Выбирая жизнь.

Кэрол ...Тяжёлый день. Каждый из прожитых ею дней в бесконечно-сером мире бесполезных людей казался тяжёлым. Кэрол Хела Эйрд, президент корпорации "Хельхейм", сделавшей бизнес на смерти - земли под новые кладбища, гробы и саваны, склепы и деревянные кресты. После недавней войны, бизнес процветал как никогда, отец мог бы гордиться. В основном, правда, дело было все таки в обширных землях, находящихся в собственности семьи, но за глаза мисс Эйрд все равно звали Королевой Мёртвых и она, вспыльчивая и властная, была совершенно не против. Однако, по вечерам, сидя в гостиной с бокалом прохладного мартини, она едва сдерживала слёзы. Голова, казалось, вот-вот расколется на мелкие части, словно выпавшая из рук фарфоровая чашка. Крики в соседней комнате делали жизнь Кэрол невыносимой и с каждым днём становилось всё хуже. Мистер Эйрд, младший брат, понятия не имел, каких нечеловеческих усилий стоит ей не вмешиваться в его ссоры с женой, но терпения становилось все меньше. - Да как ты смеешь?! Мы подобрали тебя на улице, как вшивую собачонку, и это твоя благодарность?! - Локи никогда не стеснялся в выражениях, подбирая самые точные и колкие слова. Не даром именно он осуществлял в компании все важные переговоры, заключал сделки и ездил в зарубежные командировки. Златоустый Змей, трикстер-болтун, её младший братишка - Кэрол сама не заметила, когда он начал превращаться в домашнего тирана. Хорошо, что жена ему попалась такая, какой не пожелаешь и врагу - Хела восхищалась ею даже сейчас, сквозь мутную пелену невыносимой мигрени. - Что ж, я действительно собачонка, - соглашался насмешливый голос Хильды, мешающийся с постукиванием её наманекюренных острых ноготков о бокал скотча, - И тебя я цапну первым, дорогой муженек. Оттяпаю кусок задницы, да такой, что ни один врач не зашьет. А ты не можешь себе этого позволить, ведь так? Как же тогда вилять задом перед заказчиками? Что, съел? Правильно, молчи, куколка, я все равно тебя не слушаю. Хильда разом осушает свой бокал и щедро льёт новую порцию. Ей можно, она умеет пить - так утешает себя Кэрол, нервно сжимая пальцами виски. Она чувствует, как вздуваются тонкие венки и готова вот-вот зарыдать, одновременно содрогаясь, когда брат в бессильной злобе бьёт кулаком по столу. Она знает, что Локи хотел бы хоть раз набраться смелости и ударить жену, но не может - во-первых, потому что в этом случае мгновенно вылетит из этого шикарного дома, а во-вторых, он вряд ли не получит в ответ такого же удара. Бруннхильда Эйрд - глава безопасности их корпорации, в её подчинении находятся все, имеющие к этому отношение - от грузных телохранителей с бычьими шеями до дряхлых кладбищенских сторожей, что давно стали лишь частью мрачного пейзажа. В её аккуратной дамской сумочке всегда прячется такой же аккуратный револьвер, с которым Хильда обращается лучше, чем многие её подчиненные-мужчины. Точно такой же она подарила Кэрол на прошлое Рождество. Мисс Эйрд наблюдает, как Локи врывается в гостиную, подобно урагану, на короткое мгновенье задерживая взгляд на сестре - как будто с упреком, но ей все равно. Лишь бы это уже закончилось. Ей нужна передышка, хоть на минуту. Глоток свежего воздуха. В конце концов, ночь в самом разгаре - повезло, что у них нет соседей. - А ты что скажешь, дорогая сестрица? - ядовитый тон забирается под кожу, Хела чувствует, как звуки этого голоса отравляют её изнутри, и выдыхает судорожно, почти отчаянно, запивая подступившую к горлу тошноту большим глотком мартини. - Оставь её в покое! - следом выходит Хильда, готовая к бою, как всегда в такие моменты. Она напоминает Кэрол хищную кошку, готовую вцепиться в беззащитную добычу - в прочем, не на этот раз. Тут её ждёт бешеная змея. - О, разумеется! - плюется Локи, словно переставая замечать сестру, - Защищаете друг друга, такие трогательные воспитанные леди! Будто я не знаю о вашей грязной связи! - А ты, видимо, завидуешь, - спокойно парирует Хильда в то время, как Кэрол поднимает на неё беспомощный взгляд. " Прошу тебя, не начинай" - молит Хела, но когда их взгляды встречаются, у левого уха миссис Эйрд разбивается о стену бутылка дорогого виски. Мистер Эйрд не сдерживает злости, но это привычное дело. Половина бутылок в этом доме разбиваются. Другую половину осушает Хильда. - Хватит, - тихо, почти неслышно произносит Хела, чувствуя, как начинают дрожать руки, - Хватит, боже мой, прекратите. Как вы только... Как... Мне нужно на воздух, я задыхаюсь. Её слегка пошатывает, когда она поднимается, направляясь от чего-то не к выходу, а к лестнице, ведущей наверх. Дрожь постепенно