Хочешь, поиграем в жизнь?

Such a beautiful lie to believe in.

Из всех людей тогда, кричащих, рыдающих, визжащих, каким-то невероятным образом я запомнил именно тебя. Ты хоть понимаешь, что это значит? Огромный, переливающийся неоновыми вывесками мегаполис, многотысячная армия Эшелона, ослепляющие вспышки десятков фотоаппаратов, песня за песней "Capicorn", "Fallen", "Mission" охрипшим голосом, капли пота, стекающие по голой спине, ярко-синий медиатор с изображением триады.. и вдруг - ты. Помню только то, что маленькая и с большими темными глазами, в первом ряду, справа, тесно прижатая беснующейся толпой к ограде. И потом резкий толчок в сторону, и там, где только что была ты - разукрашенный символикой мальчишка с плакатом. На концертах так всегда: если ты на сцене, то все люди внизу - единый организм, бурлящий жизнью и энергией. И теперь он заглотил тебя. В какой-то момент я безумно хочу помчаться туда, растолкать всех людей вокруг, во что бы то ни стало вытащить тебя оттуда, не дать им в обиду. К счастью, наваждение быстро заканчивается, и через пару секунд я благополучно забываю про твое существование. Или думаю, что забыл. Раздается характерный гудок и я захожу в лифт какой-то гостиницы, кажется, в Берлине. Когда дверцы почти закрываются, в кабинку неслышно проскальзываешь ты. Погруженный в чтение, я сначала чувствую тонкий дразнящий запах орхидеи и сандала, а потом уже замечаю твое появление. Тонкая фигурка в белом платье, длинные чуть вьющиеся волосы каштанового цвета, смуглое лицо. Окидываю тебя безразличным взглядом и, не обнаружив ничего стоящего внимания, возвращаюсь к прерванному занятию. - Извините..? - чувствую легкое, почти невесомое касание к своему плечу. - Да? - неохотно отрываюсь от текста сценария, чтобы встретиться с тобой взглядом. Хм-м.. почему ты кажешься мне смутно знакомой? С легким прищуром смотрю в твои спокойные темно-карие глаза, пытаясь понять, виделись ли мы раньше. Обычно люди смущаются пристального внимания, стушевываются, отводят взгляд. Ты же остаешься невозмутимой и спокойно выдерживаешь мини-проверку. - Вы случайно не подскажете, который час? Иронично приподнимаю бровь и, бросив взгляд на часы, озвучиваю цифры. Точно помню, что в холле, прямо напротив входа, весит большой маятник, на котором отображается время. Даже я это заметил. Ты отвечаешь мне легкой улыбкой, негромким "спасибо" и отворачиваешься. Внезапно желтое освещение лифта начинает часто мигать, кабинка резко останавливается, ощутимым толчком отбрасывая меня к стенке, и все вокруг гаснет. Должно быть, выбитая из рук толстая стопка листов сейчас оседает на землю, живописно кружась в воздухе. Вокруг - чернота, я не вижу даже свои пальцы, когда подношу их к лицу. - Вы в порядке? - спрашиваю, обеспокоенный тем, что ты молчишь. - Да. Нет. Кажется, да. Я не знаю, - слышу тихий испуганный голос откуда-то из темноты. - Просто мне всегда страшно, когда так темно. Ничего не видно. - Сейчас подойду к вам, - предупреждаю на всякий случай и осторожно перемещаюсь ближе. Нахожу тебя у противоположной стенки, сидящей на ковре. Усаживаюсь рядом, отыскиваю в темноте твою маленькую ладошку и сплетаю наши пальцы. И плевать, что мы даже не знакомы. Мне так хочется, да и тебе спокойнее будет. Ты чуть сжимаешь мою руку в знак благодарности за поддержку. - У нас ведь не закончится кислород, правда? - Конечно, нет. Ничего не бойтесь. Какое-то время мы молчим. Потом ты что-то спрашиваешь, и у нас начинается своеобразная игра в пинг-понг: твой вопрос, мой ответ, и наоборот, а потом сначала. Я понемногу узнаю тебя. Узнаю, что тебе двадцать два, ты отдыхаешь здесь с подругами, живешь в Лос-Анджелесе с братом, учишься на художника, в свободное время пишешь стихи, пьешь кофе без сахара, изучаешь французский, участвуешь в благотворительной программе по защите животных, профессионально занимаешься теннисом, не ешь мясо, увлекаешься фотографией. А вот свою мечту ты не раскрываешь - говоришь, что иначе не сбудется. Я решаю, что называться чужим именем сейчас бессмысленно и осторожно рассказываю кое-что о себе, Шенноне, о нашей жизни. Кажется, ты перестаешь бояться темноты рядом со мной. Не хочу, чтобы там, за