au revoir, mon amour

      Донмин не питал светлых чувств к светским мероприятиям, потому что все они были лишь для развлечения людей, кто был богаче него и кто имел авторитет в своих обширных кругах. Юноша замечал множество знакомых лиц в самом начале, когда двери зала отворились, а оркестр открыл вечер любимой композицией писателя. Но ни одна вещь на этом балу не могла скрасить быстро наступивший вечер Ли, который с особым трепетом в душе ждал хоть какого-то неожиданного чуда.       Оркестр продолжал исполнять известные композиции, воодушевляя гостей на бесконечные танцы, в которых сам Донмин, если уж быть честным, не видел смысла. Ли было чуждо это, как и любое другое искусство. Для него самого существовал только один вид самовыражения и способ «оставить в этом мире свой след», чтобы его помнили, как человека талантливого и чувственного. Поэтому на балах, получая приглашения от уважаемых персон столицы, писатель предпочитал увиливать от скопления народа и проводить остаток времени в своём вымышленном одиночестве.       Красное вино, что за совсем короткий отрезок времени стало его любимым алкогольным напитком, не помутило рассудок даже на долю секунды. Опустошив очередной бокал, Донмин аккуратно поставил его на поднос проходящего мимо официанта и незаметно проскользнул к выходу. Он ухмыляется на несколько секунд, потому что был несметно рад открытым дверям и отсутствию людей в огромном лабиринте цветов — Ли попал в величественный сад матери, в котором любил проводить время и уединяться.       Ступая по заученным тропинкам и незаметно для себя подсчитывая количество шагов, Донмин вспоминает то, как они с Минхёком любили прятаться среди кустов от репетиторов, воображать себя отважными солдатами, охраняющими королевский замок, срывать цветы с клумб и собирать из них незамысловатый неаккуратный букет, чтобы потом подарить его матери и получить выговор от отца за испорченные кусты и сломанные ветки.       Ли тяжело вздыхает и садится на старую деревянную скамейку, на которой два брата сидели и читали книги про волшебный мир, полный мифических существ и тварей.       Минхёк любил представлять себя в роли храброго принца, который спасает свой народ и получает в благодарность их любовь, уважение, почёт. Донмин был в этом плане более приземлённым — мальчику не нужна была всеобщая любовь. Мальчик думал, что, окажись он в мире подобно описанному в книге, стал бы простым рабочим из человеческого городка на окраине королевства, где тихо и мирно занимался бы своим любимым делом и никому не мешал. Нашёл бы любовь и остался с ней до самого конца, воспитывая детей и помогая жене по быту, с хозяйством.       Будучи взрослым, Донмин не избежал славы — и на то было много причин, несколько из которых он просто не смог бы вычеркнуть из своей жизни.       Его отец был верховным главнокомандующим военной армии, пять лет назад ушедшем в отставку. Мать — известная балерина, прекратившую выступать ради брака и семьи. Братья Ли всегда были на виду у остальных — они словно два прекрасных принца, умные и талантливые. «Как же Вам повезло, госпожа Ли» — они слышали об этом много раз, а их мать наверняка ещё больше. Донмин был частным репетитором у богатых детей, обучая их литературе и французскому языку, который его заставила выучить мать.       Минхёк, с детства болеющий мечтой спасти мир и стать живой легендой, решил пойти по стопам отца и четыре года назад окончил военную академию. Брат Донмина дослужил до капитана, и именно он является виновником столь пышного торжества — старший брат решил связать себя узами брака с дочерью действующего главнокомандующего. Ли слышал о ней много разных слухов, но все они были необоснованными и пустыми, а выступать против счастья любимого брата Донмин никак не мог.       Он желал Минхёку только счастья, и даже поверить не мог в то, что теперь всё их детство, все их приключения, все побеги из спальной комнаты, — позади.       