s(e)oul st.

Мне нравится быть беспричинно угрюмой. Беспричинно мрачной, неприветливой, замкнутой, какой угодно – я есть я. Разве не лучше быть настоящим собой, чем притворяться кем-то довольным, но абсолютно чужим самому себе? Счастливым людям больнее получать от жизни ножи. Вот взять, например, Тэхёна – порой мне кажется, если его обидеть, это разобьёт ему сердце. Кто сказал, что нужно спасать несчастных? Ведь счастливые – они же уязвимые, как маленькие дети; открытые миру, свято верят, что все вокруг такие же, как они – чистые, великодушные, неприкрытые. Счастливые – самые незащищённые. Несчастные надёжно укрыты слоем своих сомнений. Утром в квартире особенно холодно – с наступлением декабря температура за окном упала ниже нуля. Хотя, казалось бы, площадь небольшая, но слабого отопления и на такую не хватает. Возможно, проблема и вовсе во мне: Чимин всегда смеялся, когда уже ранней осенью я передвигалась дома, с головой укатавшись в одеяло, и, волоча его за собой, сбивала предметы на своём пути. Я никогда не отличалась крепким здоровьем, хотя честно заботилась об организме; болела систематически и по расписанию: октябрь – простуда, январь – ангина, апрель – аллергия. В отличие от меня, Чонгук никогда не следит за своим здоровьем: он будет мерзнуть на диване, пока его не накроют пледом, выйдет покурить в самый мороз, если его величество изъявит желание. Болеющий Чонгук еще отвратительнее, чем здоровый: ворчлив, как капризный старик, если дело касается лекарств – спасайтесь кто может. Вечно недовольный и упрямый болван; в прошлой жизни он наверняка был сварливой жёнушкой. Моя самая важная жизненная составляющая – регулярный спокойный сон. Сложно описать, как его наличие влияет на моё состояние: говоря кратко, не выспавшись, я включаю кнопку энергосбережения, словарный запас эконом-класса и Янг-замолчи- покусаю-Лин. Соседство Юнги свалилось на меня, как проклятие. Складывалось ощущение, что Мин Юнги – самое большое на свете зло, питающееся чужими страхами – моими, если быть точным. Я чувствовала его присутствие вопреки крепким стенам: его запах будто просачивался сквозь ряд панелей – ненавистный аромат этого одеколона, самого благородного, напыщенного-идеального, как сам Юнги, душил меня. И дыхание, всеобъемлющее и беспрестанное, будто над моим ухом раздаётся. Я ворочалась в постели до самого утра, не сумев расслабиться, и чувствовала его взгляд на себе – то ли во сне, то ли наяву – он смотрел и ненавидел меня. Я не могу сказать точно, почему я боюсь Мин Юнги, как и все остальные; посмотрев на него со стороны, вряд ли бы иной обнаружил что-то губительное, но сблизившись с ним, становилось, мягко говоря, не по себе от его превосходства. В разговоре он был нарочито вежлив и уравновешен; в нём самом была необъяснимая разрушительная сила. И я ненавидела Юнги за эту силу, за презрение и невидимые тиски, за неограниченную власть и господство над остальными. С того дня, когда мы столкнулись в коридоре, я будто сижу на мине. На Мине. Юнги, что за каламбур ты здесь устроил? Покидая квартиру, я долго возилась с ключами – последствия недосыпания, привет – и молилась, чтобы соседская дверь не распахнулась раньше времени. Мысленно отбив себе пять за удачливость, я сама же себя нарекла на провал. Выходя из подъезда, я сразу столкнулась глазами с Юнги и почти на автомате поздоровалась губами. Парень, натянув воротник зимнего пальто до линии скул, холодно проигнорировал моё скромное приветствие и сел в машину. Я несколько секунд простояла в ступоре от негодования – он уже забыл, что мы знакомы? Или специально пренебрегает? Я решила наплевать на Юнги, потому что главная проблема – мои стремительно замерзающие ладони, и рванула к автобусной остановке, ведь идти в такую стужу пешком нет желания. * События вчерашнего вечера всё ещё вызывали во мне приступы ярости, так что первым делом я хотела пожаловаться Чонгуку на его наглого дружка из команды – пусть выбьет из него всякую дурь. Я не была сторонником насильственных методов, но Чонгук смог бы доходчиво объяснить товарищу, как нельзя делать, на доступном ему языке. К моему удивлению, перед началом занятий позвонил Джин и отказался от уроков английского. – Если это из-за вчерашнего поцелуя, то мы можем всё решить, как взрослые люди, – утверждала я, хотя ещё пять минут назад собиралась заслать к нему злого Чонгука. Всё-таки Джин – ученик, который платит деньги, и мне не хотелось терять ученика, как и не хотелось терять деньги. – Я бы на твоём месте вообще завязал с этим делом. Я ведь не единственный парень, который занимается с тобой, – категорично заявил Джин, бросив трубку и вводя меня в замешательство. Какого чёрта