Вколи мне поглубже

Лечение проходит постепенно. Полная изоляция от внешнего мира лишь для того, чтобы ограничить стрессы и переживания. Врачи говорят, что так будет лучше. Техён не считает себя слишком умным, он на редкость для его возраста не приспособлен спорить со старшими, поэтому он верит. Стерильная, практически полностью белая палата вряд ли будет способствовать его поправке, но все здесь в одинаковых условиях. Одиночество вкупе с огромным количеством свободного времени съедает его, ещё чуть-чуть, и он начнёт давать имена каждому предмету в его палате. Предметов не так много, поэтому в скором времени каждый из них будет обрастать собственной легендой, наполняться чувствами и оживать. Техён должен вылечиться, а не стать прогрессором собственного безумства, поэтому идею о именных стенах он откладывает на потом. В больнице тихо, не считая редких вспышек необоснованного безумства пациентов, которые впрочем, затихают только успев начаться. Техён видел пару дней назад подобное. Молодую девушку, едва ли не его ровесницу, должно быть ей не больше пятнадцати, скрутило так, что, казалось, вернуть её тело в нормальное состояние, можно лишь переломав ей все кости. Она кричала, царапая своё лицо до глубоких кровавых борозд и ещё пару таких необдуманных, вызванных безумством движений — её глаза бы вытекли, лопнув как надувной шар. Её скрутили, мигом вкалывая дозу успокоительных, и безумство утихло. Особо буйных помещали в отдельное крыло, и Тэхён предполагал, что она именно оттуда. Это было единственное происшествие за несколько недель, которое произошло днём, и единственное, которому он стал свидетелем. Во всех остальных случаях он просто слушал, молясь о том, чтобы подобное никогда с ним не повторилось. У него предусмотрительно забрали телефон и его единственные посетители те, чьё присутствие уже опостылело. Он безумно желал видеть другие лица, другие голоса, но слышал лишь натянуто заботливый голос матери и содрогающиеся нотки в всегда твёрдом голосе отца. — Приходила девушка, — начинает мать, постукивая ложечкой по пластиковой чашке. Стекло, как и остальные бьющиеся материалы здесь запрещены. — Спрашивала про тебя, выглядела крайне волнительно. Ну конечно же. Её голос в этот момент не выражал той степени важности, с которой следовало бы произносить эти слова. Она просто не верила, что за него может кто-то волноваться. — Даже оставила свой номер на всякий случай. Техён уже давно перешёл в разряд немого слушателя. Где-то с неделю назад. В него не вкачивают убойную дозу успокоительных, но сама атмосфера этого места предполагает ленивое существование. Он будто бы подстраивается под этот мир, его организм проходит процесс акклиматизации. Техён сонно наблюдает за чужими руками, которые выдают её возраст, слушает мерный стук по чашке, и это усыпляет. — Ещё этот парень постоянно ошивается около нашего дома. «Этот парень». Техён мгновенно переходит в слух, напрягается, и это не укрывается от её взгляда. «Этот парень». У неё никогда не повернётся язык сказать «твой». — Но, правда, не заходит. Это, если честно, начинает слегка пугать, совсем не понятно, что в его голове, вдруг он… — Ничего он вам не сделает, — Техён успокаивается, понимая, что ей о его чувствах знать не к чему. Он поделился самым страшным, открылся один раз, и понял, что этого достаточно. Его родители даже не умели быть заботливыми. Взгляд матери нечитаемый. Она, вероятно, счастлива, что смогла добиться от него хоть парочки слов, но явно не довольна их содержанием. — Это подростковое, Техён, — отпивает растворимый напиток, морщась от горечи на языке. — Это пройдёт. Он прыскает на слова матери, и тоненький звоночек прерывает начавшую расти ненависть. Свидание окончено. На прощание лишь скорое касание волос с пожеланиями побыстрее поправиться. Техён не считает, что ему нужно поправляться. Он пережевал свою боль, подавился крупными кусками, выплюнув их на землю вместе с остатками горечи. На улице вовсю властвует весна. Единственной проблемой, с которой столкнулся персонал в отношении Техёна — это его дикое нежелание проводить время на открытом воздухе. Он начинал брыкаться, плевался желчью на санитаров, но ни в какую не хотел выходить на улицу. Психиатр говорил родителям, что работа предстояла длинная и тяжёлая, предупреждая, что парень может задержаться в клинике на весь новый учебный год. Это вызывало двоякие ощущения. С одной стороны, он был только рад лишний раз не встречаться со сверстниками и провести долгое время в месте, напоминающем санаторий. Но с другой — он выпускник, и провести последний