Wolfpack

— Где мой сын? — Юнхо, ты Кимчи не видел? — десятилетний омега, наворачивающий круги вокруг отца, тормозит и поднимает взгляд своих раскосых лисьих глаз, в которых пляшут маленькие бесята. — Я его спрятал! Двойняшки пытались поделить Кимчи, он расплакался, а я спрятал его в амбаре, где сейчас убираются Юнсок и Юнбин. Они за ним присмотрят. — А ты почему братьям не помогаешь? — Юнги треплет сына по чёрным волосам и ласково улыбается. — Они проиграли мне в камень ножницы бумага. Чонгук обречённо вздыхает: ну, теперь он хотя бы знает, где его ребёнок. Впрочем, и до этого волнения было не особо много: все в стае отвечают друг за друга, особенно малышня, которая всегда находит, чем заняться. Пока их восемь: сыновья Юнги — тройняшки Юнхо, Юнсок и Юнбин, двойняшки Юндже, Юсон, дочка Сокджина и Намджуна Джису, а также дочка Хосока и Ынджи, Хаён. Ну и их с Тэхёном сын. — Пойду заберу его, и прекратите называть Тэгыка Кимчи. — Это виноваты не мы, а твой муж. Спорить с этим нет смысла: на последних месяцах беременности Тэхён откровенно чудил. Нет, у него не было истерик или взрыва гормонов, он не доставал Чонгука, но из-за того, что внутри него рос волчонок, организм перестроился и омегу потянуло на странности. Например, мясо с кровью и кимчи. Он ел его килограммами: Чонгук сначала переживал, всё-таки, кимчи довольно острое, но врач заверил его в том, что поводов для беспокойства нет, тем более что продукт является пребиотиком и даже помогает организму. Во всяком случае, для перестраховки, Чонгук на ночь прятал контейнеры с закуской. Уже перед самыми родами Тэхён объявил, что назовет сына Ким Чи. Все, кто были тогда за общим столом чуть не умерли от смеха, а омега надулся, но решение не поменял. Чонгук уже в роддоме, когда целовал уставшего, но счастливого мужа, тихо попросил дать ребёнку имя Чон Тэгык. Назвать-то назвали, но прозвище «Кимчи» прижилось в стае лучше, чем имя.

***

В амбаре пахнет прелым сеном и волчатами: они любят тут играть, когда на улице дождь. Чонгук видит мирно спящего сына, лежащего в кольце тел двоих из тройняшек. Омеги в своём зверином обличии. Его внутренний волк урчит от умиления и тянется к ребёнку. Тот ещё такой крохотный, хотя ему уже три года. Иногда альфа ловит себя на мысли, что всё это происходит не с ним. Любимый муж, его истинный, на которого он надышаться не может, и малыш сын, единственный, к слову, альфа среди детей. От чего и все беды. — Гык-а, — он подхватывает сына на руки, а тот лишь причмокивает губами в ответ, так и не просыпаясь. Юнбин тихонько рычит, видимо, почувствовав пропажу, после чего поднимает голову и успокаивается, увидев старшего. Омега устраивается поудобнее и пододвигается поближе к брату. Чонгук идёт в сторону дома, покачивая сына и смотря по сторонам: погода по-осеннему промозглая и холодная — близится зима. Стая хорошо к ней подготовилась, так что бояться нечего; у них вообще последние годы всё спокойно, не считая своры маленьких сорванцов. В доме душно: у Тэхёна лёгкая паранойя на тему сквозняков, вот он всё и закупорил перед тем, как уехать в город. Чонгук очень гордится им — Тэхён отлично справляется с ролью мужа и отца, а также собственным бизнесом, принося львиную долю дохода в их семейный бюджет. Чонгука это не задевает: он сам зарабатывает немного, зато занимается любимым делом — держит маленькую ферму недалеко от поселения и выращивает овощи с фруктами. Плюсом идёт волонтёрство в том самом центре помощи для людей с замедленным развитием: когда-то давно он и мечтать не мог о такой жизни. Как всё-таки важно иметь цель и ответственность, чтобы идти к ней. Его цель: во что бы то ни стало сделать так, чтобы его семья была счастлива. Не успев дойти до комнаты сына, альфа слышит топот маленьких коготков по паркету и счастливое тявканье. — Тан-и, папа, Тан-и соскучился, — Тэгык трёт ещё не до конца открывшиеся ото сна глаза и нетерпеливо ёрзает на отцовских руках. — Хочу гладить пёсю. — Иди гладь, но потом будем есть, ладно? — Хорошо. Стоит детским ножкам коснуться пола, как они тут же несут хозяина к любимой собаке, а маленькие пальчики зарываются в колючую шерсть. Чонгук часто остаётся с сыном: нет ничего зазорного в том, чтобы быть альфой и нянчиться с ребёнком. Юнги, вон, после инцидента с поджогом кухни больше не доверяют, отчего альфа порой буквально выкрадывает собственных детей у Чимина. Тот хоть и ворчит как курица-наседка, но смиренно поощряет обречённые на провал потуги мужа приобщить сыновей к баскетболу. Как бы Юнги ни мечтал, но баскетбольная команда у него