YOUTH

27 Апреля 5:37 — Молча уйдёшь? — собираюсь покинуть машину Чимина, но чувствую, как его рука касается моего запястья. Горячие пальцы обжигают мою холодную кожу, от этого по телу бегут мурашки, заставляя немножко поёжиться. — Хочешь благодарности? — приподнимаю бровь и немного удивленно смотрю на него. — Хотя бы обычное «спасибо», — улыбка на лице парня покоряет, всё те же идеальные зубы, что ослепляют своей белоснежностью. Идеальные линии скул, что манят к ним прикоснуться и ощутить бархатную загорелую кожу. Ямочки от улыбки, которые охота поцеловать… Но сейчас эта улыбка не от радости, она насмехается надо мной. Когда Пак искренен, его глаза превращаются в маленькие щелочки, но сейчас я вижу опасный блеск — тот, что был с самого начала нашего знакомства, только я заметила его слишком поздно. — Слишком жирно для тебя: слышать от меня благодарность, — вырываю свою руку из его хватки и покидаю салон машины, громко захлопывая дверь. — Ён, — слышу, голос Пака. Он опускает автоматически стекло и зовёт, но меня раздражает, как он произносит моё сокращённое имя. — Прекрати, для тебя я… — Госпожа Чон, до встречи, — произносит, и слышу свист шин по асфальту. До встречи в Аду, придурок. Смотрю на бампер удаляющейся машины и охота кинуть что-нибудь тяжелое в след, лишь бы насолить Паку за всю его расфуфыренную натуру. Появился передо мной, как ни в чем не бывало, так ещё и рассчитывает на что-то изысканное. Пусть подотрется всеми своими деликатесными фантазиями. Бесит. Пинаю маленький камушек, что отлетает к забору моего дома. Как вообще соскользнуло с его языка слово «дружба»? У него не должно быть этого слова в лексиконе, даже если есть, то оно не может быть предназначенным мне, если только он не признается, что является любителем мужских попок. Идиот. Обхожу родительский дом, решая зайти с запасного входа, лишь бы остаться незамеченной. Две недели я не приезжала сюда, оставаясь на выходных в общежитии, но сегодня я обещала появиться. Открываю калитку и аккуратно преодолеваю маленький садик, находившийся перед домом и за домом. Поднимаюсь на веранду и вижу то, что немного удивляет. Достаю из кармана телефон и делаю пару снимков, что навсегда сохранятся в моем смартфоне и в моей памяти. — Святой Будда, правильно ты говорил, что свинья и в Африке свинья, — перешагиваю тело, лежавшее у дверей дома, и тянусь к ручке. Но внезапно «бездыханный» придурок хватает меня своей тяжёлой хваткой за голень ноги и давит на мою кожу со всей силой, причиняя боль. — Что ты сказала? Будда, не это говорил, — хриплый и севший от долгого молчания сухой голос, задаёт вопрос. Чонгук опирается одной рукой на деревянную поверхность, а другой руке опорой служит моя нога. — Отцепись, для меня Будда именно это говорил, — начинаю трясти ногу, желая сбросить руку брата. — Если ты оставишь мне следы, я тебе глаза на жопу натяну и… — не успеваю договорить своё ворчание, как Гук меня перебивает и уже встаёт на колени. — Не натянешь, — он кашляет и начинает трепать себя по волосам, а потом руки плавно перебираются с волос на заспанное лицо. — Будда говорил, что нужно добровольно помогать другим, — продолжает спорить со мной Чонгук.  — Будь уверен, натяну, — ухмыляюсь я. — Натяну и моргать заставлю так, чтобы ты весь свой внутренний мир изучил и поделился с ним, что изучил во внешнем мире, а то даже простых вещей не знаешь. Будда учил, что добровольно помогая другим не стоит рассчитывать на их ответную милость, чувствуешь разницу? А теперь отцепись от меня. — Отцепился, видишь? — он убирает руки, и снова валится на спину, начиная обдумывать мои слова, или же пытается заснуть. Разворачиваюсь к двери, вставляю, ключ и стараюсь аккуратно и тихо проникнуть внутрь, чтобы не создать громких звуков. — Соён? — не успеваю перешагнуть порог дома, как слышу голос брата.  — Что? — обратно захлопываю дверь и смотрю сверху вниз на сонное чудо. — Обдумал мои слова? — Почему ты нас избегаешь? — он просто задаёт вопрос, а я хочу сказать все как есть, но задаю встречный. — А что тебе подсказывает твой мозг? — Он молчит, а я скучаю, — Чон кладёт руку к себе на лицо и снова его начинает тереть. — Ты впервые так долго со мной и Хосоком не разговариваешь, — говорит Гук, а я слушаю и понимаю, что тоже очень сильно соскучилась по родной кровушке в виде своих двух братьев. Какими бы они не были балбесами, какой бы я не была капризной, мы семья. — Почему ты избегаешь нас? — Ты дурак? — не сдерживаюсь я и сажусь на корточки, чтобы быть ближе к Чонгуку и на одном с ним уровне. — Если скажешь да, то я тебе растолкую. — Йа, — он резко вскрикивает на меня и приподнимается на локти так, что наши лбы ударяются со всей силой. — Блять. — Твою мать, Чонгук! — я падаю на спину и прижимаю руки ко лбу, что, кажется, треснул от стальной башки брата. Боль пульсирует внутри головы, а звон в ушах доставляет дискомфорт. В висках словно фейерверки взрываются. — Ты, кретин, молись своим богам, чтобы у меня не было шишки иначе… — кричу я на Чона. Боже, почему так больно? Тру место удара и в ответ пинаю ногой Гука, попадая по его ноге. — Мне, вообще-то, тоже больно, если ты не заметила, хватит меня бить в ответ, — ворчит брат и косо смотрит на меня. Я не сдерживаюсь и со всей силой ещё раз пинаю его в ляжку. — А ты думал, месть — приятная штука? — кричу я на него. — У меня шишка, придурок, выскочила? — провожу пальчиками по лбу и понимаю, что там появился маленький холмик. Боже, да это целый рог. Резко поднимаюсь на ноги и забегаю в дом, направляясь сразу к морозильнику, откуда достаю пакет со льдом. Вижу, как следом за мной заходит Чонгук и потирает лоб, протягиваю ему другой замороженный пакет и молча стою. — Покажи, — просит он, облокотившись на стол. Убираю лёд, открывая место удара и вижу, по лицу Чонгука, что дела вообще не очень обстоят. — Мне жаль, — он склоняется в девяносто градусов. — Козлина, ты нарочно это сделал? — кидаю в брата пакет со льдом, но вижу, как Чонгук уворачивается и улыбается. — Ах, ты, чмо прямостоящее, ты это специально? — вижу, как брат резко падает на колени и делает самый уважительный поклон. — Прости меня, но маленькую волну на твоей голове, думаю, никто не заметит, — он смотрит на меня снизу вверх, а желания пнуть его во мне всё сильнее и сильнее. — Волна? Волна?! — повторно я кричу на весь дом. — Это, мать его, Эверест, — я хватаю чёрные волосы брата и начинаю их тянуть, а тот в ответ начинает кусать мои запястья. — Отцепись от меня, плесень, — кусаю в ответ плечо Чонгука и он начинает мычать и извиваться. — Отпусти меня, — он кричит на меня, отрывается от моего запястья, оставляя на них не хилые следы зубов. — Подумаешь, удар, у меня тоже шишка, ты тоже в этом виновата, идиотка, — чувствую, как на голове что-то начинает жечь и тянуть. — Боже, чтобы у тебя волосы выпадали больше положенного, — бьёт по больным местам Чонгук. — Возьми свои слова обратно, — сцепляю свои руки на его лице и начинаю натягивать щёки в разные стороны, получая тоже самое о Чонгука. — Шусти! — пытаюсь выговорить слово, но из-за непонятной формы рта, созданной Чонгуком, получается плохо. Чувствую, как внезапно оказываюсь кем-то поднятой и оторванной от брата, поворачиваю голову и вижу Хосока, который крепко меня держит, а с другой стороны отец оттягивает Чонгука от меня. — Пустите, я ещё не все волосы выдернул этой пиявке, — продолжает кричать Чонгук и тянется ко мне, на что я в руках Хосока пытаюсь дотянуться до Гука и пнуть его ногой. — Давай, придурок, дотянись, — кричу в ответ. — Или иди сюда, чтобы я тебе второй рог на башке сделала, а то тебя черти в Аду не узнают с одним, — Хосок пытается меня оттянуть от Гука и крепче прижать к себе, а отец кричит на нас, чтобы мы успокоились, пока не проснулась мама, но она уже проснулась.