учебный год на лечении от внутренних заёбов не хотелось. Мысль о том, что он, возможно, больше никогда не увидит друзей, приносила боль. Чтобы не говорила мать, они у него были. А не видеть Чонгука для него казалось непосильной задачей уже сейчас, он просто боялся подумать о том, что будет через год. Да он на стену будет лезть от одиночества и разрывающего чувства тоски и ревности. С кем он, кого целует, прикасается ли к кому-нибудь также, как к нему? У Техёна было полно свободного времени, чтобы думать о подобных вещах. Не считая периода сеансов с врачом, редких попыток медперсонала вывести его на улицу и приёма пищи, его больше ничем не обременяли. Ровно двадцать один час беспрерывного самокопания и попыток произвести внутренний анализ без помощи врачей. Спать Техён перестал абсолютно. Громкие, нарастающие крики, доносящиеся из коридора прервали его самоанализ, заставляя прислушаться к внешнему шуму. Подобное иногда происходило, но крайне редко днём, что особенно его привлекло. Девушка, та же, что и в прошлый раз, теперь она активно жестикулировала, не забывая при это выкрикивать ругательства вперемешку с обвинениями. Она разговаривала с воздухом, но так пристально в него всматривалась, что даже Техёну начинало казаться, что там что-то есть. Слегка поодаль парочка санитарок, держа в руках шприц с успокоительным решала, как стоит подступиться к девушке, чтобы не попасть под раздачу. Их прервал парень, буквально вылетевший из палаты. Номер 203, Техён запомнил, именно в ней лежала девушка. Вышедший парень опустился перед кричащей на колени, шепча ей что-то, вероятно слова успокоения. Но таким поможет лишь лоботомия, хоть это и тяжело осознать. Он гладил взбушевавшуюся девушку по волосам, и отдалённо кажется, что это помогает. Но та спустя секунду начинает вырываться, привлекая внимание еще большего количество людей. Парень встаёт, тот по-прежнему стоит спиной к Техёну, но плечи его дрожат, из-за чего кажется, будто он плачет. Громкие, непрекращающиеся крики девушки тонут в жестоком осознании тяжести подобной жизни. Так молода, так красива, но единственное, чем она может наслаждаться, - это редкими передышками перед ужасающими галлюцинациями, которые вспарывают её мозг, мешая жить. Техён наблюдает за картиной с замиранием сердца, ему безумно жаль, но вместе с тем он рад, что не оказался на её месте. Забери его в подобное место где-то с год назад, и он также валялся бы в полубессознательном состоянии, выкрикивая проклятья в сторону тех, кого на самом деле не существует. Парень дрожащей рукой поправляет спутанные волосы и лишь после этого оборачивается. Он словно чувствует прожигающий его спину взгляд испуганных глаз, устанавливает контакт. Техён ещё больше удивлен, когда в высоком светловолосом парне узнает того самого, странно ворвавшегося в его жизнь. Тот, кто по-глупому стечению обстоятельств застал не лучший период его жизни. Ни сейчас, ни тогда. — Техён, — на полувыдохе произносит он, словно спрашивая и утверждая одновременно. Тот самый, кто чуть не сбил их с Чонгуком на пешеходе, тот, о ком в школе ходит так много слухов. Его имя Намджун, он хорошо запомнил пронзительный взгляд его тёмных глаз и слишком отсутствующий вид. Теперь становилось понятно, почему. Техён с каждой минутой осознавал горечь человеческого существования. Каждый несёт тяжкий груз за спиной, некоторые умудряются делать это с улыбкой на лице, лишь после, в полном одиночестве они рвут на себе волосы, глуша боль и отчаяние в стенах собственного жилища. — Не ожидал тебя здесь увидеть, — глаза парня и вправду застывшие, красные, он явно переживает трагедию внутри. Техёну нечего ответить на подобное, его перестало удивлять что-либо из увиденного после продолжительного нахождения в этом месте. Он с трудом покидает защищающие стены здания, окунаясь с головой в цветущий и такой приветливый сад вокруг госпиталя. Каждый раз повторяя заученную у психиатра фразу, он надеется, что однажды она станет правдой. Намджун задумчив и отстранён, несмотря на то, что сам попросил Техёна пройтись вместе с ним. Но оба молчат, один пытается успокоиться после пережитого, другой лишь даёт время, при этом по-настоящему задыхаясь. Сильный, пусть и совсем не холодный ветер дует в их сторону, и Техёну только и остаётся, что прикрывать лицо ладонями, вдыхая запах антисептика для рук. — Ты в порядке? — Намджун словно выходит из транса, обеспокоенно-умными глазами смотрит на юношу. — Не против, если мы зайдём внутрь? Во взгляде парня слишком много вопросов. Но он учтив, понимает, что ему не позволено лезть в душу