Без комментариев

*** Здание выглядело прилично, ничем не выделялось и всем своим видом подчеркивало, что не стоит даже мимолетного взгляда. Стекла в карамельных лучах закатного солнца горели золотом. Шум города добирался сюда ослабшим, будто выбившимся из сил, и где-то у самых дверей совсем смолкал. Внутри, на каждом из трех этажей, стояла тишина — приборы не фиксировали присутствия чего-либо живого. О том, что творилось на скрытых уровнях, говорить пока было рано. В устройстве лабораторий Куротсучи Маюри себе не изменял. Подземелья. Гребаные подземелья. Ичиго покосился на Гриммджо, в который раз за последние полчаса промолчал. Тот не сводил глаз с пламенеющих окон и выглядел непривычно напряженным. Машина осталась в сотне метров отсюда, чтобы не мозолить глаза наблюдателям, если такие появятся. Гриммджо и Ичиго расположились за углом соседнего здания, давно пустующего. Остальные точно так же ждали у двух других выходов из лаборатории. Йоруичи еще минут десять назад должна была отдать приказ, но молчание все тянулось и тянулось. После нескольких неудачных операций перестраховка вовсе не казалась лишней, и все же бездействие тяготило. Гриммджо машинальным жестом в четвертый или пятый раз поправил кобуру, в которой сегодня был такой же, как у Ичиго, «Глок». Вопреки ожиданию, накануне он все-таки приехал, уже совсем поздно. До выезда оставалось всего шесть часов. Ичиго пытался лечь пораньше, долго ворочался без сна и задремал незадолго до короткого, требовательного звонка в дверь. Гриммджо с кривоватой усмешкой посмотрел, как он сонно хмурится, вырубил свет и в темноте повел его в спальню за руку, как ребенка. Ичиго не протестовал, с облегчением вернулся в постель. Быстро и молча раздевшись, Гриммджо лег рядом, надежно оплел руками и ногами. — Жарко, — сказал Ичиго. Комнату заполняла собой неподвижная духота летней ночи. Открытое настежь окно не помогало, до установки кондиционера руки так и не дошли, а Гриммджо был как печка. — Ага. Конечно, он и не шелохнулся. Ичиго со вздохом развернулся к нему спиной, выпрастывая ноги из-под тонкой простыни. Затылок коротко опалило поцелуем, а уже через пару минут послышалось глубокое размеренное дыхание уснувшего Гриммджо. Невольно подстраиваясь под него, Ичиго тоже быстро провалился в сон. Утром они почти не разговаривали. О предстоящем задании не было сказано ни слова, будто из глупого суеверия, чтобы не отпугивать удачу. Хотя на удачу при их работе редко делались ставки, а в деле с чокнутым ученым — тем более. Правда была в том, что Куротсучи уже у всех был поперек горла. До такой степени, что после ряда провальных попыток выйти на него исключительно своими силами Ямамото и Айзен совершили почти невозможное: они договорились действовать сообща. Как две равноценные части единой организации, коими всегда и являлись, несмотря на то, что вспоминать об этом руководство каждого из подразделений чрезвычайно не любило. Обмен информацией и совместное выстраивание стратегии сдвинули дело с мертвой точки и в итоге привели их к неприметному трехэтажному зданию, под которым творилась та же чудовищная хрень, что и в других логовах неуловимого Маюри. В машинах, окруживших лабораторию, терпеливо ждали агенты «Готей» и «Эспады». Распределение будто бы случайное и непредвзятое, на деле — «доверяй, но проверяй». Каждый это понимал. Паранойя, транслируемая сверху, не у всех находила отклик, но приказ был единым: следить, чтобы обмен информацией остался полным и после завершения этой миссии. Если выводы были верны, все закончится сегодня. Если данные были верны, он должен быть здесь. Если, если, если. Он же не призрак, в конце концов, не черный маг, не пришелец. Весь ужас состоял в том, что он человек. Умный, изворотливый, расчетливый, безжалостный, но всего лишь человек. Хотя иногда, думая об изуродованных, лишенных людского обличья существах, запертых во всех этих подземельях, Ичиго начинал сомневаться. Словно услышав его мысли, черной мутью затянувшие мозги, Гриммджо повернулся, насмешливо сощурился. «Грузишься, Ичиго». Они не должны были работать сегодня вместе, это казалось крайне маловероятным. Ичиго вообще до последнего не был уверен, что Гриммджо после прошлого раза допустят к заданию. Как, собственно, и его самого. — Просто мы незаменимы, — заявил Гриммджо, когда он все же спросил об этом. — А еще я много знаю. Ичиго только надеялся, что за этой формулировкой не скрывался небольшой шантаж со стороны Гриммджо для получения доступа и даже для желаемой расстановки оперативников. Или, по крайней мере, что такие методы не выйдут боком этому отбитому. Над крышами торчал уже только стыдливо алеющий край солнца, окна медленно гасли, впуская в себя, ряд за рядом, скучные сумерки. Наведаться в лабораторию именно