охватывает все тело, но поравнявшись в братом, Кэрол полностью берет себя под контроль. Снова заглядывает в глаза, но на этот раз Локи видит в них лишь чёрную бездну, только пустоту и холодную беспросветную вечность. Повисшую между ними тишину разбивает звук резкой сильной пощечины - щека Локи багровеет, но он молча сжимает губы в тонкую злую нить. - Не смей, - шипит Хела, сунувшись в самому лицу, - Не смей и пальцем её трогать. Хела скользит ладонью по стене, словно на ощупь добираясь до спальни. Сгребая с тумбочки телефон, она неловко смахивает на пол все прочее - таблетки, будильник, забытые тут же сережки, которые наверняка теперь потеряются. Но ей все равно. Хела опускается на ковёр, по памяти набирая номер, и все никак не может понять, как её занесло в этот ад. Как она позволила запереть себя в этой душной клетке, снова в клетке... - Сигюн, - шепчет в трубку, не услышав ещё привычного "алло", и тянется за портсигаром. Папироса дрожит в непослушных тонких пальцах, но Хеле все же удаётся закурить. - Я больше не выдержу, не смогу... - Ты сможешь, - доносится мягкий голос на том конце провода и дрожь наконец отступает окончательно, - Хела. Хела, послушай меня. Это всего лишь усталость, так всегда перед праздниками, ты ведь сама знаешь. Рождество через неделю, так что... - Я не выдержку целую неделю, - признаётся Кэрол, - Пожалуйста, ты можешь приехать раньше? Или давай я. Не важно, просто давай встретимся, иначе это все превратится в пепел. Ты не представляешь, я живу в аду,Сигюн. Они... - Все будет хорошо, - повторяет ласковый голос, - Ты справишься, дорогая. Обещаю тебе, ты справишься и мы вместе встретим Рождество! Как всегда. - Да, - будто зачарованная, повторяет мисс Эйрд, - Да, справлюсь.... Боже мой, Сигюн, у тебя же страшно рано! Прости, я разбудила? - Все в порядке, я ещё и не ложилась... Элис… - Всё в порядке, я ещё не ложилась, - мягко произносит Элис Сигюн Барнс, прислоняясь горячим лбом к холодному оконному стеклу, за которым рдеет рассвет. Первые робкие лучи освещают задний двор - снег шёл всю ночь и теперь блестит на солнце, словно россыпь бриллиантов в ювелирной мастерской. - Со мной все будет хорошо, - шепчет Элис, прижимая трубку к уху так, будто это сделает их ближе, - Ложись спать, Хела. Пожалуйста, ложись. Мы поговорим позже. И скоро встретимся, очень скоро. Обещаю. Сигюн дожидается коротких гудков, слушает как они неприятно бьются в тишине комнаты, и дыхание её становится быстрым и глубоким, словно после долгого бега. Так она себя и чувствует - уставшей, измотанной и проигравшей. Любое движение сейчас кажется шагом к провалу, на встречу пропасти, на краю которой в ранний утренний час она балансирует в собственной гостиной. Миссис Барнс - хозяйка небольшой, но крайне успешной цветочной компании, счастливая жена и мать. Никто никогда не видел её без улыбки, не слышал, что бы она повышала голос или выходила из себя. Даже когда муж в шутку называл её волосы "вызывающе-рыжими". Перечитывая " Миссис Делловей ", она загадочно улыбается. Элис пытается представить себя со стороны, в домашней рубашке и пижамных штанах, в красноватых отблесках рассвета, с опутанной телефонным проводом шеей. День ото дня ей кажется, что безумие затягивает её все глубже, но она не может позволить себе роскошь поддаться, ей некогда сходить с ума, глотать " прозак" или слушать бредни про женскую истерию. Мир каждый день предлагает ей с десяток возможностей вырваться, но каждый раз она выбирает оставаться здесь. - Мам? - Питер сонно трет глаза, глядя на миссис Барнс со снисходительным смущением, однако, без всякого удивления, - Ты что? Питеру шестнадцать и он умный парень, который мечтает однажды стать большим учёным - по крайней мере, так он говорит родителям, что бы их не волновать. И если бы в его свидетельстве о рождении не стояла фамилия "Паркер", Сигюн действительно не стала бы волноваться. Первые пять лет своей жизни он не помнит, но она прекрасно знает, что документы об усыновлении хранятся в слишком ненадежном месте, что бы любопытный подросток не сунул свой нос. Она тысячу раз просила Джеймса убрать их в сейф или, по крайней мере, закинуть подальше на заднюю полку шкафа, но он привык отмахиваться от таких " мелочей". Миссис Барнс оборачивается, все ещё прижимая телефонную трубку к груди, так что гудки отдаются в солнечное сплетение пульсирующим эхо. Ей кажется, что сын застал её за чем-то неприличным, неподходящим для детских глаз, но сам Питер, трогательно-растрепанный и отчаянно зевающий, ничего подобного очевидно не замечал. - Ты что так рано? - мягкий голос Элис звучит