Тополиный пух

Поезд раскачивался на стыках, бормотал что-то, убаюкивал. Леша проснулся чуть ли не на рассвете и долго сидел у окна, глядя на проносящиеся мимо поля и полустанки, а теперь его невыносимо клонило в сон. Проводница прошла мимо, окликнула: — Что, сынок, вещи собрал? Ну так чего сидишь? Давай к выходу! Леша удивился. — К какому выходу? Станции еще и не видно. Или мне на ходу прыгать? — Когда увидишь, поздно будет, — засмеялась проводница. — Здесь поезд одну минуту стоит. Пока будешь пробираться по вагону, как раз и придется прыгать. Надо же… Поезд стоит минуту. В голове не укладывалось. То есть Леша, конечно, не первый раз ехал на поезде, и о том, что существуют такие остановки, знал, но это знание было абстракцией. Он понимал, что на таких станциях не стоит выскакивать за мороженым и пирожками, только и всего. А если из вагона будет высаживаться не он один? Или если в этот вагон кто-нибудь будет еще и садиться? Разве минуты на все это хватит? Вокзал был какой-то… ненастоящий. Маленький, чистенький, тихий. Игрушечный. В Москве на любом вокзале хоть днем, хоть ночью толпа народу с чемоданами и сумками, а здесь, кажется, вообще ни одной живой души, кроме самого Леши. Он прошел мимо яркой, нарядной клумбы. С любопытством посмотрел на здание вокзала, одновременно обветшалое и ухоженное — лепнина под крышей в трещинах, штукатурка местами отвалилась до кирпичей, но все это ровно и старательно закрашено белой и бледно-зеленой краской, стекла в окнах сияют, и в вазонах у входа растут цветы. На фасаде здания висели часы. Семь утра. Потому и пусто так, наверное. Леша вошел внутрь. В поисках живой души стукнул в окошечко билетной кассы. — Как мне до Толбина добраться, не скажете? Кассирша украдкой зевнула, прикрывшись ладонью. Ответила: — А через площадь перейди, и там будет автобус. Он перешел через площадь, окруженную высокими могучими тополями. Деревья выглядели как-то странно, непривычно. Но это точно были тополя — с веток свисали лохматые белые сережки, и легкий ветерок играл хлопьями тополиного снега. — Тополиный пух, жара, июль… — вполголоса пропел Леша и смутился. В сонной утренней тишине собственный голос показался ему неуместным, нелепым. Автобуса «там» не было, но зато была автобусная остановка. Правда, ее он тоже нашел не сразу — взгляд искал привычный полупрозрачный павильончик. Вместо этого здесь был просто столбик с табличкой-расписанием. До автобуса оставалось чуть меньше часа. — Не повезло, — зачем-то вслух сказал сам себе Леша. Посмотрел на расписание еще раз и поправился: — Повезло. Автобус ходил четыре раза в день, так что час ожидания — это были пустяки. Леша поставил на землю старенький фанерный чемоданчик, с которым он еще в пионерский лагерь ездил. Постоял немного, подумал и сел на него верхом. Чемодан скрипнул, но выдержал. Он за свою жизнь много чего выдерживал. К восьми вокруг Леши неожиданно оказалась куча народу. А он-то думал, что будет один в автобусе… Впрочем, места хватило, Леша сел, обняв чемоданчик, и тут же задремал. — Парень, ты до Толбино? Ну так просыпайся! — окликнул его кто-то. Он поспешно вскочил, чуть не обронил чемодан, споткнулся о чьи-то сумки и наконец выпрыгнул из автобуса. И застыл в недоумении. Даже сделал было движение назад, но автобус уже закрыл двери. Он стоял на площади — примерно такой же, какую оставил полтора часа назад. Так же склонялись ветки раскидистых тополей, так же перекатывались по земле хлопья тополиного пуха, и автобусную остановку обозначал такой же столбик… Но там вокруг хоть пятиэтажки видны были! А здесь площадь с трех сторон окружали совершенно сельского вида домики, утопающие в зелени