***
У нее были проблемы. Прям куча проблем. В ее животе все бурлило, когда она шла позади Мако и Нару по школьному двору. Она с трудом переставляла свои ноги, а руки сжимали кожаную сумку с книгами, которая казалась ей тяжелее обычного. Она была заполнена книгами, которые были ей нужны, чтобы сдать тупой завтрашний тест по химии, про который она совершенно забыла. Мисс Харуна пообещала ей после уроков, что если она напишет этот тест меньше чем на восемьдесят процентов, то ее оставят на летние занятия. Ее лицо то бледнело, то краснело от негодования. Не может быть! Она обязательно его завалит, и тогда ее летним каникулам придет конец! Все, что они планировали делать с Мамо-чаном перед тем, как он официально станет студентом Университета, пропадет, и все из-за нескольких бесполезных химических формул, которые она, если честно, не собирается использовать в дальнейшей жизни. Она так погрузилась в свои мысли, что не заметила, как Макото остановилась, чтобы посмотреть на нее, так что Усаги буквально врезалась в своих друзей. От неожиданность она потеряла равновесие и, если бы не Макото, которая схватила ее за руку, она бы свалилась на асфальт. Кровь подступила к ее щекам, а в уголках глаз появились слезы, которые она тут же вытерла. Сегодня был явно не ее день, и ей даже изрядно поднадоела эта эмоциональность. Макото сочувственно улыбнулась и наклонила голову набок с заботливым выражением лица. — Ты в порядке, Усаги-чан? — поинтересовалась она после того, как отпустила руку подруги и отошла на пару шагов назад, показав небольшое волнение на своем лице. — Ты сегодня сама не своя. Усаги сглотнула, сжала сумку в руках еще сильнее и кивнула. — Да, ты права, Мако-чан, — вздохнула она. — Завтра у меня будет тест, и если я наберу меньше восьмидесяти процентов, то меня заставят ходить в летнюю школу, — произнесла она, вздохнув и опустив свой взгляд, смотря теперь на кожаную туфлю Макото. И почему она не могла быть хоть немного внимательнее на уроке? В ее поле зрения появились аккуратные, идеально отполированные туфли Нару, и Усаги медленно подняла голову и посмотрела в ее лицо, на котором была теплая улыбка. — Усаги-чан, у тебя еще есть время позаниматься, — мягко сказала она, — еще не так поздно. — Нару-чан, я рада, что ты в меня веришь... — начала она и перемялась с одной ноги на другую. — Но пройдет вечность, прежде чем я сгруппирую все записи, выучу их и прочитаю шестую, седьмую и восьмую главы учебника, для того, чтобы иметь хоть какие-то шансы сдать! — она практически плакала, представляя свой провал и скучные каникулы. Нару вздохнула и перекинулась взглядом с Макото. — Усаги-чан, мне кажется, что тебе нужна помощь, — предположила она, и Усаги, совершенно поникнув, кивнула. — Усаги-чан! — воскликнула Макото голосом, который приобрел положительные нотки. — Теперь скажи, какого очень умного человека, который сделает все, что угодно, ради твоей улыбки, ты знаешь? — спросила она, наклонив набок голову. Усаги сдвинула брови в раздумии, но затем ее глаза расширились в озарении. Конечно! Как же она могла забыть? Мамору был умнейшим человеком, которого она знала, и если кто-то мог помочь ей с учебой, то это определенно был он! Она ожила лишь только на один момент, а затем снова поникла, стоило ей только вспомнить, что сегодня понедельник. Ох, как же она их ненавидела! И не только потому что начиналась долгая учебная неделя, но еще и потому, что это был день, когда Мамору сидел дома и занимался, делая всякие школьные задания, которые не успевал делать на неделе. Они пришли к этому решению много месяцев назад. Усаги знала, насколько школа была важна для Мамо-чана. В конце-концов, они хотел стать врачом, и игровой центр явно отвлекал его от учебного процесса. Обычно после