Без комментариев

*** Чтобы попасть в исследовательский корпус, к которому относилось и специальное лечебное крыло, нужно было иметь соответствующий уровень допуска или разрешение от вышестоящего руководства. Ни тем ни другим Ичиго не располагал. Стоя перед запертой дверью самого скромного вида, он пытался угадать, сколько секунд понадобится, чтобы его отправили восвояси. — Назовитесь, — глухо потребовал искаженный электроникой голос. Огонек системы видеонаблюдения сосредоточенно подмигивал красным. — Куросаки Ичиго, один три девять пять семь. Огонек мигнул шесть раз, прежде чем незнакомый голос из недр лаборатории сказал то, что Ичиго и сам знал: — Вас нет в списках допуска. Назовите цель визита. Будто с роботом общаться. А может, это он и был? — Я бы хотел… — перед приходом Ичиго несколько раз выстраивал в голове эту простую фразу, но все равно сбился. «Урахара лично за этим следит», да? — Поговорить с Урахарой-саном. Если это возможно. — По какому вопросу? — впервые выказал тень эмоции собеседник. Наверное, все же человек. Или пора тревожиться насчет не в меру развитого искусственного интеллекта, который они тут у себя в застенках состряпали. — По личному. Еще несколько секунд растерянной тишины. — Ожидайте, — скрежетнули по другую сторону. Ичиго стал послушно ждать, ни на что особо не надеясь. И очень удивился, когда через несколько минут дверь вдруг бесшумно распахнулась. За ней стоял красноволосый парень в белом халате, который ему совершенно не шел. — Следуйте за мной, — не тратя время на приветствия и комментарии, сказал он. Ичиго шагнул внутрь, дверь за спиной в ту же секунду захлопнулась. Парень шел быстро и не оглядываясь. Они добрались до конца коридора с расположенными по обе стороны закрытыми кабинетами, уперлись в дверь с цифровым замком. Провожатый быстро набрал код, приложил палец к сканеру отпечатков. За дверью обнаружился другой коридор, очень похожий. И снова — дверь. Ритуал с кодом и отпечатком повторялся еще дважды, прежде чем они добрались до просторной лаборатории, заставленной компьютерами и приборами всех мастей, в центре которой, как дракон в пещере с сокровищами, сидел с планшетом в руках директор научно-исследовательского центра. — Куросаки-сан! Какой сюрприз! — воскликнул он без грамма удивления. — Спасибо, Дзинта. Красноволосый слегка поклонился и молча исчез. — Добрый день, Урахара-сан. Спасибо, что уделили мне время, — сказал Ичиго, подходя ближе. — Я, признаться, от природы любопытен. Не мог не узнать, что за личное дело тебя привело. Он улыбался со своей неизменной вежливостью, а Ичиго подумалось, каково это, когда по сравнению с твоим интеллектом все окружающие, за редким исключением, находятся примерно на уровне домашних питомцев, а если повезет — хорошо дрессированных. Как и Кёраку Шунсуй, Урахара Киске был человеком, который знал всегда и всё. — Агент «Эспады». Это правда, что он у вас? Урахара склонил голову, подтверждая. — Он… жив? — Да. Урахара мазнул пальцами по экрану планшета, что-то перелистывая. Заваливать Ичиго информацией он не собирался. — Почему он здесь, а не в их собственном центре? Почему изолирован? Насколько… насколько серьезны травмы? — Ичиго выпалил вопросы скороговоркой, ни о чем уже не думая. Урахара мог вежливо послать его подальше, но даже за одно только его единственное «да» Ичиго уже был ему благодарен. — Серьезные, — неторопливо, с конца подступился Урахара. — Несколько переломов, повреждения внутренних органов. Не могу вдаваться в детали, но «Эспада» обратилась к нам за содействием из-за нехватки ресурсов. Изоляция — по стандартному протоколу. — Он предполагает, что был риск заражения или иная угроза. Кто на него напал? Что, черт возьми, там случилось?! Урахара отложил планшет и поднялся. Ичиго, перешедший все рамки, приготовился, что сейчас его выставят вон, — и ошибся. — Идем, — поманил Урахара, направляясь к двери. От расспросов по дороге Ичиго удержался. Они на лифте спустились уровнем ниже, миновали очередной безликий коридор с бельмами закрытых дверей, пока одна из них