к человеку, с которым они виделись от силы раз пять. Техён в школе всегда задумчив и меланхоличен и абсолютно не обладает предчувствием. Ведь даже слепому сложно было бы не почувствовать прожигающий взгляд, который ежесекундно взирает на него. Намджуну порой приходилось просто останавливать себя, убеждая в том, что ещё чуть-чуть, и он прожжёт в парне дыру. Как-то необъяснимо тянуло к этому тихому, ничем не выделяющемуся подростку, который явно имел проблемы. Насмотревшись за несколько лет ужасов в стенах госпиталя, Намджун безошибочно научился определять людей, которые не в ладах с собой. Техён явно прятал в себе что-то, будь то невысказанные идеи или же попросту сумасшествие. Намджуну, как человеку, который всю жизнь провел в больницах и кабинетах врачей, насмотревшись и наслушавшись там всякого, хотелось получше изучить этого парня, понять, что внутри, рассмотреть под микроскопом. Это было бы возможно, если бы сам Техён понимал, что там, внутри него. — Так почему ты здесь? — А ты? Разговор вряд ли бы вышел удачным, учитывая сложившуюся ситуацию. Всё было неправильным: место, обстановка, даже время суток было неподходящим. Намджуну хотелось завести беседу с Техёном посреди весеннего парка в цветущих сакурах, но никак не в клинике с психически больными людьми. — Моя сестра лежит здесь, — признается Намджун, рассматривая мимо проходящих санитаров. — Та девушка, которую ты видел в коридоре. Неприятно, должно быть, видеть, как родной человек сходит с ума. Как медленно из его взгляда ускользают любые нотки адекватности, и с каждым моментом он превращается в сгусток безумия. Интересно, родители Техёна так же думали о нем, как он сейчас о этой несчастной? Обезумевший, одержимый подросток, чья жизнь— сплошной поток страданий. — Это тяжело? — тяжёлый ком с трудом проходит, на смену ему приходит лишь привычное опустошение. — Я бы мог сказать, что привык, но, — парень тяжело вздыхает, нервно постукивая кулаком по мягкому сиденью. Оно свободно, Техён не рискнул сесть рядом с парнем, хоть и не видел в нём прямой опасности. Но, пожалуй, защитный барьер, который им так усердно выстраивался и который смог снять Чонгук, разрушился не для всех. — Но это, чёрт побери, жестоко и больно видеть, как ей становится тяжелее с каждой секундой. Раньше я приходил каждый день, пытался говорить с ней, чтобы она не забывала,что она это всё ещё она. Но теперь порою мне кажется, что она просто не понимает, где находится, она забывает своё имя, понимаешь, Тэ? На исповедь Техён точно не рассчитывал. Он не считал, что может помочь, вряд ли бы смог оказать ему психологическую помощь, но как никто другой понимал, что зачастую нужен просто тот, кто выслушает. — Давно это с ней? — Иногда мне кажется, — Намджун грустно усмехается, опуская глаза в пол, — кажется, что она родилась с этим. Техён выдыхает, видя как ровные, идеально выглаженные брюки парня начинают впитывать влагу проливающихся слёз. Это вдвойне тяжело — видеть и понимать, что ты бессилен. Психиатр говорит, что каждый день — это новая борьба. С самим собой, своими страхами. Лишь выбираясь, ежесекундно преодолевая их, мы становимся лучше, избавляемся от паутины, которая так плотно окутывала нас всё это время. — Эй, — Техён решается присесть поближе, аккуратно кладёт руку на плечо парня. — Послушай, вряд ли бы я смог успокоить тебя, да и вообще друг из меня выходит крайне паршивый, но, по крайней мере, слушать я умею. Да и времени у меня предостаточно. Намджун смахивает слёзы, усмехаясь с неловкой попытки его успокоить. Этот парень крайне забавный и совсем не такой, каким он кажется на первый взгляд. Больше необычный, нежели странный. — Что за парень был с тобой? — перевод темы явно не в лучшую сторону, но, Намджун уверен — ещё пара слов о сестре, и он разревется, и санитаркам придётся успокаивать уже его. Техён резко убирает руку, собираясь отсесть от парня. Он здесь, чтобы забыть, он старается, но будто сама сраная судьба заставляет его каждый раз вспоминать. — Мне казалось, вы близки, хотя я ни разу не видел его в школе. — Он старше, — с намеренно скучающим видом Техён рассматривает белые шероховатые стены напротив. — И да, мы близки. Были близки. — Ты здесь из-за него? И правда? Почему ты здесь, Техён? Ты жил, хоть и поломанным внутри, но признаться честно, ты начинал привыкать ко всему дерьму в твоей жизни. Возможно, со временем, стало даже лучше. Но ведь Чонгук был тем, кто сказал тебе признаться родителям, без его слов ты даже не подумал бы сделать этого. — Отчасти. — Он что-то сделал с тобой? О, он безусловно сделал. — Отчасти. — Не