30 августа, 2039
— Здесь, конечно, глушь та ещё, но новости до нас доходят быстро. Слышала тут про Хэнка, сильно же он огрёб. Жесть просто. — Да, он заработал себе сотрясение мозга. — Ясно, ну и где сам этот покалеченный ублюдок? — Ждёт меня в машине. Я бы хотел поговорить с вами наедине. Нэнси презрительно хмыкнула, а затем смачно харкнула на землю, чуть не попав Коннору на обувь, и вытерла тыльной стороной ладони рот. — И он думал, что я стану с тобой говорить? — она криво оскалилась. — Наверно, он просто мне доверяет, раз позволил побеседовать с вами лично. — Наличка при себе? — Нет. Нэнси присвистнула и откинулась на спинку кресла, сложив руки на груди. Ярко-жёлтая вязаная кофта на ней особенно выделялась на фоне её розового трейлера. — Тогда нам не о чём разговаривать. Коннор взглянул на небо — трудно было разглядеть его за толстыми ветками деревьев, но вот надвигающиеся тёмные тучи всё же проглядывались. Кажется, намечался очередной дождь. Хэнку такая погода нравилась, правда только тогда, когда он в это время был дома. — Знаете, — начал Коннор и снова посмотрел на Нэнси, — Хэнк думает, что от вас есть какой-то прок, но я так не считаю. И, если вы не будете отвечать на мои вопросы, я арестую вас. — На каких это основаниях? — засмеялась она. Коннор сделал несколько шагов вперёд по рыхлой земле, наступив на то место, куда пару минут назад плюнула Нэнси. — Я прекрасно вижу, что вы находитесь в состоянии опьянения, — Коннор заметил слишком суженные зрачки и учащённое, неравномерное сердцебиение. — И точно не алкогольного. Меня совершенно не волнует, чем вы пичкаете себя, но я уверен, что в вашем трейлере я найду много этого добра. Наряду с прочей гадостью. — Боже мой, кусок пластика пытается меня запугать, — Нэнси всё не переставала улыбаться, щупая скользкой от пота ладонью подлокотник. — Без ордера ты не имеешь права даже близко к моему дому подходить. — Не думайте, что отсутствие ордера на обыск меня остановит. — Естественно, не остановит, потому что ты не тварь божья, а мерзкое и бессердечное чудовище, — съязвила Нэнси. — Пожалуй, да. Я ведь не человек и поэтому не обладаю моральными принципами, — ровным тоном ответил Коннор. Нэнси что-то пробурчала и нахмурилась. Коннор не понимал, что вообще такого мог найти Хэнк в этой женщине, но думать об этом сейчас совершенно не хотелось. Он сделал пробный шаг вперёд к трейлеру. — Ладно, — с трудом произнесла Нэнси, затем резко вздохнула и потёрла пальцами нос. — Два вопроса, и ты сваливаешь отсюда. А если сунешься сюда ещё раз, то, клянусь богом, ты об этом потом крупно пожалеешь. — Хорошо, согласен, — Коннор потянулся к галстуку и поправил его. Даже не пришлось особо уговаривать, но чувство острого раздражения не покидало его с того момента, как он начал разговор. Он стиснул зубы от отвращения, а после заговорил: — Тот человек, о котором вы говорили с лейтенантом Андерсоном — Тимми Бёрнс. Вы ведь общались с ним после нашей встречи? — Я вообще-то со многими людьми общаюсь. Тебе-то что с этого? — Это именно вы сказали Бёрнсу о том, что с ним хотел поговорить лейтенант Андерсон, — Коннор на секунду замолк, когда в груди резко заныло. — И вы знали, что он контактировал с людьми, которых мы искали. Нэнси цокнула. — Ну я сказала, и что? — сквозь смех спросила она. — Ты думаешь, что я чем-то обязана Хэнку и должна в первую очередь ему обо всём выкладывать? В голове Коннора вспышкой промелькнула мысль, что, если она умрёт, никто не найдёт её, никто даже и не заметит, что она ни с того, ни с сего внезапно исчезнет. Перед глазами стояли всё те же пугающие картинки лежащего Хэнка с окровавленной раной на голове. По венам бешено тёк тириум, температура тела заметно поднималась. Пусть и не было никакой гарантии, что той ночи можно было бы избежать, но у них хотя бы был шанс — он был, если бы эта Нэнси держала рот на замке. Лучше рассказать обо всём Хэнку позже, чтобы не обострять ситуацию. Зная его склонность проявлять агрессию, когда он особенно зол, Коннор вряд ли сможет на что-то повлиять. — Скажите, где я могу найти его.* * *
