушка на свете, никак иначе (и моя!). Их обеих бы это устроило. И Женю, которая и так уже разомлела до абсолютно осоловелого состояния сплошного "хорошо", и Риту, которая едва ли не впервые в жизни готова проигнорировать физические возмущения своего тела, требующего продолжения банкета и разрядки, и просто утопиться в этой совершенно незаслуженной девушке как есть. Но чем дальше, тем голоднее и жаднее становятся движения, тем сильнее дразнят чувства соленый вкус на языке и дыхание у уха. Более опытная и соображающая, Рита сквозь туман в сознании вдруг обращает внимание на то, как каждый раз, когда она, подаваясь вперед, непроизвольно вжимается сильнее в Женины бедра, та с тихим шипением подается навстречу, явно не замечая этого, как снова начинает собираться напряжение в теле под ней, но не нервное, а новое, совсем иное, кожу мурашками покрывающее. Недоверчиво, ищуще Рита переносит вес немного набок, уже намеренно, прицельно втираясь одним бедром - Женя с тихим коротким скулежом закидывает голову чуть назад, сжимаясь, и у Вольновой в горле пересыхает. Черт. Черт, черт, черт, да. Осторожно оперевшись ладонями о кровать по обе стороны от Жениной груди, Рита приподнимает себя на руках, опираясь, и делает еще один короткий толчок. И ещё один, снова получая ответный всхлип и движение бедер навстречу. И у Риты самой что-то острой искрой сводит в паху от вида того как, совершенно забывшись, Лунёва жмурится, просяще открывается и водит горячими руками по Ритиной талии, словно подталкивая, и между веснушками у нее капли пота блестят, и губы от тяжёлого дыхания приоткрыты. У Риты кожа горит, обтираясь о грубую ткань джинс, которые все еще на Жене надеты, но она этого не чувствует, стиснув зубы и задавая ритм, с каждым толчком посылая краткий разряд по Жениной нервной системе. А Лунёвой и хорошо и недостаточно, и тихий хнык с губ рвется, потому как горячий комок пониже живота терпеть уже нет никаких сил, и она не особо думая, просто хочет, чтобы разрешилось уже это напряжение, ведь рядом совсем, только руку протянуть. И Рите тоже становится агрессивно мало, во всех направлениях, до скрипа зубов мало, и от этого отклика и тихого жалобного скулежа у нее что-то дикое внутри пробуждается и требует своей доли, но она слишком хорошо понимает, что как только сделает что-то выходящее за рамки - Женя очнется, и не факт, что не испугается снова. Но Вольнова решает рискнуть. Целует Женю в шею, прихватывает губами, бесследно, несильно (хотя в глубине души ей до одури хочется наставить Лунёвой тёмнеющих засосов и укусов и царапин по плечам, и чтобы Женя ей, Рите, тоже всю кожу усеяла отметинами, чтобы на утро знать, насколько все было реально, и чтобы видели все, моё. Но это потом. Это не сейчас. Рита потерпит.), а рукой от груди спускается по плоскому, все еще чуть рельефному от спортивного прошлого животу, ниже, цепляет за каемку джинс. Женя коротко вздыхает и замирает. Рита замирает тоже. Заметила. А раз заметила - то ее слово. Лунёва полу замутненными глазами смотрит настороженно, снова нервно, снова неуверенно. Но так и не останавливает, вместо этого поднимая руку и касаясь Ритиной щеки, словно как-то надеется, что этим действием скажет все. - Можно? - Вольнова вдруг вспоминает, что у них есть слова, которыми можно общаться через рот, чтобы наверняка. Женя буреет, открывает было рот, но потом просто глубоко вздыхает и, словно решившись и прыгая в воду с вышки, кивает. Рита смаргивает и тоже тихо набирает в грудь воздуха, пальцами отщелкивая пуговицу на джинсах и ныряя рукой под ткань. Она делает это все не глядя, не отрывая взгляда от Жениных глаз. Женя