Командор Эрвин и Котик Леви

Новый день для разведотряда начинался совершенно обычно. Построения, отчёты смотрителей, завтрак, тренировки, прибывшая из столицы почта, отбывающие и прибывающие солдаты… Всё двигалось мирно и размеренно. Будто титанов и не существовало в этом мире. И в сердцах некоторых солдат даже успела зародиться благодарность к Ханджи за то, что вывела из строя Лучшего (и далее по тексту)… А Эрвин даже и не рискует начинать экспедицию без него. Мирные дни, неспешно текущие один за другим, полные покоя, беззаботности и отрицания их традиционной бытности и данности происходящего. И в этом потоке туманной безмятежной иллюзии лишь для двоих жизнь изменилась гораздо сильнее. Проверяя документы, Эрвин, словно ничего и не происходит, протягивал руку к неизменно сидящему рядом Леви, брал его за руку и переплетал пальцы. Книга, что в этот момент могла покоится на колене Капитана становилась бесполезной. Нет, Леви не терял связи с реальностью, и строчки не расползались перед глазами в потоке накатывающих чувств, он просто не хотел читать дальше, не считал это нужным. Чувствуя тепло Эрвина и даря ему своё, иногда и сам в ответ сжимал сильную руку Командора, улавливая едва заметную улыбку Смита, когда он откладывал очередной просмотренный документ. В иной раз, когда надо было идти на смотр очередной тренировки перекомпонованных команд, Эрвин ненадолго задерживал Леви, не давая тому открыть дверь. Он стискивал его в объятиях, прижимая спиной к своей груди и вдыхал запах Аккермана, а тот в свою очередь, отклонял голову назад и, накрывая ладонь Смита своей, принимал его чувства и отвечал. И Смит же первый отпускал его, иногда оставляя невесомый поцелуй на запястье Леви, из-за чего уши того возмущённо дёргались. «Будь его уши прежними, точно бы покраснели» — делал вывод Эрвин и, снова надевая лицо решительного Командора, покидал кабинет, а следом отправлялся и привычно холодный Капитан. Тайна, что должна навсегда остаться за закрытыми дверями, может покидать пределы замка лишь в их сердцах, посвященных человечеству, но с отвоёванными фрагментами, где можно было поселить другого человека. Ничто не изменилось, но одновременно и изменилось всё. Временами, глядя в ответ на Смита, когда усталость морила их и они отправлялись в кровать, что всё так же ютилась за шкафом, Леви чувствовал, что Эрвин хочет что-то сказать или сделать. Его движения становились медленными, он очерчивал каждый изгиб тела Аккермана, скрытого одеждой, целовал глубоко, не отпуская, но и не распаляя, стараясь поддерживать напряжение, стискивал его в объятиях, прижимая к себе, мягко касаясь ушей, действуя ласково и неторопливо… — Эрвин, — выдыхал Леви, чувствуя неудовлетворённость, когда губы Эрвина касались шеи, опаляя жаром, и покрывая невесомыми поцелуями, а большие руки сжимали ягодицы, скрываемые солдатскими брюками. Смит интерпретировал это по-своему. Неизменно отстранялся, обнимал, прижимал к себе и просил прощения, больше не касаясь. Леви не мог и слова произнести. Закусывал губу, проглатывал непонятно откуда взявшуюся обиду и засыпал, согреваемый теплом Эрвина. И на следующий день никто не говорил ни слова. Лишь Эрвин бросал виноватые, но одновременно и жаждущие, взгляды в сторону Капитана, стараясь держать дистанцию, но к вечеру, преодолевая себя и не встречая сопротивления или протеста со стороны Аккермана, всё равно прижимал к себе. И, чувствуя, как в ответ его тоже обнимают, крепко прижимая к себе, облегченно выдыхал, благодарил и тянулся с лёгким поцелуем. Непонятная игра без слов продолжалась, и каждый играл по собственным правилам. Возможно, это бы продолжалось ещё дольше, пока Эрвин окончательно бы не потерял веру в себя или же Леви, не