Отравленная пешка

      Солнце печет с такой силой, что даже в легкой рубашке становится жарко. Лето в Калифорнии умеет быть поистине невыносимым, но сегодня мне на это плевать. Ничто не изменит планов на день. Солнечная аллея сменяется тенистой, а вскоре перед глазами и вовсе появляются ворота кладбища Штаба, и дышать становится чуточку легче.       Ежегодной традиции не изменит ничто. Не день поминовения, не определенная дата. Просто желание воздать должное памяти всех, кого я когда-то знал. Малое, что могу сделать для них, оставаясь живым. По крайней мере я перестал шастать сюда в дождь и избегать малейшего присутствия других людей.       Все старое отболело, и теперь даже сама жизнь дается куда проще.       Калитка натужно скрипит, и я недовольно окидываю ее взглядом.       — Мы смажем, сэр, — начальник кладбища отдает поклон, суетливо поглядывая на петли.       — Давно пора.       Не задерживаюсь дольше положенного. Не хочу тратить время попусту. Сегодня особенный день и каждая минута на счету. Тишина, до того мертвая, что кажется, будто ты оказался не на кладбище, а по ту сторону жизни. Ухмыляюсь. Теперь то я знаю, как она выглядит... Стоило лишь один раз получить хорошенькое ранение при покушении и чуть не отдать концы, чтобы понять, что загробное — реальность, попадать в которую не хочется в ближайшее время.       Недобитые сторонники отца очень долго пытались сжить меня со свету. Сперва тихими и элегантными покушениями-случайностями, в духе своего хозяина, а потом и вовсе едва не поперев в лоб. Окидываю взглядом кладбище и делаю вдох поглубже. И будто бы даже воздух пахнет их прахом.       Все до одного гниют в земле. Я никому не позволял ощериваться на себя, а уж с тех пор как появилась семья — вовсе научился чуять такое скотство за версту.       Да и Феникс меня, безусловно, хорошо хранит.       Тихий топот собственных ног по земле. И еще одних — поодаль. Ник — парень из моей Свиты, стоически тащит массивные букеты цветов. Не Главе же их на себе таскать.       Беречься надо, не молодею, в конце концов.       Родительский памятник теперь видно издалека. Две статуи в полный рост, под стать захоронениям О’Хары. Склеп Найтов достроен давным-давно, но я стану там первым. Перезахоранивать прах отца и матери я счел кощунством. Не важно где именно они лежат. Жена говорит, что главное, что они в сердце и в памяти.       И некоторые вещи, блять, навечно. Но они уже не беспокоят.       Забираю с рук Ника два огромных букета сирени и черных роз.       — Спасибо, оставь меня одного ненадолго.       Он только молча кивает и уходит. Знает, что в такие моменты я люблю быть один. Свита устоялась у меня давно и, как повод для гордости — ни разу не подводила. Им можно доверить свою жизнь, и даже жизни семьи.       Развязываю ленточки, стягивающие ножки цветов, и раскладываю их на могиле родителей.       «Элеонора Эстер Найт и Джейсон Джаред Найт Первый Глава Династии Найтов с супругой»       Уголок губ кривится в улыбке. Отцовское изваяние замерло в гордой позе, величаво взирая вперед, а мать уложила ладонь на его плечо, глядя на мир с легкой улыбкой. Я поставил этот памятник почти сразу, хоть так компенсировав отцу отсутствие склепа. Жмурюсь на солнце, прикрывая глаза ладонью-козырьком. Улыбаюсь. Мне никогда не было легко на могиле матери, а теперь, когда я чувствую себя свободным и цельным, все ощущается проще.       — Старею, отец, — присаживаюсь на газоне, довольно откидываясь назад, на вытянутые руки. — Настолько расслабился в кресле, что вечно хочется куда-то жопу усадить. Ты бы мне точно по башке надавал за такое.       И пусть ответом мне служит тишина, но отчего-то внутри становится очень тепло и уютно, будто они действительно сидят рядом.       — Но я стараюсь тренироваться, мало ли что... — оправдываюсь, закусывая губу на полуслове. Я Глава уже пятнадцать лет, мне тридцать семь и у самого ребенок, но даже разговаривая с пустотой, обращаясь к отцу, я не отучился от этого. Чудес не бывает, и кое-что все равно остается с человеком навсегда. Смеюсь. — Да и внуков твоих кто дрессировать будет?       Интересно, каким дедом он бы был? Сумел бы полюбить моего ребенка так, как не сумел меня? Я смог... Сам от себя в шоке, но смог. Искренне и чисто, не из желания угодить обществу или жене. Просто потому что впервые заглянув в детские, еще глупые и наивные глаза понял — только я могу защитить эту маленькую жизнь, которая для меня дороже всего и всех.       В этом я больше похож на О’Хару, чем на Найта.       — У нас все хорошо, — подбираю ноги к себе и поправляю скатившуюся чуть в бок розу. — Сегодня десять лет нашей свадьбы. Заколебался, пока подарок выбирал, — теплая улыбка сама собой ложится на губы. — Надеюсь, ей понравится. А не как обычно… Подарки-то я толком выбирать не умею. Завоеванная Испания ей не очень-то понравилась…       Нахмуриваюсь. А зря... Могли бы себе оставить. Дополнительная страна лишней не бывает. На одного Наследника больше и вуаля... Отвоеванная территория пристроена в будущем. Но, в целом, то как мы распорядились новой вотчиной тоже принесло очень большую пользу Штабу. Тяжко вздыхаю.       — Да, отец, есть все-таки свои минусы в том, что ты уже не можешь дать мне по шапке... По крайней мере твоё наследие процветает уж точно.       И я черт подери надеюсь, что ты этим горд… Но эти слова предательски застревают в горле. Даже после его смерти, спустя пятнадцать лет, я не рискну сказать это вслух. Просто знаю, что он бы никогда не признался в этом.       Тогда какой смысл спрашивать?       Штаб действительно развивается. И несмотря на войну с Испанией, развязанную Адрианом, стоившей немалой крови и сил, мы без труда удерживаем лидирующую позицию. А взаимодействие с Хансом принесло куда больше пользы, чем вреда.       Ухмыляюсь.       — Вот за это ты бы точно меня убил.       Старые обиды сошли на нет. И только со временем я начал понимать главное: мой отец всегда был мразью, ненавидящей всех вокруг, и я убил его опасаясь за свою жизнь, ненавидел его и мечтал освободиться. Но несмотря на весь этот ад, мне есть за что и поблагодарить его. И пусть его методы были сомнительны, но он добился главного: воспитал во мне достойного отца Династии и правителя. А большего для моей нынешней жизни и не нужно.       