***
Как только дверь закрывается и в комнате наступает гробовая тишина, его накрывает. Он протягивает руки, грубо притягивает к себе. Начинает покрывать лицо поцелуями, аккуратно, чтобы рану не задеть, целует везде, всюду, слишком долго, тягуче, сладко. — Прости меня, прости, — выдыхает Чонгук, а Техён и не думает злиться. Он знает, в каком состоянии парень, знает, как тому тяжело.. — Ты не виноват. — Виноват, слишком виноват.. Как же хочется забыть обо всём. Не видеть, не чувствовать. Остаться здесь, в этой комнате, с этим человеком. Привязать, пришить себя к этим стенам, вырвать внутренности и оставить только кожу, которая будет ощущать, слышать. Он нежен, хотя его разрывает изнутри. От злости, ненависти, напополам разделённой. На себя, на других, на весь мир, который так несправедлив. Ему хотелось причинить такую же боль, какую ощущает сам. Но рядом не тот, кого хочется калечить. На него накатывает настолько сильно, что терпеть нет сил. — Чонгук.. — Техён произносит жалобно, когда чувствует на шее влагу. Обнимает его как ребёнка, убаюкивает, утешает. — Брось, милый, всё хорошо. — Я ведь ненавижу их, — говорит Чонгук срывающимся голосом, пропитывая одежду Техёна слезами своими. — Ненавижу отца, мать, но почему мне так больно от этого. Я ведь хотел, чтобы он умер, сдох в самых страшных муках, а сейчас.. сейчас.. Техён пытается понять, хотя это и сложно. Его отношения с родителями, хоть и не идеальные, но ненависть.. Её к ним никогда не было. Лишь обида на то, что он никогда не получал должного внимания и заботы. А здесь, у Чонгука, всё абсолютно по-другому. Он понимает, что должен поддержать, сказать пару слов, чтобы успокоить парня, но язык, будто к нёбу присох. Поэтому он делает то, что, по его мнению, кажется самым подходящим в этот момент. Целует. Нежно, словно кожа парня самое тонкое, что есть в этом мире, после, когда не встречает сопротивления, действует уже более настойчиво, с несвойственной ему агрессией. Покусывают кожу на шее, частичкой себя понимая, какую глупость творит. Но, слёз он больше не чувствует. Позволяют быть главным ему короткое время. Скорее, из-за непонимания. Что же это - тихоня Техён сам просится на член? И уже не понятно - голоса ли это в голове, или же просто разыгравшееся воображение. Чонгук больше не позволяет к себе прикоснуться. Заводит руки ему за голову, чтобы тот не смог пошевелиться. Техён готов терпеть, даже если ему будет больно. Знает, на что подписался, во что влип. И покорно принимает, опуская голову. — Хочу, чтобы ты стонал, – произносит Чонгук, от истерики, к которой он был так близок всего пару минут назад, ни следа. — Стонал громко. — Но Сона.. — Техён пытается возразить, просто ради вида. — А мне плевать, — Чонгук задирает его футболку, проводя горячим языком по коже ниже пупка. — Хочу тебя слышать, малыш. Ему плевать, что Сона, слыша их стоны, будет зажимать уши, стараясь думать о чём угодно, кроме них. Ему плевать на парней, которые вернувшись, будут краснеть, даже не смотря в сторону их комнаты. Он хочет любить своего мальчика. А на всё остальное ему наплевать. — Встань на колени, детка, — говорит Чонгук, после того, как одежда Техёна была им грубо сорвана и выброшена, как ненужная тряпка. Но ведь сейчас это и в правду не нужно.. Техён начинает дрожать от резко спокойного и властного голоса парня. Настроение Чонгука сменяется настолько быстро, что просто становится страшно из-за этого. Ежеминутно, ежесекундно. Техён прогибается в спине, потому что чувствует на ней горячую ладонь, которая давит, заставляя это делать. Возбуждение накатывает сильными волнами, парень ощущает приливы, ему становится слишком жарко. Он пытается на что-то отвлекаться, думать о том, что у стен в этой комнате цвет более серый, чем в остальной квартире, что уже совсем скоро нужно идти в школу и изображать из себя пай-мальчика. Но у Чонгука другие планы. Его язык слишком горячий. — А-ах, — мысли из головы моментально испаряются, и только стон издаётся из губ Техёна. Чёрт, как же хорошо. Чонгук играет с ним, не спешит завершать эту сладкую пытку, но лишь потому, что убежать от него Техён всё равно не сможет. Оба бы сказали, что впереди у них вечность, если бы верили в это. Хватит и этого вечера. Чонгук проталкивает в него палец, продолжая насилие над его телом, двигает осторожно, хотя сорваться на бешеный ритм хочется до покалывания в конечностях. Техён никогда не был пошлым мальчиком, но сейчас он бы с удовольствием посмотрел на себя со стороны. Он бы увидел действительно откровенную картину - голое тело, такое нежное и мягкое, которое блестит от капелек пота и слюны, отвратительно пошлая поза, его раскрасневшееся лицо и член, который течёт - о да, он бы кончил моментально. — Чонгуки, пожалуйста, войди в меня, — сказал бы ему кто-нибудь полгода назад, что он, сам, добровольно, будет умолять кого-то его трахнуть, он бы откусил этому человеку язык, не раздумывая. Но жизнь сука, он уже не раз убеждался в этом, и подкинуть она может всё, что угодно. Чонгук лишь усмехается, вынимая скользкие пальцы, входит в него резко, растягивая узкие стенки. — Я не могу отказать своему малышу, — Чонгук похабно облизывается, крепко держа парня за бедра. Настолько крепко, что Техён готов поставить пять баксов, что на утро будут синяки - отвратительные, проходящие несколько недель. Он будет аккуратно касаться их, жмурясь от лёгкой боли, краснеть, вспоминая, кем и когда они были оставлены. Но, наверное, именно такое он любил больше всего. Воспоминания о моментах, которые могут больше никогда не повториться, лучшие моменты жизни, которые хотелось бы проживать вновь и вновь. Чонгук вновь словно демон, его взгляд опять такой же, как в первый раз. Когда он впервые брал Техёна, там демоны на дне плескались, а улыбка на лице оскал нечеловеческий приобретала. Он опять таким стал, Техён должен был подумать о том, что парню может стать хуже, но думать о чём-то, кроме нереального ощущения внутри был невозможно. Техён тихо поскуливал, утыкаясь в кулак, но голос всё равно было не скрыть. Пытался быть тише ровно до того момента, пока Чонгук не скрутил его руки у него же за спиной, и посмотрел так, словно уличил в обмане. Хотя, так и было. — Я же говорил тебе, малыш, — он резко дергает парня на себя с такой силой, что на секунду боль пересиливает удовольствие. С утра будут болеть ещё и руки. — Говорил, что хочу слышать твои блядские стоны, — он держит его, не позволяя упасть, выдыхая слова прямо ему в губы. У Техёна скулёж совсем отчаянный, ему больно, его член просто изнывает без прикосновений, он чувствует себя чёртовой маленькой шлюхой, которая живёт трахом. Его берут жестко, но не единой ассоциации с тем днём в его голове не возникает. Потому что с ним Чонгук, и он его грёбаное лекарство. Поэтому, в благодарность, он будет играть по его правилам. Это было бы сложно, если было бы наигранным, но Чонгук срывается, начинает вдалбливать его в кровать, отпуская руки, при этом выдалбливая из него душу. И Техён срывается. Порно звёзды высшего масштаба должны будут брать у него уроки после подобного. Он стонет так, что закладывает уши, выглядит, вероятнее всего не лучше дешёвых девок, которые стоят под такими же дешёвыми клубами, но ему плевать. Техён срывает голос, а Чонгук смеётся. Или же это смеются их демоны? От ударов бёдер Чонгука об его ягодицы хочется умереть, от рук на спине и плечах хочется плакать. А от чувства животного удовольствия и похоти, которая летает в воздухе - сойти с ума. Чонгук начинает выходить из него полностью, после чего резко входить обратно, и так бесконечное количество раз. Длится это не больше минуты, но время им к чёрту не нужно. Оно, в этой комнате, измеряется абсолютно по-другому. Чувствами, вздохами, поцелуями. Ему кажется, что Чонгук кончил, но через секунду своим больным мозгом он понимает, что здесь что-то другое. Замолкает, прислушивается, ощущая влагу на своей спине. Когда в нём продолжают двигаться. Не с таким остервенением, как ранее, но