этот он еще и ужинал с ее семьей, поэтому возвращался домой поздно и не успевал делать все домашнее задание. Усаги замечала, как сильно он уставал, поэтому они решили, что отныне Мамору будет полностью посвящать понедельники школе и домашним заданиям. Это была очень хорошая идея, но сейчас он не поможет ей с химией. — Сегодня понедельник, Мако-чан, — вздохнула она, но ее подруги почему-то снова переглянулись с непонятной улыбочкой. И что бы это могло значить? Нару уже открыла рот, чтобы сказать ей что-то, но тут же закрыла его и мотнула головой. — Усаги-чан, я не думаю, что Мамору выгонит тебя, если ты постучишься в его дверь и попросишь о помощи, — сказала она мягко. — Ведь он влю... он — твой лучший друг в конце-концов, — поправилась она. Усаги всмотрелась в ободряющее лицо подруги и вздохнула. Она не знала, сможет ли Мамо-чан вообще выделить ей время, но ведь он правда ее лучший друг, и мир не обрушится, если она попросит его о помощи. Она кивнула и уже почувствовала, как вместо тяжести в ее груди расцвело чувство трепетного ожидания, ведь если бы она хотела учиться, то предпочла бы это делать ни с кем иным, как с Мамо-чаном. Может быть, этот понедельник будет не настолько ужасным?***
Она буквально влетела на лестничную площадку, где находилась его квартира, и постучала в его дверь, между тем осознавая, что ее тут быть не должно. Она постучала всего один раз, прежде, чем его дверь открылась, и она была встречена удивленным сиянием его кобальтовых глаз. Она молча взяла его под руку и нырнула в квартиру. Короткие вздохи вырывались из ее уст, и она, сожалея о своем решении не ждать лифт и идти пешком, кинула сумку с книгами на пол. Мамору все еще смотрел на захлопнувшуюся за его подругой дверь, а затем опустил глаза на нее. — Усако, все хорошо? — мягко спросил он и сделал шаг, оказавшись рядом с ней и смотря в ее глаза удивленным взглядом, полным смятения. Этот взгляд вызвал странный трепет в ее груди. Она могла понять его недоумение. По понедельникам она не была тут вот уже несколько лет, и именно она говорила, что Мамору нужен день для самого себя и для учебы. Она неловко улыбнулась, и ее руки сжали ткань его рубашки. — Мамо-чан, — выдохнула она, становясь еще более нервной, что, конечно, было очень глупо. Она могла попросить его о чем угодно. — Мне нужна твоя помощь, — выпалила она, чувствуя, как начинает краснеть. Черт возьми, что с ней такое? Это же Мамору! Внутри себя она поморщилась, наверное, из-за того, что она сильно смутилась. Он всегда говорил ей, что она должна была старательно заниматься, и хоть обычно он делал это своим мягким голосом, от которого она могла только улыбаться, она почему-то боялась признаться в том, как сильно она напортачила. Он нахмурился. — Что случилось, Уса? — спросил он голосом, в котором прослушивались нотки волнения, что только усилило ее трепет в груди. Она нервно прикусила губу. — Ну... в общем... тут такое дело... — начала она, глубоко вздохнув. — Помнишь, я должна была выполнить одно задание по химии? Ну то, про которое я говорила, что сделала почти наполовину, помнишь? — она буквально выдавливала эти слова из себя, сопровождая их нервным смешком, который звучал отвратительно даже в ее ушах. Он медленно кивнул, приподнял брови и скрестил руки, а затем окинул ее укоризненным взглядом. — И ты не сделала его, не так ли? — спросил он с раздраженным взглядом. Напряжение покинуло ее тело, и она опустила плечи и голову от стыда. — Нет. Я совершенно забыла о нем, Мамо-чан, — пролепетала она несчастно, говоря чистую правду. Именно сейчас ей больше всего хотелось, чтобы учеба была ей интересна. — Во всяком случае, — продолжила она, — из-за того, что я не сдала то домашнее задание, моя оценка теперь зависит от одного теста. Если