Новенькая

playingtheangel, pyrokinesis — АБЬЮЗЕР Наше время. Город Нью-Йорк уснул. Но, к своему же удивлению, не по своей воле и всего на несколько секунд. Работник электростанции, полысевший мужчина лет пятидесяти с пожелтевшими от никотина некогда седыми усами крупно поругался с женой. Сегодня женщина, ходившая изо дня в день последние лет десять в ярко-розовом халате с безобразной машинной вышивкой из ромашек и лютиков, пилила мозг мужа, чуть ли не бросая в него бигуди с головы, незадолго до начала ночной смены. Для мужчины ссора с женой стала классическим перед работой времяпрепровождением. Брак по залету, и никому в последствии ненужные отношения. Рутина, из которой не было выхода, или его просто отказывались искать, по-детски оправдываясь давлением со стороны общества и выдуманными долгом и обязательствами. Единственное, что случилось впервые в череде бытовых проблем и бесконечных пересуд, это то, что мужчина отважился залить проблемы и гнев алкоголем. Его настолько все достало, что даже предстоящая ночная смена, работа за которую он так держался, чтобы выплачивать кредит за машину и ипотеку за дом, обеспечивать семью с тремя детьми и безработной женой, его не остановила. Возможно, что это было первое в его жизни осознанно принятое решение. Выпил он относительно для своих прожитых лет немного, но этой сотни миллилитров бурбона, спрятанного «на черный день» в груде инструментов, хранящихся в гараже, вполне хватило работнику со слабым здоровьем, чтобы в самый неподходящий момент не устоять на больных ногах. Знакомый охранник, мужчина с густой нечесаной бородой, частый противник в покер по выходным, не заподозрил ничего подозрительного, от чего, вероятно, и проигрывал с завидной периодичностью в любые азартные игры, с добродушной улыбкой на лице пропустил на смену своего подвыпившего товарища. Мужчина сообразил, но слишком поздно, что дал слабину и поддался чертовому искушению, поэтому, оказавшись на рабочем месте, тут же побрел, опираясь о стену, в комнату отдыха. Зайдя в тесное помещение, напоминающее больше каморку для швабр с соответствующим запахом, он налил себе черный растворимый кофе в нелюбимую кружку, подаренную сестрой жены на одну из годовщин. Мужчина, потеряв на мгновение контроль над собой, пролил горячий кофе на рабочие брюки, после чего резко подпрыгнул, размахивая руками и выкрикивая ругательства, достойные уровня обедневшего сапожника позапрошлого века. Исполнив череду не присущих ему действий, он обесточил весь город, ненароком выведя из строя приборную панель. Запасной генератор сработал через несколько секунд, но даже за такое короткое время по всему никогда не спящему городу произошло множество событий. Пожилая женщина, ветеран труда, получила инфаркт, смотря вечернее ток-шоу с любимой телеведущей, а в доме престарелых добрая половина мужского населения начала что-то кричать про нападение русских и ядерные бомбы. Лишь троих людей в этом городе не занимала темнота, обрушившаяся на Нью-Йорк. Чернота, что заполнила до самых краев их души, не шла ни в какое сравнение с погасшим в окнах и на улицах светом.

