Learning A New Dance

      Аркхэм не славится гостеприимством. Стены окрашены в ужасный белый цвет, на которые на протяжении многих лет попадали различные жидкости, название которых никто не хочет знать. Пол выглядел нормально в зале для посетителей, но в остальных помещениях был покрыт маленькими трещинами, не подлежащими ремонту. В углах комнат уже несколько лет лежит грязь и плесень. Из живущих здесь людей, только те, кто наслаждается жутью или безумен, считают больницу домом.       К счастью, Джокер относится и к тем, и к тем.       Люминесцентные лампы тихо гудят, пока его везут по коридору. Он чувствует сильный запах дезинфицирующих химикатов, когда его провозят мимо медицинского кабинета. Два охранника идут по бокам от него, нервно сжимая оружие. Немного впереди идет Аарон Кэш, старый ветеран Аркхэма и один из немногих, кто продержался здесь более десяти лет. Его руке, однако, не так повезло, так как она была заменена на протез. Благодаря крокодилу в подвале.       Джокер хихикает, заставляя двух охранников подпрыгнуть.       Его привезли обратно в любящие объятия Аркхэма из больницы, которую он ранее взрывал. Дважды. Из этого можно было устроить сцену. Но он чувствует себя подавленно.       У него не было возможности насладиться любовными объятиями Бэтмена во время поездки в больницу. Все было в тумане. Фрагменты и моменты о недельном пребывании в Готэм Генерал всплывают в его сознании. Все это время два доктора накачивали его наркотиками, чтобы он ничего не соображал. Джокер слышал их грубый спор, происходивший над его кроватью.       Жаль, что он был таким уставшим, иначе показал бы этим докторам, как лучше вести себя у постели больного.       Джокер не привык к тому, что на его тумбочке лежит что-то, кроме еды. Он мог поклясться, что видел карточку «выздоравливай скорее». Ему хотелось оставить её, хоть у него и было предчувствие, что это от Сьюзен, поскольку Харли прислала бы цветы. По иронии судьбы, учитывая, кто её жена.       Возможно, он ошибается, но каждую ночь на стене он видел отчетливую тень в форме летучей мыши. Бэтмен мог просто прийти в гости вместо того, чтобы притаиваться за окном, но это было в его стиле.       Но, несмотря на посетителя, Джокер не любит находиться в больнице. Не только потому, что это значило, что ему требовалась серьезная медицинская помощь. Но и потому, что он ничего не мог делать там. Не мог передать любовные записки Брюсу. Не то чтобы он что-то писал.       У него почти не было времени, чтобы придумать, что написать. В больнице следили за этим. Они, несмотря на сломанные ребра, держали его привязанным к кровати. И в наручниках. Не только на руках. Они также вставили трубку в него, чтобы ему не нужно было ходить в ванную, что было уже просто неуместно. Джокер уже большой мальчик. Он знает, как пользоваться туалетом.       Джокер снова хихикает, из-за чего медсестра, катящая его кресло, замирает от страха.       — Тихо, — говорит Кэш, поворачиваясь к Джокеру. — Не думай, что мы забыли о твоем последнем дне здесь. Ты убил трех хороших людей.       Джокер пожимает плечами. Его рот закрыт ремнем, как и грудь, ноги, ступни и руки. Очевидно, они думали, что он может укусить или напасть на кого-то. Джокер понятия не имеет, откуда у них появилась такая глупая мысль.       Охранники смотрят на него так, словно он действительно может сделать или сказать что-нибудь подобное. Таблетки, которые ему давали в больнице, все еще медленно действуют на организм, отчего у него слипаются глаза. И, эй, он выглядит настолько жалким, что спустя некоторое время они продолжают движение по коридору.       Джокер смотрит на камеры, мимо которых его провозят. Несомненно, каждую дверь заперли. Многие из пациентов захотели бы воспользоваться шансом напасть на раненого клоуна. Не то чтобы травмы дали бы им большой шанс выжить в схватке, но они однозначно есть. Джокер редко проявляет осторожность. Не то чтобы он это показывает, конечно. Ведь за ним наблюдают не менее сомнительные охранники.       Джокер мычит мелодию себе под нос. План уже формируется. Хоть Аркхэм и его второй дом, в нем нужно действовать по-другому. Он должен быть сумасшедшим в психушке. Это необходимое условие для выживания и создания необходимой репутации. Просто нужно думать о чем-то жестоком. У него будет время думать о чем-то приятном во время следующего побега. Когда он снова попробует танцевать с Брюсом.       Джокер откидывается на спинку кресла и расслабляется. Не нужно торопиться с этим. Сначала ему понадобится несколько недель, чтобы исцелиться. А еще ему нужно будет принять хороший душ. Для его Брюса все только самое лучшее.       Они проходят тюремный блок возле лифтов и идут дальше по коридору. Они должны были идти по западному коридору к комнате, где ему, обычно, проводили полный осмотр. Но они движутся дальше, покидая зону максимальной безопасности. Джокер не реагирует, обдумывая возможные варианты.       