я не наберу хотя бы восемьдесят баллов, меня заставят ходить в летнюю школу! — выпалила она из себя так быстро, как только могла. — Окей, — потряс он головой со смущением, появившемся снова на его лице, — это, конечно, не очень хорошо, Усако, но... — Завтра, — перебила она его, покраснев от стыда. — Тест будет завтра. На секунду он выпучил глаза, а затем он закатил их, раздраженно вздохнув и покачав головой. — Усако, — проворчал он со своим фирменным занудным тоном в голосе, хоть его губы и тронула небольшая улыбка. Она сложила в мольбе руки перед грудью и уставилась на него просящими глазами. — Знаю-знаю! — воскликнула она. — Я облажалась, реально облажалась! Но я правда не хочу ходить в летнюю школу! Ты поможешь мне? — умоляла она его, и ее сердце словно воспарило ввысь, когда он мягко хихикнул. Он впустил ее в квартиру и принялся снимать с себя куртку; очень хорошую кожаную куртку, которую ему подарили ее родители. Девушка удивленно сдвинула брови, ведь одет Мамору был действительно хорошо. Нет, это не значило, что обычно он одевается плохо. но сегодня он был одет очень-очень классно. Он прекрасно выглядел в черных джинсах и синей рубашке, которая была такого же точно цвета, как и его глаза. Тут жей ей в голову пришло, что он собирался уходить куда-то, и ее глаза расширились в испуге. — Ой, Мамо-чан, у тебя были какие-то планы? Прости, пожалуйста! — поспешно спросила она с небольшим раскаянием в голосе. Разумеется, в жизни Мамору есть что-то кроме нее. Она должна была сначала хотя бы написать ему. — Я могу попросить помочь мне мою подругу Ами. Она очень умная, такая же, как и ты. Не понимаю, почему не подумала о ней раньше, — произнесла она, коря себя за то, что не подумала, что у Мамору могут быть планы. Мамору повесил свою куртку, закатал рукава и мотнул головой. — Все в порядке, Усако, — мягко сказал он, что и вовсе улетучило ее волнение. — Я хочу помочь тебе, — заверил он ее, — но мне нужно, чтоб ты начала учиться усерднее, Усако. Я знаю, ты умная, просто тебе нужно... — Усаги уже почувствовала, что сейчас ее начнут долго отчитывать, так что она сделала шаг по направлению к Мамору и обхватила своими руками его талию, в признательности обнимая его, что заставило его прекратить уже начинавшуюся тираду. Он обнял ее в ответ, а она положила голову под его подбородок и прижалась ухом к его груди. Усаги лишь хотела быстренько обнять его, но задержалась в его объятиях еще на мгновение, ведь это было так приятно, так комфортно. Она слышала его сердцебиение, и трепет в ее груди только усилился, когда он прижал ее к себе крепче. Наконец она отстранилась от него и посмотрела на его лицо. Его выражение было добрым, но настороженным, и она показала ему свою ярчайшую улыбку, на которую только была способна. В одно короткое движение она присела. схватила свой портфель и устремилась в комнату.***
Она нервно грызла свой ноготь на большом пальце, в то время как Мамору медленно взял ее тест. Она сидела на полу перед столиком, который был завален книгами, скрестив свои ноги и смотря на то, как Мамо-чан красной ручкой делал пометки на листе с тестом. Ей казалось, что ее мозг вот-вот растает после переваренной за последние три часа информации. Мамо-чан писал для нее пометки, а она их учила. Она даже не знала, где он взял для нее практический тест, но, зная Мамору, она могла предположить, что он составил его сам. Она посмотрела на лист бумаги, на котором только закончила выполнять тест, а затем ее взгляд скользнул на Мамору, чья красная ручка скользила по поверхности бумаги. Ее сердце пропустило удар, дыхание немного сбилось, а брови сдвинулись вместе. Он выглядел совершенно непринужденно. С закатанными рукавами и взъерошенными волосами, он слегка нахмурился, сосредоточенно