он имел в ввиду? Я должна целоваться со всеми учениками что ли? Я решила не рассказывать Чонгуку о поцелуе, но из головы не уходил вопрос, почему Джин так резко отказался. День был без преувеличения мучительным – если поначалу я пыталась взять себя в руки и усердно работать, несмотря на усталость, то с каждой парой мой энтузиазм угасал свечкой. – Господин за стеной не даёт уснуть? – издевался Чонгук. Я замахнулась на него рукой и злобно шикнула, но сразу прижалась к парте, пряча глаза за учебником, как только Юнги зашёл в аудиторию. Его появление было невозможно с чем-то перепутать: становилось настолько тихо, что было слышно урчание голодных животов, и даже самые ленивые студенты вдруг начинали просматривать конспекты. Окончательно сдавшись, я всё-таки вздремнула – если 10-минутный сон можно так назвать – и умудрилась пропустить момент, когда преподаватель раздавал темы для рефератов. – Неужели нельзя было просто поднять свой зад и захватить пару листочков? – я была бесконечно зла на безответственного Чонгука. И если бы это было в первый раз – так нет, он постоянно подставляет меня из-за своей безрассудности. – Как можно быть таким несерьёзным? Ты же даже себе не взял! – Лин-а, – ныл Чонгук и беспомощно теребил рукав моей рубашки, – Видишь, я тоже пострадаю. – Конечно, пострадаешь, – я ударила его по рукам и стала собирать вещи, – Теперь сам будешь выполнять все задания. Пора головой думать, Гукки. Чонгук дико бесится, когда его так называют, потому что в детстве Намджун обожал орать на весь двор: «Гукки! Уходим домой!», что совсем не соответствовало имиджу уже тогда брутального Чон Чонгука – он же маленький бандит, главный зачинщик, а тут ещё «Гукки» какой-то. Я тихо посмеивалась, когда у парня от злости дёргался глаз и краснели уши. – Янг Лин? Мы с Чонгуком синхронно подняли голову вверх, но я и так без сомнения знала, чей это голос. – Можешь забрать это, – Юнги протянул мне листок с темами, – Я взял несколько на всякий случай. Вот, пригодилось. Мин мягко улыбнулся и незамедлительно вышел из аудитории. – Что это было? – ошарашенно спросил Чонгук. Я пялилась на ручку двери, за которой скрылся самопровозглашенный спасатель, и медленно приходила в чувства. С чего такая забота, Юнги? Не ты ли сурово проигнорировал меня утром? Даже имя вспомнил, ничего себе. – Ты же знаешь, он со всеми себя так ведёт. Всё в добренького играет, – пробормотала я, спешно убирая листок подальше, и отмечала про себя, что следует отксерить его и выкинуть предмет, который побывал в руках Юнги. Всё, что связано с ним, вызывает во мне паранойю. * Тэхён несколько раз просигналил мне из машины с приглашением подвезти до дома. Я сильно удивилась, увидев его за рулём, но посчитав, что это не такой уж плохой вариант, села внутрь. – Не знала, что у тебя есть машина, – я широко улыбнулась, заметив, как Тэхён влюбленно поглаживает руль автомобиля, словно бесценное дитя. – Это не моя, Юнги дал покататься, – я невольно нахмурилась, услышав его имя, и вспомнила, что именно эту машину видела с утра у подъезда. Тогда мне показалось подозрительным, что Мин уже был на улице: когда он успел выйти из квартиры, почему вдруг стоял снаружи на жутком холоде? Машина была поразительно в идеальном состоянии; поразительно, конечно, для всех, но не для Мин Юнги. Мне не нравилось в ней находиться – здесь везде его отпечатки. – Дали ребёнку машину – а он сразу девушек возить, – отшутилась я, чтобы не возвращаться к теме Юнги. Тэхён растянулся в тёплой улыбке: было заметно, как он засмущался и отчаянно пытался скрыть это. От неподдельного простодушия и его огромных глаз вдруг закололо в груди – я откашлялась, чтобы не дать сгустку тепла разрастись. – Почему ты не рассказывала, что работаешь репетитором? – я сразу догадалась, что Чонгук сболтнет что-нибудь лишнее, когда заметила их беседующими в столовой. Факт того, что они стали общаться, радовал меня до безумия. Несмотря на то, что Чонгук упирается, с Тэхёном невозможно не подружиться. Люди, сами того не замечая, тянутся к таким, как он, словно к спасательному жилету. – Тебе нужен репетитор? – после сегодняшнего отказа Джина я отчаянно хотела найти себе нового ученика, хотя понимала, что с Тэхёна бы денег брать не смогла. – Не мне, а Юнги, – Янг-замолчи-покусаю-Лин во мне била молоточками по рёбрам, – Он, вроде как, готовится к переводу в американскую бизнес-школу. Бизнес-школа? Госуправление? Финансовый? В этом мире есть хоть что-нибудь, чего бы не умел Мин Юнги? Вот она, истинная причина того, что рядом с ним все ощущают себя ничтожными. – Я не занимаюсь со студентами, – коротко отрезала я, заметно сменив тон на официальный, из-за чего Тэхён поменялся