так, как будто стараются передать всю боль и печаль через это. Чонгук плачет, а Техёна возбуждает это дико, и он чувствует себя ещё большим животным из-за этого. — Эй, Чонгуки, пожалуйста.. Парень переворачивает его к себе лицом, утыкаясь в грудь, и не может остановиться. — Милый перестань, все хорошо, я здесь, — Техён гладит парня по накачанным рукам, и весь его образ должен был разрушиться. Сильный мужчина, льющий слёзы, как маленький ребёнок. — Мне так страшно, малыш, — он растирает свои слезы по телу парня, словно пытается залечить раны внутри, но не понимает, что от этого ран становится только больше. — Эй, — Техён отрывает парня от себя, держа в ладонях заплаканное лицо, — скажи мне, чего ты боишься? — Я так сильно боюсь, что ты разобьёшь мне сердце.. Внутри всё сжимается. Это больно, но в сто раз сильнее это обидно. В то, что он верит, что его могут предать. — Никогда, слышишь, — Техён добавляет максимально стальные нотки в свой голос, но срывается, чувствуя, насколько неуверенным и уязвимым выглядит. — Я никогда не брошу тебя, никогда-никогда не сделаю тебе больно. — Ты уже делаешь.. Техён не понимает, Техён не хочет понимать. — Они все, они хотят забрать тебя у меня. Один Чонгук понимает, о чём сейчас идёт речь. Хотя всё же, Техён не до конца уверен, понимает ли. Всё его демоны - говорит он себе. Нужно принять и смириться. — Никто не посмеет забрать меня у тебя, — он тянет Чонгука на себя, заставляя лечь сверху, обхватывая ногами его бёдра, прижимая сильнее. — Я только твой, и этого не изменить. Он надеется, что Чонгук верит. Кончают они, смотря друг другу в глаза, не смея даже моргать. — Обещаешь? — Обещаю.. Клятва, данная не на крови, но на чувствах, на любви, на эмоциях. Техён свято верит в то, что сдержит её, а Чонгук верит, что рука его не дрогнет, если они посмеют её нарушить. Они искупаются в крови, чужой и собственной, но будут вместе, даже если и гнить в гробу. Потому что у него слишком много забрали. Больше он не отдаст. Засыпая под предрассветные лучи, его успокаивает холодящая кисть рукоять ножа под его подушкой. Чонгук не знает, зачем он ему, его демоны не понимают, как он там оказался. Но они улыбаются. И Чонгуку остаётся только растянуть губы, поддерживая***
Юнги чувствует себя так, словно его отбросили огромной взрывной волной на несколько километров. Прямо в космос, где он пребывает в полном одиночестве, не считая кучи мусора, который останется там навсегда. Он уже тысячу раз пожалел, что сделал это. Что поддался эмоциям, поцеловав Хосока. А теперь они опять, словно чужие люди. Будто и не было этих недель, проведённых вместе. Они чужаки, незнакомцы. Хосок несвойственно задумчив и тих, он не сказал ни слова с тех пор, как они поцеловались. Хотя, громко говорить - поцелуй. Юнги просто зажал его в своих объятьях лишая парня воздуха, и не дав шанса вырваться. — Если ты так и дальше будешь молчать.. — Юнги тяжко на душе, его скребут по ту сторону грудной клетки не кошки, нет, настоящие гиены. — Ты сделал это, чтобы согреться? — спрашивает Хосок подозрительно спокойно, делая глупенькое личико. Словно не понимает ничего. Да, может он и прав. Только согреть он хотел вовсе не себя. Он молчит на вопрос Хосока, просто потому, что объясняться не хочет. Странно забытое чувство, когда ты делаешь что-то, крайне тупое, словно провода резко замыкает. Обычно люди думают о том, чтобы бы было, если бы прямо сейчас они воткнули вилку в ногу себе или кому-то еще, или же громко закричали посреди серьёзного разговора. Это не несёт абсолютно никакой ценности, очень часто эти мысли проходят через секунду. Но стыд за то, что ты просто подумал об этом, остаётся. Так вот Юнги пошёл дальше. Тот случай, когда мозг не думает вообще. Квартира, их милое пристанище, встречает оглушительной тишиной и сумраком. Оба уже забыли, когда видели здесь кого-то постороннего в последний раз. На это есть разные причины, и одна из главных сейчас мирно спит в одной из комнат. Они надеются, что