дрожит едва заметно, и в глазах у нее плещется дикое смущение и нервозность, но в то же время - робкое, просящее доверие. Снова это доверие, за которое Вольнова так и не знает, благодарить до конца дней или головой об стенку отбиться от невозможности. Ритину руку обдает влажным жаром и Женя неуверенно ерзает, отводя взгляд и прикрывая половину лица запястьем закинутой вверх руки. Слишком смущающе, слишком лично и интимно, ей это тяжело, ей это крайне тяжело. Но она все еще не делает шагов назад. И в этом ее смущении тоже что-то такое по-своему красивое, и это "что-то" бьет Риту по центру грудной клетки - честное слово, ей бы самой тут не скончаться от переизбытка каких-то лихих незваных чувств. Она сдерживает себя физически буквально, хотя напряжена, как натянутая и звенящая струна - не делая резких движений и никуда не продвигаясь дальше, просто чуть прижимает ладонью, давая Жене привыкнуть, давая себе осознать. Целует Лунёву в уголок губ, не прикрытых рукой. - Ты нормально? Нет, черт возьми, она не перестанет спрашивать. Даже если это так непохоже на ее обычный грубый образ, берущий что ей надо, не спрашивая. Не тот случай. И Женя немного убирает руку с глаз, завороженно глядя на искренне взволнованное Ритино лицо, на то, как Рита, всегда все делающая по-своему Рита, так явно боится что-то сделать не так. Не хочет сделать ей больно, не хочет все испортить, потому что Женя ей дорога. Потому что дьявол, кому, как не Рите знать, что она отвратительна в этом вот, медленном и осторожном. Но с Женей сейчас нельзя так, как она обычно - быстро и с ходу в пот и мясо, а значит, она не будет. Даже если не верит, что правда может, даже если ей сложно отогнать щемящее чувство, что она все испортит. Женя все это видит, и эта трогательная уязвимость ради нее - согревает. И Лунёвой потихоньку становится легче дышать, и что-то подкатившее было к грудной клетке - откатывает. - Все хорошо, Рит. Правда. - она улыбается, и видит, как чуть расслабляются Ритины плечи, как она выдыхает с едва заметным облегчением, свободной рукой заправляет мешающиеся волосы за ухо и снова наклоняется ее поцеловать. Но Женя уже не может целоваться долго, ей не хватает воздуха. Она дышит тяжело и шумно, пытается размеренно, чтобы хоть как-то процессировать движения Ритиной руки, которая дразнит ставшую сверхчувствительной кожу, заставляя дрожать что-то нитью по позвоночнику. И Жене и хочется уже и прекратить это мучение и наоборот, податься навстречу, чтобы уже не тянула. У Вольновой, впрочем, и у самой запас терпения закончился ещё на прошлой неделе. Когда она впервые касается набухшего комочка нервов Женя от неожиданности вздрагивает с громким всхлипом, сжимаясь и пытаясь подтянуть ноги ближе к груди, потому что все ее мышцы дергает щекотливой судорогой. Рита улыбается себе под нос, снова касаясь чувствительной кнопочки и целенаправленными короткими движениями потирая, и с любящим интересом смотрит, как Лунёва вздрагивает снова и снова, тяжело дыша и то и дело с трудом сглатывая. И тут сквозь шумное Женино дыхание начинают прорываться вполне оформленные тихие стоны, и Риту продирает крупной дрожью по коже. Не замечая того, она наклоняется ближе к Жене, словно прислушиваясь, присматриваясь, пытаясь всю реакцию в себя впитать, и пальцами ищет, пробует, что лучше, как нужно, - и каждая реакция чуть сильней предыдущей чувствуется как победа, а ощущение победы - оно для Риты как наркотик, и она ищет его ещё и ещё. А Женя отчаянно руками за одеяло хватается и в руках его комкает, потому что ей нужно за что-то держаться, иначе она потеряется в этом окончательно. И жаркое это