***

Томас Сангстер расхаживал по своему кабинету, каждые несколько минут поправляя наглую челку и ожидая приезда Ки Хонга. Юноша весь трясся, скрипел зубами от злости и отвлекал себя от противного скрежета только скотчем, бутылка которого успела опустеть на четверть. Алкоголь отказывался работать, поэтому Томас четко слышал каждый отсчет секундной стрелки на настенных часах, но все равно не смог понять сколько прошло времени после ухода Грей. Как только дверь отворилась, и на пороге кабинета появился водитель, Сангстер схватил валяющийся на ковре пиджак и вылетел из помещения быстрее пули. Дорога до апартаментов заняла рекордно короткое время. Ки Хонг, успевший сменить Кадиллак на Роллс Ройс, вновь не подвел своего босса, который всю поездку только и делал, что сжимал до боли ладони в кулаки и нервно дергался, зажмурив глаза, на заднем сидении машины. По ту сторону тонированного окна утопало за линией горизонта кровавое солнце, уступая место искусственному свету. Очутившись в коридоре собственной квартиры и дождавшись закрытия дверей лифта, Томас закричал как дикий зверь, причиняя боль царившей в его отсутствие тишине. Сангстер скинул с ног ботинки и чуть ли не бегом направился в спальню, срывая с себя на ходу одежду, чтобы принять долгожданный душ. Вода обжигала своим холодом бледную кожу юноши, находившегося в состоянии неконтролируемого бешенства. Кулаки, сопровождаемые ругательствами и проклятиями, со всей злобой и яростью врезались в кафельную плитку. — Черт возьми! — рычал Сангстер, пытаясь отмыться от цветочных духов Алисы, что пропитали насквозь своим ароматом помимо одежды еще и все его тело. Юноша с остервенением натирался мочалкой, отчего кожа на груди и руках покрывалась красными пятнами и болезненно зудела. Томас задыхался от ненависти и отвращения к самому себе. Он со всей злостью выдавливал шампунь на руки и так же злостно намыливал светлые волосы по нескольку раз подряд. Сангстеру захотелось даже глаза намылить, лишь бы только смыть стоящее перед ними лицо мертвой матери. Когда Сангстер полностью смыл с себя густую пену, он глубоко вздохнул и перестал чувствовать цветочный запах, который сменился на более приятный цитрусовый. Выключив воду, Томас вышел из душевой кабины и уставился на свое отражение в зеркале. Почти черные глаза сверлили его самого, источая необъятный гнев. Схватив что-то достаточно тяжелое с раковины, над которой висело зеркало, Томас с криком разбил себя на сотни осколков, давая выход ярости. Впервые за последние несколько часов Сангстер смог почувствовать себя настолько спокойно, насколько это было возможно в его ситуации. Тело все еще болело и ныло, ладони жгло от противных прикосновений к женскому телу, перед глазами представали мерзкие образы, главной героиней которых была его ненавистная мать. Услышав сигнал о прибытии лифта и не сдержав звериный оскал, юноша накинул черный шелковый халат и, не спеша, аккуратно вышагивая по полу меж острых осколков, направился встречать гостя, визит которого был как нельзя кстати.

