Жажду мою не погасишь водой, Чувствую я, стал вдруг живой, В схватке готов победить я любой. Я так силен! Я стал живой. (мюзикл «Джекилл и Хайд» — «Живой»)
— А много понадобится? — Маринетт с трудом удержалась от того, чтобы нервно закусить губу. Нет, она, конечно, за то, чтобы сделать всё от неё зависящее, но… были некоторые напрягающие её моменты. Например, тот факт, что она до обмороков боялась вида крови. — Маринетт, я пойму, если ты откажешься, — мягко посмотрел на неё Адриан, подавая руку, чтобы помочь преодолеть последние ступеньки на спуске в зимний сад в подземном уровне под двором. Тусклый свет вечернего неба с лучиками дворовой подсветки проникал внутрь сада через массивные зенитные фонари. Ступеньки не представляли совершенно никакой опасности, но Маринетт уже давно заметила, что порой у Адриана случались резкие приступы хороших манер, выскальзывающие уже на автомате, как нечто само собой разумеющееся. До снятия маски она полагала, что это всего лишь шкодливая натура Кота требовала подобной манерности, но нет. Это безукоризненное воспитание впиталось в саму сущность Адриана. — Я не отказываюсь, я просто… — Маринетт отвела взгляд, чувствуя весь идиотизм ситуации. — Я просто крови боюсь. Впереди раздалось резкое шарканье ботинок о гравий, и Маринетт чуть сама не навернулась, когда поняла, что Габриэль Агрест — бесстрастный Габриэль Агрест — запнулся от её слов. Смущённо кашлянув, мужчина вздохнул: — Вампир, который боится крови, куда мы катимся?.. А жить-то вы теперь как будете, мадемуазель Дюпэн-Чэн, а? Щёки Маринетт предательски заалели, но прежде чем она смогла хоть что-то ответить — ха! — какому-то Бражнику, ответить за неё с дружеской усмешкой успел отец: — Крепко зажмурившись, очевидно! — Ну пап! — Маринетт бросила на «предателя» оскорблённый взгляд. — Просто я… мне страшно самой себя порезать, давайте я отвернусь, а кто-нибудь из вас это сделает? — она перевела взгляд на Адриана, глядя с надеждой, но тот неожиданно замотал головой, словно от огня отпрянул: — Нет, прости, так не могу, я… Адриан не успел отвести взгляд, и попался: Маринетт состроила одно из самых грустных и беспомощных выражений лица, и парню ничего не оставалось, как только вздохнуть, сдаваясь. — Нужно немного, насколько мне известно, — переждав эту игру в гляделки, ответил на ранее заданный вопрос Габриэль Агрест. — Точного количества ни в одном источнике нет, но кое-где упоминалась пригоршня. Маринетт кивнула, не зная, что ответить. Волнительная дурнота привычно подкатывала к горлу, и девушка с преувеличенным энтузиазмом принялась разглядывать интерьер. Заполненное зеленью помещение отдавало в носу ароматом влаги, травы и едва уловимым запахом пожухлых листьев. Тёплый свет прожекторов заливал узкую прямую дорогу, ведущую к… Маринетт недоуменно сощурилась, не сразу сообразив, что именно видит. Ну конечно. Некая конструкция, в равной степени похожая на кушетку и на гроб, с каждым шагом обретала всё более ясные черты: светлая шелковистая обивка, хромированные ножки, не вяжущиеся с чернёнными колоннами… и тело. В голове промелькнула странная мысль, что Маринетт впервые видит мадам Агрест вживую. Хотя и на фото она едва ли видела её больше пары раз, запомнив только то, что она блондинка (что неудивительно, учитывая внешность Адриана). А теперь… Она действительно была очень похожа на Адриана: с такими же аккуратными чертами лица и чуть вздёрнутым кончиком носа. Светлые локоны обрамляли бледное лицо, прикрывали плечи, рассыпавшись по бледно-розовой ткани пиджака; чёрная рубашка резко контрастировала и с костюмом, и с бледной кожей. Если бы не отсутствующее дыхание, Маринетт бы запросто решила, что они просто ворвались в спальню, пока женщина спала. Да и женщиной её язык не поворачивался