выходит такая же, как и была среди старшей стаи: склочная, шумная и абсолютно не интересующаяся мячом. Разогрев приготовленную с утра еду, Чонгук усаживается за стол, поднимая сына на колени, и тихонько посмеивается, слушая его рассказы. В большинстве своем это бессвязные истории о большой палке, омегах, которые его опять чуть не затискали до смерти, и о том, какой Ёнтан красивый. За этой идиллией их и застаёт вернувшийся уставший Тэхен. — Папочка! — этот визг по ощущениям можно услышать и в космосе. — Привет, малыш, — он принимает сына из рук отца и, нагнувшись, нежно чмокает того в нос. — Чем ты занимался сегодня? — Я играл, — сын с важным видом пересказывает всю свою тарабарщину теперь уже папе, параллельно играя с его длинной сережкой, свисающей от уха к плечу. — А как прошёл твой день? — Чонгук протягивает руки и, уложив их на чужую талию, придвигает любимого к себе, утыкаясь носом куда-то в бок. — Я ужасно голодный и уставший, зато подписал новый крупный контракт. Ты не против пожить пару недель в городе, пока я всё налажу? — Нет, конечно, нет, нужно будет только попросить Чимина присмотреть за фермой. Они проводят обычный для их семьи вечер, смотрят очередной мультик и нежатся в объятиях друг друга. Когда за окном темнеет, они укладывают Тэгыка и сами решают лечь пораньше. — Ты хмурый, — Тэхён нежно проводит пальцами между его бровями, разглаживая морщинку. — Что-то случилось? — Ничего сверхъестественного, просто слишком много мыслей. Во-первых, я всё ещё не могу смириться с тем, что нашего сына все называют, как закуску, — омега заливисто смеётся и утягивает мужа на себя, удобно устраиваясь на кровати и ласково перебирая непослушные волосы на его голове. Что Чонгуку, что волку охота урчать от нежности. — Ну, а во-вторых, мне за него страшно: сегодня опять разыгралась целая война за внимание Гыка. — Наш сын популярен. Я поговорю с Джином, Ынджи и Чимином, но не думаю, что это поможет. Он у нас один альфа на четырёх омег, страшно представить, что будет, когда они станут подростками. — Ладно бы эти четверо, но тройняшки тоже за него дерутся, не могут определиться, кто его любимая нянька! И ещё, знаешь, он всё время нюхает Юнхо. Как бы они истинными не оказались. — Будет забавно: породниться с Юнги и Чимином. Вот второй обрадуется перспективе заиметь меня в родственники! — Да ладно тебе, вы же ладите, мне кажется, ваши перебранки — это уже своего рода любовные заигрывания. — Так и есть, но я всё ещё помню его хук справа, — Чонгук отрывает голову от чужой груди и всматривается в безумно красивые глаза мужа. Сколько бы ни прошло времени, у него всё ещё дух захватывает от того, какая у него потрясающая пара. Тэхён — самый любимый, самый особенный и самый дорогой омега на свете.  — Гук-а, — он трепетно целует его и уже серьёзно продолжает, — есть же ещё что-то? Я же вижу, что ты нервничаешь. Так и есть. Устало опустив голову, ёкай притирается носом к метке на чужой шее и думает. Как бы сказать, он не хочет беспокоить мужа, но знает, что разговора не миновать. — Ему уже четвёртый год, а он ещё ни разу не перекидывался. Они оба обходили эту тему стороной, да и стая молчала, зная, как всё это болезненно для Чонгука. Сколько бы лет ни прошло, как бы он ни был счастлив, старые раны порой бередят душу. Да, врач сказал, что его сын — волк, да, они знают, что скрещённые дети часто обретают свою звериную сущность намного позже чистокровных волчат. Но страх за сына всё равно поднимает со дна души камни, от которых иногда сложно дышать. Он понимает — тут ситуация другая, Тэгык находится в человеческой форме и ему не придётся проходить всё то, что пришлось Чонгуку. Однако быть наполовину волком, жить в стае и не иметь возможности оборачиваться… Он бы не хотел такого бремени для своего малыша. — А ещё тебе страшно за себя, — Тэхён читает его, как открытую книгу. — Я не могу забрать всё это из твоей головы, не могу стереть память. Знаю, что ты никогда в жизни не будешь обвинять меня в нашем прошлом, уже даже я себя не виню. Мы прошли эти этапы, пережили их, но я знаю, что ты думаешь, всё ещё думаешь о том, что однажды перекинешься и не вернёшься. Я понимаю, — он сильнее жмётся к альфе, стараясь прогнать своим теплом всё плохое из чужого сердца. — А теперь тебе вдвойне страшно: ты думаешь, что если это произойдёт, то потеряешь не только меня, но и сына. Но это не так. Во-первых, все врачи уже сказали, что шанс слишком мал, что ты снова не сможешь обратиться, а во-вторых, даже если это случится, я так сильно тебя люблю, что никогда не оставлю, что