И теперь этот огромный сад принадлежал одному только Донмину, который отказался поступать в академию и закончил факультет литературы. Отец принял его решение и дал одобрение, потому что его надежды уже оправдал Минхёк, а лишний раз тревожить младшего сына не было надобности. Поэтому Донмин жил отдельно в небольшом домике на другом краю города, что был по ту стороны реки, писал книги, скрывая настоящую личность за выдуманным псевдонимом, и спокойно жил один — как он и хотел в детстве.       Казалось бы, каждый получил, что хотел. Но Ли, очерчивая взглядом резкие контуры кустарной фигуры ангела, не мог унять своё сердце — почему так тревожно и глухо оно бьётся в грудной клетке?       Ли редко думал о будущем, о своей дальнейшей судьбе, о смерти. Он предпочитал жить здесь и сейчас, чего не умел его брат. Минхёк всегда стремился опередить время и быть его властителем, а про свою жизнь, про свои любимые занятия он и вовсе позабыл.       Ли бросил живопись, перестал играть на пианино, а рассказывать стихи сейчас даже не желает. А ведь раньше Ли был увлечён искусством куда больше Донмина — он рисовал красиво и гармонично, уж точно не для своего возраста; ему удавалось запоминать сложные и длинные композиции, симфонии, сочинять свои короткие отрывки; а память его была абсолютно феноменальной — Донмин даже умудрялся гореть белой завистью от этого.       Но как уходит время, так исчезают и старые детские фигуры, оставляя после себя во взрослой сознательной жизни только воспоминания — кисло-сладкие и терпкие, словно хорошее вино. Донмин не любил думать о том, что было. Но в этом саду было невозможно думать о чём-то другом, его душа словно только здесь находила покой и возвращалась в то время, когда Ли было хорошо в его семейном кругу и с поддержкой старшего брата.       Вот только Минхёк уже женился, и притворяться принцем посреди цветов не его удел. А вот Донмин слегка улыбается и воображает огромного огнедышащего дракона, когда поднимает голову и смотрит на небо — кристально чистое, цвета индиго, сверкающее звёздами.       Ли вскользь пробегает мысль о том, что Минхёк был даже прав: жизнь не стоит на месте, а время ускользает будто песок — значит, и человек должен бежать вперёд, двигаться и строить свою судьбу. Донмин впервые за двадцать пять лет представляет себя отважным принцем, который своим сверкающим мечом отсекает голову мифической твари. И получает любовь.       В этот вечер Донмин хоть и не спас мир, как в той детской сказке, но зато увидел, как ему показалось, звезду намного величественнее и ярче, чем само солнце. Ли всегда думал, что невесту ему найдёт мать, и он даже стараться её искать не станет. Просто потому что писатель был разочарован в большинстве представительниц противоположного пола, слегка уставшим от поисков понимания и честности, так что пытаться отыскать покой в чужих объятиях казалось парню непосильным трудом.       Он с этой задачей не справился, значит — примет в жёны любую, кого ему представят родители. Кандидаток было много, а выйти замуж за одного из братьев Ли было среди девушек почти мечтой.       Донмин всегда думал, что осчастливит одну из них, но родители отчего-то тянули с браком младшего сына. Наверняка потому, что старший ещё был не женат. А раз Минхён этим вечером больше не одинокий завидный жених, то и очередь Донмина не за горами.       Но сейчас, когда её платье так маняще блестит от отблесков фонарей на водной глади и яркого света луны, когда она аккуратно снимает заколки с волос и её волнистые пряди рассыпаются по хрупким плечам, когда она блаженно прикрывает глаза и слегка устало улыбается, — Ли забывает обо всём.       У него была мечта, но он даже не знал, какая она. Для Донмина она была всегда несбыточная, какой бы он её не представлял. Но писатель словно подсознательно знал, что только одна его мечта сможет осуществиться — ничего не загадывал на падающие звёзды и упавшие ресницы на щеках, потому что оберегал это желание для одного этого момента. Для дня, когда всё внутри него перевернётся.       И теперь он уверен в том, что превратить эту девушку у фонтана в свою мечту будет правильно.       — Почему Вы не танцуете внутри? Ведь сегодня музыка так чудесна, — Донмин собрал в себе всю смелость и вышел из своего маленького укрытия, тут же давая луне коснуться его кожи.       Девушка подняла глаза на подошедшего парня и сразу же облегченно вздохнула, видимо, всего на несколько секунд испугавшись его внезапного появления. Ли слегка улыбнулся, когда она выпрямилась и поправила подол длинного платья. Тёмно-синее словно сегодняшняя ночь, и то, как нравилось писателю — без вычурных узоров, без кружев, без золота. Лишь только аккуратная блестящая россыпь на пышной юбке, едва заметные серебрянные серьги, выглядывающие из тёмных волнистых волос, и тонкое кольцо на указательном пальце левой руки — также серебро.       Донмин всегда в первую очередь обращал внимание на одежду человека, а уже потом — смотрел им в глаза, то ли пытаясь сбить их с толку, то ли в попытке смутить. Но в её глазах не проскочило и доли неловкости, которую парень ожидал. Её взгляд был лёгким, словно по-детски игривым и улыбчивым. От ухмылки на губах Донмин не мог оторвать взгляд, потому что только у неё это выглядело забавно и в тоже время симпатично, но, услышав тихий кашель, Ли слегка замотал головой.       — Танцы меня утомили, — усмешка. — Но я бы с удовольствием продолжила. Вот только мой жених не разделяет моего желания. Он предпочёл устроить на балу деловую встречу, — она язвит, и это не ускользает от острого слуха Донмина.       Ли постарался как можно лучше скрыть своё разочарование и вежливо улыбнулся, когда девушка огорченно вздохнула и, отбросив все формальности, села на каменный парапет фонтана. Донмин мог отличить раздражительность от грусти, поэтому угадать настроение девушки ему удалось легко. Вот только он редко общался с девушками наедине, когда они были в плохом расположении духа. Все только смеялись и разговаривали, активно при этом жестикулируя, а про собеседника совсем забывая.       Успокаивать раздражённый девичий нрав — не то, что нравилось делать молодому писателю.       Но внезапно навернувшиеся слёзы на глазах девушки отчего-то сбили его с толку, хотя сколько он только не видел их слёз. Они блестели при ярком свете фонарей и падали на её ладони, разбиваясь о них и оставаясь там. Донмин достал платок из внутреннего бокового кармана пиджака и протянул его ей, оставаясь стоять на месте словно приколотый гвоздями к земле. Она аккуратно собирает краешком ткани не успевшие скатиться слёзы и сжимает платок в своей руке.       — Если он позволяет такой красоте быть в одиночестве на балу, то он явно не ценит этот подарок судьбы. Могу ли я пригласить Вас на танец?       Вместо слов она только кивает, а Донмин внутри себя ликует. Чужие девушки, и уж тем более невесты были для Ли запретной темой. Он никогда и не думал разрушать отношения и вклиниваться между двумя людьми, потому что верил в слова матери — новому городу руины не дадут забыть разруху и боль. Но оставлять эту девушку, в таком дивном платье, в хоть и гордом, но одиночестве — Ли не мог допустить.       Почему-то ни парень, ни девушка друг другу не представились, но они словно и чувствовали, что это не нужно. Нет особой необходимости, если этот бал и эта ночь — единственные вещи, что их познакомили и что их после разлучат.       Донмину нравилась до головокружения эта таинственность вокруг их знакомства — совсем как в его первой книге. Девушка легко кружилась в танце, её руки были мягкими и тёплыми — как парень в детстве и хотел, у неё была по-особенному красивая улыбка, когда она танцевала и, возвращаясь в объятия парня, тихо смеялась.       Ли танцевать не любил, потому что не считал это полезным провождением времени, но ради этой улыбки писатель готов был провести посреди зала всю ночь. Когда она вот так вот доверчиво тянулась к нему руками, когда Донмин легко поднимал её в воздух во время поворота, когда его рука несмело касалась её талии — его мир вспыхнул фейерверками и засверкал искрами.       