Вряд-ли они пристроили что-то новое. Хоть средства и поступают, они редко добавляют что-то большее, чем усиление мер безопасности, остальное идет в их карманы. Здесь находится одна палата, но она была пристроена к комнате отдыха, к которой у Джокера обычно нет доступа, пока он не проведет в лечебнице неделю. Но никто не оставил бы его раненым в комнате. Слишком большой риск для других пациентов.       Но его могут вести в место, где нет камер, чтобы отомстить за убийство охранников. Джокер знает, что для интервью есть специальная комната, где нет камер или прослушки. Это место, куда менее заслуживающие доверия охранники приводят пациентов, чтобы избивать их. А похотливые — развлекаться. Ядовитый Плющ сбегала множество раз, обещая охранникам хорошо провести время в этой комнате. Впрочем, тогда развлекалась только одна Айви, превращая их в удобрения.       Джокер считает неровности и плитки. Они направляются в уединенную комнату, и никто не выглядит смущенным пунктом назначения. Они все в курсе. Что не имеет полного смысла. Кэш — прямолинейный охранник. Всегда словно палка в заднице. Он не избивает пациентов, даже тех, кто заслуживает это. Он наоборот, часто предотвращал насилие и увольнял охранников.       Вот почему ни один заключенный не трогал Кэша во время побегов. Кэш приличный. И умный.       Глаза Джокера уже долгое время прожигают дырки в его затылке, потому что Кэш поворачивается и смотрит на него.       — Хочешь верь, хочешь нет, но у тебя посетитель, — говорит он. — Хотя, желание платить за то, чтобы увидеть твою сумасшедшую задницу — выше даже моего понимания.       Джокер пристально смотрит на него. То несколько людей готовы платить деньги, чтобы встретиться с ним в Аркхэме. Обычно это были те, у кого большое влияние. Врачи, которые веселились, рассказывая Джокеру, как они вылечили бы его!       Обычно они держались всего несколько недель, прежде чем он ломал их.       Другие злодеи иногда навещали Джокера и просили совета. Это было редко, но все же было. Загадочник часто так делал, но теперь он не хочет иметь с клоуном ничего общего. Пока что. Загадочник все ещё пытается рассекретить личности Бэтмена в целях шантажа, с чем Джокер никогда бы не помог. Ведь зачем портить веселье? А Освальд не стал бы тратить ни пенни, не говоря уже о тысячах, на встречу с Джокером. Джокер не имеет никакого представления о контрабандном бизнесе, который интересует его. Не вина клоуна, что Освальд не может уследить за тем, кто чем занимается. Это мог бы быть Крейн, но он бы пришел на сеанс терапии. То, что он когда-то работал в лечебнице, помогало слиться с окружающими. Когда он не носил мешок на голове, конечно.       Джокер не может не думать, что встречу с ним организовал Брюс. Он — член совета директоров Аркхэма и у него достаточно денег. Или, может быть, это Лекс пытается отомстить ему? О, это похоже на него. Нет камер и подкупленные охранники. Джокер убьет Супермена, если это Лекс.       Они сворачивают в тускло освещенный коридор и останавливаются перед стальной дверью. Кэш достает связку ключей и открывает её.       Они всегда так злятся, когда кто-то называет Аркхэм тюрьмой. Это место исцеления, безопасности, вот что они говорят. Где пациент, а не заключенный, может решить свои проблемы. Но, когда громкий лязг замка отзывается эхом по коридорам, и двое мужчин с заряженным оружием завозят привязанного к креслу человека в холодную комнату с одной лампой, это определенно напоминает тюрьму.       Комната окрашена в белый цвет, как и остальные помещения. Лампочка, кажется, мягко качается из стороны в сторону, хотя здесь нет окон, через которые мог бы проникнуть ветер. В комнате стоит только стол, прикрученный к бетонному полу, и один стул. Должно быть, они убрали второй до того, как привезли его.       Джокера быстро вкатывают внутрь, и он чувствует разочарование, потому что не обнаруживает своего посетителя. Медсестра оставляет его спиной к двери. Джокеру это не нравится. Волосы на затылке зашевелились, когда охранники осматривают пустую комнату, будто кто-то мог спрятать что-нибудь. Конечно, клоун мог бы, но он не был так хорош.       Он ждет, пока они снимут ремень с его рта, чтобы он смог выразить свое возражение против своего положения, или, по крайней мере, один раз поддеть Кэша, но они все выходят. Джокер слышит, как за ними закрывается дверь, и удаляются их шаги.       Что ж. Это скучно.       Джокер смотрит на бетонную стену и подавляет дрожь. Тонкое одеяло, которое набросили на его колени, едва сохраняет тепло, к тому же немного съехало, пока его везли сюда. Джокер двигает коленями, пытаясь подтолкнуть ткань выше.       Он почти забросил одеяло, когда слышит шаги. Не бег, быстрый шаг.       