***
Глитч выбрался на задворки базы, чтобы никому не мешать. Он хотел проиграть любимую мелодию через динамики и немного посидеть в одиночестве, любуясь Тарном. Город высился над старыми карьерами и давно выработанными шахтами, напоминая остров посреди озера, символизирующего истощение. До его стен, да даже до силового купола, захватывающего окрестности, много километров и несколько автоботских баз. И все же дорога туда существует. Теперь, с алым знаком на честплейте, Глитч сможет пройти по ней без оков и всеобщего осуждения. Он расслабленно прислонился к широченному старому вентилю, наверное, целый миллион лет уже ничего не регулирующему. Музыку на полную громкость включать не стоило – эхо может унести ее далеко. И все-таки слышать ее, пусть и тихую, не то же самое, что проигрывать про себя. Совсем иная обработка звука. Иное восприятие. Чтобы ощутить что-то по-настоящему сильно, сначала нужно испытать отчуждение. Прислушаться. Втянуться. В архивах сальверконов особо изысканных треков не нашлось. В основном старые хиты, почти ничего из оркестровых композиций, разве что – пара сюит Эукрифии, они у всех классов были популярны. Но на базе Глитч пополнил директорию с музыкой и нашел песню, которой проникся давным-давно. Он слушал ее, когда еще не стал автоботом, а потом – не разлюбил. Роллер одинаково хмыкал на все песни, но когда играла эта, по крайней мере, пошло не комментировал. Глитч вытянул из сабспейса помятую банку «тормозка» и покатал ее с руки на руку. Если представить, что Роллер выжил… что он здесь, встречает сбежавшего с десептиконской базы любовника, чтобы выслушать оправдания… что бы Глитч ему сказал? – Я был не прав, – прошептал он, положил подбородок на банку и заулыбался: – Но ты ни при чем. Ты меня останавливал, а я не слушал… И вот я здесь. Если бы ты был жив, я остался бы с тобой! Всего этого не случилось бы. И там, где мы бы сейчас находились, я был бы счастлив, потому что ты по-прежнему значишь для меня очень много, – он улыбнулся. Никто его не слышал, но, формулируя, он убеждался: эти слова были такими важными! Их давно стоило произнести вслух. – Я благодарен тебе… – он запнулся. – Прости, что счастлив без тебя. Что нашел другое место, – на потертом боку банки отразилось красное пятно – инсигния десептиконов. – Я тебя… – Вот ты где! – гаркнул за спиной Мисфайр, и Глитч торопливо спрятал «тормозок» в сабспейс. Расслабляющий эффект напитка не смутил Мисфайра с самого начала. Возможно, потому что истощенные фильтры не опознавали состав, а отдохнуть и было изначальной целью. Какая тогда разница, быстро ли отрубаешься? Вообще, не факт, что он заинтересовался бы, какое там пойло. Заметив, что Глитч таскает банку с собой, отобрал бы ее и выпил, точно. – Прости, я хотел побыть один, – Глитч постарался ответить как можно вежливей. – Мне поболту, что ты там хочешь, недобиток! – Мисфайр взмахнул рукой, и стало видно активированное оружие. Встроенные плазменные пушки ему починили, и с ними он стал еще невыносимей. – Ты!.. – речепроизводство сбоило, выдавая, что он уже надрался. – Тебе нечего здесь делать! – Я просто слушал… – начал оправдываться Глитч. Мелодия продолжалась – он так растерялся, что забыл отключить воспроизведение. – Ты всех обманул! – покачиваясь, Мисфайр подступил ближе. – Но не меня, бот! – он вскинул пушку. – Весь такой несчастный, раскаивающийся… ты… – оптика пьяно загорелась. – Не знаю, как ты залез им всем в искру, мразь, но со мной это не прокатит! – Но я не… Глитча поразил выбор слов. На миг показалось, что Мисфайр все знает. Что пора оправдываться за ложь… а следовало уклоняться. Обычно