Нежный зверь и весенняя роза

      Топкапы. Дворец Султана Сулеймана.       Неспешно шагая по дворцовым коридорам, Махидевран с безразличием смотрела перед собой. В последние дни гарем Повелителя превратился в улей. Все, кому не лень, обсуждали её поступок, совершённый по отношению к одной из рабынь. Фаворитка Султана была зверски избита, и не кем-то, а супругой Падишаха и матерью его сына.       Избиение Хюррем, конечно же, пытались замять, но из-за того, что вмешался Султан, эта новость стала самой популярной в гареме. Рабыни и служанки, пусть и шёпотом, обсуждали произошедшее и то, что Повелитель был так разгневан на главную наложницу, что хотел даже отослать её из дворца.       Последние слухи не были подтверждены, что позволило Махидевран обрести покой. Однако сегодня утром в её покои пожаловал Сюмбюль-ага и сообщил, что Повелитель приказал ей явиться к нему.       Когда-то подобное вызывало у Махидевран радость. От счастья, что возлюбленный хочет видеть её, сердце в груди принималось радостно трепетать. Улыбка озаряло лицо, а желание в очередной раз понравиться Сулейману было причиной, по которой Махидевран проводила несколько часов перед зеркалом, выбирая самые лучшие наряды и украшения. Вот только всё это, как оказалось, было зря. Сулейман позабыл о ней, стоило рыжеволосой рабыне появиться в гареме. Возможно, Махидевран могла бы понять его, если б он показал, что, несмотря ни на что, она по-прежнему ему нужна. Однако Султан не выказывал к Махидевран никаких чувств, кроме безразличия, которое с каждой попыткой заслужить его милость становилось всё холоднее. Эти холода постепенно замораживали чувства в душе Махидевран. А после того как Сулейман легко отнёсся к потере их общего ребёнка, она поняла, что внутри что-то сломалось. Что-то очень важное. Что-то, благодаря чему её чувства к Султану не остывали.       ― Госпожа, ― у покоев Повелителя Махидевран уже встречал Ибрагим-паша. ― Как вы себя чувствуете?       ― Всё хорошо, паша, ― отозвалась она, попытавшись выдавить подобие улыбки. ― Государь хотел меня видеть. Не знаешь, чего мне ждать от этой встречи?       ― Госпожа, я уверен, что Повелитель будет к вам милостлив. Если б он злился, то вас уже выслали бы отсюда. Однако, с позволения Аллаха, вы здесь и не покинете этот дворец.       ― Я уже ни в чём не уверена, Ибрагим, ― прошептала Махидевран, в голосе которой слышалась усталость. ― Эта рабыня словно околдовала Султана. Он никого, кроме неё, не видит и не слышит. Я потеряла надежду на то, что Сулейман вернёт мне своё расположение.       ― Не отчаивайтесь, госпожа. Вскоре Хюррем надоест Повелителю и вы вновь станете отрадой для его души. Теперь же извините, но я должен доложить Султану, что вы пришли.       Ибрагим-паша учтиво поклонился, а после скрылся в комнате Государя. Проводив его взглядом, Махидевран посмотрела на закрытые двери, больше не вызывающие в ней затаённой радости от того, что она вот-вот окажется в покоях. Она вдруг поняла, что начинает ненавидеть это место. Опочивальня Повелителя раздражала её так же сильно, как и её хозяин. С того момента, как Махидевран прибыла во дворец, ни одно из посещений этих покоев не доставило ей радости. Даже самое первое ― когда она смогла обойти Хюррем. Пусть тогда она победила, но в тот момент все мысли Сулеймана были не с ней, а с рыжеволосой рабыней.       ― Госпожа, ― Ибрагим-паша прервал размышления Махидевран. ― Государь ожидает вас.       Решительно вздохнув, Махидевран прошла в покои Султана. Почтительно склонив голову, она тихо произнесла:       ― Повелитель, вы хотели меня видеть?       ― Хотел, ― ответил тот, подходя к Махидевран. Он смотрел на неё с нескрываемой неприязнью, а в его душе клокотало возмущение из-за того случая с Хюррем. ― Я хотел поговорить с тобой. Твой недостойный поступок меня опечалил. Как ты могла? Как посмела поднять руку на мою фаворитку? Кто ты такая, что позволяешь себе неслыханную дерзость? За такое тебя следовало бы выставить из дворца! ― Сулейман отошёл и повернулся спиной, всем видом демонстрируя сердитость. ― Признаться, именно так я и хотел поступить, когда увидел, что ты сделала с Хюррем. У меня нет желания видеть тебя в своём дворце, но ради Мустафы… Ради него я позволю тебе остаться.       ― Благодарю, Повелитель, ― тихо произнесла Махидевран. ― Я верила, что вы не оставите свою рабыню в немилости и простите ей её ошибку.       ― Ошибку?! ― Сулейман резко обернулся и с раздражением посмотрел на неё. ― Это не ошибка! С момента приезда сюда ты невзлюбила Хюррем лишь за то, что я обратил на неё свой взор. Ты уже не в первый раз пытаешься ей навредить, но это… Это уже перешло все границы! Главная наложница, мать шехзаде избивает фаворитку Султана. Позор!       ― Простите, Повелитель. Я повела себя недостойно, но у меня есть оправдание.       ― Какое может быть оправдание подобному зверству?       ― Я была не в себе. Потеря нашего ребёнка так опечалила меня. Горе и душевная боль затуманили мой разум, и я…       ― И ты, вместо того чтобы принять волю Аллаха и смиренно переживать то, что выпало на твою долю, отправилась срывать зло на том, кто не имеет к твоему положению никакого отношения, ― произнёс Сулейман. ― При чём тут Хюррем? Бедняжка не виновата в том, что с тобой произошло.       Подняв голову, Махидевран посмотрела на Султана. Она надеялась увидеть в его взгляде то, чего не слышала в словах. Вот только посмотрев Сулейману в глаза, она потеряла последнюю надежду на то, что между ним и ею есть хоть какая-то связь. Хюррем! Хюррем! Его заботила лишь Хюррем! Остальные для него не существовали. Никого не видел, кроме этой рыжей ведьмы.       ― Вижу, только меня опечалила потеря нашего ребёнка, ― негромко, но твёрдо произнесла Махидевран. ― Вас же волнует лишь состояние вашей бесценной рабыни. Вы правы. Хюррем не виновата в моих бедах. В них виноваты лишь вы.       Удивлённый подобной дерзостью, Сулейман с непониманием уставился на неё. Никто не позволял себе так разговаривать с Повелителем мира, и уж тем более никто не имел права обвинять его в чём-либо.       ― Следи за своими речами, Махидевран. Не стоит усложнять своё положение.       ― А разве может стать хуже? ― спросила она. ― Вы уже лишили меня своего расположения. Причём сделали вы это не после моего поступка. С момента, как я приехала сюда, вы упорно избегаете меня, игнорируете. Если же мне и выпадало счастье оказаться рядом с вами, то я была вынуждена наблюдать за тем, с каким нежеланием вы находитесь рядом. Вы своей холодностью и безразличием вынудили меня бороться за своё счастье. Мне пришлось бороться с Хюррем за ваше внимание. В том, что между мной и Хюррем неприязнь, виноваты лишь вы, Повелитель. Вы сами возвели между нами стену, сделав нас врагами.       ― Что ты несёшь, женщина? ― воскликнул Султан.       ― А разве я не права? Вы не пришли ко мне, когда я лишилась ребёнка, а узнав о состоянии Хюррем, подняли на ноги лучших врачей, перевели её в свои покои. Вы в очередной раз доказали, что состояние вашей фаворитки для вас важнее, чем матери вашего ребёнка. У вас нашлось время озаботиться здоровьем Хюррем, но не нашлось минутки, чтобы в тяжёлый для меня миг показать, что моя потеря огорчает не только меня. В том, что произошло, виноваты лишь вы, Повелитель. Если б не вы, то ничего бы этого не было.       ― Замолчи! Как смеешь ты говорить со мной в таком тоне, да ещё и обвинять меня в чём-то?! Ты что, забыла, кто перед тобой стоит?       ― Нет, повелитель. Я прекрасно это помню. Передо мной тот, кто сгубил мою молодость и сломал мою жизнь.       ― Вон! ― вскричал Султан, задрожав от гнева. ― Вон, бесстыжая! Я помиловал тебя ― и вот что получил вместо благодарности. Ты уедешь! Завтра же уедешь из дворца и больше никогда не увидишь сына. А теперь уйди с глаз моих долой!       Судорожно вздохнув, Махидевран взглянула на Сулеймана и поспешила покинуть его покои, чтобы больше никогда в них не вернуться.