***

— Приятного аппетита, — ласковый голос мамы заставляет ощутить уют и тепло, я могла бы полностью в нём раствориться, если бы не одно большое но. Приятного аппетита она желает папе и Хосоку, мы же с Гуком сидим по разные стороны стола с пустыми тарелками, когда у остальных членов семьи плотный вкусный завтрак, который так и манит своими сногсшибательными запахами и очень аппетитным видом. — А мы? — спрашивает Чонгук, когда мама занимает своё место за столом и призывает Хосока и папу приступить к трапезе. — Мы тоже хотим яичницу с беконом, мам. — Я тоже много чего хочу, как жаль, что наши желания не совпадают с возможностью, можете попить воды. Устроит? — строгим холодным голосом произносит босс нашей семьи. Мы молчим, опуская глаза в тарелку. — Я не слышу ответ. — Да, — вместе с Чонгуком в унисон произносим. Сижу напротив него и сверлю его взглядом. Это из-за него я осталась без вкусного завтрака. А он сидит и моськи мне строит, как же бесит. — Вот и славно, — улыбается нам мама и просит передать отца ей соль. — Дорогой, ты вчера поздно вернулся? Что-то случилось на работе? — Всё как обычно, — отец кладёт к себе в рот кусочек яичницы и отвечает. — Дорабатывали проект, сегодня ещё съездим на стройку, чтобы ещё раз убедиться в подсчётах, а завтра поедем сдавать, так что, возможно, и сегодня задержусь. — Хорошо, — кивает мама и сталкивается со мной взглядом. Мои глаза печальны, они просят у неё еды. Я очень сильно хочу кушать, но в собственном доме мне не позволяют этого делать, мало того, ещё и побили. Две недели не приезжала и жила сытой и не битой, а сейчас… — Не смотри на меня, — отворачивается к Чонгуку и там точно такие же глаза. — У вас не выйдет растопить моё сердце. — Папа, почему виноват Чонгук, а страдаю я? — отворачиваюсь от любимой мамы и поворачиваюсь к отцу, что спокойно поглощал завтрак. — Не разговаривай со мной, если я тебе помогу, то тоже лишусь завтрака, — папа не смотрит в мою сторону, но при этом спокойно произносит каждое слово. — Хочу кушать, — начинаю я ныть на всю кухню, но меня слушает только Чонгук, который присоединяется к моему нытью и тоже начинает завывать мольбу о еде. — Так и быть, — смотрю на брата и привлекаю внимание всех. — Я объединюсь с тобой ради еды, — протягиваю через стол ладонь Гуку и он, кивнув пожимает её, в знак перемирия. — Еды всё равно не получите, это ваше наказание, — спокойно произносит мама. — Отцепись, — вытягиваю руку из рукопожатия и смотрю на родителей. — Тогда как нам заработать еду в этом доме? — Поднимайся, — Чонгук встаёт из-за стола, обходит его и тянет меня за руку в сторону дверей.