***

Поймав желтое такси и запрыгнув на заднее потрепанное сидение, Дилан ощутил новый прилив нервозности. Она царапала и без того израненную душу. Ладони предательски потели, а брюки не успевали высыхать от большого количества вытираемого об них пота. Голова болела от мыслей, что бились внутри черепа колокольным набатом. По лицу катились горячие слезы, которые Дилан не успевал стирать рукавом рубашки. В салоне автомобиля, водитель которого зачитывал О`Брайену лекцию о вреде алкоголя, из шипящих динамиков играла песня популярной американской певицы, кумира нынешней молодежи. Она приветствовала всех в городе Нью-Йорке, как будто не имела представления о том, какой этот город на самом деле, и что каждый его житель находился не по своей воле в ловушке. Серое здание бизнес-центра распахнуло перед О`Брайеном стекленные двери, радостно приглашая внутрь очередную заблудшую душу огромного мегаполиса. Дрожащими пальцами только с третьей попытки Дилан смог ввести на панели лифта заветный код-ключ «33845», цифры которого ярко горели в голове парня, несмотря на алкогольное опьянение. — Томми, Томми, — задыхаясь и давясь собственными слезами, О`Брайен звал хозяина квартиры, шаркая ботинками по коридору, заваленному одеждой. Разглядев в густой темноте знакомый силуэт, Дилан, хватаясь за ткань пропитанной потом рубашки в области груди, спросил дрожащим голосом, почти перейдя на шепот: — Это правда? Томас шагнул из мрака навстречу гостю и поправил упавшую на лоб мокрую челку, с которой упали, а после умерли в шелковой ткани халата капельки воды. Подойдя поближе к Дилану, Сангстер вместо ответа одарил того хлесткой пощечиной, звук от которой тут же разбился и впитался в серые стены. Даже они, выучив наизусть все привычки хозяина, не терпели подобного шума. — Ты — ничтожество, О`Брайен! — зарычал Сангстер, вновь запуская горящую от удара ладонь во влажные волосы. — Думал, что можно меня обмануть? Что можно изменять мне, и я ничего не узнаю? Тебе разве плохо со мной? Недостаточно хорошо? — каждое слово било Дилана по лицу больнее любой пощечины и резало тело на кусочки больнее ножа. — Пришлось наказать тебя! — Прости… прости, — заскулил Дилан, падая перед Сангстером на колени и продолжая ронять из глаз жгучие слезы. — От тебя несет как от дворняги! Какой же ты жалкий! — Томас не переставал кричать, то размахивая руками, то опуская их по швам, но сжимая ладони в кулаки. — Томми, прости меня, умоляю… — извинялся Дилан, сам не до конца понимая за что. В его глазах с невидимыми розовыми очками Сангстер был не способен на такую низость. Неужели это по его вине Томас так поступил с его подругой? О`Брайен прежде никогда не доводил Сангстера до состояния неконтролируемого бешенства, но он был готов на все, лишь бы тот перестал так вопить и ругаться. Дилан был готов абсолютно на все, лишь бы не потерять в эту ночь еще и Томаса, в котором он безмерно нуждался. — Прощение придется заслужить, Дилан! Ты же слышал, что Бог милостив и прощает нам наши грехи? А твой Бог простит тебя, Дилан? — Прошу, Томми… Томас отвернулся от Дилана и направился в сторону спальни, что ждала хозяина с приоткрытой дверью. О`Брайен, жалобно всхлипывая, поплелся за Сангстером на четвереньках, тем самым только доказывая перед ним свою ничтожность. Остановившись у входа в комнату Дилан с трудом, цепляясь дрожащими пальцами за дверной косяк, поднялся на ноги и застыл, не решаясь пройти внутрь. Сангстер уже успел устроиться на краю будто парящей в воздухе кровати со знакомым и пугающим кованным изголовьем, которое только в эти минуты показалось Дилану сделанным из почерневших копий. Над ним все так же цвела печальная японская вишня, готовая вот-вот расплакаться красными ягодами слез. Дилан, нервно сглотнув, переступил порог и почувствовал себя в этой комнате, как в первый раз. С того зимнего вечера ничего не изменилось, и спальня оставалась такой же безжизненной и пустой. В пределах четырех стен только однажды горело совершенно ненормальной влюбленностью живое сердце. Добредя до кровати, еле передвигая ногами, О`Брайен утер слезы и без того влажным рукавом рубашки и опасливо взглянул на Томаса. — На колени! — приказал Сангстер, выжигая почти черными глазами запятнанную душу Дилана, которая уже давным-давно ему не принадлежала. Стоило О`Брайену исполнить волю Томаса, как тот, вкладывая в движение всю оставшуюся до конца дня силу, схватил того за сальные волосы на макушке и резко развернул лицом к стене. От боли Дилан заскулил и зажмурился, нисколько не думая о том, чтобы помешать Сангстеру, который довольно ухмылялся, любуясь О`Брайеном. — Открой глаза, Дили, и посмотри на них, — Томас, зная, что его послушаются, сам отвернулся от парня и взглянул на черные маски. — Я тебе расскажу кое-что. — Сангстер тяжело выдохнул через нос. — Это маски Они — демонов из японской мифологии, а, знаешь, почему их именно семь? — Томас усилил хватку и дернул Дилана за волосы ближе к себе так, что тот оказался сидящим между его ног. Демоны со стены наблюдали за этим действом вырезанными ножом пустыми глазами и тихонечко посмеивались. — По числу смертных грехов, Дили. Каждый день я засыпаю и просыпаюсь со своими демонами. А моя главная задача — их приручить! Ты приручил своих демонов, Дилан?! О`Брайен только жалостливо захныкал и задрожал вместо ответа. — Ты же хочешь снова стать хорошим мальчиком? — тон голоса Санстера немного смягчился и превратился из грозного во вкрадчивый, в гипнотизирующий. В его голове, пока он находился в душе, родился план, целью которого было навсегда избавиться от цветочного аромата девичьих духов. Пусть от Дилана и несло двухдневным перегаром от дешевого пойла и запахом вишневого курева, которые в обычный день вызвали бы у Томаса только рвоту, он, не без чувства отвращения, распахнул халат свободной рукой. О`Брайен как околдованный залюбовался еще влажным после душа телом. На бледной коже поблескивали капели воды, скатываясь тоненькими дорожками от изящной шеи к животу с еле заметными кубиками пресса и ниже. — Я не слышу ответа, Дили, — Томас чуть надавил на макушку парня, заставляя того приблизиться к уже стоящему члену. — Ты же не против мне помочь? Я очень хочу сейчас приручить свою похоть и свой гнев! Давай, Дили, мы это уже проходили. Сморгнув слезу, О`Брайен коротко кивнул, стараясь не думать о том, что несколькими часами ранее Сангстер этим же самым членом изнасиловал девушку, которую Дилан уже не имел права называть своей подругой. Томас блаженно прикрыл глаза, стоило ему почувствовать робкое прикосновение горячих губ к головке члена. Каждое неуверенное движение сменялось более настойчивым, но Сангстеру этого оказалось мало, и, как только Дилан взял член достаточно глубоко в рот, Томас сильно надавил тому на голову, не давая отстраниться. От нехватки воздуха О`Брайен сжал в кулаках серую простынь и задергался. Парень начал кряхтеть и давиться собственной обильно выделяющейся слюной. Сжалившись над Диланом, Сангстер позволил ему вздохнуть. О`Брайен с покрасневшим и залитым слезами лицом зашелся жутким кашлем. По щетинистому подбородку меж тем стекала слюна, делая человека еще более схожим с дворовой собакой. — В следующий раз я тебе сердце из груди вырву, — прошептал Томас, черные глаза которого без шанса на спасение утянули Дилана на самое дно. Стоило О`Брайену вновь, но уже жадно, коснуться губами головки члена и собрать горячим языком капельку смазки, как город за панорамным окном на одно мгновение погрузился во мрак. Оба парня пропустили момент своеобразной перезагрузки огромного мегаполиса. Томас, стараясь моргать как можно реже, наслаждался ничтожностью Дилана, в то время как тот каждым движением рта и языка доказывал ему свою слепую любовь и более непоколебимую верность.