Джокер замирает и ждет.       Дверь позади него открывается, и становится тихо на несколько секунд. Затем дверь закрывается, и Джокер глубоко вздыхает.       Чистое белье. Запах мужчины. Утонченный, но сильный.       Брюс.       Джокер хочет обернуться, но ремни не позволяют ему двигаться. Он хочет извиваться, говорить, сделать что-нибудь, чтобы Брюс знал, что клоун рад его видеть, но он слишком плотно прижат к креслу, к тому же повязка на губах не позволяет ему говорить.       Брюс обходит стол, оказываясь в поле зрения Джокера. Он выглядит хорошо, как и всегда, впрочем. Маленькая любовная отметина, которую Джокер оставил на его лице, уже зажила. Темные волосы зачесаны назад, лицо чисто выбрито, и Джокер не может не гадать, было ли это специально для него.       Он наблюдает, как взгляд Брюса блуждает по нему, и чувствует волнение в животе. Брюс явно о чем-то задумался, и Джокер ждет.       Брюс качает головой и тянется к его лицу. Он ловко и быстро расстегивает ремни. Джокер вздрагивает, когда теплая кожа касается его.       — Здравствуй, Брюс, — говорит он, облизывая сухие губы.       — Здравствуй, Джокер, — отвечает Брюс.       Джокер наблюдает, как Брюс откладывает ремни на стол и колеблется. В этот раз он не хочет нажимать какие-либо кнопки. Джокер позволит Брюсу взять на себя инициативу.       Тот снова оглядывает его, задерживая взгляд на каждом ремне. Джокер мог бы сказать, что он хочет сорвать их и осмотреть его должным образом. Но это не входит в сделку, которую он заключил.       В Аркхэме, может быть, и работают одни идиоты, однако даже они понимают возможные последствия. Брюс может говорить с ним наедине, но клоун должен оставаться связанным. Джокер не злится ни на них, ни на Брюса. В конце концов, в последнюю их встречу, он прижимал осколок стекла к его шее.       Джокер переводит взгляд на шею Брюса. Воротник рубашки слишком высок, чтобы можно было заметить какие-либо раны или шрамы. Он сомневается, что от небольшого пореза что-то могло остаться.       Брюс садится напротив Джокера.       — Я читал медицинские отчеты, — начинает он спокойным, уверенным голосом. Профессионал. Джокер может работать с этим.       — Я уверен, они были захватывающими, — говорит он, слегка надломанным голосом.       — От чего же ты страдал, когда уходил? — спрашивает Брюс.       — Это не важно, — отвечает Джокер. Он делает паузу, чтобы прочистить горло. — Ты беспокоишься, что сломал мне пару ребер, когда мы боролись?       — Эта мысль приходила мне в голову.       Джокер хихикает и качает головой.       — О, сладкий, — с любовью говорит он. — Наша небольшая потасовка не оставила мне даже ожога от ковра. Так что не забивай этим свою хорошенькую маленькую голову.       — Ты порезал руку, — напоминает ему Брюс. Джокер даже не вздрагивает.       — Ах, да… — он кивает. — Предполагаю, это лучше, чем твоя шея.       — Только предполагаешь?       — Ну, не хотелось бы, чтобы ты думал, что нравишься мне, — говорит Джокер с усмешкой, чувствуя, как холодный пот выступает на затылке. — Не представляю, насколько большой станет твоя голова. Ни одна из моих угроз больше не сработает, и тогда где мы будем?       — Я не знаю, — тихо, но напряженно говорит Брюс. — А где бы мы были?       Джокер отворачивается, у него пересохло во рту. Где бы они были. Он знает свои чувства и всегда мог выразить их Бэтмену. Черт, он говорил Темному Рыцарю, что любит его, почти каждый раз, когда они сталкивались друг с другом. Это был их ритм. Их танец, в котором Джокер знал все шаги, но не с Брюсом. У них другая песня. Медленнее, мягче. Он не знает ходов.       Брюс должен вести.       — Джокер… — начинает он, и Джокер смотрит на его подбородок. — Я здесь, чтобы поговорить.       — Поговорить? — Джокер тихо хихикает. — Я надеялся на зажигательное горизонтальное танго. Я имею в виду, не думай, что отделался только одним разом. Я думаю, мы немного не сбалансированы, верно? Ослабь ремни, и я буду готов через несколько минут, любовь моя. Или нет. Я уверен, что ты можешь просто запрыгнуть на стол и дать мне в рот…       — Джокер —       — Серьезно, никто не узнает, если это тебя беспокоит. Я уверен, что твои деньги купили молчание охранников, поскольку Аркхэм не платит им достаточно хорошо. Эта комната закрыта наглухо, и здесь происходят разные грязные вещи. Я даже раньше пару раз брал Харли здесь. Ни звука! Бьюсь об заклад, стены здесь звукоизоляционные. Мы могли бы трахаться, как кролики, и никто бы не…       — Довольно! — кричит Брюс, сжав руки в кулаки, кончики его ушей покраснели.       Джокер медленно закрывает рот.       — Я здесь, чтобы поговорить, — повторяет Брюс. Он делает паузу, будто готовясь к чему-то. Джокер заинтригован. — Ты хочешь, чтобы я навещал тебя, пока ты здесь?       