пределами лифта, мы снова оказались равнодушными незнакомцами, лицами в толпе. - Джей, у тебя с этой брюнеткой серьёзно? - спрашивает как-то Шеннон, лежа недалеко от меня у бассейна очередной гостиницы, где мы живем уже второй день. Хороший вопрос. Нас и парой-то можно назвать с огромной натяжкой, и любовниками тоже, и даже друзьями. Просто я знаю, что мне хорошо с тобой. Разве этого не достаточно? Ну а наши отношения... представь шаткий деревянный мостик над пропастью: на одной стороне я, на другой ты. Каждый делает маленький шаг навстречу, и мы становимся немного, на какие-то несколько сантиметров, ближе друг к другу. Такое простое и естественное движение - занести ногу вперед и опустить вниз - становится сложным и даже опасным, когда отсыревшие доски очень ненадежны, а ты еще так далеко. Но ради тебя стоит делать эти шаги. В тебе все не так, с самого начала. Сотканная из противоречий. Знаешь, я всегда выбираю противоположности, но в твоей жизни я вижу отражение своей собственной, и меня это не отталкивает. Откинувшись на спинку сиденья в зале ожидания аэропорта, я прокручиваю в голове идеи для нового клипа. У меня уже сформировались кое-какие задумки и наброски, самое главное теперь - "склеить" все это воедино, ничего не потеряв в процессе. Шеннон меня бесцеремонно пихает в бок и молча передает какую-то газету. Я приподнимаю брови: еще не хватало, чтобы братец увлекался желтой прессой не первой свежести. Но кое-что на странице привлекает мое внимание и я быстро, урывками, читаю все, что вижу: "семейное гнездышко братьев Лето изнутри", "мама Констанс всегда говорила нам...", "не упустите", "Джаред Лето - нищий посудомойщик", "кокаину - ДА", "примерный мальчик", "прогрессирующая гермофобия", "только в этом номере"... Я дернулся, как от хлесткой пощечины. - Сука, - со злостью прошипел, смял газету и отшвырнул ее от себя. Вскочил, прошелся туда-сюда по залу, запустил руку в волосы, сел, снова встал. Медленно, вместе с поздним осознанием, накатила апатия. Все вдруг просто встало на свои места, разложилось по полочкам. Тот случай, на концерте - конечно, ты не могла быть уверенной в том, что я тебя замечу, но все равно попыталась. Потом - официантка в небольшом парижском кафе, где я завтракал. Обмен любезностями, флирт. Офис звукозаписывающей компании, милая секретарша в строгом черно-белом платье. И самое главное, конечно же, - лифт. К тому времени я уже подсознательно помнил тебя. Безобидный вопрос про время был своеобразным сигналом кому-то из помощников, после которого лифт "случайно" сломался. Завидное упорство. И я - наивный болван. Нужно было задуматься еще после того момента на улице, когда какой-то прохожий с камерой наперевес окликнул тебя "Элизабет", и ты вздрогнула, но не повернулась. Я не обратил на него внимания, потому что точно знал, что ты - Анжелика. Так похожа на меня во всем, идеальная девушка.. с вымышленной биографией и натянутой улыбкой. Только влюбленный идиот способен не заметить такой обман, сладкий, красивый, но бесконечно жестокий. Мог ли я предположить, что ты - Элизабет Фостер, двадцатилетняя журналистка из крупного американского журнала, мастер своего дела, акула пера? Думал, что ты моя маленькая девочка, которую хочется оберегать от всего мира, а на проверку - циничная сука. Все ради сенсации. Больше грязи, интриги, скандала, вытащи все из меня. Я еще не опустошен. Не до конца. Спасибо тебе за то, что объяснила доходчиво, на пальцах, несколько простых истин, больно, беспощадно, но зато бесплатно и навсегда. Спасибо за то, что научила не доверять людям. Женщинам - в особенности. Я точно знаю, что с этого дня не подпущу близко к себе ни одну брюнетку. Да и просто чем-то похожую на тебя - тоже. Ты раздавила меня острой шпилькой своего каблука, растоптала, стерва, и за это тоже спасибо, больше не куплюсь на дешевые уловки. Теперь я понимаю, что у тебя была за мечта, моя маленькая хищная карьеристка. А сейчас я просто поднимусь на трап самолета, напишу великолепный сценарий к новому клипу, отыграю концерт в Брюсселе, закончу две оставшиеся песни и встречусь с продюсером, как будто ничего и не было. Потому что месть - это блюдо, которое подается холодным.