Поднимаюсь на ноги, с улыбкой глядя на статую вновь. Молча разворачиваюсь, но будто что-то свыше не даёт уйти вот так на полуслове. Тяжелый вдох до боли распирает грудную клетку, и я бросаю взгляд через плечо.       — Но знаешь, я все равно тебя люблю. Не сильно, — и даже в такой момент попросту не могу ему не язвить. — Но все же. Как бы ты ни старался это вытравить. И я ни о чем не жалею.       И я ухожу с могилы с ощущением легкости и теплоты на душе. Бросив короткий взгляд на Ника, сворачиваю к склепу О’Хары. Старые двери кованной двухстворчатой калитки открываются беззвучно. Уж их то смазывают. Экскурсии для детей сюда частое явление, о первой правящей Династии теперь можно узнать только из учебника, да прочесть на надгробиях. Жуть.       Спускаюсь в склеп и в нос сходу ударяет запах застоявшего воздуха, вперемешку с сыростью и плесенью. Душно, и несмотря на общую прохладу — жарко, как и всегда. Три букета ложатся в изножья статуй, хоть как-то заглушая неприятный запах.       Коротко смотрю на изваяние Рика и понимаю, что ни слова не могу из себя выдавить. Тяжело даже дышать, а помимо общей душности становится нестерпимо жарко. За все годы, после визита в потустороннее на грани жизни, я знаю — он рядом. О’Хара защищает Штаб и того, кто ему служит. И я ни раз чувствовал эту защиту. Феникс действительно хранит Главу, несмотря на то, что Династия уже сменилась.       Сглатываю, ощущая, как на лбу предательски выступает испарина, и все же наконец, впервые за пятнадцать лет нахожу в себе силы сказать то, о чем думаю уже давно.       — Спасибо за все...       День откровений, но почему-то именно сегодня я почувствовал к этому зов души. Такой силы, что сопротивляться уже не смог. Демоны прошлого пали давным-давно. Тем более что ему я тоже обязан очень многим.       И когда я выхожу на улицу, под лучи палящего солнца, мне даже кажется, что в склепе было жарче. Ник покорно ждет у входа. Смотрит прямо, словно оценивая состояние. Я успокаивающе улыбаюсь.       — Все в порядке. Спасибо за помощь, Ник. Можешь быть свободен на сегодня. Если мы с семьей куда-то соберемся — я скажу. Пока планов нет.       Он отдает поклон.       — Если что звоните, Глава, я на связи.       Киваю, и он уходит прочь. А мне нужно забежать в рабочий кабинет и забрать подарок жене. Губы сами собой складываются в улыбку. С торжественно-траурной частью на сегодня покончено, пора занять себя чем-то приятным.       К кабинету я иду не спеша, позволяя себе прогуляться. Встал рано, сбежав еще до того, как проснется вся семья. В Главном Корпусе практически ни души. Лишь редкие Главы Корпусов маячат по коридору. Работу в выходные я упразднил, оставив такую возможность лишь изредка. Это решение люди восприняли весьма благосклонно.       Захожу в кабинет и забираю роскошный букет роз и небольшую бархатную коробочку. Прикрываю глаза, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Ей наверняка понравится. Путь до покоев проходит в сплошной пелене мыслей, горе мелких, но несомненно приятных воспоминаний. И в какой-то момент я ловлю себя на том, что идиотски улыбаюсь, как малолетка.       Приди в себя, Найт, тебе уже под сраку лет, а ты ведешь себя как мальчишка.       — Папа! — доносится до ушей, едва успеваю пересечь порог дома, и улыбка невольно расплывается еще шире.       — Привет, принцесса, — присаживаюсь на колено, раскрывая руки. Дочь влетает в объятия с разгона, с силой обнимая тонкими ручками шею. И я закрываю глаза, ощущая как ее светло-платиновые кудри щекочут лицо. Ей всего пять, а я уже со страхом представляю, как буду переносить все эти гребаные ухаживания сопливых юнцов за ней.       И не приведи боже, ей в мужья достанется такой же мудак, как я.       А ведь отбоя от мужиков явно не будет. Светленькая, белокожая, с огромными ярко-изумрудными глазищами она будет нарасхват. Даже если бы не была Наследницей Найтов. Более ревнивого тестя чем я не найти в природе.       Поднимаю взгляд ровно в тот момент, когда цокот каблуков замирает. Пробегаю снизу вверх: от стройных щиколоток до ставшего родным лица. Ольга улыбается, глядя на нас с дочкой, а в изумрудных глазах покой и радость, от которых у меня на душе всегда становится уютно.       Я не любил ее, когда женился. А вот она сдалась практически без боя. Наивно полагал, что отпугну ее, но Ольга стойко терпела все мои выходки. Один за другим закрывала мои застарелые гештальты, потихоньку растапливая барьер между нами. Я чувствовал эту любовь, понимал, что ничего не могу дать взамен. Но посчитал, что за все свои лишения в жизни заслужил хотя бы быть любимым. А потом сломался и сам.       — Привет, — она улыбается, опираясь плечом о дверной косяк. — Куда подевался с утра пораньше?       — Нужно было сбегать по делам, — целую дочь в макушку и подхватываю свободной рукой, поднимаясь. — С годовщиной, любимая.       Легкий, но многообещающий поцелуй, и я на автомате загребаю жену в объятия. Хорошо, когда девчонки рядом. И все же классно быть единственным мужчиной в семье. Интересно, если бы у отца родилась дочь, был бы он спокойнее? Быть может и не было бы этой странной вражды с собственным сыном? Никто уже не узнает.       — Это тебе, — отдаю Ольге букет, крепче подхватывая Элеонору. Нарядная, с красивыми белыми бантами на голове, она смирно сидит у меня на руках, все также обнимая шею.       — А мне? — надувается смешно, а Ольга только улыбается в ответ.       — Подрастешь и они начнут сыпаться к твоим ногам без перерывов, — гладит ее по голове. — А сейчас веди папу на кухню. У нас ведь все готово?       Дочь задорно кивает.       — Папа, идем! Там сто-о-олько вкусного!       Ставлю ее на пол.       — Беги скорее, а я помою руки и догоню тебя.       Эл срывается с места, юркой серебристой лисой скрываясь за поворотом, а я делаю шаг ближе к Оле и обнимаю, крепко и вместе с тем нежно.       — Я люблю тебя...       Теплые руки гладят меня по спине, а я готов буквально мурчать в голос от этого.       — И я тебя, милый. Очень сильно.       И я верю. Она и дочь — единственные, в чьих словах я никогда не сомневаюсь. Полного доверия к остальным у меня так и нет. Пожалуй, при моем положении это все же плюс, чем минус.       — Белла и Джереми уже звонили, — шепот обжигает шею, следом сменяясь легким касанием к коже. — Просили передать кое-какой важной шишке поздравления и приглашение в Испанию, Белла вот-вот родит, хотят, чтобы мы стали крестными Испанского Наследника.       — Женщина, если ты не прекратишь меня дразнить, то я найду куда пристроить нашу драгоценную дочь и накажу тебя за это.       Короткая пауза венчается томным вздохом.       — Как пожелаете, Мастер.       Аж в глазах мутнеет, но я старательно держу себя под контролем. Приличных сессий у нас с Ольгой не было уже давненько, и я до дрожи хочу взяться за плеть, но только последний сопливый юнец будет демонстрировать своей Сабе, что как дрожащая сучка жаждет близости. Я должен быть доминирующим покровителем… Иначе весь антураж просран.       Отстраняюсь, с легкой ухмылкой глядя ей в глаза.       — Хорошая девочка.       — Па-а-ап! — и в ответ на окрик дочери мы с Олей только приглушенно смеемся.       — Идем, а то и правда все остынет.       Главное чтобы ты не остыла. Стоп, Найт, охлади траханье!       Но от набивших оскомину тихих перепихонов в спальне уже хочется выть. Недолго и забыть как узлы правильно вязать... А порой так хочется пару часов посвятить тому, чтобы подобрать раскадровки, взять в руки веревку и сотворить что-нибудь невероятное. Видеть, как она закусывает губу, в ответ на очередное прикосновение, как нетерпеливо ерзает в веревках. Может и правда воспользоваться предложением друзей и отправить дочь на недельку в Испанию, к подружке? У Беллы и Джереми родилась прекрасная дочь — Ирэн, и они с Эл хорошо ладят. Теперь на подходе еще и Наследник.       Отдавать своего Заместителя и отвоёванную страну на благо Испанской Династии было трудно, но шаг грамотный. Теперь у меня есть надежный вассал, который моими силами и выгодным, пусть и заключенным по любви, браком стал Главой Испании.       Как же он ныл, когда настало время принимать титул. Коротко улыбаюсь своим воспоминаниям. Совсем как я когда-то.       На столе действительно гора разномастных вкусностей. Опираюсь на спинку стула руками и втягиваю запах поглубже. М-м. Грех жаловаться. Ведь с тех пор, как Ольга пришла в себя после «очистки», я забыл что такое готовка набегами. Она всегда тщательно следит, чтобы я был сыт. Настолько, что порой я устаю сгонять лишние жиры на тренировках. К жопе-то все быстро липнет, сидячий образ жизни как-никак. Но чтобы вот так жрать от пуза я готов потеть в зале.       Наливаю себе коньяк, а Ольге бокал красного сухого. Стандартный комплект. Элеоноре открываю детское шампанское. Батин мотор рискует остановиться в тот день, когда дочь дорастет до взрослых напитков. Там ведь похмелье недалеко, секс какой по пьяни.       Как не убивать мудаков, которые будут ее окружать? Еще найдет себе кого в духе Джевелс...       Слава Штабу что до этого у меня еще есть лет десять... Может, что-нибудь придумаю.       — Пожалуй, я начну, — беру в руки бокал, а Ольга только согласно кивает, улыбаясь. Еще одно ее неоспоримое достоинство — она никогда не пыталась ставить под сомнение мой авторитет в семье, всегда и без исключений полагаясь на мои решения. Истинная женщина, коротая умом и хитростью способна направить мужчину в нужную сторону, при этом не бросив и капли тени на главенствующее положение. С иной мне было бы трудно ужиться.       Элеонора деловито подпирает подбородок кулаком.       — Эти десять лет были разными, — чуть улыбаюсь, зная, что Ольга без труда понимает о чем я. Она ведь прекрасно чувствовала моё безразличие в начале. — Трудностей было много, и, я считаю, мы проделали огромный путь. И сейчас я не представляю себе другую жизнь, без тебя. Спасибо тебе за эти годы, за твое терпение, любовь и то что ты рядом. За дочь и за то, каким стал я, — и от одного взгляда на то, как в уголках ее глаз поблескивают слезы, невольно и у самого начинает щипать в носу. А ну держись, тряпка сентиментальная. — Я очень тебя люблю, родная. Вы с Эл моё все.       И даже больше.       Звон бокалов разряжает обстановку, и первый глоток коньяка обжигает язык. Пить, кстати, я тоже стал меньше. При Ольге не забалуешь, бережет здоровье лучше любых врачей, даже Мартин не всегда поспевает за ее прытью.       Достаю из внутреннего кармана коробочку и отдаю Ольге.       — Это тебе. С розовой свадьбой.       Она озадаченно забирает коробку, а я, совсем на манер дочери, подпираю подбородок кулаком, буквально впиваясь в жену взглядом. Открыв крышку, она впадает в ступор, с пару секунд просто глядя на содержимое.       — Ты серьёзно?       Черт, неужели опять прогадал? Не может быть такого!       — Да, ты ведь давно хотела...       Ольга загадочно улыбается.       — Хоть не розовая?       Прыскаю, отпивая коньяк.       — Издеваешься? Я же не извращенец — покупать розовую БМВ. Это кощунство!       — Папа, а что значит извращенец?       Жена давит смешок кулаком. Ясно, объясняться я буду сам. Поджимаю губы.       — Тебе еще рано об этом знать. Очень нехорошие люди...       Прямо как твой папка со своими плетками и прочими приблудами...       — Спасибо, — Ольга достаёт ключ из коробочки и задумчиво проводит пальцем по эмблеме БМВ на корпусе. Подходит ближе и обнимает, коротко целуя в губы. Наконец-то угадал! — Неожиданно... У меня теперь будет своя машина!       — Большая? — восторженный голос Эл заставляет меня хохотнуть.       — И красная, — приобнимаю Ольгу крепче. — Только не лихачь, пожалуйста, и не выезжай без сопровождения Свиты. Договорились?       Она закатывает глаза в ответ, неосторожно подогревая во мне желание от души шлепнуть ее за эту выходку по заднице. Но рядом дочь и я серьёзно ограничен в мерах воздействия.       — Не волнуйся, я знаю.       Но за эту улыбку можно многое спустить на тормоза.       — С меня подарок чуть позже, — Ольга подмигивает, а я читаю слова буквально по губам. Успешно, в общем-то: дочь многообещающих слов не слышала, а мне теперь в пору на стуле ерзать от нетерпения. Осталось придумать куда спровадить малую. Но пока по расписанию застолье.       