Катсуки пытается

Всемогущий иногда приходил посмотреть на тренировки подопечной, а иной раз и тренировался вместе с ней. Обычно они вместе совершали пробежки, но в позднее время (чтобы никто не отвлекал) и в месте, которое для нее открыл Тошинори – некогда красивом, но теперь безбожно загаженном пляже, из которого сделали настоящую свалку. Среди белого песка, хрустящего под ногами, виднелись гайки и шурупы, куски шин и осколки зеркал. Мидории и ее учителю приходилось надевать на ноги кроссовки с особенно жесткой и плотной подошвой перед тренировками там. - Я помню этот берег совсем другим, - говорил он ей во время очередной неторопливой пробежки, мечтательно глядя на синий спокойный океан, в котором плескалось серебристое отражение луны, - и, моя девочка, вот увидишь, однажды мои руки доберутся до него. Я сумею очистить этот пляж от мусора! - Но когда? Вы же и так загружены, - тяжело дыша, протестовала Мидория. Всемогущий на это лишь хитро улыбался: - Но ведь когда-нибудь я выйду на пенсию. Или заставлю своего преемника этим заниматься. Деку не могла себе представить мир без Всемогущего. Не могла представить, что этот легендарный герой когда-нибудь просто возьмет и выйдет на пенсию! Но, вопреки той силе и здоровью, которые демонстрировал символ мира на публике, Тошинори Яги являлся измученным и больным человеком средних лет. И было очевидно, что ему срочно нужно найти преемника, и куда более выносливого и одаренного, чем сама девушка. Она давала себе в этом отчет, как и в том, что Всемогущий чуть было не совершил роковую ошибку, передав силу ей. Разве Изуку смогла бы справиться с такой ответственностью? Смогла бы привнести в легендарную причуду «Один за Всех» что-то свое? Наверное, нет, но ей все равно хотелось порадовать своего учителя (ведь кто знает, когда он все-таки выйдет на пенсию или найдет приемника) и она начала в тайне от матери сбегать по ночам и пытаться очищать пляж самостоятельно. Разумеется, ее труд был неблагодарным, и едва ли сторонний наблюдатель мог заметить со стороны, что это место начинает постепенно меняться. Девушка словно начала искать иголку в стоге сена, досконально изучая каждую соломинку. Но она старалась, и обман матери тоже давался ей нелегко. И обман Каччана тоже, ведь теперь они виделись три раза в неделю, в те дни, когда его уроки оканчивались раньше, чем ее. Он ждал Деку у ворот школы с таким видом, словно ожидает с кем-то битвы, а затем провожал девушку до дома. Это бы даже выглядело мило в ее глазах, если бы их регулярное общение не оканчивалось не менее регулярными ссорами, затеваемыми парнем по поводу и без. - Тупая Деку, ты нарочно заставляешь меня ждать?! – Примерно так он приветствовал Мидорию каждый раз, когда бедолага задерживалась более, чем на десять минут. Правда, отдавая будущему герою должное, сам он всегда приходил вовремя. Чуть позже к претензиям Катсуки добавилось недовольство ее синяками под глазами и усталым видом. - Каччан, я высыпаюсь, правда… - тихо лепетала она, и на каждое ее слово приходилось по десять его: - У тебя, блять, синяки под глазами скоро черными станут! Ты хоть в курсе, как стремно выглядишь?! Тобой уже детей можно пугать! - Я буду мазаться тональником, и будет незаметно… - Чё сказала? Какой тональник? Я тебе его в задницу запихаю, поняла? Ты хоть знаешь, как он сушит кожу? - Уж ему ли было не знать, ведь Деку помнила, как много внимания мама Каччана уделяет уходу за внешностью! Словом, несмотря на всю экспрессивность Каччана и далеко не полное взаимопонимание с ним, девушка была рада тому, что их общение внезапно возобновилось. Он начал открываться ей снова, и мир этого человека казался Мидории не менее интересным и даже потрясающим, чем в детстве. К тому же одноклассники, решив, что она встречается с тем бешеным студентом Геройской