скользя глазами по ее работе. Неужели черты его лица всегда были такими четкими? Неужели его мускулы всегда были такими заметными? Странные мысли застали ее врасплох, так что когда он поднял голову и что-то сказал, она его не услышала. — Усако? — окликнул он ее, подняв бровь. — Ты слышала, что я сказал? — спросил он с неким удивлением в голосе. Она вырвалась из потока своих мыслей и виновато улыбнулась, покачав головой. — Прости, Мамо-чан. Что ты сказал? — извинилась она. Он вздохнул, а уголки его губ растянулись в улыбке. — Шестьдесят два, Усако, — мякго произнес он, и после моментального замешательства, до нее дошел смысл его слов. Шестьдесят два?! Отвратительно! После этой трехчасовой работы она набрала всего шестьдесят два жалких балла? — Уса, это заметное улучшение. Мне кажется, ты хорошо справляешься, — заверил ее Мамору. Ее лицо вытянулось, она откинулась назад, и макушка ее головы драматически ударилась о мягкое кресло. Девушка жалобно застонала. — Нет! Это ужасно! Я глупая, Мамо-чан! Я такая дура! — воскликнула она, понимая, что ведет себя чересчур эмоционально, но ничего не могла с этим поделать. Если бы она стояла, то, скорее всего, топнула бы ногой, хоть категорически отрицала, если бы Мамо-чан указал на это. Мамору, закатив глаза и тихо ухмыльнувшись, медленно покачал головой. — Ты не дура, Усако, — произнес он и вернулся к дьявольски огромному количеству записей, которые, казалось, существовали для того, чтобы только мучать ее. — Перестань драматизировать, открой записи, которые я для тебя сделал и сверь из с учебником по химии, — приказал он в своем фирменном тоне. Три часа! Эта чертова оценка стоила ей трех часов непрерывной учебы, и ей казалось, что сейчас ее мозг просто взорвется. Она застонала снова: громко, несчастно и с преувеличенным унынием, чем заставила ее черноволосого друга хихикнуть снова. — Знаешь, Усако, — сказал он несерьезно, выдрав из ее тетради чистый линованный листок. — Если ты провалишься, то в летом тебе придется ходить всего на один урок. Я думаю, это не так страшно, верно? — попытался подстегнуть он ее, но она не могла не нахмуриться с раздражением, что сразу отразилось на ее выражении лица. Он уже делал пометки к следующей главе, так что не замечал ее взгляда, направленного на него. Она смотрела на него, все еще продолжая мрачно хмуриться, думая, как у парня может быть такой аккуратный и красивый почерк. Он был, конечно же, прав. Ей придется ходить всего на один урок, но он будет рано утром... что означало... — Знаешь, если я буду учиться летом, то мы не сможем ходить в игровой центр, как обычно, — хитро произнесла она, нацепив на лицо застенчивую улыбку. Это было ее любимым занятием, и она знала, что и его тоже. Каждое летнее утро (ну... когда она вставала) они проводили в игровом центре, где он пил кофе, а она ирала в свои любимые иры. Иногда они заходили в ее любимую Французскую пекарню, где он пробовал любое блюдо, которое она заказывала, а временами они заходили в его любимые книжный магазин, где она помогала найти ему какой-нибудь скучный старый манускрипт. Это было так классно, так здорово, и она знала, что любит лето так же, как и он. Мамору ответил не сразу, хоть она и видела, как дернулись его плечи и нахмурилось лицо. — Читай, Усаги, — отрезал он и продолжил писать с бешеной скоростью. Она улыбнулась и взяла своими тонкими пальцами скоросшиватель, в котором были эти записи. Он такой хороший и заботливый! Ей действительно надо было закрыть рот, открыть блокнот и начать читать то, что он написал специально для нее. Но вместо этого она хихикнула. — Что еще за Усаги? Никаких Усако, Мамо-чан? — шаловливо спросила она, в то время как в ее глазах появился игривый блеск. Он стиснул зубы и, закатив