Джокер моргает. Брюс сидит неподвижно, как будто пытаясь притвориться, что его слова не заставляют его нервничать, но клоун видит это. Маска плейбоя снова соскользнула и обнажила человека, который выглядит таким же притягательным для него, как и сам Брюс.       — Речь идет о свиданиях? — Джокер улыбается.       — О визитах, — настаивает Брюс. Его лицо хмуро, но Джокер видит, как загорелись его глаза.       — Ты спрашиваешь о визитах, — Джокер чувствует легкое возбуждение. — Все это было подстроено, были потрачены деньги, для того чтобы привести меня в комнату без камер и прослушки, вдали от посторонних глаз и ушей, и ты спрашиваешь, хочу ли я, чтобы ты приходил? Пожалуйста, Брюс. Я не тупой. Это значит гораздо больше, и мы оба это знаем. Иначе ты бы не взламывал мои медицинские файлы. Я знаю, что они в закрытом доступе.       Брюс отводит взгляд, и у Джокера появляется несколько секунд, чтобы восхититься красивым мужчиной перед ним. Его смелость… человека, способного купить все, что угодно, который тратит свои деньги, чтобы встретиться с ним наедине и поговорить об их отношениях. Это так мило. И по какой-то причине Джокеру от этого не противно.       — Я не лгал, когда ты спросил, почему я пошел за тобой, — говорит Брюс, снова смотря на него, и Джокер чувствует, как у него перехватывает дыхание. — Я хочу узнать тебя поближе.       — Ты уже наметил большую часть моего тела, любовник, — кокетливо подмигивает клоун. — Я не думаю, что есть еще что-то, что можно исследовать, но я в игре!       — Это не шутка, — огрызается Брюс, снова хмурясь, сжав руки в кулаки.       — Но это не значит, что не смешно, — язвительно замечает Джокер, наклоняя голову в бок. — Ты предлагаешь нам познакомиться поближе. Хоть я и польщен этим, я не какая-то легкомысленная супермодель, которая хочет сделать карьеру, повиснув на твоей руке, Брюс. Быть со мной — это не только походы по магазинам и вечеринки. Я сумасшедший, не в том смысле, что иногда спорю по пустякам, а в «Я могу нанести тебе удар, если ты однажды скажешь или сделаешь что-то не то».       Брюс хмурится еще сильнее.       — Я знаю, — его голос раздражающе спокойный. — Я видел, что ты сделал.       — Цензоры новостей, дорогой, — пропевает Джокер. — Совсем другое дело, когда видишь это вблизи.       Брюс поправляет воротник рубашки. Джокер наблюдает за ним, вспомнив, как прижимал к его шее стекло. Он видит, что на шее нет даже отметины, но это не мешает ему вспомнить о крови на его шее. О внезапном страхе, когда он подумал, что причинил боль.       Его Брюсу.       — Я знаю, — тихо говорит Брюс. — У тебя неплохой удар.       Джокер не смог сдержать смех. Смеяться больно, ребра скрипят, а кровоподтеки на груди отзываются сильной болью. Но это не мешает ему смеяться, и когда губы Брюса изгибаются в недоулыбке, Джокер решает, что боль того стоит. Напряжение медленно спадает с его плеч.       — Видел бы ты, как выглядит бедный Бэтси, когда я в полном расцвете сил, — улыбается клоун.       — Не знаю, ревновать мне или нет, — отвечает Брюс, заставив Джокера внутренне содрогнуться от такой смелости.       — О, Брюс. Если ты хорошо попросишь, я обещаю ударить тебя в полную силу. В противном случае, тебе придется жить с воспоминанием об маленькой любовной отметине, — говорит Джокер, надеясь, что выражение его лица не показывает, как он страдает от любви.       — Ты хочешь сказать, что не ударишь меня, если я не попрошу?       Джокер открывает рот, чтобы ответить сарказмом, но язык начинает заплетаться. Он не хочет говорить Брюсу, что больше не причинит ему боль. По крайней мере, физическую. Это просто выскользнуло в их словесной игре. Джокер мог бы выкрутиться, но не хочет этого делать.       Он не лгал Бэтмену, когда говорил, что не хочет отпугнуть Брюса. Может быть, убедиться, что он знает, во что ввязывается. Немного испуга никому не повредит. Но он не может позволить Брюсу бояться его. Это придаст всему кислый привкус, а это последнее, чего он хочет. Не тогда, когда он так близок к тому, чтобы снова попробовать его.       — Я… ну, я… если… — начинает Джокер, но затем закрывает рот.       Между ними повисла тишина, и Джокеру очень захотелось хоть как-то пошевелиться. Ремни никогда так сильно не раздражали. Его руки замерзли, и он хотел бы накрыть их одеялом. Все, что угодно, только не смотреть на прекрасное лицо Брюса и не видеть разочарования.       Снова.       — Давай начнем с чего-то другого, — предлагает Брюс. — Я хотел бы видеться с тобой в будущем, но не хочу беспокоиться о том, что ты будешь вести себя так, как раньше с другими.       Негласное упоминание о Харли. Джокер исказил её первоначальный интерес к нему, чтобы подкормить собственное эго. По крайней мере, так было сначала. Потом все стало намного сложнее. Как и Бэтмен, она знает о Джокере больше, чем кто-либо. Это говорит о том, как Джокер действительно относился к ней, но клоун понимает, что Брюс имел в виду.       