how far this road goes

      Сиф смеётся, когда он подхватывает её на руки, и в глазах у неё отблески всех существующих миров, даже тех, которые настолько малы, что помещаются в игольное ушко. Сиф смеётся, когда он опускает лицо ей на грудь и глубоко вздыхает, будто бы готов расплакаться прямо сейчас, и её смех словно сотни колокольчиков, звенящих на ветру. Сиф гладит его по светлым волосам, нащупывая шрам за ухом, касается его шеи своими тонкими и ухоженными пальцами и улыбается, когда он фыркает.       — Щекотно. — Тор немногословен, но за столько лет к этому привыкаешь.       Холодный ветер путает волосы и приносит с собой запах весны, которую ждать ещё почти целую вечность. Холодный ветер забирается под её светлое замшевое пальто, но сильные руки с большими мозолистыми ладонями касаются спины и плеч, а потом сжимают в объятиях так, будто бы если отпустить, то она исчезнет из его жизни. И никакой холод становится не страшен. Потому что Тор отвоюет её у всех морозов.       Они едят кебаб и запивают какой-то непонятной газировкой, которая щиплет потрескавшиеся губы и остаётся на них приторной сладостью. Пришедший век — не время для богов, и они покидают свои небесные чертоги, чтобы оказаться на улицах Осло, пестрящих огнями фонарей, окон, так и не убранных гирлянд, на которых теряешь возможность быть серьёзным и хмурым.       И Тор ластится к Сиф, как большой кот. Он не умеет красиво говорить и слагать стихов о своих чувствах. Но это абсолютно неважно. Чужое дыхание касается аккуратного уха, а чужие пальцы оглаживают плечи. Она поднимается легко, будто бы сам воздух её поддерживает, а не давит сверху на плечи миллиметрами ртутного столба, тянет его за широкую ладонь — почти звериную лапу — к уличным музыкантам и, прежде чем кинуть им мелочь в услужливо подставленную шляпу, поднимается на носочки и касается своими мягкими губами широкого носа с горбинкой — из драк и сражений не всегда получается выйти победителем. Сиф задорно щурит глаза и дёргает уголками губ, так, что образовываются морщинки, и это счастье не хочется отпускать из рук. Сиф пахнет полевыми цветами, солнцем и любовью, а ещё она предлагает:       — Потанцуем?       И Тор не может ей отказать.       Им уже столько лет, сколько не жили даже некоторые горы. Но они дурачатся на улочках Осло, ужасно узких и маленьких, по сравнению с просторами Асгарда, они позволяют себе стареть друг с другом, чтобы потом снова оказаться у Идунн и вернуть себе прежнюю молодость, они составляют себе список вещей, которые никогда раньше не пробовали, и в нём до сих пор значится пресловутое «научиться готовить леденцы на палочке».       Выучить песни «битлз».       Завести себе настоящего северного пса.       Попробовать манго.       Тор касается её золотых волос и задерживает дыхание от отчаянного восторга, шепча признания в любви без остановки, пока они кружатся под песни неизвестных исполнителей, которые играют ещё совсем мальчишки с гитарами, полностью покрытыми стикерами, и неряшливо торчащими во все стороны волосами. Они — мечта, собравшихся вокруг сверстников, но те, почему-то, смотрят только на него с тонкой и счастливой Сиф в руках, знающей всего его недостатки, шрамы и ожоги, видящей почти животный страх потерять, касающейся губами широких скул, усыпанных дурацкими светлыми веснушками, которые едва видно на бледной коже, огрубевшей от зимних холодов, и почему-то раз от раза выбирающей его.       — Поедем на выходных к Фьордам?       Ей, хрупкой и до невозможности тёплой, никогда не получается ответить отказом. И он кивает.