напряжение от Ритиной руки идет по всему телу, и она, кажется, на нервах натянутых Жениных как на гитаре играет, и Лунёва только головой в подушку сильнее вжимается и то и дело жмурится, потому что ей кажется, что она этого всего не вынесет просто, и уже ни дыхание ни голос не помогают выдерживать этой пытки. - Рит, с-стой, я больше... Не могу... - она вскрикивает вдруг, потому что ощущения словно через порог какой-то резко переваливаются, и оказывается, что их может быть ЕЩЕ больше, и Женя на смятом одеяле вертится отчаянно, пытаясь сделать легче, хоть какой-то взять тайм-аут, но делает себе только хуже. А Рита, почему-то, ей не внемлет и руки не убирает, только смотрит как загипнотизированная, рот приоткрыв и не отрываясь, словно она мыслями вся не в своей голове, - а там, где Женя вьется и стонет, еле успевая набирать воздуха, и пытается просить пощады, но ей уже плохо это удаётся. И это не та пощада и не та просьба, которую Рита бы выполнила молниеносно. Лунёва просто искренне не знает, что чувствует и о чем просит. Жене хорошо и слишком СЛИШКОМ одновременно, и ей кажется, что она сейчас взорвется, она просто ну больше не может, не может, не может, не-- Когда Женя вдруг содрогается и сильной волной под Ритой выгибается с протяжным стоном, и дрожит несколько секунд, как натянутая струна, прежде чем с громким выдохом упасть на матрас, расслабленной, обмякшей и еще вздрагивающей от остаточных разрядов, пробегающих по ее телу - Рита словно резко возвращается "в себя" и просто лопнуть готова. От неимоверной гордости - она смогла, она ничего не испортила, не испугала, не травмировала, а даже наоборот - еще и до оргазма довела прям в первый же раз, кто молодец, Ритка молодец, о-ху-ен-но. Даже если просто с Жениной чувствительностью подфартило. А пока какая-то часть ее занята довольным распусканием метафорического павлиньего хвоста - остальная тупо любуется растрепанной в край девушкой под ней, такой открытой, беззащитной, еще не собравшей себя обратно из блаженного тумана в голове и резкой приятной усталой расслабленности во всем теле. И Рите просто хочется сгрести ее в объятия, себе, всю себе, и загородить, и целовать до одури, красивую такую. По сути именно это она и делает, прижавшись к Жене телом и руками и целуя ее везде где дотянется, без разницы где, потому что она ее всю любит, медленно, жарко, почти исступленно, и так до тех пор, пока Женя не приходит в себя понемногу. - Рит. Рита отзывается ленивым вопросительным мычанием, в очередной раз зависнув на Жениной груди и самозабвенно выводя языком влажно блестящие круги вокруг соска. Лунёва вздрагивает, ежится, слишком чувствительная сейчас, и снова зовет по имени, нежно потрепав по волосам. На этот раз Рита отвлекается и поднимает голову, встрепанная, раскрасневшаяся, с осоловевшими глазами счастливого пьяницы и забыв утереть блестящие губы и подбородок. - М? - она устраивается головой на Женином плече, под шумок продолжая и целуя ее в шею. Женя вздыхает как-то неловко, чуть запрокинув голову, но решает идти напролом: - Я тоже хочу. - Ммм? Чего? - Рита фактически урчит ей на ухо, делая задачу говорить еще сложнее. - Ну. М. Ты-то ещё не... Не это. Ну. Рита, после паузы, приподнимается на локтях и смотрит с иронично вскинутой бровью. - Не кончила? - с усмешкой прямолинейно уточняет она, и Женя хмуро заливается краской ещё сильнее. - Да. Оно самое. - Лунёва мнется, закапываясь в эту несвязную словесную яму, то и дело порываясь отвести взгляд куда-то совсем в сторону, но не сдаётся. - Только я без понятия, что делать, и как, и... Женя грустно поднимает руки перед собой, как бы показывая