Не говори, что это что-то значит, если это не так.       — Что у тебя на уме? — спрашивает Джокер.       — Скажи мне то, что ты никому не говорил, или говорил лишь немногим, — говорит Брюс, быстро продолжая, когда Джокер открывает рот, чтобы возразить: — Это не должно компрометировать тебя или твое прошлое. Я знаю, что это запретная тема, и не ожидаю, что ты скажешь что-нибудь серьезное сразу. Я понимаю. — Брюс вздыхает, прежде чем продолжает. — Я просто хочу за что-то ухватиться.       Джокер прикусывает губу.       — Почему бы тебе не начать? — возражает он. — Если я должен сказать тебе кое-что, то и ты тоже. Я слышал, отношения строятся на равной работе и честности.       Брюс выглядит так, будто собирается возразить. Его плечи напряглись, и Джокер даже подумал, что он собирается отступить. Затем плечи Брюса расслабились, и он наклоняется вперед.       Джокер чуть не рассмеялся снова. Когда Брюс отступал от него?       Никогда. Брюс никогда не отстранится.       Джокер чувствует, как внутри становится теплее, и едва сдерживает улыбку.       — Это… справедливо, — говорит Брюс, скрестив руки на столе. — Когда мне было пять или шесть лет, я упал в старый колодец. Доски были гнилые и сломались, как только я наступил на них. Там я и получил этот шрам.       Брюс оттягивает манжету левого запястья, чтобы показать маленькое пятно белой рубцовой ткани. В те годы оно наверняка было на все запястье. Джокеру захотелось поцеловать эту кожу.       — Я застрял в темноте на час, прежде чем мой папа спас меня, — голос Брюса стал мягким, отдаленным, словно он заново переживает это воспоминание. — Но хуже всего было не мое сломанное запястье и даже не пребывание в темноте. Летучие мыши жили там и сильно перепугались. Они летали вокруг меня, ужасно визжа, их крылья били по мне, и я не мог от них спрятаться. У меня потом были кошмары в течение многих лет после этого. Только мой дворецкий, Альфред, знал об этом, так как я не говорил своим родителям.       — Ты думал, им будет стыдно? — спрашивает Джокер.       — Что маленькие летающие крысы — причина, по которой их сын просыпается с криком посреди ночи? — Брюс поднимает бровь, скривившись. — Да, наверное.       — Ну, этого я не знаю, — говорит Джокер с мягкой улыбкой. — Я видел одну крупную в непосредственной близости. Они выглядят кошмарно при правильном освещении. Только не говори ему, что я это сказал.       Брюс усмехается. Это едва заметно, но Джокер считает это победой. Затем Брюс замолкает, встречаясь с ним взглядом, и Джокер чувствует, как внутри у него что-то скрутило.       О, верно. Его очередь.       Джокер облизывает губы, желая перестать волноваться. У него есть, что предложить Брюсу, верно? История о том, как его жестокий отец никогда не смеялся над его шутками, пока не взял его в цирк. Он сомневается, что Брюс поверит этому. Эту историю напечатали в книге одного из врачей, который хотел получить прибыль. Если Брюс проведет какое-либо исследование, он узнает, что эта история — фальшива.       Он влип.       Джокер не хочет лгать, но также не хочет говорить правду. Ничего не сказать — тоже не вариант, если судить об обеспокоенном выражении лица Брюса. В конце концов, Джокер надеялся, что тот не будет доказывать, что серьезно относится к их отношениям. А Брюс сказал ему правду. Небольшую, но Джокер чувствует силу этой истории. Это добавляет еще один кусочек паззла к загадке Брюса Уэйна, и клоун изо всех сил старался не складывать кусочки вместе. Он не хочет разрушать то, что есть перед ним.       Здесь всегда было так жарко?       — Джокер? — спрашивает Брюс.       — Просто задумался, — быстро говорит Джокер. — Я не могу дать тебе что-то похожее на то, что рассказал мне ты. В конце концов, страх перед другой любовью твоего партнера обычно заставляет людей нервничать, но ты наверняка чувствуешь нечто большее. Эта история с летучей мышью и прочее.       — Тянешь время.       Чертовски верно, злобно думает Джокер.       — Ты слышал историю о том, как моя мама избивала меня? — спрашивает он с усмешкой.       — Это не то, о чем я просил, — строго говорит Брюс, заставляя сердце Джокера учащенно забиться.       — Ну, мой отец бросил меня и мою бедную мать, когда мне было всего пять лет. Ты хочешь услышать, что нам пришлось делать за деньги? — он говорит это громче, от ухмылки уже начали болеть уголки рта, а в ушах громко стучит.       — Даже не близко, — возражает Брюс и встает. — Если ты не собираешься что-то предложить, что угодно, чтобы доказать, что готов, то я ухожу.       — Подожди! — кричит Джокер. — Я стараюсь! Предлагаю, но ты отказываешь!       — Потому что это все ложь, — говорит Брюс, и на его лице снова появилось разочарование. Джокер съеживается в кресле. — Я не собираюсь быть одним из твоих фанатов. Я хотел бы быть… черт, не знаю, но только не им. Если мы относимся к этому серьезно, то тебе нужно доказать это, Джокер. Просто… что угодно.       