Академии, что приходит ее встречать, стали ее побаиваться, в том числе и всякие личности вроде Рюске. Больше никто не отвлекал ее на занятиях и успеваемость девушки непременно возросла бы, если бы она не тратила столько времени на физическую подготовку. Правда, пляж как был грязным, так грязным и оставался, а отголоски поступков Каччана продолжали преследовать девушку короткими волосами и едва заметными шрамами от старых падений и ожогов. Но она не прекращала ходить на пляж по ночам, не отворачивалась от друга детства. Пускай, отворачиваться от него и было, пожалуй, опасно для жизни. В один из особо пасмурных дней она по обыкновению пришла в поздний час на пляж, и обнаружила, что мусор почему-то опять прибавился. Возможно, какой-то мусорщик вспомнил об этой свалке и за один сброс хлама свел все месячные усилия девушки на нет. Она, разглядывая новые горы мусора, ощущала себя так подавлено, что с большим трудом заставила себя убираться в ту ночь. В конце концов, только беспрерывные усилия могли дать плоды, пускай, жизнь иногда и бывала несправедлива. «Но ко мне она несправедлива почти всегда,» - подумалось ей, когда она шла, уставшая и вспотевшая, по узким улочкам родного квартала в гору. Ветер дул ей в лицо, и та была очень рада, что додумалась надеть толстовку утром, иначе бы точно замерзла и заболела. Не хватало ей только этого, ведь до знаменитого Спортивного Фестиваля оставалось чуть больше месяца, а Изуку очень сильно хотелось прийти поддержать Катсуки. Но появись у нее долги по учебе из-за болезни, и шанс сходить на долгожданное событие совсем испарился бы. Ведь Бакуго должен был победить, он всегда побеждал, и по-другому быть просто не могло. А это бы была его первая большая победа! От одной мысли об этом Изуку улыбнулась, хотя ветер вышибал слезы из ее прищуренных глаз. Она видела размыто два мужских силуэта впереди, двух мужчин в черном. Вроде бы они курили и приглушенными голосами говорили о чем-то; один из них внимательно посмотрел на Деку, когда она проходила мимо, ускорив шаг. Даже когда девушка ушла далеко вперед от них, ей все равно было не по себе. Ведь в такое время по городу разгуливало множество преступников, и ей стоило бы быть осторожнее, увидев странных незнакомцев издалека. К примеру, пойти по иной улице. Каччан множество раз предупреждал ее об этом, чаще предупреждала только мама. Но жизнь, действительно, была незаслуженно жестока к Мидории, и она в очередной раз убедилась в этом, когда кто-то грубо обхватил ее рукой сзади и прижал к ее лицу тряпку, мокрую и пахучую. На подкорке сознания она знала, что следовало бы задержать дыхание. Подумать было проще, чем сделать. Паника настолько захлестнула школьницу, что та, взвизгнув от страха, хорошенько вдохнула то, что было поднесено к ее лицу. Как ни странно, собственного голоса она не услышала. - Ты ведь не против, - услышала она голос своего похитителя, чьи губы были поднесены так близко к ее уху, что она чувствовала его ровное дыхание, - что я ненадолго забрал у тебя твой голос? Твои попытки позвать на помощь бессмысленны. Девушка все равно попробовала закричать еще раз, но не была в силах выдавить из себя ни звука, ни хрипа. Она просто открывала рот, словно рыба, выброшенная на сушу, а силы стремительно ее покидали. Последней ее мыслью перед провалом в длительный сон было сетование на то, что Изуку никогда не вела тетрадей о злодеях. Изучение причуд злодеев и их слабых мест сейчас бы ей весьма пригодилось. Мидория не знала о них ничего. Она проснулась от того, что начала задыхаться. Девушке снилось, что она упала в воду и никак не могла всплыть на поверхность. Как только ее глаза открылись, Изуку выпустила задержанный во сне воздух изо рта и принялась судорожно дышать. Грудь девушки быстро поднималась и опускалась, а дрожащие руки Мидории