Herven nin

Тор Одинсон, новый король рассеянных по всему Средиземью дунэдайн, медленно объезжал свое войско, уже успевшее отдохнуть — некоторые накануне предавались увеселениям даже слишком усиленно, что явно отразилось на их внешнем виде. Прошлым вечером было празднование общее, народное, но сегодня, когда они вернулись в Имладрис, где некогда начинали свой путь в виде братства кольца, пир предстоял совсем иной, и Тор заранее тревожился — сумеет ли он не ударить в грязь лицом перед строгими и надменными эльфийскими лордами? Он опасался за свои манеры, за простые и грубые шутки, и, наверное, сильно злился бы сейчас — но корона на его голове придавала отныне его мнению и всем его действиям особый вес. С ним будут считаться, несмотря ни на что. А если и нет — отныне сила на его стороне. И он заставит их. Непременно. Тор нахмурился. В конце концов, они загребали жар его руками, заставили людей принять битву, пришли на помощь с не слишком-то многочисленным войском в последний момент... Стоило потребовать вознаграждения за свободу от вечного рабства под сенью огненного глаза! Идея казалась хорошей. Но чего именно он мог потребовать? Золота? К чему оно? Ему нужны были союзники в виде тех же эльфов, которые предпочитали сидеть, запершись в своих резных чертогах, запрятанных в лесах, и если и покидали их, то лишь для того, чтобы медленно, вереницами, направиться к гаваням и навеки оставить эти берега. А Тору... Тору предстояло жить здесь и умереть здесь. А до этого — отстроить разрушенный Гондор заново, как и сотню новых форпостов. А у него даже мастеров толковых не было! И все это были проблемы, навалившиеся разом — и эльфы, кстати говоря, очень даже могли бы помочь решить их. Так что он решил не покидать Имладрис так быстро, как хотел сперва. Стоило добиться желаемого и заручиться помощью, пусть даже и устной. С такими-то мыслями он и приехал во владения лорда Элронда. Он прогулялся задумчиво меж фонтанов и аллей с ровными рядами облетавших деревьев. Этого края война не коснулась. Здесь не было тревог и печалей, болезней и слез... Но у короля Тора не оставалось ни тени пиетета. Ни капли умиротворения не было на его лице. Разве не лицемерно, спрашивал он себя, прятаться от внешнего мира и делать вид, что все прекрасно? Похолодевшие серо-голубые глаза Тора скользили по процессиям эльфов, и видели сплошную череду красивых, но таких безжизненных в своем спокойствии лиц. Даже во время схватки на поле они казались сосредоточенными и бесстрастными, и это умение прятать все в глубине души Тора неизменно поражало. "А может, и нет у них никакой души? — думалось ему. — Никаких чувств... Жизнь долгая, практически бесконечная, но какая же унылая!" Он скользил взглядом, всматриваясь внимательно в каждого и пытаясь найти хоть отсвет чувств; нет, многие были радостны, но даже радость мало у кого была такой откровенной и шумной, как у людей. Что ж, кто он такой, чтобы осуждать их за то, что они не созданы такими, как смертные? Они смелые воины — тут он не мог упрекнуть их. Почти всех он знал или угадывал, помня раньше лишь смутные дорисовываемые воображением очертания лиц под доспехами. И только один, незнакомый до сих пор, встретился ему в самом дальнем углу этого бесконечного зачарованного сада, в высокой беседке с узорчатыми прорезями арочных окон и сомкнутым сводом. Тор подошел, смело, почти нахально по эльфийским меркам вглядываясь в лицо дивного — тот не гневался, смотрел почти с любопытством и дружелюбно. Глаза зеленоватого цвета были безмятежны, как у дитя, и Тор со странной бессильной ненавистью понял, что глаза эти не видели войны и смерти. Впрочем, тонкие черты лица и витой золотой венец в темных волосах выдавали в нем знатное