Мисфайр не промахивался – но, похоже, был слишком пьян. Плазма лизнула фейсплейт опешившего Глитча. Оптика треснула. Он шарахнулся, споткнулся и плюхнулся на бампер, не решаясь прижать руку к оплавленному фейсплейту. Остановил ладонь в паре сантиметров, опасаясь сделать хуже. Тут же Мисфайр, покачнувшись, чуть не упал на него. Пушка уперлась в горло, соскользнула ниже. Не чтобы добить – он удержаться пытался. – Мис… – Все подумают, что ты сбежал, – забормотал тот, обдавая Глитча парами сверхзарядки, сверкая оптикой близко-близко. – Тебе конец! Вес джета он вынес, но второго выстрела не переживет. Глитч был скорее растерян, чем испуган. Боль еще не распространилась по нейросети, защитные протоколы заблокировали сигналы автоматически, и насколько все плохо, он пока не знал. Он был оглушен – речью Мисфайра. Злостью. Обидой. Ненавистью… Так сильно, отчетливо, будто… будто искра разгоралась заново. Глитч застонал не из-за выстрела в лицо. И не от пинков, которые последовали за пальбой. Он с трудом разлепил рот, почти сплавившийся, широко открыл его, впуская холодный воздух – и впитывая чужую ярость. И радуясь. Ему не кажется! Мисфайр и правда бил глубоко-глубоко… каждым словом. Захотелось схватить его и прижаться крепче. – Зря я п-позволил им к тебе привязаться! – тот отпихнул протянутую руку и задел пушкой раненый фейсплейт. Вспышке боли Глитч улыбнулся, но вряд ли Мисфайр заметил. – К твоей чуши! Они идиоты, а я нет! Я знаю, что у тебя внутри! Трусливый гнилой кусок шлака! Броня скрежетала. Наконец Мисфайр всадил кулак точно под честплейт, в сплетение проводов. Глитч еще никогда не был так счастлив знать, что его ненавидят. По-настоящему, отвязно, безумно ненавидят. Чувства Мисфайра, облеченные в слова, нашли цель. Поплывший металл, отключившаяся правая оптика, вмятины, обломанные края пластин не имели значения. От удара Глитч согнулся – и впился в губы Мисфайра неконтролируемым, восторженным поцелуем. Забормотал, сбивчиво и торопливо, делясь восторгом: – Ты прав, я виноват… я был… ужасным мехом, как ты и говоришь… Возбужденная радость пульсировала – и находила выход. Он чувствовал. Он снова – наконец-то – говорил с искрой, ясной и легко управляемой! И ему хотелось поделиться счастьем, а не болью, хотя лицо и горело. Мисфайр уткнулся дулом в подбородок, по-прежнему наваливаясь. Координации на то, чтобы высвободиться, ему не хватало. Он зарычал. Даже эти вибрации превращались в настоящую, объемную эмоцию, которая сводила с ума и восхищала. – Но вы мне дороги! Я действительно вам благодарен!.. Я докажу, если ты меня не убьешь, – Глитч, потеряв последние крохи самообладания, приник к Мисфайру, словно желая сравнить ощущения с пульсацией чужой искры напрямую. – Я стану лучшим десептиконом… – Жалкий ублюдок! – гнев Мисфайра теперь смешивался с растерянностью, но никуда не делся. Его эмоциональный фон будто бы вливался в рот Глитча, стекал ниже, к искре… замечательное ощущение, по которому Глитч шлаково скучал. Он совсем забыл, как хорошо видеть всех насквозь. Точно знать, что происходит в чужих искрах. – Трусливый гаденыш… – Да! Да… – бормотал он, не в силах оторваться. Мисфайра поглощало его экстатическим восторгом. Сколько в нем сверхзарядки, уже не имело значения, контроль он потерял не из-за нее. Одержимый эхом чужого экстаза, он нетерпеливо обхватил Глитча поперек корпуса. Денты впились в поврежденную губу, разрывая размякший металл – следы останутся… Нейросеть полыхала. Глитч с трудом оторвался, заглядывая Мисфайру в оптику и продолжая шептать, сам не понимая, что несет. Благодарит? Заверяет в верности новым