называть: несмотря на строгий, явно взрослый костюм, лицо без грамма макияжа выглядело очень молодым. Засмотревшись, Маринетт даже не сразу заметила, как Габриэль Агрест достал из стоящего неподалёку шкафа со всякой всячиной потрёпанную книгу и… пару бокалов?.. — А это зачем? — предвосхитил её вопрос Том. Габриэль спокойно присел на корточки, открывая ещё одну секцию шкафа, скрывавшую, как оказалось, небольшой холодильник. Достав оттуда спаянный медицинский пакет с кровью, какие Маринетт видела прежде только в кино, месье Агрест пояснил: — Думаю, стоять с кровью в пригоршне всё-таки не очень удобно, — он вскрыл упаковку, ловко и как-то пугающе обыденно наливая кровь в бокал. Запах ударил в ноздри, заставив глубоко и волнующе вдохнуть и неведомым образом стирая часть страха и отвращения. Маринетт сглотнула, чувствуя, как удлинились клыки, и отвернулась, чтобы отвлечься от бокала, но тут же столкнулась взглядом с Сабиной. На лице матери отчётливо отражалась тревога, и Маринетт оставалось только надеяться, что мать боялась не её, а за неё. — Камни Чудес приготовьте, — просто попросил Бражник без маски, и Маринетт покорно потянулась к серьгам, переглянувшись с вылетевшей из сумочки Тикки. Квами ободряюще улыбнулась: пусть она и не одобряла затеи, но всегда была готова поддержать свою подопечную. Ещё мгновение — серёжки уже лежали на потёртой поверхности совмещённого со шкафом стола, а квами исчезла. Исчез вслед за ней и Плагг. Переглянувшись с Адрианом, она ободряюще улыбнулась хотя бы краем губ, а вот парень, напротив, побледнел. Нож он взял совсем уж дрожащей рукой, и Маринетт отвернулась: если человеческая кровь теперь не выглядела столь пугающе, то собственные предполагаемые порезы всё ещё наводили жути. Она снова встретилась взглядом с матерью, и Сабина не выдержала: — Так, давай сюда нож, — женщина решительно подошла к Адриану и строго пояснила: — Мало того, что дочь мою покусал, не хватало только, чтобы ты, не рассчитав траекторию, руку ей отпилил! Маринетт как-то резко поплохело, прямо как в очереди на прививку ещё в коллеже. — Мам, а давай без жутких подробностей, а? — жалобно проскулила девушка, но тут же почувствовала уверенную материнскую ладонь на запястье. — А, так ты передумала, мы никого не воскрешаем и идём домой, да? — с какой-то странной интонацией уточнила Сабина, и Маринетт торопливо покачала головой: — Ни в коем случае! Обязательно воскрешаем, просто, может, сделаем неприятную часть быстро и без… Ай! — Маринетт вздрогнула от резкой режущей боли. Звуки и запахи в зимнем саду будто стали ещё сильнее и ярче, она буквально чувствовала пульс каждого, различала каждое биение сердца. По ладони порезанной правой руки побежали колючие мурашки онемения, а ещё спустя несколько тягучих минут (или это просто секунды так издевательски растянулись?..) чьи-то уверенные пальцы — месье Агреста, скорее всего, — наложили на запястье наконец тугую повязку и развернули Маринетт за плечи лицом к себе. Габриэль Агрест тут же сцапал бокал с подтёками крови самой Маринетт, а Сабина согнула её правую руку и подняла выше уровня груди. — Ты мне зубы заговаривала, да? — пролепетала Маринетт, стараясь смотреть на маму, а не на капли собственной — брр! — крови на столешнице. — Не только тебе, — голос у Сабины оказался не менее слабым. С трудом удержавшись от соблазна прикусить губу, чтобы не видеть темнеющих точек перед глазами, Маринетт постаралась сосредоточиться на лице Сабины, а не на возне мужской половины двух семей, в которую неожиданно включился и Том, однако очень скоро Адриан мягко, но непреклонно подтолкнул её к стоящему чуть позади глубокому креслу и вручил первый бокал, тот самый, с обычной, а не вампирской кровью. Он опустился перед ней на колени и извиняющимся