глаза, покачал головой, в то время как его пальцы крепче сжали ручку. — Когда ты болтаешь, ты не учишься, Уса, — сделал он ей мягкое замечание и специально проигнорировал раздавшийся из ее уст смех. Все же, она открыла папку, и ее глаза забегали по тому, что он написал. Теперь, когда она уже позанималась и стала что-то понимать, читать все это стало гораздо легче. Ее сердце сжалось, как только она подумала, что он сделал для нее сегодня вечером: Мамо-чан очень четко организовал все, что казалось ей кучей непонятной тарабарщины. Ее очень удивлял трепет в ее груди, и она старалась продолжать учить, не обращая на него внимание. Было очень тихо, и единственным звуком в комнате был скрип пишущей ручки и очередного перелистывания страницы. Но Мамо-чан снова заговорил: — Знаете, Цукино, если бы вы проводили столько же времени, сколько за чтением манги, вы бы не оказались в этом хаосе, — спокойно пробормотал он, не отрывая взгляда от бумаги, на которой писал. Она подняла голову и в очередной раз закатила глаза. — На самом деле, — продолжил он небрежно, — мне бы следовало спрятать всю мангу, которую ты раскидала по всей квартире, — поддразнил он ее с игривым блеском в глазах, звонко затем рассмеявшись. Она с трудом сдержала улыбку и широко распахнула глаза с притворным негодованием на лице. — Лучше вам этого не делать, Чиба! — воскликнула она угрожающим тоном, и он наконец оторвался от бумаги, чтобы кинуть на нее ухмыляющийся взгляд. — Ведь когда я стану известной мангакой, вы кагиллион раз пожалеете об этом! — легкомысленно пошутила она, взмахнув при этом своими роскошными волосами. Он вопросительно поднял бровь, а его ухмылка стала шире. — Слова "кагиллион" не существует, — сделал он ей замечание, специально уронив ручку на стол. Она раздраженно фыркнула и задрала нос. — Ну... это в моей манге, бака, и если ты не будешь следить за своими словами, я сделаю и тебя ее героем! — воскликнула она с наполовину искренней угрозой, заставившей его расхохотаться, и уголки ее губ приподнялись в победной улыбке. Он поставил локоть на кофейный столик, подпер ладонью подбородок и с наигранным удивлением взглянул на нее. — О, правда? Предполагаю, тогда тебе придется нарисовать нового злодея, — сказал он беспечно, посмеиваясь, а его глубокие синие глаза тем временем наполнились нежностью, которая наполнила Усаги теплым, трепещущим чувством. Она фыркнула, откинулась назад и перекинула ноги через подлокотник кресла, устраиваясь горизонтально поперек сидения. — Очевидно же, что мне придется нарисовать нового героя в любом случае, Бака! — произнесла она с драматичным вздохом. — На самом деле, ты — герой всех манг в моих мечтах, — продолжала она дразнить его, переворачивая страницу папки ну очень широким движением руки. Вдруг она заметила, что он замолчал. Усаги с любопытством подняла глаза и не без удивления заметила, как поменялось выражение его лица. Все намеки на игривое подшучивание без следа исчезли, а вместо них появилось потрясенное выражение. Внезапная перемена его настроения изумила ее, и когда она хотела спросить, что же случилось, он откашлялся и вернулся к своим записям. — Занимайся дальше, Оданго, — смущенно пробормотал он, а на его лице, как ни странно, появился легкий румянец. Она нахмурилась, но послушно опустила глаза на записи, лежащие на ее коленях. Мамору, конечно, был ее лучшим другом, но иногда этот глупенький парень полностью сбивал ее с толку. — Усако, позвони своим родителям, если собираешься оставаться тут на ночь, — напомнил он ей, и ее хмурая гримаса растаяла в теплой улыбке. Она наклонилась вперед в кресле, чтобы взять свой телефон в розовом чехле. Конечно же, она собиралась позвонить родителям, ведь в том, что она останется тут на ночь, сомнений быть не могло.