садов, с четвертой — стояли три двухэтажных здания… — Да это же деревня! — вырвалось у Леши. — Чой-то деревня? — с обидой в голосе отозвалась проходившая мимо женщина с бидоном. — Нормальный поселок. Городского типа. Леша шагнул к ней и с удивлением увидел, что в бидоне у нее — не молоко, а крупная, темная до черноты малина, даже на вид невероятно сладкая. И запах был такой, что у голодного Леши в животе заурчало, ему вдруг страшно захотелось попробовать хоть ягодку. — А завод тут у вас далеко? — спросил он, не сводя глаз с малины. — Завод? — зачем-то переспросила женщина. — А у нас тут все недалеко. Вон по той улице все вниз, до самой речки, а как мостик перейдешь, так налево. — А столовая у вас тут есть какая-нибудь? В самом деле, надо же сначала позавтракать! А то вдруг он на заводе до вечера пробудет. — Какая же столовая в такую рань? Ты знаешь что, вон гастроном, купи пирожков и молока, вот тебе и столовая. А потом женщина вдруг сунула руку в свой бидон и зачерпнула полную горсть ягод, умудрившись нисколько ее не помять. — Ну-ка подставляй ладошку, пока ты у меня там дырку не проглядел! Леша хотел гордо отказаться. Ведь это же смешно и неприлично, что его, словно малыша, угощает незнакомая женщина! Но почему-то смешно не было. Было приятно, и радостно, и трогательно… И действительно очень вкусно. Вниз по улице до мостика он шел полчаса, не меньше. Странные у них здесь представления о расстояниях. Впрочем, идти под горку было легко, дневная жара еще не наступила, пирожки действительно оказались неплохими, так что Леша прогулялся в удовольствие. Единственное, что портило ему настроение — это мысль о том, зачем он, собственно, приперся в такую глушь. Большинство его однокурсников устроились на производственную практику прямо в Москве. Ушлые пятикурсники делились опытом, где и с кем можно договариваться, чтобы вообще никуда не ходить, чтобы практику подписали просто так, без отработки. — Они там и сами без проблем согласятся, — объясняли Леше. — Больно им нужно — с нами возиться! Учить, объяснять, да еще отвечать за нас… Со всего потока Леша, кажется, единственный заинтересовался выездной практикой. Пожить самостоятельно, без мамы, посмотреть на настоящее производство, попробовать себя в настоящей работе… И вот — приехал! Узкая улочка — двум грузовикам с трудом разъехаться. Какое тут может быть производство?! Если и есть какой-то завод, то наверняка времен царя Гороха, не меньше. Чему он здесь может научиться? Спасибо, если не каменный топор обтесывать! За мостиком ему пришлось слегка поблуждать в поисках завода. Потом, уже за воротами, среди шумных цехов, он искал заводоуправление. Потом в заводоуправлении искал директора, пока ему не сказали, что директор должен быть в первом цеху, и все пришлось начать сначала. Директор был невысоким, дочерна загорелым толстяком, подвижным и энергичным, как тот колобок, что от бабушки ушел и от дедушки ушел, и очень деловитым. Появлению практиканта он весьма обрадовался, но даже эта радость у него выражалась по-деловому. Он хлопнул Лешу по плечу, а потом повернулся и заорал кому-то: — Фролов! Эй, Фролова позовите! Фролов оказался полной противоположностью директору, будто их нарочно подбирали — высокий, худой, жилистый, с угрюмым лицом. — Ну смотри, Фролов, какой тут для тебя подарок! Как раз на месяц, вместо Семенова, пока он в отпуске! — До Семенова ему еще лет десять расти, — буркнул Фролов. Перевел взгляд на Лешу, некоторое время молча изучал его, потом скомандовал: — Ну, пойдем знакомиться, подарочек! «Знакомство» заняло несколько часов. Фролов мотался из цеха в цех, останавливался то у одного станка, то у другого, заговаривал