Мелодия незаметно закончилась, а они, поклонившись друг другу, разошлись по разным углам зала, который теперь казался Донмину и вовсе огромным, потому что разглядеть её в снующей толпе гостей и прислуги было тяжело. Но в какой-то момент, когда Ли стоял рядом со старшим братом и они оба слушали рассказ неизвестного писателю лейтенанта, он зацепился взглядом за знакомый силуэт, который всего одним танцем пленил всё его внимание на весь вечер.       Она стояла рядом с мужчиной в военной униформе, который бурно что-то обсуждал с другими гостями.       Донмин не проявляет никакого интереса к рассказу собеседника о том, что одна стратегия будет лучше другой, и старший брат это понимал, поэтому ничего не сказал по поводу того, что Ли устремил свой взгляд в другую сторону, отпивая из бокала его любимое красное вино. Минхёк пытался проследить за его взглядом и понять, что же так увлекло его младшего брата, который раньше был отстраненным и совершенно незаинтересованным в подобных мероприятиях. Даже если это и женитьба родного человека.       Девушка стояла и вежливо отказывалась от алкоголя, как и стоящий рядом с ней, по всему видимому, жених. Донмин знал о том, что она не одна. Что они обручены, а их брак только вопрос времени. Но разум Ли отключился, и парень недовольно прищурился, когда жених взял её за руку, на котором богато блестело обручальное кольцо, и мягко коснулся своими губами тыльной стороны ладони.       Писатель не заметил, как у него в руке оказался новый бокал с вином, а девушка смущённо улыбнулась на действие — вполне обычное для тех, кто скоро женится. Но от этого жеста внутри у парня что-то щёлкнуло.       Отец говорил им с Минхёком, что не вежливо долго смотреть на людей, когда они сами об этом не подозревают. Поэтому Донмин хотел отвернуться и включиться в разговор брата, но в последнюю секунду, словно почувствовав, наконец, чужой пристальный взгляд, она поворачивает голову. И они встречаются глазами, одновременно вздохнув.       Неправильно. И Ли это знает.       Он кивает ей и отворачивается первым, потому что смотреть на неё было уже, по словам отца, не подобающим поведением. И хоть родителя рядом не было — он будто снова оказался в той комнате напротив отца.       Девушка не задерживает свой взгляд на Донмине, когда он отвернулся, так что вновь постаралась вникнуть в разговор жениха и его друзей. Разговоры о политике не были её любимой темой, но у неё не оставалось другого выхода, ведь это было частью её образования, а теперь и часть жизни — жених майор. Мун Бин был благородным и искренним в своих чувствах, как ей казалось — он красиво ухаживал за ней, когда их представили друг другу как будущих супругов.       Она не питала никаких надежд на то, что ей позволят свободу действий, как младшей дочери в семье политика, но и не могла полностью принять сложившуюся ситуацию.       Жених был старше её на десять лет, из такой же хорошей и богатой семьи — но с пятилетним сыном. Ей сказали о том, что он — вдовец, чья жена умерла во время родов, и Мун дорожил сыном, как никем другим. Девушка не могла представить себя — его женой, потому что, какие бы лестные слова и обещания не были им озвучены, она не любила.       Не могла пересилить себя, переступить через какую-то внутреннюю душевную границу, которая день ото дня твердила ей — «А как же любовь?». Она росла словно принцесса в замке, и представляла в своей голове красивую сказку.       Мун Бин, заметив смятение невесты, извинился и вместе с ней отошёл в сторону от шумных гостей, которые вновь с трепетом ждали начало очередного танца.       — С Вами всё хорошо? Или Вы плохо себя чувствуете? — мужчина взял её руки в свои и по очереди невесомо коснулся их губами. Выпрямляясь и пытаясь заглянуть девушке в глаза, Мун понимал, что она только покачает головой и уверит его в своём хорошем самочувствии.       Но Мун не был глупым мальчишкой.       Она устало вздохнула и посмотрела на жениха, улыбаясь уголками губ.       — У меня всё хорошо, Мун Бин. Не волнуйтесь за меня.       А сердце так звонко забилось в отчаянии — оно хотело любви, а впустить в душу этого мужчину не получилось раньше, не получится и потом.