потеряв терпение, не высказал всё Командору в лицо. Но в тот день Командующий Пиксис вызывал Смита к себе на «Совещание». Они говорили, и о титанах, и о вылазках, и о причинах отодвигаемых экспедиций, о проводимых испытаниях над Эреном, и, это не был бы Командующий, если бы незаметно на столе не появилась бутылочка алкоголя. За пустыми разговорами и утекающим днем, бутылка была опустошена. В приподнятом расположении духа, Пиксис благодушно согласился переназначить дату экспедиции, ровно как и сдачу отчётов с результатами экспериментов над Эреном. Стоически выдержав до конца дня, пока за ним не закрылась дверь кареты, Эрвин потерял связь с реальностью, попросив, чтобы его не беспокоили до прибытия в замок. А после, на чистейшем автопилоте, наполненный усталостью, алкоголем и гнущийся под гнётом груза переплетающихся мыслей, которые никак не желали собираться в одной точке, он устало выдыхает. Отпустив карету, он поднял глаза на замок, вглядываясь в тот участок стены, где должен быть его кабинет. Найдя нужные окна, он заметил, что на него смотрело две желтоватых точки. Вздрогнув, и проморгавшись, он снова посмотрел в свои окна. Ничего не было, но сердце не переставало биться часто-часто, выстукивая лишь одну мысль «Там Леви. Он ждёт». И, не обращая внимания на пытавшихся остановить его солдат, отправляя всех спать, ввиду уже позднего часа, он шёл вперед. Добравшись до своего кабинета, распахивает дверь и снова сталкивается с горящими жёлтыми глазами. И снова в следующее мгновение наваждение спадает, а Леви, смерив его оценивающим взглядом, отворачивается, продолжая молча глядеть в окно. «Так и знал» — заключает Эрвин, понимая, что кошачьей части в повадках Капитана стало ещё больше. — Ты поздно, Эрвин, — тихо произносит Леви, — а ещё от тебя воняет, иди спать, — и он первым отправляется к кровати за шкафом. И снова он бросает этот холодный взгляд на Смита, снова хочет что-то сказать, как и сам Командор, но ничего не говорит. Свет луны пробивается в окно, перемежаясь с затемнением… Сегодня явно будет гроза… Вздыхая, Смит отправляется следом, почти без сил садится на кровать, стягивает сапоги, вытягивает ноги, облегчённо выдыхает и понимает, что сил больше не осталось. — Не поможешь? — неловко пожимая плечами и глупо улыбаясь? спрашивает Эрвин. Леви смотрит на него в ответ, цыкает и подходит почти вплотную к сидящему Командору, стягивает боло и помогает снять куртку с эмблемой разведотряда. Эрвин чувствует, как это успокаивает его. Медленные и аккуратные движения Аккермана делают своё дело — все тяготы отходят куда-то на задний план, мысли проясняются, и даже сонливость уходит на задний план. Он приподнимает руки, позволяя куртке упасть где-то позади него, чтобы в следующее мгновение прижать Леви к себе, вдыхая уже ставший уютно-приятным аромат чужого, но по-настоящему родного, тела. — Леви, — выдыхает он и забирается руками под чужую куртку, расстёгивает попадающиеся замочки ремней и утягивает не сопротивляющегося Леви в поцелуй. Тонкие пальцы зарываются в волосы, сжимая, оттягивая, будто наказывая, но за что, Смит так и не понял. Вторая куртка падает куда-то на пол, а Эрвин просто усаживает Леви себе на колени, поднимая того, словно пушинку, давая ему возможность обхватить себя ногами, что тот сразу же и делает, издавая звук, подозрительно напоминающий утробное удовлетворённое урчание. Эрвин углубляет поцелуй и сам зарывается в волосы Капрала, лаская и перебирая тёмные пряди, что совершенно не вязалось с тем напором, с каким он вылизывал рот Леви, и прижимал его к себе, расстёгивая непослушные пуговицы на рубашке, уже успев избавиться от шейного платка и сапог Леви, который в свою очередь вполне успешно разобрался с рубашкой