о чем-то то с рабочим, то с мастером… То и дело он обращался с вопросом к Леше — на ходу, между делом, кажется, что он даже не слышит ответа. Но у Леши было чувство, что он сдает экзамен. К обеденному перерыву голова у него гудела — и от шума станков, и от вопросов. Обедали в заводской столовой. Леша сидел за одним столиком с Фроловым и «колобком». Странно видеть директора и начальника производства в одной столовке с рабочими, но здесь это, видимо, было принято. Среди столиков бродил лохматый песик со смешным прозвищем Каштан, попрошайничал, ему кидали огрызки, и это тоже всем казалось нормальным. — Ну, как тебе подарочек? — спросил директор, наворачивая борщ. Фролов скупо улыбнулся. — Да вроде ничего, толк будет. Леша понял, что экзамен он выдержал. Потом Фролов кивнул ему: — Ну, хватит с тебя на первый день. Иди, обживайся, отдыхай! — А куда идти-то? — Леша задал наконец вопрос, который его волновал последние часы. — Где у вас тут общежитие? — Общежитие? — Фролов нахмурился, перевел взгляд на директора: — А ты вообще куда его собираешься поселить? Леша понял, что общежития в этом «поселке городского типа» нет. — Да к Никитишне поселим, — махнул рукой директор. — Как всех командировочных. Взгляд Фролова стал тяжелым. — К Никитишне? Пацана? И не стыдно тебе перед его матерью будет? — Ох, верно, я и не подумал… — директор призадумался. — А тогда в школе! — Там же жить невозможно! Ты еще скажи — на коврике вместе с Каштаном. — Чой-то невозможно? Он молодой, ему везде нормально. Сдвинет стулья вместе, вот тебе и кровать! Леша постеснялся спросить, чем так уж страшна неведомая Никитишна. Или она его, словно сказочного Иванушку, в печку засунет? Но перспектива жить у какой-то старухи его в любом случае не радовала — это же будет хуже, чем дома! Во сколько пришел, во сколько ушел, свет ночью не жги, сильно не шуми… — Я согласен в школе! — поспешно сказал он, не очень даже представляя себе, как это возможно. В итоге ему вручили два ключа — от самой школы и от класса, где ему предстояло жить. Долго и подробно объясняли, как дойти до школы, то и дело повторяя: «Да у нас тут все близко!» Пять раз повторили про пожарную безопасность, а потом еще заставили за нее расписаться. Школа оказалась двухэтажная, по десять кабинетов на каждом этаже. Леша сдвинул вместе восемь стульев, сверху положил мат из спортзала — получилась великолепная постель, лучше некуда, по ширине так прямо королевская. На оставшиеся стулья развесил свои вещи. Прошелся по школе, зачем-то прочитал пожелтевшую стенгазету и даже посмотрел расписание уроков. Клонило в сон, но он понимал, что ложиться спать глупо. Потом ночью не заснет, и на следующий день будет еще хуже. Он пошел бродить по улицам. Странное дело, но теперь он смотрел на все словно другими глазами, не так, как утром. Как будто несколько часов среди шумных станков, и разговор с жизнерадостным сказочным колобком, и сдержанное одобрение Фролова что-то изменили в нем. Он больше не чувствовал себя здесь чужим. Пусть на месяц — но он был здесь полноправным жителем. Он дошел до той самой площади, с которой утром начал свой путь. С легким удивлением узнал, что одно из двухэтажных зданий называется «Школа искусств». Утром это наверняка показалось бы ему высокопарным и нелепым, а сейчас он только улыбнулся — а почему бы и нет? Хорошее название. Наверное, музыкальная и художественная школа под одной крышей. Рядом оказалась почта, и Леша вспомнил, что надо позвонить домой. Стало чуточку стыдно — ведь мог бы и не вспомнить, если бы случайно не наткнулся! Звонить с почты ему еще не приходилось. Оказывается, разговор надо заказывать, а потом ждать. Долго