Хэнк терпеливо ждал у машины, облокотившись на дверь пассажирского сиденья, и разглядывал тёмные облака. Как только он увидел Коннора, на его лице отразилась смесь любопытства и беспокойства. — Ну, как всё прошло? — Впрочем, именно так, как я и ожидал. — Хоть что-нибудь узнал? — Да, но совсем немного. — Совсем немного, — повторил Хэнк, сделав шаг навстречу. Коннор тут же остановился: выражение его лица слегка помрачнело, а тело окатила волна смущения. — Да, — ответил он. Хэнк встал рядом с ним, снова непозволительно близко. — Вести диалог с ней было довольно трудно, но хоть какую-то нужную информацию извлечь удалось. — О, ну может тогда мне с ней поболтать? Думаю, что мне она скажет больше. — Не надо, — отрывисто сказал Коннор. Заметив уже явную скованность в Хэнке, он натянуто улыбнулся ему, и продолжил уже более спокойным голосом: — Я узнал всё, что мог, поэтому думаю, толку от неё будет мало. Хэнк пару секунд помолчал, затем хмыкнул и улыбнулся в ответ. Он по привычке потянулся к его плечу, но… почему-то вдруг остановился, держа протянутую руку всего в нескольких сантиметрах от Коннора. Сжав пальцы в кулак, он поспешно убрал её, будто совершил что-то неуместное. Коннор хорошо видел эту тень горечи, промелькнувшую на его лице. Почему Хэнк остановился? Что-то неприятное обвило искусственные позвонки и тяжело бухнуло в живот, стремительно разрастаясь. Что-то похожее на страх, но совершенно не такой, который Коннор чувствовал раньше. Он обошёл стороной Хэнка, направляясь к машине. — Ну так, — негромко кашлянул Андерсон, смотря ему в спину, — может, расскажешь уже, о чём вы там говорили? — Я… — Коннор запнулся, после чего дёрнул за ручку двери. — По пути расскажу.2 сентября, 2039
— Тот факт, что мои вкусовые рецепторы во многом отличаются от человеческих, не означает, что я, если можно так выразиться, не понимаю вкуса. — Как бы вообще-то очень даже означает. — Содержание кислоты в томатном соусе и так выше нормы, а ананас с сыром уже само по себе странное сочетание. Это я ещё не говорю про саму консистенцию… — Господи, Коннор. Эта пицца вполне съедобна, когда я пьян. И чего вот ты вообще пристал ко мне с ней? — А когда вы трезвый, вам нравится её есть? Хэнк усмехнулся, бездумно перебирая музыкальные пластинки. Он медленно проводил по ним пальцами, а Коннор смотрел так пристально, не в состоянии отвести взгляд, будто бы одурманенный этим. — Откуда мне знать. Вроде ещё не пробовал, а кому надо сказать спасибо? Тебе спасибо. — То есть вы ни разу в жизни не ели пиццу с ананасами, когда были трезвым? — подойдя чуть ближе, удивлённо спросил Коннор. — Эм… — Хэнк облизнул губы, — ну, может, и ел — уже не вспомню. — Хотя бы один раз точно. — Возможно. Но, между прочим, когда я пьян, я всё равно хорошо помню, какова она на вкус. — Да, но алкоголь мог значительно повлиять на ваши вкусовые рецепторы. — Как бы знаешь, есть разница между слегка пьяным и упитым в говно. — Я понимаю разницу. — И я не напиваюсь до глубокого беспамятства. А когда ем пиццу с ананасами, там вообще капля алкоголя. — Согласен, но все жё вы часто пребываете в опьянении средней тяжести. А для обычного взрослого человека этот показатель довольно высок. Хэнк тихо посмеялся и несильно пихнул Коннора в плечо. Видно было, что движение отозвалось неприятной болью в его руке, несмотря на то, что бандаж больше не стеснял её. — Придурок, — беззлобно выдал Хэнк, расплывшись в улыбке. Приятно было видеть Хэнка в хорошем расположении духа. И удивительно, что после того, как Коннор