Смита и всеми ремнями, что мешали в этом. Отклоняясь назад, Эрвин падает на кровать, крепко прижимая Леви к себе и единым движением переворачиваясь, подминая того под себя. Последний раз проводит рукой по волосам, спускается вниз, задевая аккуратную раковинку уха, очерчивая её, спускаясь ниже, ласкает шею… «Ухо?» Эрвин через силу отрывается от губ Леви, приподнимается над ним и во все глаза смотрит на то, чего уже нет — на то место, где ещё пару минут назад торчали кошачьи уши. Проверяя свою догадку, он проводит вниз по спине, слышит тихий стон, но не обращает на него внимания, очерчивает ягодицы, но не находит хвоста. — Леви, — хрипло-возбужденно произносит он, — Уши и хвост, они… Но ему не дают договорить. Его грубо притягивают почти вплотную к лицу, хватая за шею, и Леви просто зло шипит, словно коту наступили на хвост. — Эрвин Смит, ублюдок ты такой, если ты ещё раз посмеешь на что-то отвлечься, я самолично отрежу твое грёбанное хозяйство, за ненадобностью. Впервые за долгое время, Смит прямо посмотрел в глаза так же как и он тяжело дышащего Леви. Слегка покрасневшие щёки, выступившая испарина, порозовевшие кончики ушей, заалевшие и опухшие от поцелуев губы… Смит благодарил небеса за то, что Луна именно в этот момент решила заглянуть в его окно. Обнажённый, с телом, покрытым шрамами, тяжело дышащий Леви ждал его, опустив слегка подрагивающие руки на плечи Смита и по-прежнему стискивая его ногами, пусть уже и не так уверенно, как всего несколько мгновений назад… — Если же, как всегда, не собираешься ничего делать, свали с меня, я пойду к себе, — потеряв терпение, Леви нахмурился, закусил губу, попытался выбраться из-под Эрвина, но ему не дали этого сделать. — Нет, — Эрвин прижал запястья Леви к кровати, обездвиживая его, — ты никуда сегодня не пойдёшь. — Как страшно, — прошептал мужчина, чувствуя как у него перехватывает дыхание от этого взгляда голубых глаз. — Будет приятно, — мягко усмехается Смит и прижимает к себе замершего Леви, вновь утаскивая того в поцелуй, настойчивее прижимая его к себе. Ближе, чем когда-либо, кожа к коже. Руки, шарящие под рубашкой, дрожащее чужое тело, выдыхаемое на стоне его имя. До Эрвина наконец-то дошло. Его никогда не отталкивали, его звали, приглашали… Удивленный тому, как не смог понять этого раньше, он ненадолго отрываясь от Леви, прижимается к нему, трется носом об обнажённую грудь, оставляя лёгкие поцелуи, ни слово не говоря, но извиняясь. — Не глупи, Эрвин, — тихо говорит Леви, проводя рукой по волосам Смита. Эрвин поднимает голову и смотрит, как где-то в глазах Леви промелькнула удовлетворённость, с тонкой ноткой облегчения. И Смит в очередной раз понял, какой же он всё-таки идиот. Хмыкнув над самим собой, он снова потянулся за поцелуем, одновременно накрывая рукой сквозь штаны член Аккермана, поглаживая выпирающий бугорок и слыша в поцелуе прерывистый вздох. Где-то за окном прогремел гром, заявляя о начале грозы, а им это было лишь на руку. Хоть ненадолго, но можно было не вести себя тихо… Остатки одежды уже покоились на полу. А им было всё мало. Непрекращающиеся поцелуи, ближе, кожа к коже, рука в руке, когда подготовив Леви, Смит входит под тихое шипение, а в кульминации, хрипло произнесённые имена, зазвучавшие в унисон и вдох облегчения, удовольствия и единения. Двигаясь медленно, смакуя, прижимая Леви к себе, Эрвин чувствовал как и его прижимают в ответ, издавая лишь редкие стоны, пробивающиеся сквозь тяжёлое дыхание Капитана. Эта ночь была только для них. Не звучали слова любви, они уже давно были озвучены, не звучали слова страсти, обещаний вечности, но всем сердцем они любили друг друга, отдавая всех себя, на эту ночь забывая о человечестве и посвящённом ему сердце…