эту растерянную беспомощность. Рита же, помедлив, выпрямляется, насколько позволяет потолок второго этажа кровати, в который она упирается затылком. От этого движения уже она нечаянно прижимается к Жениной ляжке и мелко вздрагивает, прикусив губу. Жека права. Хоть любование определёнными видами и ощущение триумфа и притупили все остальное, это самое "остальное" никуда не делось, и если до этого Рита была в общем-то готова ограничиться удовлетворением исключительно моральным, то теперь, когда ей напомнили, она прекрасно осознает, насколько все еще на взводе и насколько аж подрагивает от затянувшегося нетерпения. Но главное - Женя сама просит. Наверное, не стоит удивляться, что уж Лунёва-то всегда думает о других, но сейчас Рита не видит просто привычной жертвенности, она не слепая. Это другое, личное. Женя тоже хочет, чтобы ей было хорошо. От ее, Жениных, рук. И это осознание как-то так приятно непривычно растекается по телу, что, будь Рита кем угодно другим, она бы, пожалуй, расплылась в эмоциональную лужу прямо там. Вместо этого Рита с улыбкой берет Женину руку и с тыльной стороны переплетает ее ладонь и пальцы со своими, тем временем устраиваясь удобнее уже практически на Лунёвой верхом. - Показать, "что и как?" - риторически интересуется Рита, и Женя, широко открыв глаза и еще не вполне понимая, что Вольнова делает, но чувствуя приближение чего-то этакого, поспешно кивает, и Ритина улыбка при виде такого рвения становится ещё шире - какая ж Жека все-таки милая, это ж невозможно. Рита, в отличие от Жени, прекрасно знает, что и как любит, и в уж в отношении себя у нее точно сейчас нет терпения ни на какие лишние прелюдии, так что она просто показывает, как есть - заводит своей рукой Женину себе между ног и, дав лишь пару секунд привыкнуть - вводит ее пальцы в себя. У Лунёвой в мозгу на секунду случается короткое замыкание, и от совершенно нового ощущения, и от осознания, и вообще от всего. Но Рита вдруг как будто слегка задыхается, наклоняясь вперёд, и Женя как-то мгновенно подзабывает пока что и смущение, и непривычность, всматривается в ее лицо внимательно, стараясь понять, так какое же оно, это "так". Рита помогает ей ещё с минуту, тяжело выдыхать подсказки какие-то еще умудряется, но потом у Жени, видимо, получается попасть точно как и куда надо и Вольнова, вздрогнув, хрипло стонет, отпуская ее, чтобы опереться обеими руками об кровать. Ох, мать, мелькает у нее мысль; она, конечно смотрела пару раз на Женины тонкие руки и длинные пальцы со специфичным интересом, но на деле ощущения оказались даже круче, чем представлялось. Самостоятельно, конечно, у Жени не получается так уверенно и четко, но, уловив общий концепт, она честно старается изо всех сил. Благо, Рита совершенно не стесняется показывать, когда та все делает правильно - по ней сразу все понятно, по прикушенной губе и шумному дыханию, по довольно подаваемому голосу, по крупной дрожи, то и дело пробегающей по телу. И Женя понимает теперь, почему Рита на нее так смотрела несколько минут назад. Потому что у нее у самой теперь сознание заволакивает, и Рита остается единственной четкой картинкой перед глазами, и есть что-то невозможно прекрасное сейчас в ее неприкрытом, без всякого смущения наслаждении собой и своим удовольствием, в уверенных движениях, когда она начинает подаваться Жениным пальцам навстречу, не давая сбиться с нравящегося ей ритма, и самозабвенно помогая себе рукой там, где Жениной руки не хватает. Женя видит в полуприкрытых глазах, что Рита уходит с головой куда-то в свои ощущения, сама с собой, и когда Вольнова свободной рукой даже за ноющую от возбуждения