в это время было идеей Урахары. Он утверждал, что видоизмененные особи, как были окрещены им жертвы опытов Куротсучи, днем непредсказуемы и беспокойны, а ночью переключаются в режим охоты. Наименее активны они на закате, даже если сами постоянно находятся в темноте. Оставалось только поверить ему на слово. Они теперь больше знали о методах Куротсучи. Знали, что русский исследовательский центр на буровой неспроста находился довольно близко от старого уранового рудника. Знали, кто ему помогал. Знали, где и как он получал подопытных — забирая их прямо с улиц, наркоманов и проституток, бездомных, беженцев, незаконных мигрантов, тех, кого вряд ли будут искать, тех, от кого власти и сами рады бы избавиться. За границей делать это было легче, там, где голод, или война, или еще какое-то удобное условие, сбивающее стоимость жизни до бесценка. Они много чего еще знали теперь, кроме одного. Все эти данные, собранные по кусочку, как мозаика, так и не давали понять, чего он добивался. Зачем создавал своих неконтролируемых, слепых монстров. Зачем в таких количествах. Может, и был у него потаенный мотив, но до сих пор все это выглядело как дистиллированное, вдохновенное безумие. И, кажется, именно это завораживало Урахару, который общался с ним через каждое обезображенное наукой тело, пока искал ответы. — Возьмите его живым, — сказал Урахара, вдруг появившись на последней летучке, чего он почти никогда не делал, передавая нужную информацию напрямую на рабочие планшеты или через доверенных помощников. — Куротсучи Маюри нужно взять живым. Чего он точно никогда не делал, так это не повторял сказанного. Йоруичи на это фыркнула себе под нос, но промолчала. На некоторых лицах читалось напряжение, послышалась пара раздраженных вздохов: желание покончить с садистским ублюдком после всех этих унизительных кошек-мышек стало уже чем-то личным. Гриммджо и бровью не повел. Никто, конечно, не обратил внимания. А стоило бы. — Понял, да? — спросил он чуть позже с весельем, которого не было в его глазах, потому что там не было места ничему, кроме ледяного, несвойственного ему гнева. Ичиго кивнул. — Такими темпами он вместо робы еще будет щеголять в белом халате. Только неизвестно пока, у нас или у вас. Смотря кто окажется быстрее. Этот вариант не выглядел невозможным. Умные начальники не разбрасываются мозгами, даже свернутыми напрочь. А людей вроде Урахары, Ямамото и Айзена можно было обвинить в чем угодно, но точно не в глупости. — Кто знает, — с улыбкой и тем же холодом в светлых глазах ответил Гриммджо. Мимо, за секунду просканировав их взглядом, прошел мрачный Ренджи, и Ичиго не стал говорить ничего из того, что мог бы сказать. В этом и не было нужды: Гриммджо его все равно услышал. И в любом случае собирался сделать по-своему. Не то чтобы Ичиго стал бы ему мешать. Он перехватил руку Гриммджо, снова бездумно потянувшуюся к оружию, сжал запястье. Тот обернулся, поймал молчаливое «Порядок?», с тихим хмыком высвободился, переплел их пальцы на пару гулких секунд. — Держись поблизости. — Насмешка предназначалась всем, кто мог услышать. Пронзительный взгляд без улыбки — одному Ичиго. Можно было бы предположить, что до него прямо сейчас, в эти неподвижные минуты ожидания, запоздало доходит смысл выражения «конфликт интересов» вместе с пониманием, почему нельзя смешивать личную жизнь и работу. Особенно их работу. — Поучи меня еще, — в тон ему отозвался Ичиго. Сам он старался больше ни о чем лишнем не думать, перебирая в уме цифровые замки, компьютерные схемы и защитные системы, с которыми скоро придется разбираться. Ему почти не мешало, что сквозь все это захватывающее великолепие иногда пробивался образ, вырванный из недавнего сна. В нем Гриммджо, опутанный водорослями проводов и трубок, висел посреди огромного аквариума, и маленькая полосатая акула плавала вокруг него. В воде колыхались дымные разводы крови, но Ичиго, как ни пытался, не мог понять, чья она. Иногда казалось, что его собственная. Тогда он почему-то успокаивался. — Ладно, ребятки. Вы знаете, что надо делать, — вломился в тишину голос Йоруичи. — Выдвигаемся. — Принято, — отозвался Ичиго. У них был неплохой шанс добраться до главного приза первыми. И, как сказала Йоруичи, они прекрасно знали, что надо делать. Гриммджо выступил из тени, которую уже обгладывали сумерки, и широко улыбнулся, наконец встряхиваясь, становясь собой. Лаборатория со всем своим слепым и глухим, бездушным, нечеловеческим ужасом ждала в темноте. Они сделали круг и вернулись на исходную, которая оказалась финишем. — Идем, — сказал Гриммджо. Он коснулся наушника, вырубил рацию. И добавил, опасно блестя глазами, уже только для Ичиго, как будто никого больше не было, как будто никого больше не могло быть: — Твоя мышь заждалась.