обхватили ее обнаженные плечи. В тот миг до нее дошло, что она совсем нагая! И полулежит, прислоненная к стене, на коричневатом кафеле гигантской душевой, полной людей. Точнее… детей. Вокруг были одни лишь дети! И несколько подростков, но с лицами по-детски наивными и испуганными. Все они были раздеты, кто-то плакал, сидя на холодном кафеле, кто-то лежал без сознания, как лежала она, кто-то пытался выломать единственную дверь. Стоял плотный слой пара, и сложно было хорошенько разглядеть их всех. Со всех сторон на детей были направлены струи душа, и вода, смывая с них грязь, стекала в дырки в полу. Изуку встала на ватных ногах и стыдливо попыталась прикрыть руками хотя бы грудь, но быстро поняла, что никто вокруг на нее и не смотрит. Пытаясь не обращать внимания на головокружение, не дающее трезво мыслить, девушка подошла к двум мальчишкам, пытающимся сломать дверной замок двери. У одного из них была огненная причуда, но в комнате с такой высокой влажностью даже она не могла им помочь. Мальчишки громко орали то угрозы, то мольбы выпустить их, но она хорошо понимала, что вряд ли теперь их отпустят так просто. Мидория решила с ними поговорить, попытаться их успокоить, но дверь неожиданно открылась. Холод сразу же проник в душевую, и Изуку нехотя съежилась. Разглядеть человека в проеме было почти невозможно из-за пара, но ей показалось, что вместо рук у него клешни, да еще и большие и наверняка острые. Один из тех бойких мальчиков с боевым воплем попытался опалить этого человека пламенем, но струя огня вышла совсем тонкой. Правда, даже за такую слабую причуду Деку бы многое отдала. Мужчина не стал долго церемониться с бунтарем и за мгновение отсек ему клешнями голову. Он сделал это так играючи просто, словно разрезал бумагу, а не горло. При этом все дети, находящиеся в душевой, услышали жуткий хруст ломающихся позвонков. На лицо Мидории и еще одного мальчишки даже брызнули капельки чужой крови, ведь они двое стояли к убитому ближе остальных. Но вода, бегущая по трубам без остановки, быстро умыла их. Девушке показалось, что она сходит с ума. Кто же ей поможет? Кто же спасет ее и всех этих невинных детей? - Это наказание, - хрипло сообщил мужчина с клешнями спокойным голосом, - ждет всех, кто будет недостаточно учтив со мной или теми, кто работает на моего Господина. Если вы хотите вернуться к своим родителям живыми и здоровыми, вы обязаны слушать все, что вам говорят. И выполнять все, что вам говорят. Вам ясно? Ответом ему предсказуемо была тишина. - Я не слышу вашего ответа. Дети начали тихо соглашаться, но у Мидории так пересохло во рту, что ей было тяжело даже языком пошевелить. Она была старше большей части похищенных и для нее было очевидно, что их не отпустят к родителям. С ними собираются сделать что-то плохое, а затем убить. В лучшем случае, среди похитивших их людей есть человек с причудой, стирающей память. Но надежда на это была довольно слабой. - Идите за мной по одному цепочкой, - сказал вошедший и скрылся в темноте проема. Изуку с сочувствием посмотрела на детей, все еще лежащих на полу без сознания, и мысленно пожелала им очнуться уже тогда, когда герои и полиция совершат облаву на это здание. Если такая облава вообще планировалась в ближайшее время. Дрожащие съежившиеся дети начали по одному выходить из душевой, босые и мокрые, и там, за дверью, явно было холодно. Мальчик, друга которого убили, не мог пошевелиться, глядя на отрезанную голову, вокруг которой уже расплылась алым цветком лужа крови. Девушка решила его уговорить поскорее покинуть эту комнату, но долго не могла подобрать нужные слова. - Эй, - сипло прошептала она, подойдя к нему, - пожалуйста, пошли. Мы здесь остались вдвоем из тех, кто пришел в себя. Этот человек разозлится, если мы не пойдем за ним. Мальчик поднял на нее остекленевшие