тоном проговорил: — Я понимаю, это неприятно, но… так всё тут же зарастёт, правда. Маринетт моргнула. Отрешённо проследила взглядом за Сабиной, которая села в соседнее кресло и взяла из рук Тома один из двух бокалов с вермутом, чей травянистый аромат смешался с запахом крови и влаги. Перевела взгляд на бокал в своих руках: внутри плясали алые блики. Аромат манил, в горле медленно расползались режущее чувство жажды, а на правом запястье — тянущий зуд. Что же, была не была?.. Маринетт нерешительно поднесла бокал к губам и неожиданно поняла, что на неё смотрят абсолютно все. Ну, за исключением мадам Агрест, которая просто была не в состоянии это сделать. — Что? — не выдержала девушка. — Ну… ты же в первый раз пьёшь кровь, — неловко пояснил Адриан, и Маринетт заметила, что пальцы у него всё ещё дрожат. Она вздохнула: — А по вашей реакции — делаю первый шаг на Луне, не меньше, — решившись, она сделала первый глоток, уже предвкушая отвращение. Отвращения не последовало: с непривычной по консистенции жидкостью в организм будто возвращались силы. Первым делом исчезла ноющая боль в запястье, а затем стих и зуд в горле. Вместе с пленящим чуть солоноватым вкусом на губах Маринетт практически почувствовала себя такой же, какой она была раньше — ещё до укуса. Кровь в бокале закончилась, и Маринетт медленно отстранилась. Всеобщее внимание никуда не делось, и Маринетт вопросительно приподняла бровь. — Ну… зато мы теперь точно знаем, что тебе пойдёт красная помада, — нервно усмехнулся Адриан, вытянув из кармана платок. — Выкрутился, — только и фыркнула Маринетт, стирая с губ кровь.***
Когда Камни Чудес в руках Габриэля слегка засветились, когда он произнёс несколько слов, написанных в книге латиницей простым карандашом прямо поверх иероглифов, Маринетт, не удержавшись от любопытства, быстро пролистнула пару страниц: на некоторых, кажется, были другие владельцы Камней Чудес, на некоторых — чудовищные монстры. Убрав руки от книги, Маринетт снова перевела взгляд на тело мадам Агрест, лежавшей впереди. Ближе всех к ней стоял Габриэль Агрест, Адриан был совсем рядом с отцом. Своих родителей Маринетт попросила немного отойти: в себе, как в вампире, она не сомневалась, но понятия не имела, что может произойти с мадам Агрест после пробуждения. А мадам Агрест тем временем судорожно вдохнула, чуть выгнувшись навстречу светящимся в ладонях Габриэля Агреста Камням Чудес. Ещё несколько секунд сияния — резкая яркая вспышка заставила зажмуриться, — и месье Агрест торопливо сунул раскалённые серьги и кольцо Маринетт в руки, взамен взяв у Адриана бокал. В этих чётких, каких-то почти неживых движениях всё ещё живого человека Маринетт отчаянно виделось что-то пугающе неестественное. Словно он не первый год готовился к этому, намеренно заглушил все эмоции… Да, собственно, так оно похоже и было. Габриэль Агрест с хладнокровием врача насильно вливал вампирскую кровь сквозь сжатые зубы своей едва дышащей жене. Мадам Агрест вдруг судорожно вздрогнула; по ладоням от кончиков пальцев к локтям побежали алые дорожки — точно такие же, какие появлялись у Маринетт вокруг глаз, когда она боялась. Да и веки у мадам Агрест точно так же покрылись алыми «трещинками». Хотя нет. Не так же. В разы ярче. Лицо исказила гримаса боли, и разомкнутые губы со следами крови обнажили длиннющие клыки, когда женщина резво подскочила, одним резким движением отсев на край кушетки. Инстинктивно схватилась за живот, обвела всех мутным взглядом ярко красных глаз и замерла, увидев наконец перед собой мужа. Она подскочила к Габриэлю Агресту на явно нечеловеческой скорости, чуть не сбив с ног, и Маринетт на мгновение испугалась: а что, если воскрешённая вампирша не успела узнать его и поддалась наверняка дичайшему чувству голода? Но