товарищам? Умоляет? Умоляет. Не останавливаться. Говорить. Ненавидеть. Глубоко и сильно… Не уходить. Мисфайр перехватил его за пояс и развернул спиной к себе, бросая честплейтом на вентиль. Сунул колено между бедер. На свежем шраме от этой возни осела мусорная крошка. Глитч открылся, наклоняясь. От резкого толчка проехался честплейтом по ребристой поверхности. Равновесие он потерял, Мисфайр тоже, так что вмятина от вентиля на броне останется знатная. Зато в порт вошли пальцы, задели несколько контактов… джампер последовал почти сразу. Глитч вскрикнул, вскидываясь. Мисфайр тут же толкнул ему в рот пушку, еще горячую: – Заткнись! Башку! Оторву! Музыка отключилась, но Глитч не помнил, чтобы отдавал команду. Перегрев, наверное. Ток поступал рваными передачами, давно не работавшие предохранители инт-системы засаднило. Глитч успел завестись, но системное возбуждение еще не разошлось, и Мисфайр драл грубо, по сухому, едва попадая в разъемы. Бормоча ругательства. Глитчу ни разу в жизни не было так больно, и никогда боль его так не восхищала. Она сочеталась с гневом, уже не ясно, чьим, с возможностью управлять Мисфайром… слышать, чего он хочет, даже если он хочет оторвать автоботу башку. Или – засадить поглубже. Он сам не ожидал, так припрет жажда коннекта, да? Но Глитч удержаться не смог. – Фраг! Бездонный ты урод! – Мисфайр разогнался так, что между ними наверняка тянулся дымок, но Глитч нетерпеливо открывал все новые порты. Ему хотелось больше. Тазовая секция перестраивалась. – Кто тебя растрахал?! – Чт-т… – Дырка шире руки! – не затыкался Мисфайр. Злость. Такая яркая. Так близко. И неудовлетворенность, ранящая искру. – Что мне сделать? – выстонал Глитч, не понимая, в чем проблема. – Я утону ща, – Мисфайр приподнял его, удерживая за шлем, и зашарил под капотом. – Шлюзы давай! – Но… – Давай, я сказал! И дернул так, что чуть сегменты нейроствола не хрустнули. Глитч едва сообразил, что от него требуется. Раньше он не заправлялся во время интерфейса. В топливе Мисфайра – авиатопливе, которое похоронит фильтры наземника, – столько присадок сейчас, что это попросту опасно. Нет? Роллер говорил, важно соразмерять… учитывать… поэтому они не… Сначала один, потом второй шлюз зацарапали тупые когти. Мисфайр не собирался ждать, пока Глитч откроет заслонки. Пока он мешкал, в губы снова что-то ткнулось. Острый запах. Нетерпение. Эхо страха, восторга, ненависти, радости… разом. Он приоткрыл рот, и Мисфайр вогнал в него третью насадку до самой резьбы. Остальные шланги уже нырнули в баки. Он испугался, что так не сможет говорить, но говорить уже не требовалось. Мисфайр заливал его авиатопливом, смешанным со сверхзарядкой. Насадка во рту тряслась и стучала по дентам. Глитч забрал ее так глубоко, как мог. Почти так же круто, как пальцы. Можно… облизать. Роллеру нравилось… когда он посасывал их, подкладывая глоссу. Как же больно. Фейсплейт остывал, пока он глотал грязное топливо. Когда Мисфайр перезагрузился, то придавил сверху еще сильнее, а насадку не вытащил, и она процарапала горловой шлюз. Глитч все еще улыбался. Кто бы мог подумать, что стать самим собой так хорошо… Мисфайр пришел в себя нескоро. Глитч успел сползти с вентиля так, чтобы они оба не навернулись со скалы, но не выкарабкался из-под джета, а дождался, пока тот вернется в онлайн. Разве что приемную систему свернул, насколько позволял джампер внутри. Оборудование Мисфайра – не такое большое, как у Роллера. Глитчу не хватило сил и энергии для перезагрузки, но – и не важно. Он не ради нее… да он и не представлял, что все так выйдет… Теперь он лежал, как оглушенный, и почти не