Восход темноты

Стоя над раковиной и торопливо смывая кровоподтёки с лица, Мэтт ругал себя за потерю чувства времени: было почти семь утра, скоро проснётся Дженни, и ему очень не хотелось, чтобы дочь застала его в таком виде — она не знала о тайне отца. С рождением Дженни он стал осторожнее и дисциплинированнее, не позволял себе беспечно отключиться посреди гостиной или не обработать как следует раны, не оставлял в беспорядке аптечку или использованные бинты с пластырями. Мэтт оплошал лишь однажды: раненный свалился у лестницы, и на грохот примчалась не только Карен, но и проснулась пятилетняя дочь. Дженни тогда ничего не успела понять из-за темени и полусонного состояния, да и Карен быстро отвела её обратно в кроватку, заверив, что ничего страшного не случилось. Простреленное плечо ныло адски. Мэтт, стиснув зубы, извлёк пулю, промыл и забинтовал рану. Надел свежую футболку с трениками и тихонько вышел из ванной, надеясь незамеченным проскользнуть в спальню. — Нифига себе, ты встал раньше мамы? — Дженни, потирая глаза, поднималась из своей комнаты. — И тебе доброе утро, — отозвался Мэтт и сокрушённо мотнул головой, разозлившись на провальную попытку не столкнуться с дочерью. — Я тогда и тебе тосты сделаю, — громко прошлёпала босыми ногами на кухню. — Тебе с джемом или с беконом? — С чем хочешь, — ответил Мэтт и нехотя поплёлся к кофеварке — ложиться спать было уже бесполезно. — А ты чего так рано? — Так в школу же, — пожала плечами. — Ты какой-то потерянный, — дурашливо ткнула его в плечо. Мэтт едва не взвыл от боли, но вместо этого отвернулся, рефлекторно открыл рот, широко распахнул заслезившиеся глаза, а затем зажмурился, борясь с желанием схватиться за больное место. — Не хочу идти, — негромко произнесла Дженни, доставая из пакета четыре ломтика белого хлеба. — Пойду маму разбужу, — невнятно бросил Мэтт и ушёл в комнату. Дженни обиженно уставилась на закрывшуюся дверь: он будто не услышал, что она сказала. Показала двери язык. Облокотившись на столешницу и подперев кулачками щёки, смотрела на тостер, выжидала тот самый момент, когда выскочат поджаренные хлебцы — ей нравился звук, с которым вылетали два бело-рыжих облачка, испуская вкусный пар. Сладкий персиковый джем поднял настроение, сытость притупила обиду, но Дженни уже не хотела проводить с родителями утро. Наскоро заплела косу, надела отцовские очки, которые стянула ещё со вчерашнего ужина, закинула за спину кожаный бордовый рюкзачок и выскочила за дверь. Новый учебный год и новая школа: престижная, с углублённым изучением любимой физики. Дженни не хотела переводиться, но родители настояли. Скандалов не было, как и бессмысленных упрёков. Дженни прекрасно осознавала, какие перспективы открываются для учеников, окончивших эту школу: гранты в университеты «Лиги плюща», стажировки в Европу и повышенные стипендии — настоящее, большое будущее. Получить место для дочери в элитном учебном заведении в знак благодарности Мэтту помогла бывшая клиентка — директриса школы. Дженни всеми силами старалась оправдать своё поступление: усердно училась и не прогуливала. Однако учёба из захватывающего опыта постепенно стала превращаться в рутину. К тому же все друзья остались в прежней школе, и Дженни после уроков стремглав мчала туда, чтобы повидаться с ними, вместе побродить по городу и позависать на крышах — любимое занятие небольшой компании из чудаковатой девчонки и двух совершенно непохожих друг на друга парней: смешного тощего гика Оливера и красавчика-спортсмена Дилана. В последнего Дженни была тайно влюблена в первом классе, но когда первая влюблённость прошла, оказалось, что у ребят много общего, и они стали друзьями. Гремя ботинками и пиная редкие опавшие листья, Дженни шла вдоль проезжей части, залитой медовым солнечным светом. Ей нравилась собственная невероятно вытянутая острая тень, и она то и дело припрыгивала, чтобы тень сделалась ещё длиннее. Металлические наружные лестницы, переливаясь в лучах