***

      Оказавшись в коридоре, Махидевран позволила себе снять маску спокойствия. Она полностью ощутила весь ужас ситуации, в которой оказалась. Теперь ничто её не спасёт. После всего, что она наговорила Сулейману, он не простит. Не разрешит остаться. Однако самым страшным было не это. Покинуть дворец, потерять Султана… Это пустяк. У неё заберут сына. Заберут и больше никогда не позволят увидится с ним.       ― Аллах, что же я наделала… ― прошептала Махидевран, прижимая ладонь к груди. ― Почему ты допустил это? Почему не остановил?       ― Госпожа, всё хорошо? ― к ней подошёл Ибрагим-паша. ― Вы бледны. Неужели разговор с Повелителем огорчил вас?       ― Ибрагим, ― Махидевран посмотрела на него. ― Я только что собственными руками подписала себе приговор об изгнании.       ― Не понимаю, госпожа. О чём вы? Султан помиловал вас и…       ― Ибрагим, когда я услышала о помиловании, то смиренно поблагодарила Государя, но когда речь зашла о Хюррем… О, Аллах! Я не знаю, что на меня нашло, но я высказала всё, что накопилось в моей израненной душе. Я говорила, говорила и не могла остановится. В конце концов мои речи разгневали Султана, и он повелел мне уйти, напоследок сказав, что отменяет своё помилование.       ― Госпожа, ― поражённо выдохнул Ибрагим-паша. ― Что же вы наделали? Вы же знаете, как Султан относится ко всему, что касается его фаворитки. Зачем было затрагивать эту тему? Не стоило вам говорить о Хюррем. Не сейчас.       ― Я не говорила о ней, ― отозвалась Махидевран. ― Я лишь сказала Сулейману, что во всём, что происходит между мной и Хюррем, виновен он.       ― Госпожа, зачем же вы так? ― пробормотал Ибрагим, понимая, что теперь дело приняло сложный оборот. Он знал, как ей тяжело. Хотел уберёчь её от гнева Султана. В то же время Ибрагим знал, что, потеряв Хюррем, Повелитель лишится того, что поддерживает пламя в его душе. То, что делает его счастливым. Ибрагим находился меж двух огней, не зная, как совместить служение Султану и обещание защищать госпожу и её шехзаде.       ― Что же делать, Ибрагим? ― спросила Махидевран. ― Как быть?       ― Я что-нибудь придумаю, госпожа. Возможно, не сразу, но я приложу все усилия, чтобы вы сюда вернулись.       ― Вернулась? О чём ты? Хочешь сказать, что я должна уехать?       ― Не подумайте, что я выступаю против вас. Однако, быть может, ваш отъезд послужит во благо. Повелитель успокоится, я всё подготовлю, и в нужный момент вы вернётесь и уже никогда не расстанетесь с Мустафой.       ― Я и так не расстанусь с ним, паша, ― твёрдо произнесла она. ― Я не оставлю моего сына здесь одного. Не хватало ещё, чтобы Хюррем отняла у меня и Мустафу.       ― Никто не отнимет у вас сына, ― Ибрагим попытался успокоить Махидевран. ― Аллах свидетель! Я сделаю всё, чтобы ваш сын был в безопасности. Теперь же вам лучше пойти к себе. Я постараюсь успокоить Повелителя.       Он склонил голову перед Махидевран, а после направился в покои Султана. Быть может, всё не так плохо, как представляла себе Махидевран? Может, всё можно уладить, положив пусть не конец, но хотя бы затишье в этом круговороте страсти и ревности. Жаль… Жаль, он тогда не послушал Сюмбюля-ага. Он ведь предупреждал, что Александра, или, как её теперь именуют, Хюррем, не похожа на других. Наглая, дерзкая… Такая не станет соблюдать правила. Всё ей будет сходить с рук. Весь мир к своим ногам может бросить, ведь у неё есть самое главное оружие ― любовь и расположение Султана. Вот только не у одной Хюррем ― у Ибрагима тоже имелось подобное. Причём не пару месяцев, а много лет. За эти годы он научился использовать его правильно, а значит, у глупой рабыни нет против него никаких шансов. Лишь он сможет вернуть Хюррем с небес на землю и дать понять, что это не Повелитель должен делать её счастливой, а она ― его. Её обязанность ― даровать Султану покой и при этом не забывать своё место.       ― Государь, ― Ибрагим вошёл в покои Сулеймана. От него не укрылся раздражённый вид его господина. ― Я только что видел Султаншу. Она сказала, что вы повелели ей уезжать. Это так?       ― Да, Ибрагим! Всё так! Я больше не желаю видеть Махидевран у себя во дворце!       ― Но что произошло? Вы же простили её. Даровали госпоже свою милость.       ― И уже пожалел об этом, ― отозвался Сулейман. ― Вместо того чтобы быть мне благодарной, эта бесстыжая осмелилась мне дерзить. Обвинила меня во всех своих бедах! Меня, своего Повелителя!       ― Мой Султан, я не думаю, что госпожа хотела вас обидеть. В последнее время ей не слишком сладко, а потеря ребёнка только усилила её страдания. Если сейчас госпожу разлучить ещё и с Мустафой, то…       ― Прекрати, Ибрагим, ― прервал его Султан. ― Хватит уже заступаться за Махидевран. Ты её защищаешь, моя мать защищает. Я прощаю ей все прегрешения, а она, вместо того чтобы успокоиться и заниматься воспитанием сына, ведёт бои с моей фавориткой. Что же… Если Махидевран не воспринимает слов, то пусть получит такое наказание, которое быстро даст ей понять, что бывает тому, кто посмеет покусится на то, что дорого Повелителю мира.       ― Бесспорно, вы правы, ― произнёс Ибрагим. ― Позвольте узнать: госпожа сможет когда-нибудь вернуться?       ― Довольно, Ибрагим, ― отозвался Сулейман. ― Я не намерен продолжать эту беседу. И слышать о Махидевран я тоже не желаю. Иди к себе. И ещё… Пусть ко мне приведут Хюррем.       ― Будет исполнено, мой Повелитель, ― Ибрагим поклонился и покинул покои Султана.