наконец не раскрылась, повинуясь магии отпечатка пальца здешнего божества. Внутри была небольшая больничная палата, самая обычная, не считая того, что на нее сверху накинули стеклянный короб, превращая в подобие аквариума. И в нем, как неуловимое морское чудище, оплетенное водорослями бинтов, трубок и проводов, лежал Гриммджо. — Дальше, извини, нельзя, — сказал Урахара, как будто Ичиго стал бы его просить. Подойдя к стеклу вплотную, Ичиго отрешенно разглядывал его лицо. Нос был сломан, отек расползся, сливаясь с огромным синяком на скуле, изменяя черты почти до неузнаваемости. От выбритых висков, рук, перевязанной груди к приборам тянулись нити проводов. — Вы с Гриммджо-саном, кажется, уже сталкивались с теми, от кого ему так досталось. Ичиго, почти забывший о присутствии Урахары, дернулся. — «Пустые»? — спросил он. В памяти услужливо всплыли серые безглазые лица тварей, в которых он всаживал пули одну за другой. — Опять Куротсучи? Глядя на пики и горные ущелья плывущей по монитору ЭКГ, он думал о липком страхе, который затапливал его в подземной лаборатории, пока темнота кишела бесшумными тенями. А потом Гриммджо перестал отвечать — и страх превратился в животный, слепой ужас. — Боюсь, именно так, — со вздохом ответил Урахара. — Вы же говорили, что они результат генного вмешательства. Что они не заразны. — Наш любознательный друг не сидит сложа руки. Это было новое поколение… особей. Понадобилось дополнительное изучение. — И что вы нашли? Ичиго попытался смягчить требовательный тон, но не очень преуспел. Урахара с укоризной улыбнулся. — Я практически исключил риски, но осторожность не бывает чрезмерной. Для полноты исследования нужно, чтобы пациент был в сознании, а с этим пока сложности. — Почему? — Трудно сказать. — Урахара подошел к панели управления рядом с дверью в «аквариум», щелкнул переключателем. — Все показатели в пределах нормы, есть реакция на внешние раздражители. Видишь? Я включил громкую связь, и частота сердцебиения немного увеличилась. Он слышит, но в себя не приходит. Ичиго приблизился, замер перед микрофоном. Позвал вдруг надломившимся голосом: — Гриммджо? Волны кардиограммы на мониторе взметнулись как цунами, прибор пискнул, фиксируя аномалию. — Любопытно, — вполголоса прокомментировал Урахара. Пульс Гриммджо выравнивался. Он беспокойно мотнул головой и снова затих. Ичиго мог бы спросить, зачем Урахара привел его сюда, презрев протоколы и инструкции. Но он промолчал. — Когда его только доставили, Гриммджо-сан бредил, прежде чем погрузиться в кому. Всего пару минут, бессвязное бормотание, но мне показалось, что он несколько раз повторил слово «один». — Скрестив руки на груди, Урахара переводил заинтересованный взгляд с пациента на Ичиго. — Теперь я в этом уже не уверен. Ичиго испытал прилив неловкости и раздражения, как во время унизительного приема у врача. — Можешь прийти завтра в это же время, если захочешь. И если не будешь занят ничем другим, — сказал Урахара. — Пойду позову Дзинту, чтобы проводил тебя. Он ушел так быстро, что немного опешивший Ичиго не успел даже поблагодарить его. Устройство связи Урахара оставил включенным. *** Пусть Ичиго и не стали пока привлекать к текущим заданиям в разработке, нагрузили его достаточно. Ворох данных, по которым надо было сделать рутинный анализ, и озвученный дедлайн заставили его несколько часов не вставать из-за компьютера, но в четыре он все же звонил в дверь исследовательского центра. Его впустили. Следуя за неразговорчивым Дзинтой по уже знакомому маршруту, Ичиго без должной дотошности спрашивал себя, что он тут делает, и закономерно не находил ответа. Все, что можно было узнать, он уже знал. А в сомнительную теорию целебной силы его присутствия, от которой разило душком любовного романа, верилось с трудом. Дзинта впустил Ичиго в палату. Сам заходить не стал. — Я скоро вернусь, — предупредил он, как будто это и так не было понятно. Сколько у него? Минут пять, как вчера? Не так уж много. Но и не так мало, если учесть, что от него явно ждали одностороннего разговора с