Пятнадцать лет бок о бок, долгие попытки сперва избавиться от придуманных отношений, потом выстроить зародившиеся. Спады и подъемы чередовались настолько быстро, что порой от такой болтанки ощутимо укачивало. Я часто доводил Ольгу до слез, она меня — до откровенного бешенства и хлопанья дверьми. Но в конечном счете я понимал одно: все ее попытки докопаться до внутренних демонов — следствие любви и заботы.       Вот только поверить в искренность чувств было невероятно трудно. В каждом слове, движении и даже вздохе я очень долго искал подвох. Ждал, что она спалится в какой-нибудь мелочи, настырно проводил параллели с Джевелс и каждый раз неизменно проваливался. Чувствовать себя любимым — невероятно. Домой с работы не идешь — летишь, зная, что тебя там ждут, что примут с любыми проблемами и всегда поддержат, даже если ты запутался и ошибся.       Воспоминания сами рвутся с языка. Элеонора увлеченно слушает, а мы с Олей и рады рассказывать, но исключительно хорошее. Дерьма было много, знать об этом ребенку сейчас не обязательно, да и самим лишний раз не хочется вновь окунаться в былой негатив.       И когда тарелки уже пусты, а бутылка моего коньяка практически подходит к концу, Эл украдкой поглядывает на детский наручный компьютер, потом на мать. Жена только вопросительно выгибает бровь.       — Куда-то спешишь?       Смотрит на меня молча, будто взвешивая, стоит ли отвечать на вопрос, а потом поджимает пухлые, один-в-один похожие на Олины губы.       — Можно я пойду погулять с друзьями?       — Что за друзья?       Ругаю себя за тон. С ребенком стоило бы мягче, но шпионская выучка до того глубоко сидит в подкорке, что разговор плавно превращается в допрос. Жена ненавязчиво покашливает в кулак, намекая на то, что я перегибаю.       — Ребята из подготовительной группы, — а дочь невинно смотрит в глаза так, что отказать ей уже язык не повернётся, нахмуриваюсь. Настоящая лиса, хитрее меня и матери вместе взятых. А еще обаятельнее. Тряпка ты, Найт, а она просто знает как вить из папки веревки, только и всего.       — Если папа разрешит, то я не против, — Ольга прячет улыбку за бокалом.       — Надолго?       — Мы хотели сходить к пруду, посмотреть на кувшинки.       Нахмуриваюсь. Это долгая прогулка, но не безопасная.       — Будь осторожна и не лезь в воду, хорошо?       — Да! — она подскакивает с места, кидаясь ко мне, виснет на шее, а я как идиот расплываюсь в довольной улыбке от уха до уха. — Я обещаю, что буду осторожна. Честное слово, папочка!       — Иди.       Она уносится из покоев едва ли не бегом. Ольга смеется, глядя на меня до того хищно, что на секундочку я забываю как дышать. Но усилием воли все же беру над собой верх. Выуживаю из кармана мобильник и звоню Тайлеру — пареньку из Свиты, торжественно назначенному главным по ребенку.       — Тайлер, привет.       — Добрый день, сэр.       — Наследница радостно унеслась на прогулку, присмотри за ней, только аккуратно, чтобы не видела. Если что — звони, — и только под укоризненным взглядом жены я соображаю, что сегодня вообще-то выходной. — Если занят, то не срывайся, поручи кому-нибудь другому, кто свободен. Ладно?       Растерянная пауза заставляет меня ехидно ухмыльнуться. И все же я до сих пор люблю вгонять людей в ступор.       — Хорошо, сэр. Сделаем.       Только собираюсь положить трубку, как Оля вновь тактично кашляет в кулак. Чудом получается не скрипнуть зубами в ответ.       — Спасибо, Тайлер.       Откладываю от себя телефон. Делаю пару крупных глотков коньяка. Женщина, сил нет уже терпеть, живо нагибайся, мстить буду! Мелко, но зато каверзно и хотелось бы надеяться долго. Но все же добровольность нужно соблюдать.       — Кто-то обещал мне подарок, — не говорю — рычу, враз севшим от удушающего желания голосом. Мне почти сорок, а до сих пор дорожу каждой свободной минутой с ней. Дети делают нас моложе, хе-хе.       — Терпение, мистер Найт, — Ольга поднимается с места, идет, плавно покачивая бедрами, а взгляд липнет к ее груди с глубоким декольте, к раскованной улыбке и закушенной за самый краешек губе. Режим плохой девочки активирован. Садится ко мне на колени, обвивая шею рукой, целует, заигрывая с терпением.       — Кто-то ходит по краю.       — Упс, — чуть ерзает в руках, — Мастер будет недоволен.       Прячу ухмылку в ее волосах, коротко целую шею. Что ж, согласие получено.       — Через десять минут жду тебя в кабинете.       Ольга уходит в спальню, лишь томно вздохнув в ответ. А я, залпом доглушив коньяк, потираю ладони. Что бы такого сделать плохого. Проскальзываю в кабинет. С тех пор как дочь начала ходить, все игрушки переехали сюда. Было бы не ловко, если б в один прекрасный день она прибежала бы к Оле с какой-нибудь анальной пробкой в руках и вопросом «что это?». Смеюсь. Эпичный был бы видок, а уже то, насколько покраснела бы жена я даже представлять боюсь.       Жаль только с шибари сегодня все же не срастется. Хороший бондаж занимает очень много времени, а я сегодня собираюсь насладиться каждой его каплей. Снимаю пиджак и вешаю его на спинку кресла. Беру из ящика мягкую кожаную плеть. Долгой занимательной сессии тоже не выйдет, а вот что-то лайтовое позволить себе точно успеем. Да и ломать атмосферу романтики праздника основательно все же не хочется.       Посмотрим, как пойдет дело.       Выкатываю кресло из-за стола и усаживаюсь в него. Сердце разгоняет кровь ускоренным пульсом, а то и вовсе, кажется, словно спотыкается от предвкушения. Держи себя в руках, Найт, ты Доминант, а не сопливый мальчишка. Держи лицо! Но порой это неимоверно трудно, когда в твоих руках не любовница-нижняя на несколько сессий, а любимая женщина, чувства и ощущения которой для тебя важны гораздо больше.       Но как только щелкает дверная ручка, все сомнения разом рассеиваются. Ольга заходит в кабинет потупив глаза, не рискуя прямо глянуть в лицо, а я оценивающе пробегаю взглядом по ее силуэту, гордо вскинув подбородок. Закрывает за собой дверь, с тихим цокотом каблуков проходя чуть ближе ко мне.       — Мастер, — а голос выдает предвкушение с головой. И пока она не смотрит, я позволяю себе коротко улыбнуться.       Моя девочка.       