расскажешь? — Намджун аккуратно касается его колена, совсем невесомо, но мурашки ползут табуном по коже Техёна. Он ведь не знает, не может знать, ведь так? — Всё, что он сделал, так это заставил поверить меня в то, что я кому-то нужен, а после, когда я словно слепой начал убеждать себя в правдивости его слов, он растоптал всё, что создал. — Эй, неправда, — теперь парень рядом совсем уж не безобидно касается Тэ. Он явно хочет поддержать, ему невдомёк, почему парень так сжимается от его прикосновений, но не сказать, что это напрягает или беспокоит. Скорее хочется посмотреть, как далеко можно зайти, чтобы не отпугнуть его. — Намджун, пожалуйста, — когда рука парня практически около паха Техёна, он перестает игнорировать это. — Не надо. — Тебе неприятно? — странный парень и не думает её убирать, лишь сильнее сжимает ногу Тэ, так, что через ткань тонких больничных штанов чувствуется жар его ладони. — Я просто не хочу, чтобы ты трогал меня. — Это то, что тот парень делал с тобой? — взгляд Намджуна лукавый, он следит за мелкими, беспокойными попытками Техёна остановить происходящее, но видит лишь опушенный взгляд парня и руку, которой тот отчаянно сдирает обивку с кресла. — Тэхён, ответь. Ладонь Намджуна перемещается на пах, сильно надавливая, и Тэ не понимает, чёртово желание или такая странно-садистская нужда ласки просыпается в нём. Потому что по-другому объяснить его порыв прижаться ближе он не может. Намджун усмехается в который раз, а Техёну хочется от стыда сгореть. На них откровенно пялятся, оба чувствуют прожигающие их предосудительные взгляды, но никто не останавливается. Дыхание совсем близко, Тэ ощущает его на шее, но весь жар ниже, распространяется по ногам. Кто Намджун? Если он и лжец, то крайне искусный, прикинувшись бедной овечкой, сам затащил волка в своё логово. Но ситуация складывается с точностью наоборот. Техён — овца, причём крайне тупая. — Что ты делаешь? — пальцы Тэ всковырнули кожаную обивку, добравшись до мягкого наполнителя. — Всё просто, — Намджун крепко сжимает его член через штаны, и оба готовы поклясться, что если сейчас не прекратят, их придётся оттаскивать друг от друга. — Я хочу, чтобы ты был моим. Просто и лаконично. Намджун в последний раз сжимает крепко руку, вызывая у парня громкий вздох, за которым следует холод и бешеная неудовлетворённость. Техён позорно сбегает, под провожающие взгляды недовольных санитаров, но те слишком любят свою работу, чтобы делать ему замечание. Зарабатывая неприлично много на лечении больных детишек, чьи родители отвалили госпиталю кучу денег, им уж точно не захочется уступать нагретое местечко. Парней эти взгляды мало волнуют. Намджун следит за Техёном до того момента, пока тот не скрывается за дверями своей палаты. От плохого настроения лишь лёгкая боль в голове и неприятный осадок. Придя с утра, он даже и подумать не мог, что сможет сделать первый шаг к тому, о чём так отчаянно мечтал. Лишь стоило Техёну унять бешено колотящееся сердце в груди, он начал бросаться на стены от пережитого. — Боже, да вы только посмотрите на эту маленькую шлюху, — противные голоса в голове, по которым он так успел соскучиться. — Не успел расстаться с одним психом, как уже просишься на член другого. — Сколько прошло времени, а, Техён-и? Не больше месяца, а ты уже готов подставлять задницу первому встречному? Их теперь не заглушить ни таблетками, ни даже чертовым битьём головы об стену. Он пробовал: ничего, кроме огромного синяка и головной боли, он не получал. Врач совсем близко, он идёт заученным маршрутом в его кабинет, уже мысленно готовясь умолять. — Техён, уже поздно, вернись в палату, — мужчина занят, ему не до личной драмы подростка, по крайней мере, не в это время. — Прошу вас, мне нужно позвонить. — Ты ведь знаешь, это запрещено. — Прошу, — взгляд Техёна и в правду умоляющий, он был готов стать на колени ради этого. — Всего один звонок. С крайне недовольным лицом мужчина протягивает телефон, предупреждающе тихим голос проговаривая: — Один звонок. И только в кабинете, при мне. Сердце колотится уже не от рук Намджуна, и ладони потеют не по этому. Он слушает гудки в трубке с выражением великомученика, удары сердца подпадают под каждый сигнал. На той стороне секундное молчание, а после грубый заспанный голос, будто из другой жизни, из другого мира. — Да? — Чонгук, — Техён срывается на жалкие всхлипы, прикрывая рот ладонью. — Забери меня отсюда. С той стороны - молчание, а после короткие сигналы сброшенного вызова. Если голоса в голове Техёна реальные, то им самое время начать пожирать его изнутри.