пациентом, а Ичиго не очень хорошо представлял, о чем говорить. Гриммджо с прошлого раза нисколько не изменился, лежал поломанной марионеткой в оплетении нитей-проводов, и все то, что прессовалось в Ичиго три недели, вбивалось поглубже, закапывалось живьем, весь гнев, и горечь, и разочарование, и беспомощная, яростная обида — все это заворочалось внутри. И снова, не в первый раз за минувшие сутки, поднимающаяся волна разбилась о глухую стену страха и такой тоски, что внутренности завязывались узлом. Какими словами можно было высказать все это? И как сказать что-то настоящее, если чужие глаза неотрывно присматривают за тобой, чужие уши ловят каждый звук в этой комнате? — Привет, Гриммджо. — Как и накануне, пульс ускорился, кардиограмма заплясала. — Дерьмово выглядишь. Из-за волос будешь потом неделю ныть, спорим? «Ты разобрал меня на атомы. Я до сих пор не могу собраться заново». Наверное, не стоит. Ответом ему был писк монитора, который фиксировал завышенные показатели. Это реакция на слова? Или только на голос? — Кончал бы ты играть в спящую красавицу. Тем более на красавицу ты сейчас никак не тянешь. Ичиго почти услышал, как он огрызается в ответ, высокомерно заламывая бровь, и улыбнулся. Он не верил в чудеса, не ждал, что Гриммджо сейчас как по волшебству очнется и ляпнет что-нибудь наглое и обезоруживающее. Но думать, что он правда все слышит, было приятно. Ичиго смотрел, как в замедлившемся ритме пульсирует на мониторе иконка сердца, немного опережая бег секунд. Ичиго бездумно считал. Еще сотня-другая — и вернется Дзинта. Слова заблудились среди чисел. — Знаешь… утки улетели домой, — тихо сказал он за несколько мгновений до того, как дверь позади него распахнулась, впуская в палату мертвенный свет из коридора. — Ты все упустил, придурок. *** Ичиго еще дважды приходил в исследовательский центр, прежде чем его на три дня отправили в Саппоро заниматься тем, что в «Готей» называли «замаливать грехи». Проще говоря, делать нудную, подчас тупую, но необходимую работу, от которой все отбрыкивались как могли. Проигрывали в соревновании те, кто так или иначе проштрафился. На сей раз это, безусловно, был Ичиго. Сама по себе командировка не напрягала, но уезжал он с тяжелым сердцем, а по возвращении послушно, как дрессированный, в обычное время явился во владения Урахары, с которым после того первого раза не встречался. Коридоры, двери, писк электронных замков, гудение лифта. Все было как раньше, кроме одного. На панели рядом с дверью «аквариума» горел не красный огонек, а зеленый. Ни один сотрудник Урахары, лично принятый им в штат лаборатории, никогда не забыл бы заблокировать дверь палаты, помещенной на карантин. И значило это только одно: карантин был отменен. Ичиго, помедлив, толкнул дверь. Та легко и плавно поддалась. С близкого расстояния Гриммджо выглядел еще хуже. На ввалившихся щеках и подбородке, сквозь лиловые кровоподтеки, пробивалась сизая щетина, добавляя общей изможденности бездомный оттенок. Одна рука от костяшек до локтя была замурована в гипс. Стоя за стеклом, Ичиго не мог этого видеть. Он подошел к постели и без единой мысли в голове тронул Гриммджо за здоровое запястье. Тот вздрогнул от прикосновения и приоткрыл глаза. Несколько секунд ему понадобилось, чтобы прийти в себя и нашарить расфокусированным взглядом того, кто его разбудил. Ичиго эти секунды тоже очень пригодились. — О, глюки подъехали, — сиплым шепотом сказал Гриммджо, попытался откашляться. И неожиданно проворным движением поймал руку Ичиго, все еще стоящего очень близко. — Привет. — Привет. — Он коротко стиснул в ответ сухие пальцы, осторожно высвободился, отступил на полшага. — Как самочувствие? — Как будто меня кто-то жевал, но в середине процесса выплюнул. — Гриммджо слабо ухмыльнулся. Поднял руку, от которой к капельнице тянулась трубка катетера, большим пальцем ткнул в сторону лица: — Попортили мне фасад, ага? — Переживешь. — «Пережил». Мысли ворочались нехотя, оглушенные наконец догнавшим его облегчением. — Ты давно очнулся? — А что у нас сегодня? — Вторник. — Значит, четвертый