Я готов был спорить с кем угодно и на любую ставку, что Ольга никогда не сумеет проникнуться всей этой БДСМ тематикой. Потенциальная Саба в ней виднелась еще при отце, но то насильный вариант, а в добровольном ключе я был уверен, что согласия от нее не получить. Стоит только вспомнить ее лицо, когда в первые же пару недель после «очистки» она наткнулась на мои закрома игрушек и всяких приблуд. Тогда я впервые подумал о том, что она вот-вот сбежит без оглядки. И ее напуганный взгляд вкупе с растерянным «и мне все это нравилось?» смешил и удручал одновременно.       А вот решительное, сказанное спустя месяц «я хочу попробовать» выбило из колеи наглухо. Я был не готов спать с ней в принципе, а тут еще требовалось продумать первую в ее жизни добровольную сессию. Вводные всегда сложные, ведь нужно мягко показать партнеру, что это такое, дать прощупать собственные границы терпения. И когда она искренне и неподдельно сказала о том, что ей понравилось, я и вовсе ахуел глубоко и надолго.       Но внутри гаденькой душонки тогда все-таки мазнуло теплом и злорадством.       — Ты знаешь, за что ты наказана?       Кивает, и распущенные кудри мягким каскадом стекают с плеч, чуть пружиня. Облизываю пересохшие губы.       — Да, Мастер.       Не подаю и вида, что мне уже невтерпеж.       — Так озвучь?       Она виновато закусывает губу, сцепляя руки перед собой.       — Я позволила себе дразнить Мастера.       Наматываю хвосты плети на кулак, пристально разглядывая Олю. А ведь успела переодеться, пока была в спальне. Я точно помню, что чулок на ней не было, а лифчик был более нейтральным, теперь же кружевные узоры весьма ярко проглядывают из под ткани лёгкого платья.       — И что ты думаешь о своём поведении?       Поднимаюсь, обходя её по кругу. Хочется плюнуть на все, попросту вцепиться, завалить на пол и, стянув запястья галстуком, взять свое здесь и сейчас. Но я настолько изголодался по хоть сколько-нибудь приличным сессиям, что жалким крохами воли держу себя в руках.       — Я заслужила наказание.       — Какое? — хриплый голос срывается на рык, и я замираю рядом с ней, плечо в плечо, испытывая взглядом.       — Какое Мастер посчитает нужным.       Молчу, ухмыляясь. Захожу за спину и касаюсь ладонью шеи, чуть сжимаю, и Ольга делает глубокий вдох, едва слышно стонет, а я чувствую, как сердце заполошно колотит в груди от ощущения власти над ней, от того, как хрупка и вместе с тем драгоценная жизнь, что находится под ладонью.       Лёгким рывком прижимаю её к груди спиной, выпускаю плеть из зажатого кулака и позволяю хлыстам прогуляться по ее груди и животу. Касаюсь кончиком носа шеи — нет сил держаться совсем уж отстраненно, да и надо ли? Да, Саба должна знать свое место и, безусловно, чувствовать превосходство Доминанта, но уж жене можно продемонстрировать чуточку больше эмоций, чем полагается во время сессии.       — Ты заслужила хороший урок, — кусаю её за шею, а затем провожу по коже языком. — Сними платье.       — Да, Мастер.       Молниеносная покорность, и спустя жалкие секунды тряпка летит прочь, оставляя полуобнаженное тело лишь в объятиях нижнего белья.       Жена явно готовилась к празднику с размахом: новое роскошное белье сидит на ней как влитое. Я абсолютно точно не помню такое в ее арсенале: кружевное, с легкими кожаными вставками. Лифчик с элементами бондажа выглядит умопомрачительно — я и сам не понимаю, когда уже успеваю коснуться чашечки рукой, накрыть грудь ладонью и легко сжать. Стринги идеально облегают бедра, подчеркивая ягодицы, и только пояс для чулок кокетливо скрывает часть аппетитных форм из виду.       Роскошно, миссис Найт, стоит потом отметить ее выбор. А сейчас я должен оставаться беспристрастным.       Ослабляю галстук и стягиваю им запястья Оли, сложив их за ее спиной. Беглый взгляд, и я понимаю, что лифчик расстегивается спереди. Ухмылка проскакивает сама собой: умница, на сессии я предпочитаю именно такой вариант. Достаю из ящика мягкую веревку. И пусть времени может быть немного, но после такой роскошной провокации с бельем я просто не прощу себя, если обойдусь без легкого шибари.       Ольга послушно держит руки за спиной, взяв себя ладонями за локти. Умница, так будет удобнее в любых позах. Узлы вяжутся сами собой, а я и не замечаю, как увлекаюсь процессом настолько, что на какое-то время упускаю из внимания обстановку вокруг. За дверью тихо, да и кабинет заперт, но нужно быть начеку, дочь все равно может появиться в любую минуту. Веревки слегка стягивают грудь Ольги, едва ощутимо стесняя дыхание, фиксируя руки в сложенном положении. Она переминается на каблуках, чуть ерзает руками, и я замечаю, как улыбается украдкой, самыми уголками губ.       Видеть, как она испытывает удовольствие от самого процесса и эстетики, также как я — невероятно.       — Поставь ноги шире.       Вновь повинуется. Так стоять на каблуках ей будет не удобно. Прекрасно. Самое то для наказания. Взмах плети и хвосты прогуливаются по ягодице, вырывая из горла Ольги первый тонкий полустон-полувскрик. Шустрая серия из еще нескольких ударов. Ее колени ощутимо дрожат. Видно, как хочет встать удобнее, уйти из под удара, но держится, постанывая до того сладко и развратно, что аж член ноет.       Обнимаю ее сзади, прогуливаясь рукой по талии, бедрам, только под самый конец и бегло задевая половые губы пальцами. Грузный выдох сквозь зубы, и ответный укус в шею. Легкий, скорее от несдержанности, чем запланированный.       — Раз ты посмела дразнить Мастера, значит и наказание у тебя будет соответствующее, — прикусываю мочку уха. — Полезно иногда почувствовать себя на чужом месте.       Еще полезнее — остаться на нем, если это выгодно, но я никогда не скажу об этом вслух.       Легким рывком за горло вжать в себя и вдыхать запах. Доминант всегда должен держать ситуацию под контролем, не терять голову, но с ней рядом это попросту невозможно.       Свободная рука ложится на живот, вниз, под ткань, и уже под стонущий выдох касается клитора. Ты мне ответишь сегодня за все по максимуму. Она знает, как я не люблю, когда дразнят в пустую, намеренно нарабатывала себе это наказание. Так кто я теперь такой, чтобы ее разочаровывать?       — Поверни голову.       Оборачивается через плечо, и я сходу впиваюсь в губы. Стон рот-в-рот и по языку прогуливается приятная вибрация. Под пальцами влажно, и Ольга уже мелко подрагивает. Нет, милая, еще слишком рано. Не разрываю поцелуй, расстегиваю лифчик и прогуливаюсь пальцами по груди, очерчиваю ареолы подушечками.       — Пожалуйста… — шепот вперемешку с касаниями губ, рваными вдохами, до того умоляющий, что невольно внутри распаляется азарт. Еще чего не хватало, нас просьбами не возьмешь.       — Нет, сперва придется заслужить.       Отхожу, окидывая довольным взглядом свою работу: взъерошенные кудри хаотичным облаком лежат на плечах, дышит тяжело, а на губах размазана идеально-алая помада. Такой ею я готов любоваться часами. Просто связать, раззадорить и созерцать. Нет кайфа лучше.       Еще пара ударов плети перепадает ягодицам и спине, но она переносит их уже легче. Возбуждение притупляет легкую боль, превращая ее в элемент игры. Так не пойдет, милая, я тоже хочу свой аперитив.       Обхожу ее, заглядывая в глаза, а вот она взгляд не поднимает. Знает, что такое поведение по отношению к Доминанту недопустимо. Идеальная почти во всем. Зная, что урвешь такую женщину, можно было в общем-то и пострадать полжизни. Касаюсь ладонью ее щеки, туго сглатывая. Пить хочется до одури, и в глотке сухо, как в пустыне, но все отходит на второй план, катится к черту — она важнее. Большой палец сам собой проскальзывает по губам, очерчивая размазано-алый контур.       Обожаю, когда она красится такой помадой.       И малейшего давления хватает, чтобы она поняла без слов: проводит по подушечке языком, уже в следующую секунду втягивая палец в рот. Ухмыляюсь, стараясь держать лицо, не зажмуриться на жалкие секунды и не показать ей, что вот-вот сорвусь и просто трахну, наплевав на весь антураж и редкую возможность устроить долгие игры.       Свободной рукой провожу по груди, заигрывая то с одним соском, то с другим. Она закрывает глаза, коротко мурлыча в ответ. Все, сил держаться больше нет, меня порвет в клочья если хоть часть из этих извращенских удовольствий сейчас же не перепадет на мою долю. Еще и член предательски душится ремнем брюк, аж до боли. Мягко беру ее пальцами за подбородок и пячусь назад к креслу.       — Посмотри на меня.       Послушно идет вперед, заглядывая в глаза с такой страстью и бесстыдным желанием, что я на секунду даже теряюсь, забывая о том, что на жопе нет глаз. Чудом не спотыкаюсь о кресло, удачно наткнувшись на него ногой. Усаживаюсь, опуская сидение по максимуму вниз. Хитро улыбнувшись, Ольга без слов встает на колени, чуть подаваясь вперед, нависая грудью между ног. Наклоняюсь к ней, вновь сплетая языки в удушливом поцелуе.       Что можно найти в ящиках рабочего стола Главы? Пыль, тонны забытых бумаг, черновики, ствол и кучу всяческих секс-игрушек. Что делать, когда у тебя маленький ребенок и чаще всего ты позволяешь себе разгуляться исключительно в кабинетах? Открываю ящик стола наощупь и нашариваю там анальную пробку. М-м-м, идеально, от нее и кончить трудновато, и возбуждение подогревать будет хорошо. Помогаю Оле забраться ко мне на колени и укладываю ее поперек. Поглаживаю ягодицы рукой.       Пара шлепков и кожа ощутимо краснеет. Недолго играю с пробкой, то вставляя, то вынимая ее и в конце концов включаю виброрежим. Ольга охает, стонет сквозь закушенную губу, а я улыбаюсь как дурак.       — Будь умницей, порадуй Мастера.       Помогаю ей сползти с колен и расстегиваю ширинку. Тихо выдыхаю с облегчением. Сил уже нет терпеть, но жена будто чует и мелко мстит. Самым кончиком языка касается головки, проводит вдоль уздечки и смотрит в глаза до того похабно-горячо, что хочется позорно заскулить в голос, откинуть голову назад и просто позволить ей все.       Но надо держаться…       Мягко беру её за затылок, закапываясь пальцами в волосы. Нет, милая, играть будем по моим правилам. Подталкиваю вперёд, заставляя взять член в рот, и прекратить хоть и приятные, но издевательства. Она стонет, чуть ведя бёдрами, а вибрация приятно проходит, кажется, по всему нутру, не то что по телу. Смотрю на неё высокомерно и немного разочарованно. Саба должна считать, что не дотягивает, что не оправдывает всех ожиданий Мастера, и тогда будет порядок. Но на деле упрекнуть жену мне не в чем.       Более охерительных минетов я ни от кого в своей жизни не помню, даже от профессионалки Джевелс. Задаю ей темп рукой, ощущая, как плывёт рассудок, а оргазм, как последний предатель, подкрадывается все ближе. И как бы мне ни хотелось разрядиться, завязать надо вовремя, график ещё плотный.       И прежде чем прервать её, я все же не удерживаюсь от короткого хриплого стона. Плохо, Кайл, теряешь Мастерскую хватку, размякаешь совсем.       Одомашниваюсь, как собака, скоро совсем волчьи инстинкты потеряю, их и так осталось мало.       Отстраняю её от себя, заглядываю в замутненные похотью глаза.       — Умница, — тяну к себе за подбородок и целую, жадно впиваясь в губы. Моя девочка, с каждым разом все лучше и лучше. — Вставай.       Поднимаюсь, уже не заправляя член в штаны. Какой смысл, ведь планы совсем другие.       Достаю из ящика кляп и подхожу к ней сзади, откидываю волосы на одно плечо. Стояк буквально плавится о её разгоряченные шлепками ягодицы. Ольга хрипло, умоляюще стонет, закусив яркий шарик зубами. Шлепаю по ягодице.       — Не грызи, зубы болеть будут.       И самому бы себе треснуть. Забота для Мастера всегда состоит исключительно в том, чтобы не переступить предел терпения Сабы, но никак не в супружеских мелочах подобных этой.       Пора смириться, это совсем иной уровень отношений и выдерживать холодность не выйдет никак.       К черту самоконтроль. Утыкаюсь носом в её шею и позволяю себе прогуляться губами вдоль ремешка, огладить шею, ладонями пройтись со стройному телу. Ольга откидывает голову мне на плечо охотно подставляя часть груди и плечи под ласку.       Позже, лисичка, а сейчас пора надрать тебе хвост за все безобразия.       Плавно опускаю её животом на стол. Положение удобное: она стоит на вытянутых ногах, корпусом лежит на столешнице. Жаль до груди не добраться, но это можно припасти на более поздний момент. Сейчас нужно подогреть её хорошенько.       Прикрываю глаза, проводя пальцами по половым губам, подушечки проскальзывают по коже, тонут в смазке и тепле, кружа по клитору. Ольга сдавленно стонет, выгибается в спине и подаётся задом чуть ближе к пальцам.       