обсидианом, так и манили взметнуть вверх — подальше от земли, ближе к ультрамариновым небесам с разбрызганными перистыми облаками, к ласковому утреннему солнцу, объявшему сонный Нью-Йорк. Большая маленькая птица расправила руки-крылья и бегом полетела вперёд, воображая будто с небес льётся пьеса «Лебедь» из сюиты «Карнавал животных» Камиля Сен-Санса¹, которую на прошлой неделе ставили в музыкальной школе и которая теперь не шла у неё из головы. Старшая группа готовила произведение для предстоящего показательного концерта, и Дженни украдкой наблюдала за репетициями, прячась на хорах, воображая, что это она играет партию виолончели, а не высоченный рыжий мальчишка в очках на пол-лица. Представляла, как бы папа гордился ею, если бы пришёл хоть на один из многочисленных концертов, на которые она его приглашала. Она знала, что у него много работы, ведь отец один из лучших адвокатов в городе. И Дженни делала вид, будто по-взрослому совсем не обижается и всё понимает, но в глубине души таила горькую обиду: «Папа перед всеми в лепёшку готов расшибиться, кроме меня!» — думала она порой в сердцах, после очередного отцовского «прости, большая маленькая птица, но твой капитан сегодня снова не сможет…». Так и хотелось выкинуть что-нибудь эдакое, пусть даже плохое, лишь бы он обратил на неё внимание и оторвался, наконец, от своих дурацких бумажек и своих дурацких клиентов! И Дженни выкинула: на перемене подралась со старшеклассником, дразнившим своего забитого одноклассника. Мэтт, Карен и Фрэнк собрались в гостиной, чтобы обменяться сведениями, но едва Мэтт открыл рот, как на столе завибрировал телефон. — Подралась? Дженни? — нахмурившись, удивлённо переспросил Мёрдок, поправив очки. — Простите, но на мою дочь не похоже, вы уверены… — на том конце перебили, и Мэтт нервно поджал губы. — Хорошо, буду в течение часа. — Что случилось? — обеспокоенно спросила Карен. — К директору вызывают! — всплеснул руками Мэтт и звонко хлопнул себя по коленям. — Понятия не имею, что там произошло, но наша дочь подралась с каким-то парнем из старших классов. — Боже, она в порядке?! — воскликнула Карен. Касл, запрокинув голову, громко загоготал: — Ставлю полтинник на то, что тот кретин сам нарвался, — уверенно заявил он, — Джей не стала бы просто так руки распускать. — Да она вообще не стала бы распускать руки, — поправил Мэтт. — Видимо, ты плохо её знаешь. — Я прекрасно знаю свою дочь, — в голосе Мёрдока прозвучала нотка самодовольства. — Да-да, папаша, я вижу, — прохрипел Фрэнк, продолжая смеяться. — Чёрт… — беспомощно повесил голову, громко выдохнул и прогладил галстук. — Надо идти. Справитесь тут без меня? — Сам пойдёшь? — усмехнулась Карен, сложив на груди руки. — Смотри не заблудись тогда! — Карен, давай не сейчас, — задела за живое: в последнее время они часто ссорились из-за Дженни. — Я же проявил инициативу, как ты и просила, — положил руки на пояс, приготовился обороняться. — Вот видишь — потому что я тебя попросила, — недовольно вскинула бровь, но тон не повышала. Мэтт цокнул в излюбленной пассивно-агрессивной манере, накинул пиджак, взял трость и направился к выходу: — У меня иногда чувство, будто ты вчера за меня замуж вышла, — буркнул он, захлопывая дверь. Напряжённое молчание повисло в воздухе, и Фрэнку невольно сделалось неловко. Он безмолвно потягивал прохладное пиво и, щурясь от солнца, смотрел в окно. — Прости за эту сцену, — Карен чуть сжала его предплечье. — Тяжёлые времена? — повернулся к ней и ободряюще приулыбнулся. — Вроде того, — усмехнулась, потупила взгляд. — Я не жалуюсь, знаю, что мы не совсем вписываемся в понятие нормы, просто… — закусила губу. — Знаешь, я ведь многого от него не прошу, всего-то чуть больше уделять внимания Дженни. Нет, он молодец, — неосознанно защищала Мэтта, — он правда старается. Но ей сейчас одиннадцать, ты же знаешь, что это за возраст: она меняется, ищет себя и своё место в мире. Мэтту надо стараться капельку больше, понимаешь? — Тяжело