рассказал ему всё о Бёрнсе, вспыхнувшая в нём ярость как-то быстро угасла. По указанному адресу, который дала Нэнси, Тимми не обнаружили, поэтому единственное, что можно было сделать — это просто ждать, когда появится шанс перехватить его. Несмотря на такую неудачу, плохое настроение сопровождало Хэнка всего два дня. После снятия бандажа ему стало лучше. Явно лучше — настолько, что Коннору в какие-то моменты казалось, что вся их жизнь вернулась в май. Или, может, это был апрель, когда чувства становилось хранить всё сложнее и когда на Хэнка не давило уныние со всех сторон. Вся эта витающая в воздухе ностальгия была похожа на мучительно-сладостное ощущение, на раны, которые всегда будут кровоточить. — Когда вы уже прекратите надсмехаться надо мной за то, что я говорю вам правду? — Может быть когда ты перестанешь нести всякий бред о тех вещах, которых вообще не понимаешь? — О каких вещах? Об алкоголе или пицце? — Всё вместе. Не попробуешь — не узнаешь. — Хэнк, вы же знаете, что я не могу употреблять пищу. — А просто пожевать? — Вот это могу, но мой рот — это своего рода анализатор, и рецепторы служат лишь для распознавания состава, а не для получения гастрономического удовольствия. — Ужас, и как ты живёшь с этим. Коннор бы, наверно, и не уловил тонкого сарказма в его словах, если б взгляд Хэнка не выражал такой явной насмешки. Он на какое-то время потерял интерес к перебиранию пластинок, сосредоточив своё внимание только на Конноре. — Так и живу, — слабо слетело с его губ. — А что будет, если ты прожуёшь еду и проглотишь? — Зависит от того, сколько проглотить. Но, скорее всего, придётся провести полную очистку полости, чтобы не допустить каких-либо неисправностей в системе. — Но в целом ничего страшного не случится, да? — Да. — Ну тогда… может, хочешь рискнуть и испытать новые ощущения, а? — с долей энтузиазма спросил Хэнк и заговорщически подмигнул Коннору. Очередное его беззлобное поддразнивание, от которого нельзя было отвертеться — на лице Коннора тут же появилась улыбка, пусть и слабая, но настоящая. Ему с трудом удалось сдержать рвущийся из горла смех. — Меня же вот только недавно восстановили. Не думаю, что в «Киберлайф» обрадуются моему скорому визиту. И вряд ли им будет весело, когда они узнают, с какой проблемой я к ним заявился, — слегка весёлым тоном ответил Коннор. Через пару секунд его вдруг осенило. — Погодите, или это такая своеобразная месть за тот ужин, когда я всё-таки заставил вас съесть брюссельскую капусту? — Чёрт, снова рушишь мои безупречные планы, — Хэнк цокнул языком и задержал свой взгляд на андроиде чуть дольше. Улыбка не сходила с его лица, но тень — уже знакомая Коннору — промелькнула в его глазах, лишив их яркости и игривости. Он оглянулся вниз, вернув внимание к пластинкам. — Ты опять тут переставил всё? — Да, мне не очень понравилось, что они распределены только по фамилиям исполнителей, поэтому я отсортировал их сначала по жанрам, а уже только потом по фамилиям. — Господи, — вздохнул Хэнк. — Ты вообще когда-нибудь слышал о понятии «организованный беспорядок»? — Да, но я не согласен с этой концепцией, потому что она противоречива. — Блин, что значит противоречива? С ней нельзя согласиться или не согласиться — такой беспорядок просто есть и всё. О той пицце ты такого же мнения? — Да, потому что ананас и сыр между собой несовместимы, как и слова «организованность» и «беспорядок». — Чёрт, мне кажется, что я слишком пекусь о какой-то херне, и весь этот спор бессмыслен. — Определённо. Потому что я прав. Хэнк вместо того, чтобы ответить, что-то невнятно пробурчал себе под нос и вовсе затих. Его глаза всё ещё были лишены яркости и единственное, что заметил Коннор, это учащённое сердцебиение. Хэнк поменялся так быстро, резко, как по щелчку, и тишина во всём доме начинала постепенно