происхождение, а ровный чистый профиль и вовсе роднил его с самим владыкой Элрондом... — Кто ты? Я не видел тебя на поле битвы. — Верно, я не был там, — эльф не стал спорить с ним. — Вот как? Так ты не воин? Что же с тобой? Ты болен или слишком юн? Но он не казался ни тем, ни другим, и Тор хотел доискаться причин, не веря в простую трусость или слабость. — Я не воин, а ученый. Книжник. Можно сказать, что маг. Все время я провожу здесь, в чертогах у своего отца. — Кто твой отец? И кто ты? Назови себя! — потребовал Тор. Ему и впрямь хотелось знать, что за трусливое порождение Илуватара так трясется за своего драгоценного сынка. — Я — Локи, единственный сын лорда Элронда. Эльф будто в упор не замечал раздражения и насмешек Тора, поднимал на него взгляд спокойно, хотя и побледнел немного. — Вот как? Значит, он прячет от всех остальных свое сокровище? Не хочет знакомить его с жестокой жизнью? Встань, когда с тобой разговаривает тот, кто защищал вас от полчищ орков и от торжества тьмы! Он дернул его за руку к себе, и тот вынужден был подняться — хотя было ясно, что это не слишком-то ему понравилось, сопротивляться он ему не смел. Тор усмехнулся и медленно обошел этого эльфа, всматриваясь. Он был уверен, что перед ним — омега: это было ясно и по некрупной, но идеально сложенной фигуре, и по узкой талии, и по запаху, легкому, еле слышному, но все же слишком сладкому для того, чтобы исходить из другого источника этой мрачной осенью. — Так что же? Почему я не видел тебя раньше? Ты так дорог ему, что он скрывает тебя от любых чужих глаз? — О нет. Не думайте так, о король. Слишком много времени я провожу за книгами, в уединении, чтобы выучить достаточно мудрости и однажды стать достойным и равным ему правителем. — Думаешь, по книгам ты сможешь узнать все? Тебе не хотелось взглянуть на мир за пределами этой долины? — Я был там. Я знаю, как держать в руках лук и меч, о король, — вспыхнул эльф. — И все же я не услышал ответа на главный вопрос. Отчего твой отец не захотел взять тебя с собой в эту битву? — Наш народ много страдал, — опустил глаза эльф. — К чему множить горести? — Это не ответ, — упрямо ответил Тор. — Почему? — Он боялся меня лишиться, я думаю, — неуверенно и крайне неохотно промолвил эльф. Промолвил только для того, чтобы Тор отпустил наконец его запястье, которое сжимал так сильно, и теперь, освободившись, немедленно удалился прочь. Разговор ему явно не понравился. Тору было все равно. И он снова ожесточенно размышлял: ответ лежал на поверхности. И самому стоило догадаться уже тогда, когда этот дивный упомянул о себе как о "единственном сыне". А еще теперь он знал, какой именно платы он попросит у гордых эльфийских лордов. И те не посмеют отказать ему. А если и посмеют — что с того? Что сделает горстка лучников против его армии? У него было право, право победителя. И он планировал воспользоваться им. Он догнал Локи в три прыжка: тот, даром что эльф, оказался не так проворен. Он снова замер возле стены, увиливая от касаний его руки. Взгляд казался страдальческим, почти что умоляющим, но Тор не собирался испытывать жалость к этому изнеженному садовому цветку. Он склонился низко над бледной кожей, втягивая ее запах снова, чтобы окончательно увериться в собственном решении. — Я попрошу твоего отца отдать тебя за меня. Если нет — скоро все мои войска будут стянуты к вашим границам. Будь благоразумен. И он оторвался от него, с трудом удержавшись. Празднование и впрямь было долгое, чинное и церемонное. К счастью, теперь Тор не сидел потерянным среди длинных столов и знал в лицо очень и очень многих. Он говорил с ними смело и на равных, он больше не был безродным оборванцем, пришедшим просить милости и денег в дорогу... О нет. теперь