нет. Опасения оказались лишними. Маринетт вдруг захотелось отвести взгляд, хоть любопытство и не позволяло: она и представить себе не могла, что простые объятия могут выглядеть настолько интимными. Габриэль Агрест смотрел на жену как на величайшее сокровище, словно ему в действительности было совершенно всё равно на пугающе острые клыки, на сияющие алым глаза, на пошедшую жуткими трещинами кожу пальцев. Впрочем, она действительно при всём этом умудрялась выглядеть красивой. Это была какая-то пресловутая внутренняя красота, о которой Маринетт как-то читала в разных книжках. Наверное, всё дело в улыбке — искренней и на удивление доброжелательной, что вообще казалось диким — с кровью-то на губах. Когда мадам Агрест едва слышно прошептала имя мужа, Маринетт всё-таки отвернулась: неловкость всё же перевесила. Впрочем, Агресты-старшие очень скоро разорвали объятия: мадам Агрест увидела Адриана и, едва стоя на ногах и схватившись за локоть мужа, подошла к сыну. Она смотрела на парня почти с ужасом: ну конечно, подумалось Маринетт, прийти в себя и увидеть, что собственный ребёнок стал значительно старше… — Адриан?.. — мадам Агрест осторожно провела кончиками пальцев по щеке застывшего перед ней сына. — С-скольк-ко тебе?.. — Восемнадцать, — Адриан часто заморгал, шмыгнув носом, а мадам Агрест уткнулась лицом в ладони, в ужасе покачав головой: — Я что, два года?.. Ох. — Резко подавшись вперёд, она по-матерински обняла Адриана, который уже успел чуточку перегнать её в росте. В ответных объятиях сына она торопливо зашептала, разлохматив ладонью золотистую шевелюру Адриана: — Я… я больше в-вас не оставлю, я буду осторожнее… По-прежнему слишком резко отстранившись (Маринетт, наконец, догадалась, что напоминали ей эти дёрганные движения: загнанного и раненого зверя), мадам Агрест резко обернулась на звук открываемой упаковки с кровью — Габриэль Агрест не терял времени даром, пока жена обнимала сына. Она оказалась у стола спустя пару секунд, практически подбежав и выхватив полный бокал из рук. Она выпила его почти залпом, нервно облизнула губы. За ним последовал второй: и тогда мадам Агрест уже опустилась в кресло, посмотрев на мужа как-то странно — смущённо и виновато. Пила его она уже спокойнее, по глотку, и его влияние уже стало заметным: покраснение медленно сходило, руки перестали дрожать, да и в целом она уже не выглядела так, словно сейчас снова упадёт замертво. На третьем бокале она обернулась, наконец заметив — или обратив внимание — на остальных. Смерила сначала Маринетт, а затем и Тома с Сабиной придирчивым взглядом, делая медленные глотки. Покраснение стало почти приемлемым, она уже могла сойти за человека с аллергией, если бы не клыки, и Маринетт невольно удивилась, как мадам Агрест была похожа на Адриана (точнее, это Адриан был похож на неё): точно такого же оттенка волосы, рассыпавшиеся по плечам, взгляд, мигом напоминавший подозрительного Нуара. Разве что выглядела она до неприличия молодо — если не смотреть в глаза. — Ты как? — полушёпотом спросил месье Агрест, протягивая жене платок. Мигом растратив всю свою подозрительность, она искренне улыбнулась, приняла платок и, протерев испачканные губы и подбородок, встала. Покачала бокал в ладони, глядя на переливы алой жидкости, а потом со смешком (который Маринетт сотни раз слышала от Адриана-Нуара) уточнила, поочерёдно указала на всех присутствующих уже не тихим и хриплым голосом, а вполне бодрым и жизнерадостным: — Ты, наш сын, незнакомая мне девушка-вампир, охотник на вампиров и человек, — она сделала многозначительную паузу, вздохнула и недоуменно пожала плечами: — Я даже как-то стесняюсь спросить, что вы тут затеваете… Особенно такой компанией. Мадам Агрест бросила многозначительный взгляд в сторону Сабины Чэн.