бы ни случилось. Не думай о плохом, здесь и сейчас мы счастливы, а будущее… Оно на то и будущее, что мы понятия не имеем, как оно сложится. Слова омеги притупляют страх и развязывают внутренний клубок. Да, он, может, никогда не отпустит эту мысль, но Тэхён как всегда прав: здесь и сейчас они счастливы, а остальное не имеет значения. Руки сами собой задирают свободную пижамную кофту, чтобы в миллионный раз поцеловать татуировку над чужим сердцем. Чонгук обожает её трогать, гладить, водить по ней губами — это выбитая чернилами память о том, что ему подарили сердце, да и своё он тоже давно отдал. Поцелуи из трепетных и нежных превращаются в страстные и жаркие. Омега под ним стонет и запрокидывает голову. Чувствовать Тэхёна, целовать Тэхёна — лучший из возможных даров. Одежда летит куда-то в сторону, а тела сплетаются в жаркий узел из пронзающей страсти. Он любит мужа нежно, стараясь доставить максимальное удовольствие и при этом сходя с ума от того, как тело под ним выгибается от экстаза, как чужие руки проходятся по его спине и плечам, оглаживая каждый выступ. Тэхён, не прекращая, шепчет о своей бесконечной любви. Они кончают почти одновременно: Чонгук позволяет себе слабость и не выходит из податливого тела, давая узлу набухнуть внутри, заполняя собой. Тэхён вымученно всхлипывает, получая оргазм за оргазмом. Они вяжутся нечасто, и только вне течки, потому что сейчас не планируют второго ребёнка. Может быть, потом, но не сейчас. Момент единения был бы пиком блаженства, если бы не раздавшийся на весь дом детский плач. — О боже! — у Тэхёна от ужаса расширяются глаза, а Чонгук испуганно дёргается, чем причиняет любимому дискомфорт. При всём желании, они не могут остановить вязку прямо сейчас. — Чонгук, что делать? — омега почти плачет. У них такое впервые: последние года полтора Тэгык очень крепко спит, поэтому они не отказывают себе в близости, да и раньше ничего подобного не случалось. Альфа аккуратно перекатывается на спину, прижимая мужа к груди, и, с трудом дотянувшись до телефона, набирает единственного человека, который пришёл ему в голову. — Алло, Чимин-хён, у нас чрезвычайная ситуация! Чимин прибегает спустя пару минут: хорошо, что ёкаи не запирают двери. Он громким топотом проносится по коридору, сразу начиная ворковать над чужим ребёнком, в то время как бедного Тэхёна аж потряхивает от происходящего. Плач их сына разрывает души обоих, однако почти моментально всхлипы смолкают: слышно лишь, как ребёнок что-то жалостливо лопочет. Ещё спустя какое-то время за дверью раздаётся покашливание. — Ему приснился кошмар, я заберу его на ночь к нам, а вы там… Заканчивайте свои дела, — после чего дверь пинают, — чёртовы кролики. — Кажется, у меня теперь психологическая травма, — Тэхён нервно смеётся в чужое плечо и устало выдыхает. Так они и засыпают. … Их будит настойчивая трель всё того же валяющегося рядом телефона. Чонгук спросонья не понимает, что происходит: аккуратно высвобождаясь из крепких объятий мужа, он снимает трубку и даже не глянув, кто звонит, хрипит: — Алло? — А вот теперь ЧП уже у нас. Бегом сюда! — не говорит, а орёт Чимин. — Что-то с Тэгыком? — Да! Этого короткого ответа достаточно, чтобы он подорвался с кровати, судорожно напяливая одежду. — Тэ, детка, вставай. Чимин позвонил, сказал срочно бежать к ним, что-то с Тэгыком! Обычно сложно просыпающийся омега вскакивает следом, на ходу напяливая скинутую вчера пижаму. Они проносятся через поселение, безбожно моча в лужах домашние тапки. Ураганом ворвавшись в чужой дом, нерадивые родители бегут в сторону детской, куда им флегматично указал Юнги. Чонгук резко тормозит, от чего спешащий за ним Тэхён врезается в его спину. Оба теряют дар речи: на большом белом ковре сидят пять серых волков — трое постарше и двое помладше, а между ними, весело скуля, бегает маленький чёрный волчонок. У Чонгука катятся слёзы по щекам. — Он уже раза три перекинулся туда и обратно, — Юнги всё так же спокойно вырастает за их спинами, откусывая хрустящее яблоко. — Поздравляю, Чонгук-и, теперь у нас есть ещё один чёрный ёкай. Чонгук падает на колени, протягивает руки и чувствует, как шершавый язык сына лижет его пальцы. Он, не сдерживаясь, плачет, прижимая маленький комочек к груди и чувствуя, как на его шее смыкаются руки мужа, чей влажный тоже от слёз нос трётся о волосы. Тэхён хлюпает носом и тихо шепчет: — Я не омега, а ксерокс какой-то. Он твоя точная копия. Чонгук согласно кивает и улыбается: это ещё один самый счастливый день в копилке его жизни, и он уверен — их будет ещё сотни и сотни.