грудь сама себя прихватывает - у Лунёвой в груди вдруг просыпается что-то очень похожее на жгучую ревность. Оперевшись на вторую руку, Женя поднимается насколько может, чтобы никто из них не приложился головой об верхнюю полку, и только силой натренированных мыщц умудряется держать себя в полу-сидячем положении. Потому что вторая рука ей тоже нужна. Потому что простого повторения того, что показали, ей мало, и ограничиваться она этим не будет, даже если буквально только что ежилась от неуверенности. С внезапным, вроде бы не свойственным ей решительным напором она целует Ритину грудь, обнимая девушку рукой, словно поддерживая, и проводя ладонью по вздрагивающей от движений спине. Рита ощутимо дергается от неожиданности, резко вздыхая и "возвращаясь" к ней, но Женя даже не останавливается взглянуть или услышать какое-либо удивление, ей некогда, она занята. Когда она целует чувствительную точку под самой мочкой уха, Рита вдруг ловит ее за запястье и Женя с досадой понимает, что, увлекшись, перестала контролировать ту, первую, "основную" руку и сбилась. Прошептав какое-то сбивчивое подобие "прости" она исправляется, и на какое-то мгновение чувствует себя дико неловко. Но потом вдруг понимает, что Ритина рука теперь на ее плечах, а пальцы второй вдруг с силой, хотя не болезненной, но ощутимой, сжимают ее волосы на затылке, и сама Рита ее поцеловать пытается, но ей воздуха не хватает, так что в конце концов она просто прижимается лбом к ее лбу. Какую-то секунду они смотрят глаза в глаза, и Рита сквозь туман ощущений вдруг резко и четко видит Женин взгляд, не растерянный и неуверенный, а почти что собственнический, жадный, но весь на ней сосредоточенный и от того мурашками пробирающий, потому что Рита не помнит, чтобы кто-то на нее так смотрел, и хотел ее всю, здесь, с собой, а не просто тупо хотел. И от этого Жениного взгляда у Риты внутри все просто огнем заходится. А потом Вольнова закрывает глаза и жмурится с очередным громким стоном, но не отстраняется, а наоборот, прижимается ближе. И то самое, ревнивое в Жениной груди торжествует, потому что Рита больше не вся в себе, она здесь, с ней. Это чувство, пожалуй, единственное, что Женя может разобрать четко, потому что все смешивается в сплошной какой-то опьяняющий жар, и Рита двигается теперь как-то резко и рвано, и очень очень близко, и в ушах отдается и звенит, и Женя сама не замечает, как они обе снова заваливаются горизонтально на кровать. Вольнова дрожит все сильнее, сжимаясь тугой пружиной, наклоняется все ниже и ниже и ногтями царапает Женины плечи, чего Лунёва и не чувствует, словно под анестезией, и голос у Риты становится громче, но в то же время все выше и тоньше, словно бы жалобным, и Женя в жизни своей такого тона у ее голоса не слышала, она уже ничего не знает кроме того, что ей глубоко плевать, что у нее болезненно сводит затекшее запястье, и она только двигает рукой все быстрее, и глубже, и еще быстрее, как Рита срывающимся голосом просит, и ей самой уже словно бы дышать нечем, чем тоньше, и короче, и умоляющей становятся дрожащие вдохи, и Ритины волосы лицо щекочут, и все, и больше нет ничего. Рита всхлипывает тонко и громко над самым Жениным ухом, резко содрогается, изгибаясь, и руками слепо хватается, словно пытаясь удержаться, ногтями то по простыне, то снова по плечам Лунёвой, и утыкается лбом в подушку возле Жениной головы, почти рыча, но на деле больше хныча от ослепляющей перегрузки, от которой ее несколько секунд тяжело потряхивает - а потом, наконец, расслабляется всем весом в Женю, которая сама шумно выдыхает, словно и ее резко отпустило. Рита вздрагивает еще