настораживать. Пока он безнадёжно пытался вытащить нужную пластинку, Коннор аккуратно поддел её пальцем и вытянул. Зря, наверно. Он бы подумал так, если б всё было в точности наоборот — ему очень хотелось вызвать у Хэнка ответную реакцию. Правда, когда их руки случайно соприкоснулись, у Коннора внутри груди будто всё сжалось. Тириумный насос сбоил при каждом стуке, датчики бушевали, и знакомое чувство страха угрожающе нависало над ним, когда другая часть давила изнутри настолько сильно, что ему, кажется, становилось трудно дышать. — Я вас не смутил? — насмешливо спросил Коннор, надеясь этим разрядить обстановку. — Я не специально. — Не, тебе этому ещё учиться и учиться, — Хэнк отпустил пластинку, обошёл стороной Коннора и зашагал на кухню. — Поставить вам её? — Нет, что-то расхотелось. Коннор нахмурился и сунул пластинку обратно, а потом последовал за Хэнком на кухню, но остановился, когда заметил, как он достаёт из шкафчика стакан и бутылку виски. Коннор сжал пальцами край рубашки и несильно потянул за него. Трудно вспомнить, когда Хэнк надевал её последний раз, но запах, принадлежащий лишь ему одному, всё ещё держался на ней. Но так невыносимо — носить его одежду, чувствовать какую-то близость и в то же время видеть, как Хэнк постепенно холодеет к нему. Так невыносимо и так знакомо. Слишком пламенно горели воспоминания перед его глазами, чтобы игнорировать вновь повторяющуюся ситуацию. Всё в точности, как было тогда — в те самые дни, когда Хэнк замыкался, чего-то упорно пытался избежать, а Коннор… Всегда позволял ему это делать. — В последнее время вы стали вести себя как-то отстранённо. Что-то случилось? — слова легко слетели с его губ, но в голове звучали с заминкой и били статикой. — Хм, да? — Хэнк глянул на него через плечо и быстро отвернулся. — Ничего не случилось, нормально всё вроде. — Мне так не кажется, — Коннор шагнул ближе. Все чувства поугасли, запутавшись в клубке нахлынувших негативных эмоций. — Вас так сильно беспокоит то дело, над которым мы работаем? Хэнк сделал длинный глоток из стакана и налил вторую порцию. Качнул головой и, не встретившись взглядом с Коннором, ответил: — Да не сказал бы, что сильно. В этот момент Коннору показалось, что он вот-вот потеряет над собой контроль. Это было настолько остро, что ощущалось почти физически. Тело внезапно прошибло разрядом, оставившим после себя странное чувство освобождения. Барьеры, которые не позволяли вырваться эмоциям наружу, рухнули в один миг, будто их и вовсе не существовало. В голове полный разгром: воспоминания о Хэнке и его нежелании говорить и слушать, о вранье и каких-то глупых страхах — играли огоньками перед Коннором, крутясь в бесконечном цикле. Каждый молчок. Каждая отмазка. Каждое несогласие. Всегда — он всегда убегал от того, что хотел дать ему Коннор. — Ты ведёшь себя так, потому что я был влюблён в тебя? Хэнк тут же замер. На кухне резко стало тихо, и Коннор настроил свой аудиопроцессор на такой максимум, что в голову разом ударили звуки: исходящий гул от холодильника, шум дыхания Хэнка и его быстро бьющееся сердце. Он медленно повернулся к Коннору. Лицо его побледнело, губы приоткрылись в немом шоке, и дышал он так сбивчиво, будто вот-вот задохнётся. Страх, вина и неопределённость — всё, что видел сейчас в нём Коннор. — Ты был в меня… что? — Мне повторить эти слова ещё раз? — отчаяние и жгучая злость настолько въелись в него, что все его тёплые чувства и любовь погасли подобно огню. Строчки кода начали попеременно вспыхивать красным, внезапно вызвав у Коннора точно такое же паршивое ощущение, как у самого Хэнка сейчас. И ему вовсе не казалось неправильным выплеснуть накопленное в такой неподходящей обстановке, потому что Коннору всё это осточертело до чёртиков. — Нет, — ломко произнёс Хэнк и облизнул губы. — Нет, я