au revoir, mon amour

      Донмин вставал обычно в пять часов утра, реже всего — в шесть, потому что поздно ложился. Он выработал в себе эту привычку еще в подростковые годы, чтобы успевать закончить все запланированные дела до наступления вечера.       На утро следующего дня проснуться оказалось тяжелее, чем он предполагал. И он понимал, что дело вовсе не в количестве выпитого алкоголя — слишком мало, чтобы сбить его. Дело в том разбитом состоянии, в котором он вернулся поздно ночью. Минхёк настаивал на том, чтобы он остался в родительском доме хотя бы на несколько дней из-за болезни отца, но младший только ответил, что подумает.       Ли не хотел возвращаться надолго в то место, в котором он вырос, в котором стало особенно пусто без старшего брата, в котором он встретил мечту, так быстро ускользнувшую из его рук. Донмин никогда не просил большего от жизни, потому что у него всё было. И он был этому несметно благодарен, вот только после этого бала остался неприятный осадок. А перед глазами стояла та неловкая картина поцелуя жениха.       Её ладони такие тёплые, такие необходимые сейчас его холодным. Донмин думает, какого это — губами ощутить мягкость её кожи.       Если бы не ученик, с которым усердно занимался Донмин на протяжении года, то вряд ли бы он появился на пороге когда-то родного дома с небольшим чемоданом вещей и записной книгой в руках. Ученик переехал на неопределённый отрезок времени к матери своего отца. И это было близко к родительскому дому.       Его комната оставалась такой же, как и в детстве — ничего не поменялось. На поверхностях даже пылинки нет, чтобы придраться.       Донмин вдыхает полной грудью и ощущает только горечь на языке от воспоминаний, а в остальном — даже его запах сохранился так, словно Ли жил здесь всё это время, хотя покинул стены этой комнаты четыре года назад, как брат вернулся с академии. Минхёк уехал из родного дома ровно в тот же месяц, что и сам Ли, хотя старший и планировал это раньше, чем младший.       Просто Донмин понял, что не может смириться с этой пустотой — в доме, в комнате, в его сердце. Так что решил, что смена обстановки изменит его душевное состояние.       Изменило. Донмин резко остыл к дому и стал безразличен к когда-то родным рисункам на голубых стенах. Так ему казалось, пока он не остался наедине сам с собой там, где они с Минхёком закрывались и наблюдали ночью за ночным садом. Из окон младшего его было видно лучше, особенно тот фонтан — сейчас Донмин смотрит на него и не может понять, почему та девушка не выходит из его головы.       В ней не было необыкновенной красоты, какая была у других девушек; не было особого шарма; они и не побеседовали-то нормально, ограничиваясь лишь взглядами и теми чувствами, вспыхнувшими во время танца. Для Донмина она осталась загадкой. Той тайной, которую ему никогда не раскрыть. Возможно, Ли просто нравится это чувство, которое тягуче расплывается изнутри.       Это странное состояние, к которому он не может привыкнуть, преследовало его ещё следующие два дня его проживания в доме. Ли не мог почувствовать себя так, словно он в нужном месте. Словно он дома. Поэтому Донмин старался минимизировать своё появление в стенах здания, возвращаясь поздним вечером и сразу засыпая на кровати от усталости.       Подушки пахли им — и будто каждая вещь в этой комнате пропитана его запахом, и он не мог сопротивляться каждодневным воспоминаниям о своей прошлой жизни. Все его принципы резко испарялись, когда он оказывался в плену своей комнаты.       Единственное, что могло его отвлечь — открывающийся панорамный вид на сад, который Донмин выучил наизусть и мог воспроизвести в своей голове. Он часто смотрел на фонтан, который попадался на глаза. Ли не отводил от него взгляда и представлял их встречу со стороны. Та искра, пробегающая каждый раз перед глазами, уносила его в тот особенно тёплый вечер.       — Прошу прощения, господин Ли, к Вам пришли гости. Майор Мун, его невеста Но Ёнджу и пятилетний сын Мун Юджэ, — женщина стояла у приоткрытой двери, согнувшись в поклоне и выпрямившись, как только Ли подошёл ближе к ней.       — Майор Мун? Они были на праздничном балу?       — Да, господин. Вы танцевали с его невестой — Но Ёнджу. Мне сообщить, что Вы спуститесь к ним?       Донмин замолчал и поджал губы, не зная, куда деть свои руки. Парень шумно выдохнул и нервно сглотнул собравшуюся слюну. Он думал, что готов был увидеть её снова, но сейчас задаётся вопросом: «А стоит ли?». Заставлять ждать пришедших тоже нельзя, раз они пришли не только к родителям, но и попросили присутствовать его. Упоминание сына в числе гостей слегка Ли насторожило, потому что возраст был для парня неподходящим, чтобы стать его репетитором.       Парень кивает женщине и, застегнув пуговицу на пиджаке, следует за ней на первый этаж в гостиную, в которой уже сидела его мать.       — Ох, Донмин! Господин Мун пожаловал к тебе с одной просьбой, когда узнал, что ты сейчас гостишь в родительском доме.       Гости встают с места и кланяются, а Донмин, оглядев каждого гостя, поклонился в ответ и остановил свой взгляд на девушке.       