Wolfpack

Возможно, Тэхён и не волк: обоняние для него не является жизненно необходимым инстинктом, он не может учуять свою пару за километр, но запах Чонгука узнает из тысячи. Его волк пахнет осенью, прелой листвой, солнцем, древесным дымом и чем-то сладким. Омега по утрам часто зарывается носом в чужие волосы и дышит, дышит, дышит, наслаждаясь, пытаясь пропитаться этим запахом изнутри, пока тот спит и не может отстраниться. Сегодня утром его ритуал был прерван сбежавшим в неизвестном направлении ёкаем. Тэхён проснулся на холодной постели в гордом одиночестве, вот и приходится восполнять, потерянно вдыхая полной грудью ароматы реальной осени, что покрыла своим золотом лес вокруг поселения стаи. Он улыбается мысли о том, что запах пары всё равно лучше. — Приём, земля вызывает Тэхёна, — Юнги чеканит баскетбольный мяч, звук от него гулким эхом разносится по округе. — О чём задумался? — старший пасует, а Тэ с места отправляет мяч в корзину. Это стало их маленькой традицией — играть вдвоём, ранним утром, либо поздним вечером, когда остальные волки спят или занимаются своими делами. Они много разговаривают в такие моменты, для Тэхёна после переезда стало большим открытием, что друга и главного защитника он обрёл именно в лице Юнги. Возможно, сыграло чувство вины вожака, ведь его любимый муж довольно сильно съездил Тэхёну по лицу в первый день их возвращения. — Хён, ты знаешь, куда уходит Чонгук? Я как-то спросил между делом, но он увёл разговор в другую сторону. Смотреть на метания этих двоих всем изрядно надоело. Всё и так понятно, поговорите да отпустите, только каждый упрямо вцепился в собственные загоны, а потому они, как дураки, страдают в одиночку — каждый из своего угла. — Думаю, в этом нет большого секрета, мелкий просто подолгу бегает по лесу, пытаясь вымотать себя. Это помогает ему избавляться от навязчивых мыслей и страхов, говорит, что лучше изводить себя, чем проецировать всё это на тебя. Плюхнувшись на ещё холодный асфальт площадки, Тэхён подтягивает колени к груди. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы почувствовать чужую тоску. Они уже полгода здесь, за это время получилось поставить небольшой деревянный домик, который всё ещё нужно было довести до ума, между ними уже были две вместе проведённые течки, и пусть без неё альфа не притрагивается к Тэхёну в том самом смысле, он всегда нежен, всегда показывает, как тот для него важен. У всего есть две стороны медали, и помимо всепоглощающей любви, что омега чувствует к себе, Тэ видит страх и недоверие. Каждый раз, когда он задерживается в городе или ездит в Сеул решать рабочие моменты, чёрные бездонные глаза Чонгука наполняются ужасом. Ёкай боится, что однажды он не вернётся. Тэхён не может винить его за это, вся вина только на его собственных плечах. Сам омега эту тему избегал, думая, что всё само собой пройдёт. Время — лучшее лекарство. Однажды Чонгук поймёт, что он — вся жизнь для Тэхёна. Но сколько это займёт? Год, два, десять? Раньше была возможность дать это время. Но не теперь. — Ты только не осуждай его, — снова отвлекает от грустных мыслей голос Юнги. — Что ты, хён, как я могу его в чём-то винить? Ты хоть понимаешь, на что он ради меня пошёл? Всех извинений мира не хватит, чтобы вымолить его прощение… — Зря ты так, может, Гук ощущает твоё бесконечное чувство вины, и именно поэтому его собственные демоны не отпускают? — Я уже не знаю, что делать. Казалось бы, сейчас мы вместе: я люблю его, но он всё ещё мне не доверяет, — взгляд упирается в колени, и Тэ шёпотом добавляет: — Он спит со мной только в течку, будто инстинкты — единственная причина брать меня. — Да ну, блин, — он всё-таки альфа, и ему крайне неуютно говорить о таком, однако совет он дать обязан, ибо в противном случае всё это обрастёт ещё большими проблемами, а этим двоим, как воздух — необходимо быть вместе. — Тэхён, — он усаживается напротив и пристально смотрит на ссутулившегося младшего, — тебе уже не семнадцать, ты не неопытный малыш! Соблазни его, в конце концов, он, в отличие от тебя и меня, об этом мире и об отношениях знает намного меньше, так покажи все прелести секса вне инстинктов. Внеси лепту разврата, так сказать, как вы, омеги, это делаете: красивое бельё, свечи, игрушки всякие… — альфа краснеет. — Чимин грохнет меня за эти слова. Тэхён хрюкает от смеха, смотря на неловкость их вожака. — Вам нужно с этим разобраться. До зимы надо сыграть волчью свадьбу, ты же знаешь, — Тэхён кивает, за мгновение мрачнея. Ёкаи женятся исключительно осенью, для них это — святое время, в эту пору стаи охотятся и запасаются на зиму, даже у обычных волков осень — самый благодатный и сытый сезон, вот и всё самое важное обычно приурочивают к этой поре. На дворе октябрь, а Чонгук ещё ни разу не заикался о свадьбе, и это заставляет думать о плохом. — Ладно, хён, ты прав, нужно брать быка за рога, тем более, у нас больше нет времени тянуть резину. — Молодец, — его треплют по голове в знак одобрения.

