bloodline

Единственное, за что Маринетт была крайне благодарна приходящему назад сознанию: в какой-то мере это доказывало, что она всё ещё жива. Остальное же: куча шорохов, приглушённые голоса родителей, какие-то скрипы и гулкие удары набата (или что это за странные звуки вообще были?) вкупе с тысячей ударивших в нос ароматов дерева, ткани, пыли, выпечки, бытовой химии и косметики — вызывало острое желание провалиться обратно в обморок. Когда чья-то рука легонько потрясла Маринетт за плечо, девушка зарычала: этого ещё не хватало её бедной нещадно трещащей голове. Маринетт хотела только одного: снова вырубиться, лишь бы спустя какое-то время проснуться уже без этой жуткой какофонии. — Эй, ты… как? — негромко спросил Адриан где-то совсем близко, куда ближе, чем голоса родных. Стоп, что?.. Откуда в её комнате Адриан? Нет, конечно, технически он наверняка взялся тут через люк в крыше, но… Маринетт резко распахнула глаза, садясь… не в кровати. Она лежала на тахте прямо во вчерашней одежде, Кот Нуар с крайне обеспокоенным выражением лица сидел прямо на полу перед ней с не менее озадаченной Тикки на колене. Квами радостно и настороженно выдохнула, поймав взгляд подопечной, а Нуар мигом виновато ссутулился, как нашкодивший кот. Воспоминания о вчерашнем вечернем патруле медленно возвращались, и даже давящие на голову ощущения сразу от всех органов чувств отошли на второй план, когда Маринетт резко и не задумываясь задрала розовую матроску почти до груди и неверяще ощупала абсолютно гладкую кожу на боку. Но ведь… Поймав заинтересованный взгляд Нуара, она, опомнившись, натянула кофту обратно и вопросительно уставилась на напарника:  — И… что произошло?.. Заметно смутившись, Нуар потупился и, запустив когтистую ладонь в светлые пряди, осторожно начал:  — Маринетт… ты это, только не пугайся… Начало уже не вдохновляло, и Маринетт заранее приготовилась ругаться. Что этот Котяра сделал?! Не знал, что делать с раненой и разболтал родителям, что она ЛедиБаг? Или вообще всему городу?! Маринетт прислушалась к голосам родителей: те обсуждали предстоящие выходные с запланированным походом в театр, тихо звенели тарелками, по деревянной доске стучал нож… Заслушавшись, Маринетт, похоже, пропустила какую-то фразу Нуара, потому что тот задумчиво пощёлкал пальцами у неё перед носом, и девушка досадливо покачала головой. Стоп. С каких пор в их доме такая слышимость?! И куда делись раны, современная медицина вроде не дошла ещё до такого уровня?!  — Что ты сказал?.. — судя по встревоженно-виноватому взгляду, Нуар так или иначе имел ко всему этому отношение.  — Ну… если кратко, то я вчера запаниковал и ук-кусил тебя, — он сцепил пальцы перед собой и уставился на собственные обтянутые черным спандексом ладони так, словно в них была спрятана какая-то великая тайна вселенной. Маринетт моргнула, пытаясь сообразить. Ну укусил, а зачем, и вообще… взгляд упал на блеснувшие в неловкой улыбке клыки, и Маринетт, осенённая внезапной мыслью, подскочила с тахты, метнулась к зеркалу. В зеркале она, к её огромному облегчению, отражалась (и плевать, что опыты с отражением на самом Нуаре с треском провалились, развеяв миф!), но отражение показалось каким-то странным… бледноватым, что ли? Маринетт нервно облизнула губы и ойкнула, задев языком непривычные препятствия. Клыки. Твою. Же. Мать. Она оглянулась на всё ещё сидящего на полу Нуара: тот, кажется, отчаянно пытался слиться с интерьером, что было несколько проблематично в практически целиком розовой комнате. Кот виновато глянул на Маринетт:  — Я не знал, успеют ли помочь врачи, и сможешь ли ты полностью выздороветь после… вчерашнего, а так, ну… — он как-то неопределённо махнул рукой, и Маринетт снова повернулась лицом к зеркалу. Тикки перелетела к Маринетт на плечо и печально подтвердила:  — У него действительно не было выбора, Маринетт. Я бы не смогла поддерживать тебя долго. Покосившись на квами, девушка обеспокоенно вздохнула, критически разглядывая собственное отражение:  — А это всё… оно так и останется?  — Что конкретно? — Нуар подскочил на ноги и подошёл к зеркалу. Маринетт указала на своё лицо:  — Ну, клыки, бледность?.. Напарник хмыкнул:  — Эм, в общем-то, да… Но не переживай, бледность практически незаметна, честно! А вот с клыками сложнее: улыбаться во все тридцать два…  — У меня ещё не выросли зубы мудрости, — скептически вставила Маринетт, и Нуар покладисто кивнул:  — И не вырастут теперь, так что улыбаться во все двадцать восемь — так себе идея. Ну и имей в ввиду, если ты учуешь кровь, то хочешь ты этого или нет, но организм будет реагировать, — Нуар снова уставился на носки ботинок, как провинившийся ученик. Маринетт обернулась, чтобы подбодрить напарника: она ещё не разобралась с тем, что чувствует по поводу… собственных клыков (хотя оные у Адриана её вполне устраивали!), но давать раскисать своему порой слишком ответственному и ранимому парню она не собиралась, однако прежде, чем она открыла рот, её внимание привлекли другие звуки. Этажом ниже. Родители. Которые перестали болтать и… Чёрт, Маринетт совершенно не хотела думать, что это за звуки и искренне надеялась, что это просто поцелуи. Хотя и об этой подробности отношений родителей она бы предпочла быть совершенно не в курсе! Судя по всему, эмоции у Маринетт ясно отразились на лице, потому что Нуар только сочувственно похлопал её по плечу:  — Ты научишься игнорировать… э-э-э, лишнюю информацию. Со временем. Наверное, — Нуар выглядел совсем раскисшим, и Маринетт осторожно его приобняла, тихонько вдыхая носом незнакомый прежде аромат. Свежий и приятный, он был невероятно притягательным, не вызывая чувства голода. И почему она раньше не чувствовала этого, м-м-м, аромата с нотками, похожими на цитрус и почему-то луговое поле?.. А ещё камамбер… видимо, проделки Плагга. Маринетт и сама не заметила, как уткнулась Нуару в шею, пока тот нервно не усмехнулся, мягко погладив по спине:  — Оу, кажется, ты не всю информацию считаешь лишней, м? Маринетт шутливо пихнула парня кулачком в плечо, и отстранилась, покраснев. Глянув в зеркало, убедилась, что румянец был вполне насыщенный, вроде даже лёгкий налёт бледности прошёл:  — Л-ладно, п-проехали. Есть ещё что-то, что мне стоит знать уже сейчас? Мама скоро должна подняться сюда, чтобы меня разбудить, судя по времени, и… я не думаю, что это хорошая идея — говорить ей обо всём этом, — Маринетт нервно качнулась на пятках, а Нуара отчего-то передёрнуло. Парень явно побледнел, чего-то перепугавшись, нахмурился, но прежде, чем Маринетт успела задать вопрос, потянулся к её распустившимся за ночь хвостикам и аккуратно убрал волосы с шеи, кивнув на зеркало. Повернувшись к отражению под аккомпанемент беспокойно стучащего сердца Нуара (или её собственного, а может — обоих сразу), Маринетт уставилась на розоватый шрам на белой коже. Затянувшийся, будто бы давнишний. Шрам, явно повторяющий расположение клыков. Она неверяще коснулась шрама пальцами, ощутив небольшой грубый нарост. Почему-то именно сейчас осознание того, кем она стала, пришло с ошеломляющей ясностью.  — Я не… я не подумал, что стоило кусать в какое-нибудь менее заметное место. Прости, — Нуар ссутулился, и Маринетт, резко развернувшись к нему лицом, ободряюще улыбнулась:  — Эй, ты мне жизнь спас! Спасибо. На губах Нуара снова появилась слегка неуверенная улыбка, а в воздухе повисла какая-то приятно дурманящая неловкость, заглушившая даже всю эту бесконечную вереницу звуков и ароматов, разрывавших голову с момента пробуждения… Маринетт прикрыла глаза, привставая на цыпочки и уже почти чувствуя поцелуй на своих губах, когда… Внизу едва слышно заскрипели ступеньки. Легко, быстро, а значит, это мама — и Кота Нуара тут точно быть не должно! Судя по в тот же миг испуганно округлившимся глазам напарника, шаги он тоже услышал — и, торопливо чмокнув девушку в уголок губ, улизнул из комнаты на балкон. А Маринетт с небывалыми для себя скоростью и изяществом забралась в кровать и нырнула под одеяло прямо в одежде, приготовившись старательно изображать очень сонную и очень обычную себя, накрывшись почти с головой. Тикки с хихиканьем успела шмыгнуть в складки подушек, а потом люк скрипнул, и в комнату заглянула улыбающаяся Сабина Чэн.  — Доброе утро, соня! Завтрак уже на столе!