признавать, что твоя малышка взрослеет. Уверен, все отцы проходят через отрицание этого факта! Дай ему время, Карен, к нему придёт осознание. Карен прошлась до холодильника, взяла себе тоже бутылку пива и после нескольких глотков вернулась обратно на диван, захватив документы, которые Мэтт стащил с места убийства. — Просмотрела эти бумаги, пробила названия фирм, их деятельность, имена владельцев и адреса указанной недвижимости, — небрежным, но изящным расчёсывающим движением убрала волосы со лба, и Фрэнк неосознанно залюбовался ею. — Кажется, дело и впрямь в незаконных сделках. Причём на миллионы долларов, которые в одних отчётах есть, а в других уже нет. К отчётам прилагалась карта с множеством отметок. Я посмотрела в интернете, что по тем адресам, но там ничего — якобы пусто. Но парочку мест я всё-таки посетила. В одном, в самом деле, ничего — огороженная металлическими прутьями пустошь. Второе место в пригороде: огромный участок леса, обнесённый высокой железной изгородью. У ворот трое охранников внушительных размеров. Я наблюдала около часа, и за это время туда въехал чёрный лимузин. Правда, через час охранники, видимо, начали что-то подозревать, подошли к моему такси и настоятельно попросили уехать. — Ха! Я думал, только у нас с Мёрдоком был весёлый денёк, — помотал головой, почесав щёку. — Ты хоть Мэтта предупредила? — Забыла, — пожала плечами, — увлеклась. — Если где-то в мире и есть стабильность, то это у тебя Пейдж! — никак не мог отвыкнуть называть её девичьей фамилией, а Карен никогда не поправляла: его грудное проникновенное «Пейдж» было островком ностальгии, в которую порой было приятно окунуться. Неизменное «Пейдж» было прочной нитью их необыкновенной связи, которую Карен ни за что не хотела потерять. Она и до замужества редко виделась с Фрэнком, всякий раз теряясь в догадках о том, где он и что с ним — жив ли он или на волоске от смерти, но с момента вступления в семейную жизнь их встречи и вовсе стали чем-то особенным. Зато в потрёпанной коробке из-под обуви скопилось столько открыток из разных штатов, что по ним легко можно было составить карту США. Хотя, скорее уж карту захудалых мотелей и придорожных баров: Карен прочерчивала в мыслях его маршрут с каждой новой открыткой, достраивала его, старалась угадать, какой следующий город успокоит её душу пёстрым картонным посланником. Иногда у неё даже получалось. — Не знала, что ты в Нью-Йорке, — тихо произнесла она. — Заехал по делам, — сдержанно ответил Фрэнк, — помочь одному приятелю. Ты его не знаешь, — опередил вопрос Карен. — Козлы, что напали на Мэтта, мне были не нужны, но они знали тех, кого я искал. Так и пересеклись. — Ясно, — кивнула Карен, не желая представлять, что на самом деле стоит за касловским «те, кого я искал».

***

Бессонная ночь и чудовищная ноющая пульсация в простреленном плече мешали Мэтту сконцентрироваться на том, что говорила директор. Он прилагал титанические усилия, чтобы не уснуть прямо в кабинете — в предательски уютном, мягком кожаном кресле. Чтобы не вырубиться, он до боли в разбитых костяшках впивался кончиками пальцев в подлокотники, и в какой-то момент директриса, сердито повторяющая о «вопиющем поведении», обратила внимание на его руки и на мгновение смутилась. Лохматая Дженни, поминутно поправлявшая разодранную грязную блузку, заметила смятение директрисы и сдавленно хихикнула: отчего-то её позабавило это. — Вот! — директриса указала на Дженни. — Посмотрите, мистер Мёрдок, её даже совесть не мучает! — она не сразу сообразила о неуместности слова «посмотрите». — То есть… я хотела сказать… — Всё нормально, — успокоил её Мэтт. — Обещаю, этого больше не повторится, — вкрадчиво, но решительно заверил он, — мы с Дженнифер поговорим дома об этом инциденте. Дженни, выпучив глазёнки, с опаской поглядела на отца: прозвучавшая из его уст полная форма её имени была не к добру. — Уж надеюсь, — ответила директриса и снова впала в ступор, разглядывая кровоподтёки