вентилировал. Едва Мисфайр промигался оптикой достаточно, чтобы вспомнить, где он, то дернул на себя разом все шланги. Глитча тряхнуло. – Что это было? – хрипло спросил Мисфайр. Прозвучало грозно, но на самом деле он был растерян. – Я тоже не… собирался, – извиняясь, смущенно пробормотал Глитч. – Ты ебнутый?! Я тебя убивать пришел, а ты… шлак, – Мисфайр сел и почему-то протер губы, как будто поцелуи Глитча его испачкали. Хотя, может, частички расплавленного фейсплейта и прилипли к нему. Затем он окинул еще раз взглядом сплетенные инт-системы и стал нервно отключаться, болезненно дергая контакты остаточным электричеством. – Я не удержался… – Жалкое уебище, – прорычал тот. – Что у тебя в башке творится? В башке бурлило целое море некаталогизируемых мыслей. Глитч заставил себя забыть о прошлом, поверить, что никогда снова не почувствует искрой чаяния и страхи других мехов. Но сейчас он сидел и смущенно подсматривал в искру Мисфайра. Его переполняли стыд и отвращение. К себе. К автоботу. Пусть презирает. Он же думает, что жертва струсила, а не перевозбудилась от прочувствованных угроз. Глитч был слишком благодарен ему, чтобы жалеть о случившемся, но – сочувствовал. Плохо, что он заставил Мисфайра себя изнасиловать. Было столько сценариев! Успокоить его. Убедить отложить расправу до тех пор, когда он хотя бы будет трезв и контролировать себя… но случилось то, что случилось. Глитч очень старался, чтобы, раз уж он спровоцировал коннект, Мисфайру понравилось! Грубый пьяный интерфейс оказался вполне в его духе, но смятение оттого никуда не делось. – Я больше не… – начал Глитч. – И не подходи ко мне даже! – перебил Мисфайр. – В следующий раз сунешься – сплавлю тебе траходром между ног этим же плазмоганом! Запал прошел. Больше Мисфайр убивать его не собирался, наоборот, хотел поскорее уйти. Глитч молча прощупал ожог и следы дент на губах. На клик задержал пальцы, легко целуя их. – Я счастлив, – проговорил он очень тихо. Оказалось, так здорово вновь стать собой! Сколько бы боли это ни принесло.***
В лагерь он вернулся нескоро, как можно незаметнее прошмыгнул к сальверконам и с облегчением провентилировал: в отсеке был только Спинистер. Заметив расплавленный фейсплейт, он выдал возмущение без слов – одним взглядом. Глитч затворил за собой дверь, мягко нажав на панель. – Я хотел… – Есть же медики! – перебил тот. – Знаю. Я… привык к тебе, – Глитч виновато развел руками. – Выглядит страшно, но я в порядке. Только горло посмотри, пожалуйста. Спинистер молча покачал головой, но «пациент» оттого не вздумал уйти. Поэтому он нехотя кивнул, мол, подойди, не вставать же. Глитч сел рядом на платформу, подставляя фейсплейт и открывая рот. – Фраг, – веско поставил диагноз Спинистер. – Я чистил оружие, – соврал Глитч. – Оказалось, предохранитель сломан. – Мне не интересно, – предупредил тот. Ложь – но Глитч не стал улыбаться, обнаружив ее. Фейсплейт шлаково сводило, когда он напрягал наносервоприводы. Так что он терпеливо ждал, пока Спинистер, брезгливо подцепив за подбородок, приглядывался к отпечатку дент. – Кто? – Не важно. Я не буду привлекать внимание. Все функционирует, как надо. Он дозировал спокойствие в голосе, чтобы не выглядеть слишком подозрительным. Травма его не беспокоила. Если бы не покушение, он не вернул бы самую важную часть себя! Странно, что не потеря, а обретение голоса продемонстрировало, как много талант слышать – и говорить – значил. Так или иначе, он получил второй шанс… а расплавленный фейсплейт – заслужил. И даже на Мисфайра не злился. – На самом деле, если можешь… я бы убрал следы, – добавил он. – На губах. – С