ждать, минут пятнадцать, не меньше. Знал бы заранее, хоть книжку с собой взял. Пришлось купить первую попавшуюся газету и четверть часа перечитывать неинтересные ему новости из жизни района. Потом его позвали в кабинку. — Мама! Вдруг оказалось, что за эти неполные два дня Леша тоже успел соскучиться по маме, а не только она по нему. — Мамочка! Все хорошо! Не волнуйся, я нормально добрался! Я не отстал от поезда и не потерялся. Да. Да, нормально. Да не волнуйся ты, я же не маленький. Все хорошо! — Ты напиши нам, — мама вдруг сразу стала собранной и деловитой, — ты больше не звони, не надо деньги зря тратить, лучше письмо напиши. Завтра же и напиши, ладно? — Зачем завтра? — удивился Леша. — Завтра еще ничего нового не будет. — Ну и что? Тебе разве трудно написать? А будет что-то новое, еще напишешь. А мы будем ждать! Когда Леша был маленьким, папа часто ездил в командировки. Они с мамой ждали сначала его звонков, потом — возвращения. А ведь папа, наверное, тоже с почты звонил, и так же заказывал разговор… А теперь мама с папой ждут его, Лешу. А он и не заметил, что уже вырос… Потом он зашел в гастроном, взял на ужин хлеба и колбасы. И еще немного побродил, помахивая «авоськой». В школу он возвращался уже в сумерках. Фонари стояли далеко друг от друга, в промежутках между ними было почти темно. С громким басовитым жужжанием летали какие-то крупные жуки, один ударился Леше в грудь и упал на асфальт. Леша поднял его — вроде майский, но май же давно прошел! А жук неожиданно ожил, повозился на ладони, расправил крылья и улетел. Потом Леша вдруг понял, что проголодался, достал из «авоськи» хлеб и колбасу и стал есть их прямо на ходу, откусывая по очереди. Пока дошел, осталось меньше половины, как раз на завтрак. Запил нехитрый ужин водой из-под крана и заснул на своем королевском ложе. На следующий день в обед Леша спросил: — А куда тут можно сходить? Ну, после работы или в выходные? Фролов серьезно подумал и ответил не спеша, обстоятельно: — В рощу можно сходить, по ягоду. Земляника отходит уже, а черники много. В бор можно ходить, по малину. На озеро можно сходить, на Долгое, искупаться. Или на Провальное, посмотреть. Или на Круглое, порыбачить. Оно, конечно, тоже провальное, но уже давно провалилось. Ему уже лет сто, оно не дышит. — Чой-то сто? — возразил «колобок». — Больше. Мой дед сто лет назад родился, а оно уже тогда не дышало. Только парень тебя не о том спрашивает. По ягоду, по малину… Это нам с тобой в самый раз, а ему другое интересно. — Мне все интересно, — возразил Леша. Он действительно спрашивал о другом, но ответ оказался неожиданно интригующим. Захотелось понять тонкую разницу между рощей и бором, а короткое упоминание об удивительных свойствах озер остро заставило вспомнить книги Жюля Верна и Джека Лондона. — Ну и хорошо, значит, все и посмотришь, — одобрил директор. — А сходить тут можно в кино, в клубе каждый вечер кино крутят. Ну, ходить-то ты каждый вечер не будешь, одну картину по два-три дня крутят. А еще по субботам на танцы можно сходить, тоже в клубе. Еще в кафе можно сходить… ну, в кафе одному идти неинтересно, это надо с девушкой, сначала познакомиться надо, а потом уже в кафе звать… На Провальное озеро Леша сходил в тот же день, после работы. Очень хотелось узнать во всех подробностях, почему оно так называется, и почему другое озеро так не называется, хотя оно тоже провальное, и как это они дышат или не дышат… Леша представил себе, как ему придется вытягивать из Фролова каждое слово, и не стал ничего спрашивать. Сам узнает со временем. Идти пришлось около часа. Ну да, «у нас тут все близко»… Асфальт закончился вместе с последними