***

      Вернувшись в свои покои, Махидевран остановилась посреди комнаты и осмотрелась. Нужно было что-то делать, но она не знала что. Бежать к Валиде и умолять о помощи? Бесполезно. Во-первых, один раз она уже помогла, и вряд ли ей придётся по душе, что её помощь была бесполезной. Во-вторых, после того, что случилось в покоях Повелителя, вряд ли Валиде сумеет что-то сделать, чтобы исправить ситуацию. Оставалось одно, но Махидевран и мысли не могла допустить о том, чтобы уехать, оставив сына. Надо придумать что-то, что позволит ей остаться или же забрать Мустафу.       ― Госпожа, всё в порядке? ― голос прислужницы отвлёк Махидевран от размышлений. Оглянувшись, она увидела Гюльшах, которую встревожил её вид. ― Всё хорошо? Вы бледны. Неужели Повелитель не простил вам того, что случилось с Хюррем?       ― Простил, Гюльшах, ― вздохнула Махидевран, подходя к диванчику и присаживаясь на край. ― Простил…       ― Тогда почему вы не рады? Неужели кто-то омрачил вашу радость? Хюррем? Это её рук дело?       ― Нет. Хюррем тут ни при чём. На сей раз всё дело во мне. Я сама омрачила свою радость. Да и не было никакой радости.       ― Я не понимаю, ― Гюльшах с волнением смотрела на Махидевран. С того дня, как они сюда приехали, она не знала покоя. Её постоянными спутниками стали одиночество и слёзы о том, кого она любила всем сердцем. В какой-то миг туман рассеялся, и всем показалось, что Махидевран вновь сможет обрести благосклонность Повелителя. Однако радость была недолгой.       ― Гюльшах, я получила прощение, а после… После я Султану такого наговорила, ― спешно зашептала Махидевран. ― Я сказала ему, что во всём он виноват. Сказала, что он сам вынудил меня так поступить с Хюррем. Я говорила и не могла остановиться. Высказала всё, что накопилось в душе. А он… Он разгневался. Султан отменил своё решение. Меня высылают из дворца.       ― Как же так, госпожа? Нельзя этого допустить. Вы мать шехзаде. Уверена, что Валиде-султан поможет вам избежать этой участи.       Махидевран взглянула на Гюльшах. У неё не было ни сил, ни желания объяснять, почему помощи от Валиде ждать не стоило, как и то, что у неё не было возможности остаться в дворце. Ей хотелось покинуть это место. Пребывание здесь не приносило ничего, кроме душевных мук. Единственный, кто заставлял Махидевран цепляться за жизнь в этом дворце, ― Мустафа. Она не могла оставить сына. Лучше смерть, чем разлука.       ― Гюльшах, а где Мустафа? ― она решила сменить тему разговора.       ― Он на занятиях. Я сама отвела его туда.       ― Сходи, проверь, как он там, ― попросила Махидевран. ― А лучше дождись, пока занятия окончатся, и сразу же приведи его ко мне. Кто знает, когда нам ещё придётся увидеться.       ― Госпожа, прошу, не думайте о плохом, ― произнесла Гюльшах. ― Аллах не допустит того, чтобы у вас отняли сына. Вот увидите, что Повелитель простит вас.       ― Иди, Гюльшах. После… Потом поговорим.       Когда она ушла, Махидевран уткнулась лицом в ладони. Хотелось плакать от безысходности и бессилия, но времени не было. Нужно было взять себя в руки и думать о том, что делать дальше. Как избежать разлуки с сыном? Как защитить себя и Мустафу от гнева Повелителя и горьких последствий, которые нависли над ними тёмными тучами?       ― О, Аллах… ― прошептала Махидевран. ― Помоги мне. Я готова отдать всё: Султана, богатства… Всё что угодно, лишь бы сын был со мной. Прошу, пошли мне помощь.       ― Госпожа, ― услышав тихий голос, Махидевран спешно подняла голову. Перед ней стояла молоденькая служанка, которая обычно присматривала за Мустафой. Девушка была исполнительной и расторопной, однако Махидевран не жаловала её вниманием. Всё, что она знала о своей помощнице, ― это то, что девица была спасена из пиратского плена.       ― Эсма? Что ты тут делаешь? ― встревожилась Махидевран. ― Что-то с Мустафой?       ― Нет, госпожа. С шехзаде всё в порядке, ― отозвалась Эсма, успокаивая. ― Мне поговорить с вами нужно. Это важно.       ― Поговорить? ― нахмурилась Махидевран. ― Нашла время… Иди. Не до тебя сейчас.       ― Госпожа, вы ведь сами просили Аллаха о помощи. Помощь пришла. Если вы мне доверитесь, я сделаю так, что вам не придётся расставаться с сыном.