несколько раз, не поднимая головы и разморенно постанывая, а Женя смотрит оглушенно в потолок с нелепой улыбкой и чувствует, как бешено стучит кровь у нее в висках, и нежно выводит второй рукой узоры по Ритиной спине. Лунёва не отличалась никогда этими замашками "моя - не моя", по крайней мере, не вслух и не так решительно, как некоторые, но сейчас она осознает то, с каким полным доверием, в самом уязвимом возможном состоянии Рита лежит в ее руках и не торопится вставать и поднимать обратно все свои колючие барьеры, и Женя вдруг понимает, тоже - "моя". Причем это решила сама Рита, а не она. Не до конца зная, что делать с этой мыслью, Женя осторожно убирает руку - к тихому вздоху у своего уха, - растерянно вытирает пальцы об одеяло и обнимает Вольнову обеими руками. И целует в висок. Рита довольно урчит и тихо смеется, а потом, приподнявшись, смотрит на Женю - вся такая раскрасневшаяся, с блестящими глазами и той очень редкой мягкой улыбкой, что Жене кажется, что ее теперь убить должны за то, что она видела что-то тайное, что никому не показывают. Но Рита ее, конечно, не убивает - напротив, целует снова, крепко, но уже медленней и сбивчивей, устало. Женя тоже ее чувствует, эту блаженную усталость, наваливающуюся во всем теле, но отрывать от себя Вольнову это для нее перспектива выше ее сил. А мысль в голове все вьется, вьется - не только я её, но и она моя. Концепт для неё настолько восхитителен и странен, что Женя, не успев спохватиться, произносит вслух, просто чтобы лишний раз дать имени звук, еще раз прокатить по языку буквы, с новым значением, которое она раньше боялась придавать: - Рита. - М? - конечно же, откликается Вольнова, сонливо чертящая пальцами какие-то созвездия между Жениных веснушек на ключицах. -...да нет. Ничего. - и Рита тихо хмыкает, как будто все равно все прекрасно поняла. Они так и засыпают, вместе. Для разговоров нет ни сил, ни не настроения - они просто им сейчас не нужны. Поговорят с утра, если случившееся - наконец-то случившееся - потребует обсуждения. Когда они просыпаются, впервые не тронутые злостными Жениными будильниками, Рита сначала ворочается, приподнимается на локте и, сонно щурясь, долго смотрит на Женю, которая, в свою очередь, на нее в ответ смотрит очень даже проснувшимися и большими от непривычного шока глазами, боясь непонятно чего. - Охуеть. - наконец констатирует Рита, и Женя как-то немного нервно переспрашивает, о чем речь, после чего Вольнова, фыркнув, роняет голову обратно ей на грудь, обнимая ее одной рукой и закрывая глаза: - Из меня сделали человека, который после секса остается обниматься и миловаться. Дожили. Ясно, с улыбкой вздыхает Женя, про себя старательно заново вспоминая, как расслабиться, когда с тобой в обнимку лежит девушка - твоя девушка - к тому же полностью голая. В остальном, пожалуй, все скоро вернётся на круги своя. Рита вот уже снова ворчит по поводу всего на свете. Позже они наверняка о чем-то поспорят касательно смен или просто порядка в комнате. Или даже неумолимо приближающегося подъема. Но пока что Вольнова лежит рядом и обнимается, такая тёплая, мягкая, и, в сравнении с Женей, даже кажется ей немного маленькой и хрупкой. И какой бы сильной, жесткой, грубой и бессмертной она не была остальные 90% времени - Жене уже никогда не забыть этого. А Рита ни о чем особо не думает. Это Жекино дело, слишком много думать. А она пока подремет ещё немного, прижавшись щекой к теплым веснушкам, пока остальная реальность не ворвалась и не заставила ее отлепляться от Жени. В конце концов, нечасто книгочеям выпадает спокойное утро. А такое утро им двоим и вовсе выпадает впервые.