глаза, и она поняла, что он находится в состоянии глубокого шока. Он даже не мог плакать, не мог говорить. Изуку аккуратно ухватила его кисть и, бормоча слова успокоения, потащила из душевой. - Все будет хорошо. Нас спасут, вот увидишь... Пожалуйста, ты должен быть сильным ради своего друга. – Когда они вышли в коридор, девушка немного затихла, озираясь и оценивая обстановку. Они оказались в длинном темном коридоре без конца и края, и вдоль стен в нем были протянуты черные трубы, от которых едва уловимо тянуло запахом гнили. Освещение исходило лишь от редких желтоватых ламп, но это было лучше, чем ничего. Изуку и мальчик сильно отстали от других детей, и, чтобы не прогневать мужчину с клешнями, Мидории пришлось почти бежать, при этом уговаривая ребенка не отставать от нее. Почему-то защищая его, она чувствовала себя спокойнее. А еще Изуку начала примерно понимать, где находится: судя по длине коридора и отсутствию окон, ее и других детей затащили в какие-то подземные постройки. Наконец, они подошли сразу к трем дверям. Мужчина с клешнями, который оказался на удивление симпатичным блондином внешне (пускай и глаза у него были черные и круглые, как у рака), приказал им выстроиться. К нему подошла пожилая женщина в кимоно и черном парике, украшенном цветами, и он вежливо ее поприветствовал. - Как их много сегодня, - фыркнула старуха. - К нам поступил заказ от Доктора, прислуживающего Господину, - улыбнулся он. – Пришлось попотеть, чтобы набрать для него достаточное количество материала для исследований. - Оно и видно. - Старуха прошлась вдоль стройного ряда измученных напуганных детей, а мужчине пришлось следовать за ней. – Боже, они такие задохлики. Стыдно выпускать их на торги. - Неужели никто не подойдет, Тори-сан? Старуха встала напротив Мидории, уставившейся в пол, и властно подняла ее за подбородок, вынуждая посмотреть на себя. От женщины пахло чем-то сладким, немыслимо приятным, но лицо у нее было морщинистым и изуродованным шрамами и бородавками. Никакая косметика не могла скрыть уродства этой женщины. - Сколько тебе лет? – спросила она у Изуку. Почему-то от страха девушка не могла и пискнуть. Вот если бы на ее месте был Каччан… Он бы разнес тут все и высвободил всех! Как бы она хотела хотя бы на секунду стать такой же храброй. - Ей тринадцать, - ответил за нее мужчина с клешнями. Знать возраста Мидории он не мог, и скорее всего просто сказал старухе то, что она хотела услышать. - Она неплохо сформирована. Детское лицо и тело почти взрослой женщины. Думаю, мои клиенты это оценят. Но вот… - Старуха почти ласково улыбнулась Изуку. – Милочка, ты что, не умеешь говорить? - М… Могу. - То-то же. Мои клиенты не любят тихонь. Какая у тебя причуда? - У меня ее нет. Ребята, что стояли рядом, посмотрели на Изуку с толикой сочувствия. А в глазах старухи загорелось ликование: - Да, она подойдет! Выложу за нее девятьсот тысяч! И еще я могу взять тех. – И женщина ткнула пальцем на двух мальчиков-близнецов, как две капли воды похожий друг на друга. - Остальных вези своему чокнутому ученому, на другое эти дети не пригодны. Было ясно, почему старуха обрадовалась отсутствию у нее причуды. Нет причуды – не будет должного сопротивления, что бы с ней не стали делать. От мыслей об этом девушке стало так паршиво, что она захотела умереть. Как бы Изуку не старалась, как бы не тренировалась, она все равно оставалась слабой и ничтожной! Мужчина и Тори торговались недолго. Старуха позвала свою помощницу, и та, тонкая девица еще меньше самой Деку, деловито протянула ей и другим выкупленным одноразовые халаты и тапочки. Изуку, которую к тому моменту начала бить крупная дрожь, с трудом оделась и молила Бога лишь об одном: чтобы все эти мучения поскорее прекратились. Все равно, каким образом! Но это было только началом настоящих страданий.