***
Среда наступает гораздо быстрее, чем того ожидает Донмин. Он предпочитал забываться в днях после того разговора с Бином, а на выходных решает навестить старшего брата. Ли давно не чувствовал необходимость его присутствия в своей жизни, но эта неделя его изрядно вымотала. Буквально выбила из сил, поэтому идея увидеть брата и поговорить с ним вселяла в писателя надежду на лучшее. Минхёк был мудрее Донмина хотя бы потому, что прожил чуть дольше и набрался больше опыта. В детстве эта разница не чувствовалась, но когда старший вернулся из академии уже сержантом, то младший понял — ему у Минхёка нужно учиться. Даже тому, как правильно разговаривать с людьми высоких чинов. Всему. И его внутренней силе, выдержке и стойкости в первую очередь. Старший брат любил празднества и торжества, потому что на одном из них познакомился со своей женой. Донмин, пока ждал брата в столовой, поймал себя на мысли, что завидует ему. Не так сильно, чтобы испортить свою к нему любовь, но и не так слабо, чтобы улыбнуться спустившемуся родственнику искренне. Внутри писателя сидела будто странная затаившаяся обида то ли на Минхёка, то ли на себя — ему этого было не понять, но крепкое братское объятие привело его в чувство. Ли был лучшим другом Донмина, поэтому, хоть Минхёк и старался всегда держаться холодно в силу своего чина, рядом с младшим он снимал все существующие маски. Потому что смотреть на повзрослевшего парня, который впервые столкнулся с тем, что не может чем-то овладеть — невероятно. Донмин будто открылся для брата с новой стороны, которую отчаянно скрывал все эти годы вдали от него. Словно сейчас те тревожные мысли, с которыми Ли открыто делится только со старшим — проблема глобальных масштабов. Для его ещё необузданного нрава — да. А вот Минхёк же, внимательно выслушав и задумчиво замолчав, смотрел на ситуацию со своей точки зрения. Но выхода не находил. Его чувства, кажущуюся всегда продуманными на несколько шагов вперёд и смелыми, резко притупились и испарились. На какой-то момент Донмин увидел в глазах напротив всепоглощающую пустоту, но старший быстро вернул себя обратно. Он тяжело вздохнул и облокотился о спинку стула, скрещивая руки на груди. Донмин не испытывал подобного ещё, видимо, никогда — Минхёк замечает его волнение. — Я вижу только один выход, Донмин. Отпустить её. Что бы ты не натворил, мисс Но не сможет разорвать помолвку. Донмин знал об этом и без упоминания братом, но его разум просил озвучить это кого-то вслух. Хотелось услышать об этом от кого-то другого, кто может влиять на Ли, кого он любит и кому поверит. Поэтому из уст Минхёка эти слова звучат донельзя правильными, словно расставляя всё по полочкам. Его старший брат всегда во всём был прав, и сейчас — не исключение. Ли знает, какая агония разрастётся в душе младшего брата, когда он покинет стены его дома и уедет обратно в родительский. Минхёк знает, как Донмину будет плохо в его маленьком мире, где он совсем один. Но старший также и понимает, что ничем не может ему помочь. Только наблюдать со стороны и вовремя оказаться рядом с ним, чтобы младший не закрылся насовсем. Чтобы он оставался тем Донмином из детства, который всегда мечтал о счастье и не понимал этого.3. mon cherie
6 февраля 2019 г. в 11:50
Юджэ в свои пять лет был очень сообразительным мальчиком, что не могло Ли не удивить, но французский был определённо не для него. Донмин это понял спустя три долгих урока, когда у парня не получались даже основы. Писатель, каким сам себя любил считать парень, знал с самого начала, что мозг мальчика ещё к этому не готов. Приди Мун Бин к нему через год или два, то Ли бы даже и слова против не сказал, скрывая своё недовольство за вежливой улыбкой, потому что так принято в их обществе. И если майор рассчитывал на другой исход, то Донмин только незаметно для мальчика качал головой и даже сомневался в своих силах.
Сам Ли также в пять лет начал усердно заниматься с учителями и индивидуально с репетиторами, только бы мама успокоилась — женщина хотела вырастить из сыновей мужчин, романтичных и смелых, нежных и любящих. Вот только Минхёк выбрал итальянский, а Донмин решил не сопротивляться исполнению давней мечты матери. Женщина скоро забыла французский после замужества, и, сидя рядом с младшим сыном и проверяя его навыки, невольно вспоминала язык, вспоминая свои личные истории, которые никогда не были озвучены вслух.
Донмин знает, что французский — язык влюблённых; язык мечтателей; язык отчаянных и одиноких романтиков. И не любить этот язык в ответ просто не получалось — Ли пропитал себя им от макушки головы до пят. Он часто применял фразы и отдельные слова в тех маленьких рассказах, которые успевал писать в свободное время. Ему нравилось полное погружение в выдуманную реальность, где только он решал, каким будет конец.