день как. Он молча смотрел на Ичиго и, наверное, решал дилемму личного разговора при свидетелях. Или нет. Ичиго не всегда понимал, какими извилистыми тропами или, наоборот, прыжкам сквозь гиперпространство движется логика Гриммджо. Иногда казалось, что она у него в принципе отсутствует, целиком вытесненная инстинктами. — Не думал, что ты придешь. Даже если узнаешь. Не знаю, как ты сюда попал, но… пофиг. Я не о том. — Я тоже не думал. — Понятное дело. — Он глубоко вдохнул и скривился от боли. — Тебе знакомо чувство, что ты так обосрался, как еще никогда в жизни не обсирался? Что всё завалил и никак это уже не исправить. — Более–менее. — Мне вот теперь тоже. — Гриммджо все еще был подключен к монитору жизненных функций, и тот бесстрастно выдавал нарастающее в нем напряжение, которое наглядно колотилось на экране мигающей иконкой в виде сердца. — Я раньше понятия не имел, что от самого себя может быть так тошно. — И от этого нового эмоционального опыта ты — что? Решил пойти и весело самоубиться? — Ичиго сам не заметил, как за секунду его скрутило раздражением и запоздалой злостью. — Не весело, а героически. И не самоубиться, а выполнить опасную миссию. — Еще скажи, что ты на нее сам вызвался. — Гриммджо молчал, подчеркнуто глядя в сторону, и Ичиго констатировал так тихо, что даже чувствительные микрофоны не разобрали бы: — Ебанутый. — План был другой. — О, так у тебя был план. Блестяще, блядь, сработал, как я погляжу. — Тебе можно ругаться при начальстве? — Гриммджо приподнял бровь, стрельнул взглядом в угол палаты, где висела одна из камер. — Тебя спросить забыл, что мне можно, а что нельзя. Нахрен я вообще сюда таскался, понятия не имею. Гриммджо странно притих, только глаза блеснули. Ичиго мысленно выругался. — План был в том, — вернулся Гриммджо на шаг назад, — чтобы принести тебе задушенную мышь. От изумления злость в Ичиго за секунду схлопнулась в саму себя. — Урахара вроде бы не говорил, что у тебя сотрясение. Видимо, на фоне всего остального это мелочи. — Он покачал головой. — Единственное, что ты мог принести, это связка крыс, если мы говорим о чем-то вроде тех вонючих подземелий. Или ты про лабораторную мышь? — Я про ритуальную мышь, идиот. Ну, типа. Только вот в части с удушением что-то пошло не так. Кажется, в этот раз его логика отправилась маршрутом через горное ущелье, где ее и завалило к чертям. Но Ичиго все-таки понял. — И что это изменило бы? — искренне удивился он. — Ничего, — бросил Гриммджо хмуро. — Ничто ничего не изменило бы. Ни один ответ не был бы правильным. А если нет разницы, то можно делать что угодно — и не прогадаешь, да? Меня хотели сбагрить на другое дело. Но я умею… быть убедительным. Закончил он уже совсем негромко, медленно смаргивая. Видимо, лекарства, которые ему вводили, обладали снотворным эффектом, да и общий упадок сил сказывался. — Ты умеешь быть занозой в заднице, — устало поправил Ичиго. — Я тебе звонил. — Гриммджо… — предостерегающе начал Ичиго. Они и так уже наговорили тут больше, чем стоило. — Да плевать, — презрительно поморщился тот. — Я думал, что всё. Конец. И так… так тоскливо стало. Забил на протоколы. Хотя знал же, что не ответишь. Да не парься, это ничего, нормально. Обидно знаешь что? Голосовая почта не сработала, вот что. А я бы такую речь мог толкнуть… Ичиго боковым зрением увидел, как открывается внешняя дверь. Время истекло. — Ничего, еще толкнешь. Даже порепетировать успеешь, — сказал он. — Мне пора идти. Гриммджо скис. Потом до него дошла первая часть фразы. До Ичиго тоже. — Меня завтра перевезут в центр «Эспады», — сказал Гриммджо. — Вроде как я стабилен и тесты все уже сделаны. Теперь очередь наших. Ичиго кивнул. Перевод значил, что в ближайшие недели они не увидятся. — Не доводи там врачей, пожалуйста. А то получишь эвтаназию бонусом. — Постараюсь, — сонно осклабился Гриммджо. И незнакомо дрогнувшим голосом окликнул, когда он уже почти вышел из палаты: — Ичиго… — Потом, — ответил он, обернувшись и взмахнув рукой на прощание. Гриммджо улыбнулся и закрыл глаза.