***

Ментоловый дым, под наблюдением серых девичьих глаз, клубился и медленно растворялся в городском воздухе. Тоненькая сигарета с золотым узором на фильтре почти неслышно шипела и тлела в окровавленных руках Алисы. Девушка, сделав глубокую затяжку, отправила окурок в первый и последний полет с балкона. Вернувшись в комнату, Алиса оставила в одиночестве маленького паучка — дружелюбного соседа и невольного свидетеля ее перевоплощения. Он смотрел на девушку во все восемь глаз, а стоило ей докурить и уйти, как он вновь принялся плести серебряные узоры на серой бетонной стене. Алиса принялась искать мобильный телефон. Негодник обнаружился, некоторое время спустя, в разряженном состоянии на дне черной рабочей сумки в компании нескольких заколок и бумажек. Игнорируя засохшую на руках кровь, девушка осторожно присела на край кровати, подняла с пола провод и подключила его к телефону. — У тебя тоже понедельник не выдался, да? — прочистив горло, вымученно усмехнулась Алиса, обращаясь к черному экрану с мигающим красным цветом индикатором батареи. Пока руки держали мобильный, серые глаза девушки отрешенно смотрели куда-то в пол. В голове стоял шум, подобно тому, как торнадо сносит все дома на своем пути, из собственных мыслей и чужих голосов. Алисе пришлось сосредоточиться и приложить немало усилий, чтобы заставить их заткнуться и показать, кто в ее голове хозяин. Гомон сдался с боем и стих, но все же кое-что осталось. Осталось только одно слово, которое будто выжгли внутри самого черепа — притворись. Алиса проговорила это слово тихонечко самой себе вслух, в то время как глаза девушки уцепились за вылезающие одно за другим оповещения о пропущенных звонках и смс на засиявшем белым светом экране мобильного. 56 Пропущенных от «Кая» 6 Пропущенных от «Кэтрин» 8 Пропущенных от «Натали» 2 Сообщения от «Кэтрин» 3 Сообщения от «Натали» 24 Сообщения от «Кая» Недолго думая, Алиса несколькими нехитрыми манипуляциями заблокировала абонентов «Натали» и «Кэтрин» с полным пониманием того, что общаться они уже не будут никогда. Тяжело выдохнув через рот, девушка ответила только Кае. Когда смс набранное чуть трясущимися пальцами с текстом: «У меня все хорошо, валялась с температурой. Телефон сдох. Прости-и-и» дошло до получателя, Алиса поднялась с кровати и на еле гнущихся ногах пошагала в сторону ванной комнаты. Только заперев дверь, девушка обратила внимание на то, что руки ее были все в крови. В ту же минуту о себе напомнили раненые осколками от битого стакана колени. Алиса, стараясь не смотреть на свое отражение в зеркале, сорвала с себя ненавистные юбку и блузку и бросила их на пол с мыслью, что было бы неплохо их сжечь. Чертовы чулки, на кружевах которых еще чувствовался холод рук Томаса, прошлось снимать аккуратнее, ведь в тонкой бежевой ткани застряло несколько осколков. Алиса, мысленно благодаря Каю за то, что та уговорила ее стащить из кафешки аптечку с минимальным набором медикаментов, обработала порезы и легла в пустую ледяную ванну. Слезы потекли сами. Горячими дорожками они прокладывали себе путь по щекам, двигаясь к шее. Притворись — Ну, здравствуй, новая жизнь, — хрипло засмеялась Алиса и одновременно выкрутила краны с горячей и холодной водой.