домами, дальше вел утоптанный проселок. Дорога шла мимо огородов с ровными рядами картошки, потом начался дикий луг. Оглушительно стрекотали кузнечики, с деловитым жужжанием пролетел мимо шмель. Озеро он увидел издали — точнее, увидел высокие плакучие ивы, растущие по берегам. Длинные тонкие ветки покачивались на ветру. «Простоволосые ивы бросили ветви в ручьи» — вспомнилось Леше. Мама любила эти стихи, часто перечитывала их вслух, а ему эти слова казались нелепыми, надуманными. А вот же они — простоволосые ивы. Правда как распущенные длинные волосы, свисающие к самой воде. Он прошел там, где ивы чуть расступались в стороны. И понял, отчего у озера было такое странное название. Чаша озера напоминало воронку от взрыва — если можно представить себе воронку таких гигантских размеров и неправильной формы. Берега круто уходили вниз, со всех сторон под одинаковым углом, и чувствовалось, что и под водой этот уклон не становится меньше. Прямо от берега вода начинала резко темнеть, к середине становясь совершенно черной. Даже смотреть туда было страшновато, казалось, будто дна там и вовсе нет. Конечно, никаким взрывом это быть не могло, хотя бы потому, что взрыв оставляет не только яму, но и выброшенный из нее грунт. Это был именно провал. Так проваливается порой дорога, проложенная поверх старинных подземных ходов. Но тут-то куда все это могло провалиться? В крутом берегу кто-то вырезал ступени и даже укрепил их досочками. Леша спустился к воде, присел на корточки. От неподвижной, ровной, как стекло, поверхности озера веяло холодом, как из колодца. Он зачерпнул воду ладонями, и пальцы сразу заледенели. На вкус вода оказалась какой-то… никакой. Безвкусной. Долго задерживаться тут почему-то не хотелось. Леша выбрался наверх, добрым словом помянув того, кто резал эти ступеньки. Солнце уже садилось, когда он вернулся в поселок. Длинные тени ложились на дорогу, небо впереди переливалось из золотистого в бледно-розовое, пахло ромашкой, полынью и разогретой за день пылью… И Леша вдруг с удивлением поймал себя на мысли, что он идет домой. Как будто уже привык считать домом классную комнату в закрытой на лето школе! На следующий вечер Леша опять бродил по улицам. Случайно наткнулся на парк, в глубине которого оказался клуб. И если о существовании клуба он уже знал, то парк в этом «поселке городского типа» его поразил. Парки нужны в больших городах, чтобы городским жителям было где подышать свежим воздухом и погулять под деревьями. Но тут, в поселке, со всех сторон окруженном лесами — вернее, рощей и бором! В поселке, где и крыш-то не видно за старыми яблонями! Тем не менее парк здесь был. Небольшой, по московским меркам скорее сквер, аккуратный и ухоженный. Чистенькие дорожки, десяток скамеек, детская площадка с качелями и лесенками. И все это не пустовало — по дорожкам гуляли молодые женщины с колясками, на скамеечке два старика в белых панамах играли в шахматы, среди деревьев мелькали дети… Клуб стоял в конце центральной аллеи, с улицы это смотрелось даже красиво — двухэтажное здание красного кирпича в рамке ворот, в окружении старых, могучих деревьев. Сначала Леша счел их дубами, потом по сердцевидным листьям опознал липы и удивился — он и не знал, что липы бывают такими мощными. Афиши на стене клуба не слишком заинтересовали Лешу. В кино можно и в Москве сходить, кружки летом не работают… Следующий день был субботой. Леша думал, что без будильника он проспит до обеда, но проснулся как обычно — неужели привык за два дня? Не сразу он сообразил — это из-за того, что по вечерам рано засыпает. Телевизора нет, друзей нет, гулять в темноте одному неинтересно… Он позавтракал печеньем