он играл по-крупному. — Вы знаете или можете догадаться, что сейчас власть моя кажется незыблемой... Но однажды все может поменяться. И тогда одни из вас забудут обо мне, другие посчитают своим врагом, третьи отвернутся... Послышался гул возражений, но он быстро утих, стоило новому королю людей повысить голос: — Если вы согласны видеть меня королем людей и готовы прийти на помощь ко мне, я не потребую много. — Разумный залог в серебре и золоте? Помощь наших мастеров? — спросили его. Он махнул рукой. — Уверенность в вашей лояльности, — сказал он. — Когда-то наши с тобой предки были близки. Были кровными братьями. И я хочу возродить этот союз... Скрепить его новым браком! Тор вышел вперед, неожиданно склоняясь почтительно в просьбе перед лордом Элрондом. — Владыка, прошу, отдай мне твоего сына. Он впервые чувствовал себя так неуверенно. Все оправдания казались глупыми. — Не гневись, но я видел его, и он был прекрасен, хоть ты и прячешь его ото всех. Ведь он омега, верно? И он станет прекрасной парой мне. Элронд отшатнулся в гневе и явно хотел кинуть зарвавшемуся смертному что-то резкое: его можно было понять, о такой ли партии он мечтал для своего единственного сына, которого так берег? Но его удержали. Слышался гул голосов, обсуждающих "за" и "против". И расчет Тора оказался верен: выступить против него открыто не решился никто. Лорд Элронд стоял, побледнев от злости, и хмурился. Но его поторопили те, кого он, наверное, сам еще недавно считал друзьями — и вполне искренне, в отличие от смертного короля. — В самом деле, Элронд! Это кажется разумным! И ему пришлось согласиться: он зло кивнул Тору, кусая губы. Кто знает, какие мысли роились в этот миг в его голове? Может, он уповал на то, что Тор, как смертный, не проживет слишком долго, и сын возвратится к нему, и они воссоединятся по пути в Валинор? Тору это было безразлично. Он получил главное — руку Локи. Он вспомнил его наивность, олений испуг в глазах и их ласковую внимательность, и уже совсем нисколько не сомневался в своем выборе. Он увезет его с собой во что бы то ни стало. Тор поймал его на следующее же утро, рано, с первой трелью птиц, когда солнце только успело показаться над горизонтом и кидало первые лучи на охладившийся за ночь камень стен дворца Элронда. Тор уловил тревожный взгляд и то, как эльф вновь готов был скрыться, но успел поймать его, ощущая под ладонями гладкую тонкую ткань его одежд и сильно бьющееся сердце. Хотелось касаться кожи, а не ткани, но он не хотел показаться настолько одержимым — да и потом, у эльфов наверняка было не принято так откровенничать. Что, если ему скажут, что он обесчестил Локи еще до брака? А он мог не сдержаться — очень даже мог. Оторваться от затравленного взгляда, обретшего мирную покорность, было сложно. — Не бойся меня так. Я не варвар. И я не буду груб, — уговаривал эльфа он, пока руки оглаживали тело, бока, талию и грудь. Надо думать, выходило не слишком убедительно, и это было вполне понятно: Тор сам не мог думать ни о чем, кроме как о том, как послушен тот будет, когда они вернутся в Минас Тирит и он приручит его как следует. Он скользнул руками под длинные одежды, под тонкую ткань сорочки, сжимая плоть и откровенно уже пользуясь чересчур ранним часом и страхом перед собой. — Значит, ты затворник, — шептал Тор разгоряченно, — все время один... Но ваши дни долги — у тебя точно никого не было? Он бы охотно проверил это прямо сейчас, но пока ограничился парой пальцев, наткнувшихся на сжавшиеся складки в ложбинке между ягодицами. — У тебя уже была первая течка? — спросил он и тут же прервал сам себя, памятуя о том, сколько эльфу лет. — Что я говорю, конечно, была... Я чувствую это даже и по запаху. Он слишком манящий.