***

Поздно ночью, он чувствует сквозь сон сильные руки, обнимающие его, и тёплое дыхание над ухом. — Гук-и… — Чшшш, спи, хён, прости, что разбудил, — волк пытается отстраниться, но куда там! Тэхён резко оборачивается и, толкнув его в грудь, укладывает лопатками на матрас. Полубезумная улыбка сверкает на лице: перекинув ногу через чужие бёдра, он седлает их и недвусмысленно трётся. — Чонгук-а, — руки блуждают по крепкому телу, забираясь под футболку, пока губы исследуют шею. Задерживаясь зубами на мочке уха, Тэ зализывает место укуса. Чонгук под ним загнанно дышит, не зная, что делать. Это всё — безумно приятно, ему хочется дотронуться до золотистой кожи, попробовать её на вкус, но паника волнами накрывает его. — Хён, стой, — его не слышат. — Тэхён-хён? — он мотает головой, стараясь привлечь чужое внимание — бестолку. Внутренности стягивает верёвками ужаса: он не хочет, но страх вынуждает оттолкнуть омегу. Тот приземляется на свою сторону кровати, весь растрёпанный и возбуждённый. В глазах непонимание, он закусывает губу, чтобы подавить всхлип. — Гук-и, — выходит жалкий полушёпот вместо нормальной речи. — Тэ-хён, прости, ладно? — младший, как всегда, пытается сбежать — на этот раз его не пускают. Стоя коленями на кровати, Тэхён обхватывает чужую грудь поперёк и упирается носом в спину. — Прости меня, я больше не буду, только не уходи! Расскажи мне всё, что тебя тревожит, пожалуйста, нам это так нужно, — Чонгук сдаётся, слыша этот голос на грани слёз, ведь знает — он задолжал объяснение. Ёкай садится на край кровати, укладывая ладони поверх рук омеги, делает вдох и, наконец, рассказывает. О том, что почти каждую ночь видит, как Тэхён уходит, о том, как боится потерять контроль над человеческой сущностью, поэтому старается реже обращаться в волка, и от этого чувствует себя ужасно. Помолчав с минуту, он всё-таки делится своей боязнью лишний раз прикасаться к Тэхёну, считая, что вне течки тому не понравится его неопытность. Слова огромным океаном затапливают сознание омеги. Он знал о страхах младшего, но не думал, что их так много. На сердце Тэ становится всё спокойнее и спокойнее с каждым новым признанием. Соскользнув с кровати, омега становится напротив Чонгука, упираясь в чужие колени. Обхватив лицо ладонями, он тянет его вверх, так, чтобы глаза в глаза. Улыбка озаряет лицо Тэхёна, он знает, следующие слова изменят всё: — Чонгук, я буду рядом столько, сколько будет длиться моя жизнь, что бы ни случилось, слышишь?! Я знаю, что достаточно натворил, но всё это не имеет значения теперь. Я тут потому, что люблю тебя, мы семья, и я, в конце концов, ношу твоего волчонка под сердцем. Поэтому поверь мне, ладно? Альфа каменеет: информация медленно, но верно обрабатывается, слёзы капают с подбородка, и он головой упирается в живот Тэхёна. Тот прижимает его ближе, поглаживая дрожащую спину. Семья, у его волка будет настоящая, полноценная семья: то, чего он никогда не знал. Хоть есть стая, и они все любят друг друга, здесь другое — его родное. Он целует живот поверх пижамной кофты, мокрой от собственных слёз, и снова всхлипывает. Боже, как же он счастлив и благодарен. Впервые за всю жизнь Чонгук засыпает абсолютно счастливым и свободным, во сне покрепче прижимая к себе своего человека.

***

Одежда становится влажной от утреннего тумана. Заря озарила небо, ещё не вышедшее на небосвод солнце не может прогреть воздух, и изо рта вырываются клубы белого пара. — Ты чего здесь? — Чимин опускает руку на плечо Чонгуку, выдёргивая того из глубоких мыслей. — А, привет, хён! Да вот, не спится. Не хотел Тэхёна будить своей вознёй, решил погулять, проветрить голову. Чимин закусывает щёку: он часто видит скитающегося, потерянного Гука. В чужой монастырь лезть не хотелось, но и смотреть на терзания друга — невыносимо. — Чонгук, я не шибко жалую твою пару, но даже я стараюсь не припоминать ему ничего. Если ты не отпустишь прошлое, всё может обернуться печально, — младший ёкай улыбается ярко и счастливо, чем ставит собеседника в тупик. — Всё хорошо, Чимин-хён, теперь всё будет хорошо. Мы обо всём поговорили, да и смысла в моих подростковых метаниях больше нет, пора взрослеть, ведь я скоро стану отцом. Омега порывисто заключает младшего в объятия: как же он счастлив за Чонгука. — Хён, хоть ты и маленький, но хватка крепкая, — с трудом отцепляет старшего от себя и вдруг становится серьёзным. — А ты почему в такое время на улице? Тебе же нужно много спать! — Ой, хоть ты не начинай, а! Мне Юнги хватает, носится со мной, как дурень со ступой, а я уже не первый раз в таком положении, — Чимин складывает руки на маленький округлый живот. — Малыши просто шевелятся, спать не дают. — Малыши? — Ага, вчера на УЗИ первый раз ездил, у меня двойня, оба омеги. Бедный Юнги, его и так все стебут из-за тройняшек, а тут такое, — он хихикает, представляя мужа, в очередной раз выслушивающего шутки окружающих. — Как он отреагировал? — Да как ещё, счастлив, конечно, весь вечер гладил мой живот и бубнил что-то про баскетбольную команду, — они оба смеются и решают возвращаться в поселение. Скоро волки начнут просыпаться, а значит, нужно помогать Джину накрывать на стол, возиться с маленькими щенками Намджуна и Хосока, рассказать всем о радостных новостях, начать приготовления к свадьбе… У стаи всегда много забот. Волки должны держаться вместе, ведь чем больше стая — тем она сильнее.