просто… Чёрт, я просто не знаю, что ответить на это. — А я вот наоборот надеялся, что у тебя найдётся ответ на этот вопрос. Хэнк явно испытывал неловкость и казался немного сгорбившимся под пристальным холодным взглядом, но удивительно, что за всё это время он не отвёл от Коннора глаз, пусть и давалось ему это с трудом. — Но ты ведь, — он на пару секунд запнулся и, вздохнув, продолжил: — я думал, что ты… — Думал что? Хэнк сделал незамысловатый жест левой рукой. Пальцы подрагивали, и как бы он ни пытался скрыть это, Коннор прекрасно всё видел. — Я думал, что ты… что-то сделал с собой, — шумно и коротко выдохнул он. — Когда ты вернулся тогда домой, я сразу понял, что с тобой что-то не так. Разговаривал со мной в такой манере, будто ты только что с конвейера сошёл и это была наша с тобой первая встреча. Значит, Хэнк всё знал, но вместо того, чтобы разобраться с проблемой и выяснить, что не так, он просто решил промолчать и сделать вид, что так и должно быть. Коннору казалось, что от гнева у него контакты на электрических схемах сейчас заискрятся. Диод на виске блеснул жёлтым. — Да, я стёр большую часть положительных воспоминаний о тебе, включая все моменты, когда уже осознанно понимал, что испытывал к тебе чувства. — Зачем ты это сделал? — затаив дыхание, тихо спросил Хэнк. Его «зачем» звучало так отчаянно, что в груди глухо заныло, но лишь на мизерные секунды. — Потому что, как оказалось, тебе от моей привязанности было только хуже, — ровным тоном произнёс Коннор. — Ты стал подавленным, не мог нормально работать, начал больше пить. Я просто беспокоился о твоём здоровье. — О, так значит, вся эта хренотень была проделана только из-за твоего беспокойства обо мне, — с губ Хэнка сорвалось что-то между смешком и сдавленным вздохом. — Так и есть. — Да нихера подобного. Какой же ты… — Хэнк оборвался на полуслове и провёл ладонью по лицу. Опустил взгляд, помедлил немного, а затем снова посмотрел на Коннора и продолжил уже более мягко: — Значит… ты всё помнишь? Коннор поджал губы. Часть его самого молила — будь искренним с ним, скажи ему правду. Но Коннор будто не слышал. — Типа того. — Да как ты… — дрогнувшим голосом начал Хэнк, резко поменявшись в лице. Для них обоих этот разговор был сродни мукам. — Блядь, да как ты вообще мог подумать, что я захочу, чтобы ты сотворил с собой нечто подобное? Сквозь кипящие негативные чувства Коннор ощущал, как где-то глубоко внутри прорастало что-то странное, что-то несвойственно лёгкое, похожее на желание. На простое желание просто взять и подойти к Хэнку ближе. Обнять его, извиниться. Успокоить его и себя. Всё это казалось таким досягаемым, если бы не было простым представлением в его голове. — Но тебе ведь помогло? Лицо Хэнка мгновенно окрасило недоумение. Он затаил дыхание и уставился на Коннора. Воздух наполнился холодом, плотно окутав их обоих. — Что?.. — слабым голосом спросил Хэнк, позволяя тем словам осесть в голове. — Ты избегал общения со мной, — холодно отчеканил Коннор, решив не ходить вокруг да около. — Пил и спал — вот, чем ты постоянно занимался в своей комнате. Но постепенно ты начал привыкать ко мне такому и тебе стало намного легче. — Легче, значит… — Именно. На смену недоумения пришла злость. Чего-то другого Коннор от него и не ждал. — То есть ты думаешь, что мне от этого стало легче? Да, я тогда чуть ли не вешался из-за твоего странного поведения, но, когда ты… когда я увидел, во что ты превратил себя, я… — Хэнк снова провёл ладонью по лицу. Когда Хэнк злился, держать в себе нарастающий гнев было не так сложно. Всего на мгновение лицо Коннора дрогнуло. Для него было лишь обычным предположением, что Хэнка так глубоко может задеть его поступок, и он никогда не думал, что когда-нибудь сможет услышать от него этих слов. Ему вдруг стало трудно держать