Ли любил грустные и трагичные концы. Ему нравилось описывать их и проносить через себя, но испытать в реальной жизни — такого желания отнюдь не было. Но сейчас ему кажется, что только это его и ждёт. Мун Бин заходит в комнату сына и просит Донмина написать ему на бумаге перевод двух слов. И Ли знал, кому они будут отданы — Ёнджу. Мужчина стоял рядом с ним и отпустил сына, чтобы тот закончил обучение сегодня раньше.
Мужчина схватывал всё на лету, и уже после третьей попытки мог спокойно выговаривать слова, которые Донмин хотел бы лично подарить той, что сидела и ждала жениха в гостиной. Бин спускается вместе с учителем, и у второго не ускользает из виду яркая улыбка Муна, когда он увидел свою невесту. Ли необходимо быть сдержаннее рядом стоящего мужчины, но у парня не выходит даже просто смотреть, не испытывая при этом трепет своего сердца.
Этой девушкой только любоваться и восхищаться. Что Донмин и делает. Он слегка кланяется в знак приветствия, но взять её руку и лёгким, простым жестом показать свою вежливость — не выходит. Он скрепляет свои ладони в замок за спиной и остаётся стоять на месте, пока девушка неловко улыбается и садится обратно на диван.
— Mon chérie.
У Донмина сердце подпрыгивает и падает вниз, глухо стукнувшись о рёбра. Голос Мун Бина с толикой холода, жёсткий и глубокий — его привычки из-за армии и командования. Мужчина иначе давно разучился и даже не пытался эти стальные нотки в себе искоренить — первая жена была его любовью хоть и не первой, но на всю жизнь. К своей невесте он относился хорошо и старался разбудить в себе застывшее в горечи сердце, но ничего внутри не трепетало.
Эта красота была создана не для него, но отец Но был другого мнения.
Младшая дочь в свои двадцать лет обременяет семью, ведь две старшие уже давно замужем и воспитывают детей, а она всё мотает капризно головой и отказывается от всех. На этот раз увильнуть не удалось — у Ёнджу просто не осталось выбора. Либо Мун Бин — благородный и вежливый, уважающий её личность и желание свободы. Либо сын другого политика — моложе Бина на пять лет, грубый и жестокий сержант.
Выбор Ёнджу был очевиден. Она смирилась с этим замужеством ещё месяц назад, но появление Донмина стёрло в ней все грани.
Она смотрела в его глаза и дивилась тому, как в них даже днём будто отражались блестящие точки на небосводе. Кто же поместил ему туда миллионы звёзд, такие яркие и горящие неистовым огнём молодости. Из уст Мун Бина звучали слова, и перевод их она знала — вот только умолчала и искусно изобразила удивление, чтобы жених произнёс перевод.
Донмин готов был поклясться, что почти проговорился вслух. Его отвлекла книга, упавшая с громким грохотом на пол. Выронил мальчишка, вбежавший неожиданно в гостиную, и, оставив ненужный ему предмет одиноко лежать на дереве, обнял пришедшую девушку. Эта картина заставила Ли по-настоящему ощутить реальность, которая поглотила его — он чужой. В этом доме, прямо в этот момент, Донмин — лишний элемент в воцарившейся семейной идиллии.
Даже отведя взгляд и, потупив его на свою обувь, перед глазами возникали эти образы, так гармонично смотрящиеся рядом друг с другом.
Так тепло.
А на душе Донмина будто вновь главенствует зима, хоть за окном и тёплый март.
— Занятие на следующей неделе в среду? — Донмин осмелился нарушить спокойную атмосферу, но его голос был тихим, даже несмелым.
— Хорошо, что Вы напомнили! В среду у моей невесты день рождения. Я бы хотел пригласить Вас и Вашу семью к нам на празднование.
Ли недолго молчит и уже по отработанной схеме улыбается, кивает.
— Я передам родителям. Благодарю за приглашение, господин Мун.
Ёнджу смотрит неотрывно и хочет коснуться кончиками пальцев его губ, чтобы убедиться в том, что они — настоящие. Потому что в его улыбку она не верит, ровно так же, как и Мун Бин. Но присутствующие игнорируют зов своих душ и прощаются на хорошей ноте, провожая Донмина с лёгкими, фальшивыми, но вежливыми улыбками.
Бин молчит об отчаянном взгляде невесты на гостя. Ёнджу молчит о своей горечи на кончике языка и скатывающейся по горлу, образовываясь в липкий ком. Донмин молчит, как кажется ему, обо всём, что внутри. Но больше всего его тревожит то, что он хотел бы больше никогда не слышать из уст майора в сторону Но те заветные слова.
Моя дорогая.