в лице. – Но пожалуйста, Лин? – парень развернулся ко мне корпусом, поэтому я отодвинулась дальше, – Ему правда нужны занятия. – Тэхён! – я резко дернула плечами и заглянула ему в лицо. В который раз замечаю, что стоило бы научиться контролировать злость – как только даю себе волю, уже не могу остановиться. – Тебе не кажется, что слишком много Юнги в моей жизни? В университете Юнги, дома Юнги. Я не хочу, чтобы в мое свободное время – единственное, блин, время без Мин Юнги, он опять заявился. Тэхён взволнованно смотрел на меня и виновато молчал, словно сделал что-то ужасное. – В конце концов, полно других репетиторов, гораздо лучше и профессиональнее меня, которые достойны обучать самого Мин Юнги, – продолжила я и захватила ртом воздух от волнения. Тэхён продолжал терпеливо молчать и ждал, когда я закончу. – И машина эта тоже принадлежит Мин Юнги, поэтому я лучше поеду на автобусе, – с этими словами я открыла дверь, чтобы выйти из автомобиля, но Тэхён схватил меня за рукав и ещё раз бесхитростно заглянул в глаза. – Лин, ты всё-таки подумай, хорошо? – он говорил тихо и ласково, из-за чего я чувствовала себя истеричкой. Я кусала губы и не понимала, почему он, такой простой и счастливый, не видит расчетливого Юнги. – Почему ты заботишься о нём? – я поджала губы. Тэхён улыбнулся и ответил спустя время. – Кто-то же должен о нём заботиться. * От остановки до дома нужно было пройти небольшое расстояние, и я использовала это время, чтобы наполнить свой уставший мозг кислородом. Я жалела, что так резко поговорила с Тэхёном, который был удивительно ласков со мной, а в конце и вовсе сбежала, как школьница. Подходя к дому, я увидела, что причина моей расшатавшейся стрессоустойчивости стоит у подъезда и курит. Я впервые видела, что он курит, казалось, не было слабостей у безупречного Мин Юнги. Был бы другой вход – я бы с удовольствием обошла дом, чтобы не встречаться с ним; но вход один, и набрав столько воздуха в лёгкие, что меня пошатнуло, я убыстрила шаг. Дым вокруг его белых волос держался в воздухе дольше, чем обычно, будто и сигареты у Мин Юнги такие же странные, как и он; его тело, окутанное тонким туманом, казалось мне невесомым, а лицо, вдруг ставшее аристократически-фарфоровым, словно ненастоящее – только тёмные глаза, то ли живые, то ли мёртвые, вызывали у меня судороги. Собрав в кулак всю силу воли, я хотела прошмыгнуть мимо парня, не поздоровавшись: око за око, так сказать, но он вдруг, не оборачиваясь, обратился ко мне. – Удивительно, что ты сегодня одна, – а я ведь никогда и не замечала, какой у него низкий густой голос, с приятной вибрацией и щекочущей хрипотцой. Когда смысл его слов добрался до моего затуманенного сознания, я была в замешательстве. – Что это всё значит? Юнги затянулся сигаретой, и я могла наблюдать его завораживающий профиль; его бледная кожа будто светилась изнутри и казалась удивительно тонкой – дотронешься, и он исчезнет. Мин громко рассмеялся, словно я сказала что-то безумно смешное, и повернулся ко мне лицом, в миг успокоившись. – Сначала Чонгук, потом Джин, Тэхёну время от времени промываешь мозги, – перечислял Мин с таким видом, будто называет мои смертные грехи. – А сегодня, поразительно, одна. Злость без предупреждения накалялась во мне, и я отчаянно сжимала кулаки до обеления, чтобы не задохнуться. Неужели он видел поцелуй с Джином? Юнги принял меня за девочку лёгкого поведения и вдруг осмелел отчитывать меня. – Чонгук - мой лучший друг, Тэхён сам подходит ко мне, а с Джином я лишь однажды занималась английским, – оправдывалась я, как перед родителями, и остановилась на миг, отважившись, – Мне нужно зарабатывать деньги, ведь я не могу получать всё, что хочу, только потому что я Мин Юнги. Парень удивленно скинул брови вверх и подошёл ко мне ближе; я отодвинулась от него, насколько это было возможно. – Ты считаешь, я ничего не добился сам? – он заглянул мне в лицо, и я почувствовала тот взгляд, отчего дрожь предательски пробежала вдоль позвоночника. – Я ничего не считаю, Юнги. Просто говорю тебе, что ты не имеешь права осуждать меня или отчитывать, – я отвела глаза, чтобы не сталкиваться с его взглядом, и сила в голосе вероломно покинула меня. – Я не осуждаю тебя, – передразнил парень, грязно ухмыльнувшись, – Просто предупреждаю, чтобы не видел никаких парней. На правах соседа, конечно. Юнги выкинул сигарету и, пренебрежительно ухмыльнувшись на прощание, зашёл в дом раньше меня. Я отрывисто дышала, пытаясь привести в порядок мысли, и ненавидела наглого и властного Мин Юнги – ненавидела так безумно, что не было сил сжимать кулаки; но еще больше я ненавидела себя, не сумевшую ему возразить, и мечтала слезть с этой мины.