ума сошел. Плавить же, – под маской Спинистер, наверное, всегда кривился. Или у него вокалайзер пожжен, или он моделирует отвращение нарочно, чтобы к нему не приставали. – Я потерплю. – Не натерпелся? – Спинистер выудил паяльник из-под платформы, где он заряжался перед грядущим походом. – Это… недопонимание, – ускользнул от ответа Глитч. Он беспокоился, не перебарщивает ли. Не вызовет ли у Спинистера еще больше подозрений. Но автобот, недавно принятый в ряды десептиконов, правда мог нарваться, разве нет? – Меня только мучает один вопрос. Личный, и мне неловко его задавать, но больше некому… с моей инт-системой что-то не так? Спинистер уставился на него округлившейся оптикой. Потом передернул плечами: – Ты еще и… Фраг! Не хочу знать. И уж тем более не хочу обсуждать твои… – Прости! Ты единственный медик, который… знает… все про мою конструкцию, – замялся Глитч. Как бы Спинистер ни открещивался, в путешествии по Сизым высотам он был их лечащим врачом, проводил техосмотры и решал самые разные проблемы. В том числе с отложениями солей в малоиспользуемых частях корпуса, окисление залежавшейся проводки… Он скрежетал дентами, но всех осматривал. – Я не медик! – прошипел Спинистер. – Но да, она странная. Такая же странная, как ты. – Почему? – проигнорировав последнее замечание, удивился Глитч. С тех пор как он узнал, как пользоваться интерфейс-оборудованием, он не испытывал ничего, что можно было бы назвать словом «странно». Да, до эмпураты джампер и порт выглядели не так. Но он не заказывал каких-то особенных конфигураций, и… и у него был замечательный коннект с Роллером, во время которого он быстро достигал совершенно крышесносных перезагрузок! Возня с Мисфайром даже сравнения не удостоится с интерфейсом, который у Глитча был раньше. Спинистер покачал паяльником, сердясь, что приходится развивать тему: – Огромная приемная система, мелкий джампер. Я бы сказал, это не очень естественно. Если ты таким сформировался, то ты – уникум, который может трахаться только с Астротрейном, – он пожал плечами. – Но я видел следы операции. Так что да. Ты странный. И я не хочу знать, помнишь? – добавил он. – Если не передумал, давай сюда свою морду. Пока остываешь, посмотрю на шлюз. – Не передумал, – ответил Глитч. – Не менять же фейсплейт… столько мороки. Может, маску потом сделаю… не хочу всех задерживать. – Самоотверженный селфхарм, – хмыкнул Спинистер неодобрительно. – Но ты же понимаешь, что не я, так другие спросят, – он помолчал. Глитч занервничал: все-таки неприятно было сидеть зафиксированным перед паяльником и ждать контакта. Боли, за которой восторга уже не последует. – Это был Мисфайр? Спинистер задавал вопрос с сомнением в голосе, и Глитч за это уцепился. – Нет! – заверил он. – Он бы не промахнулся, правда? Он сделает так, что Спинистер поверит в ложь. Все поверят! Глитч не хотел разрушать команду, к которой привык, а Мисфайр не заслужил прослыть самым худшим десептиконом. Воздействовать на мехов, с которыми предстоит служить, Глитч больше не собирался – и твердо пообещал себе сдерживаться, – но… Лгут все. Хотя бы иногда, друзьям или врагам, но лгут, и часто – ради общего блага. Так что Глитч просто будет очень убедительным. – Ты не знаешь, где Фулкрум? – спросил он, переводя тему, чтобы отвлечь Спинистера от расспросов, а себя – от жара, который вот-вот снова опалит фейсплейт. – Не видел его в лагере. – Накануне его увезли в Тарн. Попробуют пробиться. Хотят найти там мозгоправа, – Спинистер паяльником коснулся отпечатка на нижней губе и замолчал. Его лимит слов на сегодня явно был исчерпан. Глитч не успел сказать, что ему