Взгляд Брюса умоляет, и Джокер сидит с открытым ртом. Никакой лжи. Но он не может ничего сказать. Как? Между ними появилось напряжение, будто они оба стоят на краю обрыва. И Брюс предлагает прыгнуть вместе. Разве это не безумие? Джокер заходится в смехе еще до того, как понимает это.       Брюс отворачивается.       Джокер дергается в кресле, тут же перестав смеяться, пытаясь остановить его, но ремни не дают ему сдвинуься ни на дюйм. Их танец не должен идти так! Джокер еще не знает ходов, а Брюс уже бросил полотенце? Просто потому, что он не может придумать что-то, чтобы удовлетворить желание узнать его?       И вообще, почему Джокер должен был что-то доказывать? То, что у него нет печальных историй, не означает, что он должен делиться чем-то. Есть лучшие люди, которые работали гораздо усерднее, чем Брюс, а он думает, что может просто потребовать это? Как будто Джокер ему чем-то обязан?       Джокер злится. В любом случае, он слишком хорош для Брюса! У него есть Бэтмен, который никогда ничего не просил. Джокер не собирается быть ослепленным красивым лицом.       В конце концов, он же блефует. Просто пытается напугать его. Никто не бросает часть своей жизни, а потом просто пакует вещи и уходит. Верно?       По маленькой комнате пронесся резкий визг металла. Брюс открыл дверь.       — До свидания, Джокер, — говорит он.       О, нет.       Он действительно уйдет?       Сердце Джокера ускорило ритм.       Будет ли Брюс навещать его потом? Он забудет его? Джокер останется, тратя впустую дни, медленно разлагаясь в недрах сладких, но жестоких объятий Аркхэма, пока Брюс будет в процветающем городе. Где он может заполучить кого угодно. Кого-то готового рассказать все свои миленькие секреты. Брюс может даже расскажет им свою историю о летучих мышах.       И со временем он забудет клоуна.       Тогда Джокер останется один. Забытый.       — ДЖОН! — пронзительно кричит он, на грани паники.       Его крик эхом отзывается по коридорам. Он дрожит, но не от холода. Он сильно прикусывает губу, словно пытаясь наказать её.       — Прошу прощения? — тихо спрашивает Брюс.       — Дж-джон, — бормочет Джокер, и во второй раз произнести это имя немного легче. — Это мое настоящее имя.       Секунды идут медленно. Джокер прокусывает губу до крови. Он чувствует медный привкус и старается сосредоточиться на чем-то кроме желания блевать и боли в груди.       Он вздрагивает, когда дверь закрывается.       Брюс оборачивается, Джокер понимает это по звуку его шагов, но смотрит на стол. Он не хочет видеть перед собой пустой стул. Или разочарования в глазах Брюса. Или еще хуже, самодовольства.       Никто не знает его настоящего имени. Его зовут Джокер. Он давно избавился от прежнего, еще до наступления полового созревания. Оно никогда не казалось ему правильным. Джокер — его законное имя.       Он не «Джон». Слишком просто. Слишком заурядно.       С этой информацией нельзя узнать его прошлое. Но дело не в этом. Это то, что многие хотели узнать годами. Люди пытались сломать его, чтобы узнать это, словно имя — приз, который нужно выиграть. И тут он просто говорит его. Тому, кого встретил совсем недавно. Тому, кто может использовать эту информацию, чтобы попасть на ток-шоу, завоевать популярность. Не то чтобы Брюс нуждается в этом. Но он выдал такой секрет. Глупо!       — Джон? — говорит Брюс, и что-то в груди Джокера лопается. Нельзя произносить что-то столь простое, таким почтенным тоном.       Джокер вздрагивает, когда теплые пальцы проходятся по его волосам. Он поднимает голову и смотрит на лицо Брюса. Его глаза широко раскрыты, рот приоткрыт, и он смотрит на Джокера так, словно тот повесил звезды в небе.       Ох.       Джокер прижимается к руке Брюса, чувствуя, как ногти впиваются в кожу головы, не задевая выбритое место, где ему зашили рану. Нарастающая паника утихает, Брюс становится на колени, чтобы находиться на одном уровне с ним, продолжая гладить его по волосам.       — Красивое имя, — говорит он.       — Я ненавижу его, — бормочет Джокер, больше не сдерживая слез. — Мое настоящее имя. Оно глупо. Джоном называют тех, у кого нет имен. Нет идентичности. Оно просто будет, пока ты не поймешь, кто ты такой, а я больше не Джон. Уже очень, очень давно.       Рука Брюса продолжает гладить его, и Джокер внезапно понимает, как у него все болит. Все тело гудит от напряжения, и это естественная реакция на рассказ каких-то реальных подробностей о себе. Он давно понял — никогда нельзя делиться чем-либо с другим человеком, если не хочешь, чтобы это использовали против тебя. Джокеру приходиться бороться со следующей реакцией, чтобы не вцепиться Брюсу в шею. Ведь нельзя рассказать секрет с разорванным горлом.       