на костяшках Мэтта. Он это почувствовал: — Вас смутили мои руки? — Что? — опешила женщина. — Я не… — Могу вообразить, как мы сейчас выглядим на пару с дочерью! — обезоруживающая, нарочная улыбка. — Со слепыми такое иногда бывает: то влетишь во что-нибудь, то костяшками по асфальту проедешь, — его очаровательный смех окончательно размягчил директрису, которая не смогла удержаться от ответной улыбки. — Зато выглядишь, как задира! — повернул голову в сторону Дженни. — Мы разберёмся в ситуации, миссис Харпер, — поднялся с кресла, поправил полы пиджака и расправил трость. Дженни не стала дожидаться отца или разрешения директрисы Харпер: схватила свой рюкзачок и пулей вылетела из кабинета, сбежала вниз по ступенькам на улицу и, вздохнув полной грудью, стала дожидаться отца. Всегда совестливая и старающаяся поступать правильно, в эту минуту она не чувствовала угрызений совести или раскаяния. Кровь, сочащаяся из разбитой губы, не беспокоила её. Даже напротив — солоноватый металлический привкус победы и маленького бунта приносил необъяснимое удовлетворение. — Ну, рассказывай, — протянул остановившийся рядом с ней Мэтт. — Да что там рассказывать, — смахнула с лица выбившуюся из косы пушистую прядь волос, — ты всё слышал. — Хочу послушать твою версию, Дженни. — Ох… — издала она с театральной мучительностью. — Я делала, как вы с мамой меня учили. — Не припомню, чтобы мы с мамой учили тебя отвешивать тумаки, — подыгрывая дочери, в театральной манере изобразил задумчивость, приложив ко рту сложенные пальцы. — Я старалась поступить правильно, — повысила голосок, нахмурила по-отцовски брови. — Тот парень обижал одноклассника без причины, типа весь такой крутой, — цокнула. — Ну, я и заступилась… — Детка, любой конфликт можно попытаться уладить цивилизованно, а не бездумно пускать в ход кулаки. — Не любой конфликт можно решить «цивилизованно», — показала в воздухе пальцами кавычки, но больше для себя — Мэтту она выделила слово саркастической интонацией. — Сорвиголова бы точно заступился за того мальчика. — Сорви… чего?! — Мэтт в изумлении округлил глаза и непреднамеренно прыснул. — Пап, ты с луны свалился? Ну, мститель такой, алло! У нас все в школе по нему тащатся. — Господи… — зажмурив глаза, сконфужено потёр лоб. — И что, ты этого понабралась у… у Сорвиголовы? — Он никогда не позволяет обижать тех, кто слабее, — деловитым голоском отозвалась Дженни, пиная маленький камешек. — Милая, Сорвиголова надирает зад преступникам всех мастей, навряд ли бы он стал дубасить глупого школьника, — нашёлся Мэтт. — Ты только не обижайся, пап, но тебе не понять. — Действительно, куда уж мне! — усмехнулся Мэтт. — Короче говоря, — натянул серьёзную мину, — не знаю, что там говорит Сорвиголова, но я — твой отец — настоятельно прошу тебя, Дженнифер Маргарет Мёрдок, пересмотреть свои взгляды относительно «правосудия», — следом за дочерью сделал из пальцев кавычки. — Иначе наш следующий разговор будет уже при отягчающих обстоятельствах, а значит мне придётся играть сторону обвинения, а я это не люблю и не то чтобы особенно умею. — Мягко и нежно улыбнулся, приятельски пожал её горячую ручку. — Договорились, большая маленькая птица? — Договорились, — Дженни не верила в свой ответ, но вынужденно капитулировала, не желая ссориться с отцом. Подул прохладный ветер, разворошил засохшие опавшие листья, расплескал в воздухе октябрьскую горечь. От вида неминуемо умирающей природы Дженни сделалось невыразимо грустно, но она притворно улыбнулась, высвободила руку из ладони отца и поскакала впереди него бесёнком: ей больше не хотелось проводить время с отцом, не хотелось, чтобы он пришёл на её концерт в музыкальной школе, не хотелось, как раньше, делиться самыми сокровенными мыслями и чувствами. Ей хотелось убежать от него как можно дальше и не слышать этот снисходительно-поучительный тон. Как будто она ничего не смыслящий в жизни ребёнок! Прибавила скорости и улизнула от него за ближайшим поворотом.