жаль, а значит – не выдал свою тайну. Спохватился он, впрочем, после того как металл зашипел, плавясь и меняя характерные отметки на кривой потекший шрам. Повреждения корпуса легко исправить. То, что наворотил впопыхах, с безрассудной искрой, сложнее. Найти Фулкрума будет непросто, учитывая, что у сальверконов долго не появится повода соваться в Тарн. Однако когда-нибудь Глитч его найдет, а пока… Пока он терпел жар ради будущего, которое плохо представлял, но собирался обдумать, как только снимет подозрения с Мисфайра и покинет лагерь.***
Эйфория проходила. Мехи вокруг тоже больше не вели себя, будто им в мозги насовали нейроусилков, – контроль над голосом потихоньку возвращался. Глитч опасался, что следом нахлынет разочарование, но оно не наступало. Осознание – пришло, но отношения с командой оно не испортило. Да, Глитч прекрасно понимал теперь, с кем служит. И почему Мисфайр называет Флайвилса «блаженным» – тоже. Так и есть, Флайвилс – восторженный и безобидный наркоман, травмированный прошлым так, что лезть к другим со спасительными беседами осталось единственным полезным умением. Но Глитч ему уступал, и с радостью. С благодарностью за то, что протянул руку в самом начале нового пути. Если бы не заступничество Флайвилса, Мисфайр бы пристрелил автобота. Ненависть этого джета была настоящей, не показушной. Напротив, он едва ее сдерживал. Истоки ее лежали не в идеологии или личных счетах, ненависть проистекала из самой природы его искры. Если что-то и ожесточило его, то очень давно. Отсюда – грубость, нетерпение, вспыльчивость. И все же даже Мисфайр старался делать что-то хорошее. Дамус стремился превращать тех, кого вербовал, в идеальных автоботов. Сальверконы же спокойно позволяли себе неидеальность, но продолжали заниматься делом. Крэнкейз, например, Кибертрон продал бы ради безопасности – но по-прежнему выходил на миссии, отчасти надеясь нажиться, отчасти из привязанности к такому активу. Во время перестрелок он прятался, но без его изворотливости поисковая команда из сальверконов была бы не очень эффективная. А вот Крок ничего не боялся; по правде, он ничего и не хотел. Он – выгоревший мех, Глитч даже не думал раньше, что такие бывают лидерами. Оказалось, бывают. Однако не Крок, и даже не Флайвилс доказал, что Глитч может исправиться. Не этим двоим давать такой шанс автоботу, найденному на поле дезактивов. Мегатрон – вот кто пообещал ему прощение. Фраг, конечно, Мегатрон ничего не знал о нем! Спонтанно причисленный к спасательному отряду Крока, малозначительному настолько, что едва ли его члены фигурировали в отчетах по именам, Глитч мог увидеть лидера лишь издали. Зато оковы страха спали, когда искра зазвучала вновь. С тех пор он слушал все обращения Мегатрона, перечитывал «К миру» раз за разом – и поражался тому, как много прощения способно вместиться в одном мехе. Он мечтал увидеться лично, но для этого стоило стать кем-то другим. Кем-то получше Глитча, тащившего за собой тоску и слабость в новую жизнь среди десептиконов. Думая о том, каким он мог бы предстать перед Мегатроном, Глитч оглядывался вокруг и понимал кое-что еще. Сколько бы хорошего ни сделали для него сальверконы, отряд Крока куда чаще спасает собственные бамперы и кокпиты, чем товарищей. Не из-за трусости или излишков гнева… просто Крок не силен в том, чтобы выжимать максимум из имеющихся у него в подчинении мехов, а остальные работают в силу привычки. В первую очередь, они выживают сами, спасая тех, кого удалось зацепить. Нужно время, но Глитч станет хорошим воином. Настоящим спасителем. И вот тогда у него будет право пожать Мегатрону руку.