Джокер еще сильнее жмется к руке Брюса, молча прося его продолжать. Как будто почувствовав его настроение, Брюс продолжает медленно гладить его по волосам. Они молчат, пока напряжение медленно покидает тело Джокера. Он уже почти уснул, когда Брюс снова заговорил.       — Кто еще знает твое имя?       — Из живых никто, — отвечает Джокер.       — Хорошо, — шепчет Брюс ему на ухо. — Еще один вопрос.       Джокер уже близок к тому, чтобы больше ничего не говорить, когда видит его расширенные зрачки. Вместо этого он кивает, облизывая губы и уже зная свой ответ.       — Можно я тебя поцелую? — спрашивает Брюс, перемещая руку с волос на подбородок.       — Да, — вздыхает Джокер.       Их губы встречаются, и Джокер стонет. В отличие от их других поцелуев, этот медленный и целомудренный. Они облизывают и нежно покусывают губы друг друга. Когда губа Джокера снова начинает кровоточить, Брюс проводит по ране языком. Джокер расслабляется. Это почти идеально. Почти все, что ему нужно.       — Брюс, — говорит Джокер, отстранившись.       — Да? — спрашивает Брюс восхитительно низким голосом.       — Для тебя достаточно поделиться секретами, — начинает Джокер, смотря на его губы. — Но слова мимолетны. Люди постоянно делятся сокровенным и это ничего не значит для них. Ты не можешь держаться за слова. Воспоминания всегда такие забавные. Они тускнеют и исчезают. Их недостаточно для меня.       — Что тебе нужно? — спрашивает Брюс. — Что я могу дать тебе?       — Укуси меня, — рычит Джокер. — Оставь след, чтобы я знал, что это реально.       Брюс открывает рот, будто собираясь отклонить просьбу. Джокер видит, что он колеблется, смотря на многочисленные раны, ремни и повязки на его теле. Брюс хочет исцелить его, и Джокер знает, что это будет трудно, но у него тоже есть потребность. Ему нужно напоминание. Так же, как видеть работу Бэтмена на своем теле, ему нужно видеть работу Брюса. Чувствовать боль на своей коже.       Джокер собирается снова требовать, умолять, если придется, когда Брюс говорит.       — Куда? -спрашивает он.       — Бедро, — хрипло отвечает Джокер, уже представляя, как Брюс стоит на коленях перед ним, вонзая в него зубы. — Это должно быть там, где могу увидеть я, но не врачи. Это для меня, а не для них.       Брюс быстро берется за ремни, будто раньше уже это делал. Джокер наблюдает за его шустрыми пальцами. Открытая кожа покрывается мурашками. На нем несколько мест без бинтов. Одно размером примерно с кулак рядом с внутренней стороной бедра выглядит многообещающе. Брюс, должно быть, тоже так думает, так как проводит большим пальцем по коже, посылая дрожь вверх по позвоночнику Джокера.       — Здесь подойдет? — спрашивает он.       — Да, — Джокер слегка поеживается, чувствуя возбуждение. — Сделай все быстро, Брюс, иначе я не позволю тебе покинуть эту комнату.       Брюс стискивает зубы, сжимая рукой бедро Джокера. Он наклоняется, целует кожу, словно предупреждая, а затем впивается в неё зубами. Джокер в экстазе откидывает голову назад.       Брюс не просто кусает его. Он посасывает кожу, облизывает её и стонет, словно ест что-то вкусное. Его вторая рука обхватывает лодыжку. Джокер чувствует тепло его тела, от чего жар между бедрами усиливается.       Джокер почти готов умереть. Он в этом уверен. Когда Брюс наконец прокусывает кожу, клоун теряется во времени.       Его голова кружится, бедро излучает импульсы удовольствия. Член в штанах напрягся, требуя внимания. Он дрожит, когда теплый язык пробегается по коже, словно успокаивая. Джокер не хочет, чтобы его успокаивали. Он хочет вернуть острую боль, которая приносила ему удовольствие, но, когда открывает глаза, слова застревают у него в горле.       Губы Брюса красные от крови. Он выглядит опасно, стоя на коленях, собственнически держа его тело. Челюсть Джокера отвисла от возбуждающего зрелища, открывшегося перед ним. Его мозг скандирует: «Прекрасен, он прекрасен», и, возможно, он говорит это вслух, основываясь на хищной ухмылке Брюса.       Затем они снова целуются.       Это не целомудренно или медленно. А грязно и быстро. Их зубы сталкиваются не раз, и они оба рычат. Джокер тянет ремни, но недостаточно сильно, чтобы вырваться. Желание получить Брюса ослепило его чувства, заткнуло логику. Джокер возненавидел ремни, мешавшие ему сорвать с Брюса одежду, приковать его к столу и погубить.       Брюс обхватывает его член через боксеры. Требуется только тепло идеальной руки и ощутить его в желание угодить, чтобы Джокер кончил. Они не перестают целоваться. Только немного замедлились, когда Брюс достает из кармана носовой платок, расстегивает молнию на своих брюках и кончает. Его Брюс умен, зная, что нельзя оставлять улик, даже если это значит, что он спрячет их в кармане своего дорого пиджака. Джокер испытывает искушение спросить его об этом, хотя бы для того, чтобы узнать, как много ему может сойти с рук.       