Никогда не позволял брать женщине верх в постели, и даже на то чтобы дать Ольге чуть больше свободы, чем всем женщинам до неё, ушло очень много сил. И я не представляю, что Саба чувствует в этот момент — в полной власти Доминанта, желая кончить, но не имея малейшей возможности.       И самое интересное в том, что я с одной стороны хотел бы испытать такие ощущения, а с другой договорится с недобитыми внутренними демонами будет трудно. Это ведь полная передача контроля…       Но Ольга никогда не причинит мне вреда. Нужно будет хорошенько обдумать такую возможность.       Краем глаза отмечаю, как напряглись её ноги, как тихие протяжные стоны стали более короткими, хлесткими и не сдержанными. Нахмуриваюсь, прекращая ласку.       — Не вздумай, я запрещаю. Поняла? — шлепаю её по ягодице, в ответ получая лишь скулящее недовольство. — Жди, пока я не разрешу.       Дергает руками, будто не знает, что сил вырваться из веревок ей не хватит уж точно. У меня бы и то не вышло, связано-то на совесть.       От всего её вида у меня уже ноет не то что член, но и все тело разом. От желания аж перехватывает дух.       Плеть ложится в руку как влитая. Пара шлепков по столу — для острастки, а следующие уже по соблазнительно-алеющим ягодицам. Я научился соизмерять силу удара давным-давно, но в глубине души каждый раз боюсь причинить ей боль сильнее положенной. Она только стонет и норовит увильнуть от плети.       Все, к черту, Найт, больше нет сил держаться! Пора признать ещё одно: к длительной сессии мы не готовы оба. Она в кайф когда раскованный секс — частое явление, а сейчас даже сама атмосфера способна довести до оргазма без помощи рук.       Откидываю плеть на кресло и встаю на колени у её ног. И когда я касаюсь ягодицы Оли губами, она срывает горло в громком, приглушенном кляпом стоне. Контраст между грубостью и последовавшей за ней нежностью кружит голову, кажется, не только жене.       Ещё не хватало спустить от одного вида.       Провожу ладонью по члену, надеясь хоть так ослабить ноющие ощущения. Бесполезно, тело требует разрядки здесь и сейчас, но что я за Мастер такой, если требую от Сабы сдержанности, а сам как малолетка готов позорно сдаться за пять минут?       Держись, тряпка.       Закатываю рукава рубашки. Будут только мешаться, не люблю, когда по рукам что-то мотается. Прикусываю кожу и легко, совсем по-детски шлепнув напоследок, поднимаюсь и помогаю Оле перевернуться.       Она смотрит на меня с поволокой, настолько ведьмовским от наступающего на глотку желания взглядом, что я готов на месте задохнуться от восторга ею. Роскошная и вся моя. В моей власти, пусть и добровольно отдает её.       Контроль над роскошной женщиной пьянит любого Мастера, это глупо отрицать.       Подтягиваю её ближе к краю и Оля сходу обхватывает меня ногами за талию. Рычу, уже не скрывая того, насколько мне рвёт крышу от желания. Чуть подмахивает бёдрами, отираясь о член промежностью, глаза зажмуривает, голову чуть запрокидывает, бесстыдно выстанывая на выдохе до того нежно и сладко, что я невольно сомневаюсь, кто с кем играет и рулит процессом.       Плевать, я хочу её прямо сейчас и рискую сдохнуть от нереализованных желаний, если не возьму свое сию секунду!       Опускаюсь на её грудь с поцелуями, задевая языком то один сосок, то второй, поглаживаю руками.       Она извивается, то выгибаясь и прижимаясь ближе к телу, то опадая на стол, дышит рвано, перемежая глубокие вдохи с короткими, стонет призывно на каждый выдох. И я прекращаю тянуть..       Вхожу в нее медленно и прикрываю глаза. Тихий выдох срывается губ сам собой. Как же хорошо, черт побери, и хочется растянуть эти ощущения в вечность. Ольга двигается, нетерпеливо ерзает, пытаясь спровоцировать меня на увеличение темпа. Нет, хочу медленно, чтобы успеть насладиться сполна. Подаюсь чуть вперед, за шею прижимая ее к столу. Не сильно, скорее демонстрируя, что хочу удержать ее на месте, чем реально делая это. Она понимает, скулит, но при этом замирает. Зажмуривает глаза и делает глубокий вдох, приподнимая грудную клетку.       Мы не предохранялись никогда. Противозачаточные, которыми пичкал ее отец, нанесли ощутимый урон организму. Элеонора — живое чудо, ведь сам факт ее рождения — случайность. Даже проехав по всем гинекологам мира мы имели на руках одно и тоже заключение: бесплодна. Ольга рыдала ночами напролет, а я тихо радовался, что смогу жить без спиногрызов. Каким же идиотом я тогда был…       Когда Ольга объявила, что я скоро стану отцом, мне показалось что мир на секунду рухнул. Я тогда только-только полюбил, но сильно, и грядущее рождение ребенка казалось мне настоящим концом света. Осознание всего одного, но самого страшного фактора тогда вывело меня из колеи на пару недель: я оказался похож на отца куда больше, чем думал. Ревновал к еще нерожденному ребенку. Понимал, что Ольга так увлеклась беременностью и малышом, что мне стало доставаться меньше внимания и ласки.       Во мне говорил недолюбленный ребенок, который жаждал хоть чьего-то участия, и Мартин хорошенько вправил мне чудом не отъехавший чердак.       Мысли прерывает глухой гортанный стон, который вырывается из меня настолько механически, что слышится будто со стороны. Накрываю грудь Ольги руками и хитро улыбаюсь, заглядывая глаза в глаза.       — Давай, — и наращиваю темп, буквально вколачивая ее в стол.       Короткая заминка и она замирает, выгибая спину дугой. Член приятно сжимает, и буквально через пару толчков у меня перехватывает дыхание. Нет смысла сдерживаться, и наши с ней стоны смешиваются друг с другом. Как же, черт побери, хорошо. Прикрываю глаза, унимая рой пестрых мушек, восстанавливаю чуть сбившееся дыхание. Мне мало ее… Мало веревок и плетей. Сегодня особенный день.       Приподнимаю ее и, выудив из ящика стола аккуратный нож, вспарываю веревки, помогаю выплюнуть кляп.       Обожаю, когда так происходит.       Порядком измученная собственным бездействием и заведенная до предела Ольга ориентируется моментально: придвигается ближе, впиваясь в губы, жадно срывая удушающие поцелуи один за другим. Нежно водит руками по плечам, спине, чередует с легкими царапинами и ногами обвивает талию. Пуговицы сдаются одна за другой и рубашка летит прочь. Я подхватываю ее под ягодицы и уношу со стола. На диванчике будет удобнее.       