неожиданно-хрипловато, так что ей приходится кашлянуть, прежде чем заговорить снова. - Олимпиада, мам, - терпеливо напоминает Питер, заставляя Сигюн почувствовать себя ещё более оторванной от реальности. Он трещал об этом школьном конкурсе последний месяц, а у неё совсем вылетело из головы... - Да, точно, - Элис улыбается, надеясь, что это не выглядит слишком неуверенно. Ей не хотелось выдавать своего усталого безразличия, но сын разглядывает её слишком внимательно и долго, так что она начинает чувствовать себя бабочкой, наколотой на иглу. - Ты такая странная, мам, - сообщает он, прежде чем уйти на кухню. Элис выпутывается из провода, оставляя телефон на полу - задвигает его под стол ногой, словно неудобный секрет, и только после этого идёт за сыном. На кухне миссис Барнс первым делом включает кофеварку - самая большая радость за день, глоток свежего кофе, в котором она себе никогда не оказывает - и с этого момента принимается считать минуты. Две или три уходит на то, что бы приготовить сыну какао, ещё две - включить плиту и кинуть бекон на сковороду. Три минуты налить наконец-то кофе, не обращая внимание на пристальный взгляд Питера, жадно выпить треть большой кружки. Завтрак, кофе, сборы в школу - мелкие рутинки, за которые цепляется раненное сознание в попытке оттянуть момент, когда придётся признать, что проигрываешь самой себе - Сигюн проигрывает каждое утро, как только слышит шум воды из ванной. Сложнее всего - улыбаться. Она отворачивается от сына, сосредоточенного на завтраке, и крепко вцепляется пальцами в край раковины, мучительно вспоминая, как это делается. Губы сперва сводит болезненной судорогой и в этот миг она видит свою жалкую гримасу в оконном стекле, с удивлением обнаруживая, что все ещё не научилась абстрагироваться от собственного укоризненного взгляда, словно обвиняя саму себя в слабости и малодушии. К моменту, когда Джеймс появляется на пороге, она уже улыбается. Мягко и чуть виновато от того, что опять не ложилась в постель этой ночью. - С добрым утром, - мистер Барнс выглядит на удивление бодрым и отдохнувшим, полностью готовым к новому дню. И Элис приходит к выводу, что он не плохой человек - пока тот мимолетно ерошит волосы сына, разбавляет кофе молоком и смазано целует её в щеку. От него пахнет зубной пастой и лосьоном для бритья, смятой подушкой, кровью, порохом и сталью, чьими-то быстрыми поцелуями в темноте, ещё не выкуренной сигаретой и рождественскими сладостями. Джеймс красивый, Сигюн не надо смотреть на него, что бы убедиться. Он был таким до войны и когда вернулся в звании сержанта, остаётся сейчас, продолжая относительно-спокойную работу в службе безопасности и не растеряет красоты в будущем, каким бы то ни было. Он хороший отец, Питер его обожает, не смотря на некоторую строгость в воспитании. Только Джеймс Барнс не любит её. Возможно, кого-то другого, возможно, никого вообще, но Элис совершенно точно не имеет к этому никакого отношения. К этому она привыкала дольше всего. Миссис Барнс продолжает улыбаться, пьёт свой кофе, пока сын с мужем увлеченно обсуждают предстоящую школьную олимпиаду и чувствует, как слова проходят сквозь неё, словно её вовсе не существует в мире живых. - Маааам?! - Питеру приходится повторить трижды, прежде чем она наконец-то замечает, - Ты сегодня какая-то сама не своя. - Твоя мама привыкла витать в облаках, - Джеймс ласково касается её руки, тянет жену к себе, обнимая и, так и не поднявшись со стула, прижимается щекой к её груди, - Тебе нужно больше спать, милая. - Я буду, - отзывается Сигюн, запуская пальцы в тёмные волосы мужа, на мгновенье ярко рисуя в сознании, как могла бы крепко сжать их, так что бы он скривился от боли. Но лишь гладит, нежно и рассеяно, до тех пор, пока он сам не отстраняется. - Я отвезу Пита в школу, - сообщает Джеймс уже в прихожей, - И, наверное, придётся снова задержаться на работе. Ты же знаешь, перед праздниками там у нас какое-то безумие. Извини. - Конечно, - собственный голос звучит эхом эха, пока Элис поправляет шарф сына, страдальчески закатившего глаза. "Я уже не маленький, мам!"- читается в его взгляде, но миссис Барнс мало волнует как его возмущение, так и сам факт его взросления. Дети — это вообще не для неё. Хлопок входной двери заставляет Сигюн осесть на пол бессильной тряпичной куклой. Пустота у неё внутри заполнена только солёным океаном, но она не может от него избавиться, не может выплакать или выплеснуть в лицо с горячей обидой. Может только на ощупь достать телефон из под стола и забронировать билет - Хела чертовски права, им стоит в этом году встретиться пораньше.