***

— Кушай побольше, — мой рот наполнен лапшой, быстрого приготовления, настолько сильно, что во мне борются два желания: выплюнуть всё и почувствовать лёгкость (вот она, жадность, возникшая от голода) или же продолжать жевать лапшу (что я, скорее всего, и выберу — что еду то выкидывать). Я люблю лапшичку, если не одно НО— кушать рядом с Чонгуком опасно, потому что именно сейчас его шаловливые руки треплет меня за щеку. Моя и так раздутая щека от еды подвергается мучению от пальцев Гука. — Ты очень мил, — прожевав, кладу палочки в миску с лапшой и показываю брату средний палец, но мой палец внезапно обхватывает чужая ладонь и начинает тянуть палец вверх, вызывая этим действием мой вопль. — Хватит, Хоби, — кричу на самого старшего брата, чья моська начала меня раздражать в одно мгновение. — Хватит направо и налево показывать «фак», — Хосок садится на рядом стоящий стул и берет мою лапшу, начиная пить из миски горячий бульон. — И я говорю про это же, хён, — подаёт голос Чонгук и тоже тянется к моей лапше. — Боже, — беру баночку газировки и делаю пару глотков. Раньше мы часто зависали в этом круглосуточном магазинчике, где было легко купить растворимый кофе, лапшу или же горячие бутерброды. Не жизнь, а сказка. Сейчас же я могу попасть в этот магазин только когда происходит конфуз, какой именно произошёл сегодня утром. — Надеюсь, лапшичка не застрянет в вашем горлышке, — ворчу я, но меня игнорируют. — Соён, — привлекает моё внимание Чонгук, он смотрит на меня, а я не понимаю, какие мысли крутятся в этой ядерной головушке. Там точно не всё так гладко и прекрасно. — Теперь всё нормально? — задаёт вопрос, а я фыркаю на него. Он издевается? Как может быть всё нормально после всего? Он будто не понимает, что причинил мне боль своими действиями, своими словами в тот день. Да, я не идеальна, тоже повела себя, как сволочь, но я готова была потом извинится за своё поведение, если бы они не прогнали меня, оставаясь за своим королевским столом с подружкой голубых кровей. — Знаете, если бы вы просто извинились, то я бы простила вам всё на этом свете. Серьёзно, для меня искреннее прости лучше всяких поступков и речей, — с нотками обиды произношу и отворачиваю голову в сторону переулка, по которому ездят велосипедисты, ходят школьники и очень редко проезжают машины. — Соён, — начинает Хосок, но я перебиваю его. — Вы обидели меня и две недели этого не понимали. Знаешь, тогда я хоть и улыбалась, но на душе было погано, словно я осталась одна в этом мире. Помните, что я говорила в начале учёбы? — не смотрю на них, произношу вопрос в пустоту. — Ты хотела притвориться, что мы не знакомы… — Именно, потому что боялась вашей новой тусовки, правил и… — резко поворачиваю голову на последних словах и сбиваюсь с ритма, встречаясь с двумя парой глаз, пропитанными сожалением. Я вижу, что Гук и Хоби чувствуют вину, как бы они не хотели это признавать, они признали. Они виноваты. — Прости нас, — каждый произносит эти слова со своим пониманием о содеянном. — Идите в жопу, — отворачиваюсь и делаю глоток газированного напитка. — Соён, — чувствую, как мою ладонь, лежавшую на крышке пластмассового стола, накрывают горячие руки братьев. Смотрю на эту картину, а после слышу самые искренние слова. — Ты наш брат, мы умрём за тебя… — Я думала, я ваша принцесса, — усмехаюсь и вижу, как главные мужчины моей жизни поднимаются, обходят стол и обнимают меня, сидевшую на не удобном стульчике. — Боже, хватит, — начинаю я уворачиваться от поцелуев братьев, которые специально начинают целовать меня своими самыми слюнявыми чмоками. — Так просто не отвертишься, — слышу голос Хосока, пропитанный превосходством. — Раз сейчас между нами мир, я хотела поговорить, — в попытке вырваться начинаю озвучивать то, что давно кипело во мне и рвалось вырваться