мирно. Лечение помогает Чонгуку, но никто никогда не может точно сказать, что в голове у психопата. Даже сам психопат. Но, почему то, именно здесь возникает необычное умиротворение. Мягкий рассвет накладывает свой отпечаток, делая движения лениво медленными, взгляд томным, а дыхание тихим. Юнги провёл бы некую параллель с детством, когда трудности были только словом, и единственной проблемой было то, как отпроситься у матери погулять подольше. Он бы мог, но не хочет. Его детство было шумным, ярким, с постоянными переездами и новыми друзьями, но не разу он не чувствовал подобного умиротворения. Он понимает, что способен ощутить что-то подобное только сейчас, в этом возрасте. Когда после навалившихся проблем ты можешь прийти в место, которое как кокон огораживает тебя от них, не пропуская ничего плохого внутрь. — Спать хочется, — Хосок говорит тихо, но зевок его получается всё равно слишком громким. Парень на таблетках, при которых глаза разлепить труднее, чем вести долгие диалоги ранним утром. — Иди, я лягу на диване. Юнги отворачивается от парня, мысленно желая спокойной ночи, хотя уверен, что у него она таковой не будет. Слишком много мыслей в голове. — Я хочу спать с тобой, — на секунду ему показалось, что его мозг настолько устал за сутки, что выдаёт бред, никак не связанный с реальностью. Но он оборачивается и понимает, что это вовсе не бред. Хосок смотрит сонно, потирая уставшие мышцы, и уходить он вовсе не собирается. — Прости? — У Соны очень большая и удобная кровать, можем лечь там, — и после очередного зевка, добавляет. — Вместе. Это похоже на дешёвую мыльную оперу, или же на то, что Юнги настолько сошёл с ума, что начинает ловить галлюцинации. Слишком реальные галлюцинации. Видеть, слышать - это одно, но чувствовать тёплую ладонь на своей, которая мягко держит, ощущать пол под ногами, когда ты мягко ступаешь по лестнице. Это слишком даже для него. Сона спит, крепко обняв подушку, и о боги, прямо по центру кровати. Какая идеальная мыльная опера. Хосок падает рядом с ней, в чём пришёл, а Юнги опять убеждается, что его голова не для того, чтобы думать. Раздевается, оставаясь в нижнем белье и майке. Наверняка пожалеет об этом. Но, то будет, когда он проснётся. Хотя спать вот так хотелось бы вечность. Девушка слегка двигается к Хосоку, прижимаясь к нему спиной, инстинктивно ища тепла и поддержки. Выдыхает и вновь смолкает, даже не раскрывая глаз. Юнги и Хосок продолжают смотреть друг на друга, пока оба не понимают, в какой глупой ситуации оказались. — Мне правда нравится Сона, — говорит Хосок, аккуратно обнимая девушку за плечи. — И ты мне тоже нравишься. — Так не может быть, Хосок, — ему хотелось добавить что-то на подобии «тебе нужно выбрать одного» но он и так слишком много сказал и сделал того, о чём после будет жалеть. Лимит исчерпан. — Я ведь могу любить вас обоих, так? — у парня опять улыбка на лице, и хоть её не было всего-то пару часов, Юнги уже понимает, как соскучился по ней. —Можешь, — он нагло врёт.. Потому что с детства Юнги был собственником. Его игрушки, это только его игрушки. Его друзья, это его друзья, и ничьи больше. Его парень должен принадлежать только ему. Но он молчит. Они укрывают девушку, с обеих сторон прижимаются к ней слишком сильно, но в этом нет и намёка на пошлость или разврат. Они защищают её, как маленькую девочку, сестричку. Сегодня она может спать спокойно. Демоны под кроватью затаились, они выжидают, не рискуя показываться. Когда солнце начинает ярко светить в комнату, Хосок уже крепко спит. Рука мирно покоится, обнимая девушку, а Юнги не понимает, как докатился до этого. Его угораздило влюбиться в парня, которого ему придётся делить с кем-то ещё. Не на такую любовь он рассчитывал. Когда его глаза закрываются, последнее, что он чувствует, это ладонь Хосока на его лице. Он не хочет думать о том, получилось ли это случайно, или же парень решил подарить тепла и ему. С ним слишком хорошо, это бесспорно. И за это чувство он будет держаться до конца.