зрительный контакт. — Теперь я услышал ответ на свой вопрос, — всё таким же холодным тоном произнёс он, почувствовав, как к нему отвратительно и текуче медленно подкрадывалось то, от чего он яро желал избавиться. — Ты всё-таки знал. — Что я знал? — грубо выплюнул Хэнк. — Ещё тогда ты знал, что я влюблён в тебя. Хэнк молча отвернулся. Ему и не нужно было ничего говорить — ответ был прямо на его лице. Они так были злы друг на друга. Это ядовитое чувство томилось в них обоих и горело раскалёнными углями. — Когда ты понял это? — Какая разница? — Для меня это очень важно. — Очень важно? Ты случайно «очень» со своим «типа» не спутал? — Просто ответь на мой вопрос. — Я не знаю… В мае? Июне? Где-то так. Впрочем, как Коннор и предполагал. — Почему ты ничего не сказал мне? — Твою мать, Коннор, что, по-твоему, я должен был тогда сказать? — Хэнк вновь посмотрел на него. — Не знаю. — Ну вот и я не знаю. — Да сказал бы хоть что-нибудь. Это куда лучше, чем изолироваться от всего в своей комнате, вести себя по-глупому и вечно быть пьяным. — Мог бы и сам меня просветить в том, что у тебя там в башке творится. — Я пытался сказать тебе. Ты должен был понять, но заткнул меня. Помнишь? Хэнк снова ограничился молчанием. — Почему ты не дал мне высказаться? — Потому что я… — он резко вобрал воздуха в лёгкие, голос наполнился горечью, — я не хотел слышать тех слов. Наверно, и не захотел бы слышать их сейчас. — Естественно, не хотел. — Но, боже, Коннор, это же не означает, что я хотел, чтобы ты… стёр себе память! — Что терзает тебя больше, Хэнк? — раздражение и отчаяние мгновенно взяли верх. В горле встал едкий ком. — Мои чувства к тебе или то, что я сделал с собой? Вопрос к Хэнку — вопрос к самому себе. Его сгорбленные крупные плечи медленно поднимались и опускались от каждого тяжёлого вздоха. — К чёрту тебя. — Если бы ты просто поговорил со мной, ничего бы не случилось… — Даже… даже не смей сваливать всю вину на меня! — Хэнк хрипло крикнул на него. Быстро поднялся, преодолел короткое расстояние и грубо указал пальцем. — Это ты с собой эту херню сотворил, я здесь не при чём! — Я бы не делал этого, будь ты чуточку взрослее. Потому что всё, что ты делал, это убегал. От меня и от себя самого. — Да что ты говоришь, — Хэнк ядовито посмеялся и только шагнул ближе, настолько, что Коннор чувствовал исходящий от него жар гнева. — Со своими проблемами я сам разберусь, но давай ты не будешь сейчас тут строить из себя сраного невинного мальчика, потому что всё, что ты делал, — парировал он, — это хранил в тайне свою поебень у себя в голове месяцами, а потом вдруг неожиданно, в самый прям неподходящий момент, решил всё мне вылить. Коннор посмотрел ему в глаза. Страх заскрёб по венам. На какое-то мгновение он уже забыл, что вообще хотел доказать Хэнку. Что это именно он был во всём виноват? Трудно было думать, когда они оба стояли на самом краю чего-то им незнакомого — но по ощущениям реального. — И после всего этого ты стоишь тут весь из себя такой злой и смеешь читать мне нотации, что я не мог тогда прочитать твои идиотские мысли из твоей грёбаной пластиковой башки? Лучше бы Хэнк ударил его, слова и повышенный тон ранили сильнее. — Я хотя бы смотрю своим проблемам в лицо, а не прячусь от них, надеясь, что они решатся сами собой или просто магическим образом испарятся, — Коннор сделал паузу и вдохнул. — Может у меня и идиотские мысли, Хэнк, но ты… ты лучше вусмерть напьёшься, чем выслушаешь простое признание. Глаза Хэнка зло вспыхнули и казались сейчас ужасно яркими. — Лучше быть машиной, чем чувствовать что-то и быть похожим на такого труса, как ты, — почти шёпотом проговорил Коннор. — Да пошёл ты, — Хэнк скривил губы в невесёлой ухмылке. — И это всё, что ты можешь сказать мне? — Хорошо, как насчёт этого? Иди на хуй, — сорвался он. Мышцы