Мальчику было неудобно в пиджаке и затянутом галстуке, поэтому он тянулся к нему рукой и оттягивал у шеи, что не могло не броситься Ли в глаза.       — Слышал, что Вы частный репетитор. Я понимаю, что возраст Юджэ ещё неподходящий, но хотел бы, чтобы он уже сейчас знал основы.       Гости сели обратно на диван, а Донмин присел на небольшое кресло, скользя взглядом по лицу взрослого жениха. Ли поёрзал на стуле и, положив руки на ноги, улыбнулся мужчине.       Но Ёнджу.       — Литература, которую я преподаю, рассчитана на детей старше, — мужчина задумчиво перевёл взгляд на своего сына и устало вздохнул, понимая, что Ли прав. Ему в начале года исполнилось пять лет, а средний возраст учеников Донмина — тринадцать. Вот только Мун пришёл не с этой целью, его интересовал больше другой предмет.       — Я имел в виду французский язык.       Дети в таком возрасте быстрее впитывают информацию, поэтому изучение языков будет для восприятия мальчика несложным. Сейчас материал усваивается лучше, поэтому Бин не хотел оттягивать этот момент, желая дать сыну лучшее образование, сколько бы денег и сил на это не ушло. А Донмин, как он слышал от его старшего брата Минхёка, хорошо налаживает общение с детьми и подростками, поэтому обучение проходит просто и легко.       Нанимать кого-то для драгоценного сына было тяжёлой задачей, с которой Мун Бин не хотел разбираться в одиночку, а кто-то из такой уважаемой семьи, образованный и умный, справится с детскими капризами.       — Я бы хотел, чтобы Вы приходили к нам в дом. Но если Вам будет удобнее, то Юджэ сможет приходить к Вам в дом Ваших родителей, — Донмин отрицательно покачал головой.       Ему не хотелось связывать уроки и личное пространство, которое в этом доме часто нарушается.       — Для Юджэ комфортнее будет домашняя обстановка. Место, которое он знает.       Когда разговор закончился и гости ушли, Донмин вновь задержал свой взгляд на девушке. Лёгкое бежевое платье с длинными кружевными рукавами, золотая подвеска с маленьким камнем посередине, и всё то же аккуратное кольцо на пальце. Сейчас при дневном свете парень смог различить тонкую гравировку, но разглядеть узор полностью не получилось.       Ему хотелось вновь коснуться её ладони и оказаться в том вечере, когда он ощущал себя уединённо вместе с ней. Будто в зале никого кроме них и оркестра не существовало — только он и она. Такие далёкие друг от друга, но не менее близкие. И объяснить это волшебное ощущение, когда она смотрела на него и улыбалась, просто невозможно. Не выйдет описать словами.       Даже Донмину.       Юджэ с отцом вышли из дома, а Но остановилась на пороге, протягивая застывшему парню его белоснежный платок. Без слов благодарности или извинений — только многозначительный взгляд, от которого у парня мурашки по коже. Она казалась такой юной, поэтому у Ли в голове не складывалось, как Ёнджу станет женой взрослого мужчины.       Он забрал платок и всего на пару секунд коснулся её пальцев, и она неосознанно отдёрнула свою ладонь ближе к груди.       Донмину этого прикосновения ужасно мало. Но он не имеет права и думать о том, чтобы взять её ладонь в свою и коснуться своими губами, как это сделал Бин на том балу. Нельзя, потому что она изначально была чужой девушкой, и их встречи не должно было случиться. Однако это не останавливает поток мыслей в голове Ли и не унимает его еле ощутимой дрожи в руках, когда кончики пальцев неистово горят.       Когда Ли оказался в своей комнате после ужина, то внезапно осознал одну вещь — ему придётся видеть мальчика два раза в неделю, который совсем скоро будет считаться её сыном; Донмину придётся встречаться с мужчиной, который совсем скоро станет ей мужем и будет иметь право держать её руки каждый день; он будет навещать дом, который совсем скоро станет её, где она будет жить. Вместе с Мун Бином. И без него.       Желание отказаться от проведения уроков его сыну возрастало с каждой секундой в раздумьях о том, как же красиво она смеялась в тот вечер и сжимала его руку. Доверчиво и крепко. Будто они принадлежат только друг другу, и это Ли может каждый вечер наслаждаться её компанией, делить на двоих их тишину и целовать её руки.       Донмин уверен в том, что французский — язык любви. Даже оскорбляя кого-либо и задевая чужие чувства острым словом — это звучит словно признание в пылких чувствах. И Ли не раз проговаривал некоторые заученные наизусть фразы вслух в своём доме, будто заранее репетировал. Однако юноша не знал — для чего и для кого. В его сердце всегда была пустота, которая временами заполнялась его любимыми учениками и нежными словами, звучащими из его уст по-особенному прекрасно.       И сейчас он ощущает то, как ему хочется озаглавить этот отрывок его жизни. Таким простым и неправильным словом, которое вспыхнуло в его голове сразу же, когда он увидел Ёнджу в гостиной родительского дома.       Ёнджу его «incomparable». Донмин вычерчивает это слово на новом пергаменте и удивляется тому, как одно слово, раньше не значащее ничего особенного для него, так резко обрело совершенно иной смысл в его голове — такой нужный и бесподобный.       Французский — язык любви. И Донмин хочет говорить на нём только о Ёнджу.