Кожа обивки скрипит под влажными от пота телами. Еще мгновенье, и хватка ремня на талии ослабевает. Ольга прогуливается поцелуями по груди, животу, добираясь до самой кромки боксеров. Дразнит, обводя границу языком, мелко прикусывает кожу. И я наконец позволяю себе не сдерживаться. Сессия закончилась еще на столе, и в холодности Доминанта нет больше смысла.       И когда на мне не остается ничего, кроме обручального кольца, жена вновь целует, но уже не так горячо и неистово, зато с бесконечной нежностью и трепетом. Такими темпами теперь я буду стонать как сучка… Закрываю глаза, отдаваясь ей полностью. Она не причинит вреда, никогда, и с ней в постели я чувствую себя в безопасности.       Даже в большей, чем с любой другой связанной женщиной до нее.       Тону в этой ласке, плавясь под руками, бродящими по телу. И даже медленные, мягкие толчки сидящей верхом Ольги не злят ни секунды. В неспешном и нежном сексе есть свои прелести, отрицать которые стал бы только идиот…       Касаюсь ее груди, и она мурлычет мне на самое ухо, прикусывая мочку.       — Я тебя люблю, — на выдохе, настолько проникновенно, что по мне невольно пробегают мурашки. И ответ срывается в губ сам собой:       — И я тебя, милая. Очень сильно. Все вокруг тонет, затягиваясь мутным маревом оргазма, стон рот-в-рот и поцелуй как точка, короткий, но полный обоюдной нежности и ласки.       Она приваливается на мою грудь, а я не сразу понимаю, что улыбаюсь, как дурак. Дыхание восстанавливается быстро, напоминая о сбитом ритме лишь отдающимся в висках пульсом. У стола разбросаны обрезки веревок и разрезанный по случайности галстук. Тихо прыскаю. Плевать, этих галстуков вагон и маленькая тележка в шкафу пылится, ненавижу удавки.       Прижимаю Олю чуть крепче к себе и целую в макушку. Глаза закрываются сами собой. Тишина и спокойствие, и только ее мерное дыхание рядом. Успокаивает лучше любых колес, которыми Мартин старался меня пичкать в периоды активной агрессии…       — Спасибо за сессию, Мастер, — мурлычащий тон заставляет меня улыбнуться, как сытая довольная жизнью кошка, что греется на солнышке. — Было как всегда прекрасно.       Обращаю ее к себе лицом, мягко взяв за подбородок.       — Ты тоже безупречна, лисичка. Обалденный подарок.       — В смысле?       — Ловко ты снарядила дочку с друзьями погулять.       Она закатывает глаза и смеется, поглаживая меня по щеке.       — Это не подарок, а импровизация, да и Эл собралась гулять самостоятельно. Дело в другом…       Нахмуриваюсь, пристально глядя на нее. Как-то неуверенно это звучит. Есть у жены еще один мастерский талант — аккуратно трепать мне нервы вот такими легкими стрессами.       — Все в порядке?       Отстранившись, она опирается на локоть, кончиками пальцев свободной руки выводя хаотичные узоры на моей груди.       — Я не знаю, на самом деле подарок ли это и как ты отреагируешь…       Ну приехали. Смотрю на нее тяжело, даже не пытаясь скрыть настороженности. Ольга делает глубокий вдох и робко улыбается, наконец решаясь заглянуть глаза в глаза.       — Я беременна, Кайл.       Кажется, мир снова на секунду замирает, а я забываю как дышать. В памяти мигом всплывает вся ее беременность Элеонорой, которая прошла в Медицинском Корпусе практически на половину, под постоянной угрозой выкидыша, как тяжело дались роды и ее изможденное, но вместе с тем счастливое лицо, когда дочь наконец закричала в руках врачей.       Я не против ребенка, и даже хочу этого, но не могу себе позволить ее потерять, каким бы чудом ни был факт беременности.       — Ты уверена, что готова пройти через все это второй раз? — обеспокоенно смотрю ей в глаза. — Я боюсь тебя потерять…       И в кои то веки не боюсь в этом признаться вслух. В темно-зеленом разморенном взгляде проскакивают счастливые искорки. Я непозволительно редко говорю о том, как она дорога для меня, но чаще выдавить из себя не могу даже слова. Ощущаю себя сопливым идиотом в такие моменты, хоть и умом понимаю, что нет ничего зазорного в том, чтобы сказать правду.       Но воспитание говорит об обратном, и перебороть это очень сложно.       — Не потеряешь, — мягко целует в губы, улыбаясь. — Я говорила с Мартином, он сказал, что вторые роды должны пройти легче. И беременность сейчас развивается нормально, не как с Эл… Угроз пока нет, да и нервничать я буду меньше…       Закусываю губу. Да, трудно перестать быть мудаком, когда являлся таковым всю жизнь. А потому и многие потраченные во время беременности нервные клетки Оли — моя заслуга. Я был эгоистичным идиотом и не хотел делиться, а сейчас многое изменилось.       — Пол известен?       Качает головой, смеясь.       — Срок еще совсем маленький.       Опускаю взгляд ниже и улыбаюсь своим мыслям. Еще один Найт? Или еще одна девчонка в мой розарий, или же кактус под стать отцу. Касаюсь рукой плоского живота Оли, мягко пробегая по нему пальцами.       — В прошлый раз ты угадала пол…       И когда ее ладонь накрывает мою, я будто чувствую тепло где-то в самой глубине души.       — Я думаю, будет Наследник, — улыбается, и я уже не сдерживаю эмоций, вновь увлекая ее в трепетный поцелуй.       — По-хорошему, тебе надо всыпать, — хмурюсь, в секунду становясь серьёзным. — Какое к черту вино за столом и какие сессии в твоем положении?       Ольга смеётся.       — Если бы ты был внимательнее, то заметил бы, что вина я отпила всего глоток, а сессия на таком малом сроке ребенку навредить не способна. Тем более что мы ничего такого не делали и ты всегда осторожен.       Ай да я. Обнимаю ее покрепче и улыбаюсь.       — Спасибо. Я правда рад.       Мы лежим так еще долго — беззаботно обнимая друг друга и думая каждый о своём. И если вспомнить всю свою жизнь от начала и до конца, не обходя вниманием все, даже самые мерзкие мелочи, что в ней были, я все равно согласился бы все повторить без сожалений. Ведь настоящее безусловно стоит того.       А для жены и детей я сделаю все, чтобы у них никогда не было жизни, похожей на мою прошлую. Ведь семья это всегда больше, чем шахматные фигуры на доске.       Да и все игры давно закончены.