вулканом наружу. — Чонгук, тебе она нравится? — задаю вопрос и два брата отстраняются от меня, возвращаясь на свои места. — Боже, мне нужен алкоголь, — вздыхает Гук и косо смотрит на Хосока, который точно в курсе всего, что происходит у брата. По лицу видно. — Что? — непонимающе смотрю то на одного, то на другого. — Может спросишь что-нибудь ещё, — произносит с надеждой Гук. — Без проблем, — пожимаю плечами и смотрю на брата, который берёт баночку с газировкой и начинает пить, услышав, что я собираюсь переключиться на другую тему. — Хосок, а ты с ней спал? — на этих словах Чонгук всё, что залил в свой рот, выплёвывает на меня, сидевшую напротив него. — Твою мать, Чон! — ору на брата, вытирая сладкий напиток с примесью слюней. — Соён, — укоризненно звучит моё имя из уст Хосока. — Ты специально? — задаёт вопрос Чонгук, вытирая капли с лица и одежды. — Что не так? — непонимающе смотрю на них я. — Я две недели мучилась, вообще-то, так что в этом нет ничего такого. — Вообще-то, есть, — усмехается Гук. — И что здесь такого? — возмущённо произношу вопрос. — Я же не спросила у тебя, кончил ли ты в эту женщину или же принимает она противозачаточные? Не спросила у Хосока, сколько девушек он успел трахнуть в университете или же почему он продолжает косо смотреть на Соль? Не спросила же! — Уже спросила, — спокойно говорит Хосок. — Уже можно, — фыркаю я, утверждая, что всё уже случилось. — Так что? — не успокаиваюсь я и выжидающе сканирую братьев. — Боже, Соён, — Чонгук, как маленький ребёнок закрывает лицо руками. — Мне стыдно это обсуждать с тобой, ты же наш ребёнок… — Я не ваш ребёнок, я — доча мамы и папы, а вы — два бонуса, избавиться от которых невозможно,  — усмехаюсь я на слова Чонгука, от которых Хосок тоже начинает тихо хихикать. — И правда, Гук-и, — Хоби специально делает нежный голосок и ведёт пальчиком по скуле Чонгука. — Не хочешь бросить всех и уехать со мной в закат… — Батюшки, — улыбаюсь я и подставляю под голову руку, начиная внимательно смотреть на братьев. — Я даже не знаю радоваться этому инцесту в нашей семье или же плакать. — Закройте свои рты, — начинает ругаться Чонгук, ему не нравится, что ситуация стала идти против него. — Гук-и, в этом нет ничего такого, — усмехаюсь я. — Думаю, родители вас вряд ли поддержат, но помните, что у вас есть я, ваш Ангел-хранитель. — Иди в жопу, — рычит на меня брат. — Гуки, я могу тебя проводить в жопу Хосока, — произношу и начинаю смеяться от своих же слов, понимая, что этот семейный разврат пора заканчивать. — Простите, думаю, на этом нам надо остановиться. — Думаешь? — приподнимает одну бровь Хоби и видно, что ему нравится бесить Гука. Я его прекрасно понимаю. — Уверен, — произносит грубо Чонгук. — Ладно, забыли про нас, — отбрасывает эту тему Хоби и смотрит на меня уже серьёзным взглядом. — Что у тебя с Юнги? — В смысле? — Ты думаешь, мы слепые? — встревает Гук, чувствую, как атмосфера стала тяжёлой и давящей. Обожаю такие моменты, когда хочешь спрятаться и избежать этого напряжённого разговора, но нет, магия не происходит и я никуда не исчезаю. — У нас с ним не клеятся хорошие отношения, в последний раз я ему много гадостей наговорила, — кидаю небрежно слова, вспоминая инцидент на трибунах, до сих пор стыдно за тот случай. — Правда? — со скрытым смыслом произносит слово Хоби. — Ну да, — пожимаю плечами. — Что вы хотите услышать от меня? Только прежде чем что-то мне говорить подумайте, а оно вам надо? — мну баночку газировки, что противно издаёт звук шуршания. — Мы хотели сказать: будь осторожней, — Гук неохотно проговаривает слова, на что я только хмыкаю. — Вы же меня знаете, я самый осторожный человек из семьи Чон, — но получаю смех со стороны братьев. — Поэтому мы тебя и предупреждаем, — Хоби смотрит на меня и кивает головой, словно с чем-то соглашаясь.