Когда они отстранились, Джокер начинает смеяться над нелепостью их ситуации. Как это может быть не смешно? Брюс Уэйн заплатил охранникам, чтобы спросить Джокера, не хочет ли он встречаться с ним, и в итоге они кончили, словно похотливые подростки. Они едва продержались несколько минут, но даже при этом пальцы ног Джокера удовлетворенно поджались. Его легкие горят от тяжелого дыхания, горло саднит от стонов, и каждый нерв покалывает. Основываясь на первом выступлении Брюса и втором, Джокер решает, что легко перейдет на светлую сторону. Как он может отказать, когда Брюс находится рядом, тяжело дышащий, покрасневший и выглядящий самым аппетитным существом, которое он когда-либо видел?       Брюс не смеется с ним, но заставляет его замолчать, что даже лучше. Он начинает бормотать о необходимости привести Джокера в порядок до того, как придут охранники. Джокер, рыча, кусает его за нижнюю губу. Ему все равно, что их могут обнаружить. Пусть они увидят работу Брюса. Пусть весь мир узнает, что Джокер выбрал этого человека, а не кого-то другого.       Но Брюс блефует. Умный человек. Он отступает, прежде чем зубы Джокера причинили бы какой-либо ущерб. И у него хватает такта не ухмыльнуться. Брюс целует след от укуса, заставляя его покалывать, прежде чем поправляет на нем штаны. Это похоже на извинение за то, что он скрывает его. Брюс медленно застегивает ремни, словно неохотно. Джокер мычит от удовольствия каждый раз, когда чувствует, как они стягивают его.       Они не упоминают про последний ремень. Как и в случае с корсетом, Брюс решает не возвращать его на место.       Они больше не разговаривают. Нет необходимости. Улыбка не сходит с губ Джокера, пока рука Брюса гладит его по волосам. Он утыкается носом в его запястье, целуя покрытую шрамами кожу. Он укусил его именно сюда во время их боя. Джокер не прокусил кожу, участок гладкий, но они оба помнят об этом.       Джокер сомневается, что кто-то из них следит за временем. Они расходятся, только когда слышат эхо шагов по коридору. Брюс целует его в щеку, прежде чем отодвигается как раз перед тем, как открывается дверь.       — Время истекло, — объявляет Кэш, когда два охранника входят, тут же направляя пистолеты на Джокера.       Медсестра заходит, уже готовая вывезти его в коридор. Джокер наблюдает, как Кэш поднимает ремень, лежавший на столе, который раньше закрывал его рот. Кэш смотрит на на него, затем на Брюса.       — Вы сняли его? — спрашивает он.       — Это было одобрено, — уверенно отвечает Брюс.       — Я не спрашивал об этом, — говорит Кэш. — Я просто удивлен, что вы продержались так долго, позволяя ему говорить.       — О, Кэш, я обижен! — драматично говорит Джокер. — Подумать только, тебе не нравятся мои нежные интонации.       Кэш смотрит на Брюса так, словно говоря: «Видите, что я имею в виду». Затем он приказывает вести Джокера в отделение максимальной безопасности, где его ждет камера. Скорее всего, на этот раз они воспользуются той, где хорошая кровать, так как Джокер нуждается в медицинской помощи, но это же Аркхэм. Наверняка там будет плесень.       Джокер шлет Брюсу воздушный поцелуй.       — Не забудь навестить меня, Брюси, — кричит он. — Нам, клоунам, бывает одиноко.       — Я приду, — говорит Брюс, его голос полон убежденности, что согревает Джокера и вызвает обеспокоенный взгляд Кэша. — Обещаю.       — Давайте двигаться, — рявкает Кэш. — Мы уже опоздали с его доставкой.       После этого Джокер отворачивается от Брюса и его снова везут по коридору. Охранники окружили его, но Джокер не обращает на них внимания. Вместо этого он облизывает губы, чувствуя вкус Брюса.       Джокер, возможно, еще не знает всех ходов, но он быстро учится. Он уверен, что они скоро разберутся, и тогда Джокер присоединится к Брюсу снаружи. В конце концов, у него назначено свидание, и будет грубо пропустить его. Даже угрозы Кэша закрыть ему рот не мешают Джокеру хихикать всю дорогу к камере.       Когда его привозят в стандартную комнату, в которой находятся все заключенные нормального роста, он, как и ожидалось, видит двуспальную кровать, прикрученную к полу, голые стены и камеру в углу. Что заставляет Джокера широко улыбнуться, так это пара фиолетовых тапочек, надежно спрятанных под рамой и ожидающих его. Они были не из Аркхэма. Тапочки в Аркхэме тонкие и розовые, едва сохраняющие тепло. Эти же дорогие, флисовые, украшенные крошечным бантиком.       Подарок от его Брюса. Который был бы у него, даже если бы он отказал ему.       Джокер радостно надевает их, и пальцы его ног мгновенно согреваются. Он снимает бант и прикрепляет его к каркасу кровати, для сохранности. Джокер прикасается одной рукой к распухшим от поцелуев губам, а другой — к укусу.       О, да. С Брюсом Уэйном будет очень весело.