и кефиром. Прогулялся по поселку. Пожалел, что накануне не узнал у Фролова поточнее про бор, куда ходят по малину. Или про Долгое озеро, искупаться тоже неплохо было бы, погода стоит жаркая. Вдруг остро нахлынуло чувство одиночества. Леша не считал себя слишком уж компанейским парнем, недолюбливал шумные многолюдные сборища — но и одному ему по сути никогда не приходилось быть. Дома всегда были мама и папа, в институте — приятели. Да что говорить! В Москве за полчаса он видел больше людей, чем здесь за целый день. В рабочие дни это не чувствовалось, вокруг него были люди, и сам он был занят нужным и полезным делом. А сейчас как-то даже тоскливо стало. Он вернулся в класс, достал тетрадку, вырвал листок и стал писать письмо родителям. А ведь мама просила сразу же написать! К тоске добавился стыд. От всего этого письмо получилось каким-то девчоночьим, через слово «мамочка», да «люблю», да «скучаю». Посылать такое было невозможно — мама решит, что ему совсем плохо, и будет переживать. Леша вырвал новый листок и написал по-другому — бодро и радостно, про работу, и про то, как хвалит его строгий Фролов, и про лопоухого Каштана, и про Провальное озеро. На душе стало полегче. Леша сунул письмо в конверт и снова пошел в центр. На здании почты, как и положено, висел почтовый ящик. Он бросил конверт в ящик и стал представлять себе, как там, в Москве, мама достанет его, нетерпеливо распечатает, быстро просмотрит — убедиться, что все хорошо. А потом сложит обратно и будет ждать, пока придет с работы папа, чтобы прочитать вслух, не торопясь… Именно так она поступала с папиными письмами из командировок — ждала Лешу из школы и читала ему вслух. Вечером Леша пошел в клуб на танцы. Не то чтобы он так уж любил это занятие, в институте он нечасто ходил на дискотеки. Но сейчас ему хотелось окунуться в бурное, шумное веселье, попрыгать, подвигаться… ну и, может, с девушкой познакомиться, почему бы и нет… Честно сказать, шел он не без опаски. Наслышан был, что в подобных местах чужаков недолюбливают. Но страхи его не подтвердились, никто на него и внимания не обратил. В самом деле, поселок не такой уж маленький, разве могут тут все друг друга знать? На нем ведь не написано, что он приезжий. И Леша от души веселился, прыгая в тесном душном зале под оглушительную музыку. Деревянный пол под ногами вздрагивал, под потолком кружился и раскачивался зеркальный шар, рассыпая кругом разноцветные отблески, недавняя тоска сменилась веселым, радостным дурманом. Потом начался медленный танец, и Леша понял, что познакомиться с девушкой ему не удастся. Потому что свободных девушек тут не было. Видно, тут было так принято — ходить на дискотеку парами. Интересно, а где же они знакомятся? Голова кружилась от духоты. Леша вышел на крыльцо отдышаться. Стоял, жадно, как холодную воду, глотал воздух, свежий, чистый, пахнущий травой и какими-то цветами… По аллее шла женщина. Сначала ему показалось — девушка, ему ровесница, потом в свете фонаря стало видно, что она заметно старше. Но все равно красивая. Худощавая, с модной стрижкой. Короткая юбка открывала стройные ноги и аккуратные округлые коленки. Леша словно прилепился взглядом к этим коленкам… Женщина прошла было мимо, потом вдруг остановилась, оглянулась. Постояла минуту, глядя на Лешу каким-то изучающим взглядом, и вдруг подошла вплотную. — Что, парень, погулять не с кем? Голос у нее был красивый. Не писклявый, как у девчонок, а глубокий, грудной, с еле заметной насмешкой. — Ага, — Леша почувствовал, что горло перехватило от волнения. — Ну так давай погуляем! Она протянула ему руку. И повела за собой, спокойно и уверенно, и он послушно пошел следом…