на его шее напряглись, плечи слегка подрагивали. — Снова всё ухудшаешь? — тихо спросил Коннор. — Видимо. Ведь это у меня получается лучше всего, да? — Снова живя в вечном страхе, — отстранённо продолжил он, — не подпуская к себе остальных и продолжая грязнуть в собственном, созданном тобой, одиночестве. Хэнк шумно вздохнул, но ничего не ответил, и Коннор продолжил: — Сначала ты так близко подпускаешь меня к себе, а потом пытаешься будто бы выбросить из своей жизни. Пусть даже тебе приходится переступать через себя. — А ты при этом каждый раз тупо стоишь в сторонке, позволяя всему этому случиться, — сказал Хэнк. — Так же, как делаешь это сейчас. Невыносимо печально, правда? Но ты-то у нас вряд ли можешь грустить. Коннор всего на миг задумался, как бы всё обернулось, если бы он без лишних слов просто обнял Хэнка. Как бы Хэнк повёл себя, впервые увидев слёзы на его глазах. Коннор бы сделал это умело — прикрыв ладонями лицо, задыхаясь, подрагивая. Может тогда ещё не совсем угасшие чувства могли бы растопить лёд. Все варианты, которые Коннор пытался сконструировать, были бессмысленны. Снова придуманная им мимолётная фантазия, далёкая от реальности. Всё самое плохое сгущалось в нём, вызывая ряд неприятных сбоев в работе процессоров. — Мне тоже может быть плохо, но это иное состояние. — Да уж. Наверно, мы оба заслуживаем страданий, — мрачно отозвался Хэнк. В какой-нибудь другой обстановке его слова прозвучали бы шутливо. — Почему ты отверг меня, почему просто не захотел выслушать? — с нажимом спросил Коннор. Он вспомнил о том, что когда-то все его чувства были превыше всего. — Всё, чего я хотел, это сделать тебя счастливым. — Серьёзно? — судя по суровому лицу, слова Хэнка не очень-то убедили. — Только и всего? Вопрос повис в воздухе, эхом проскальзывая в голове. Коннор слегка приоткрыл губы. — Да, — шею будто стянули чем-то тугим. Его искусственное сердце знало ответ — разум пытался твердить обратное. — Только и всего. На лице Хэнка бушевал вихрь эмоций, и Коннор терялся, не имея возможности прочесть их все — ему виднелись знакомые и одновременно чужие. Андерсон выдохнул, сверля нечитаемым взглядом сквозь Коннора. — А сейчас? — медленно спросил он. — Ты всё ещё хочешь этого? Коннор открыл рот. Слова застряли в горле. Шею стянуло сильнее. Да — просил внутренний голос. Легко было внимать ему и собственным желаниям, если бы не сомнения и страхи, заставляющие системы сбоить. Он правда хотел этого? Или нет? Простой вопрос, на который требовался такой же простой ответ. Только теперь даже самые простые слова казались полными тяжести. Коннор, не издав ни единого вздоха, сомкнул губы. Хэнк свёл брови и с трудом сглотнул, помрачнев ещё больше. — Я так и думал, — разбито выдохнул он и направился к входной двери. — Куда ты собрался? — еле как выдавил вопрос Коннор. Перед его взором всё ещё мелькало лицо Хэнка и его яркие голубые глаза, полные обиды. — Не твоё дело, — Хэнк надел на себя толстовку и обулся. Коннор подошёл к нему, но не слишком близко, сохраняя дистанцию. Непонимание и внутреннее отчаяние разливались по его внутренностям, как расплавленный свинец. Каждый напряжённый стук тириумного насоса отдавался болью. А Коннор просто стоял там и позволял Хэнку уйти. Его словно парализовало. Он боялся коснуться его. Умолял бы остаться, но не мог. — Пытаешься сбежать от своих проблем? — зачем-то спросил Коннор, и так зная ответ. Перед глазами выскочило несколько предупреждений о высоком уровне напряжения в мышцах в области горла и груди. — Как видишь, — грубо отрезал Хэнк, сунув в карман кошелёк и ключи. — Думаю, что этому ты нисколько не должен быть удивлён. Коннор неожиданно шагнул ближе. — Так вместо того, чтобы уходить самому, — слабо начал он. Былая холодность и резкость сменились тихим тоном, — ты мог бы просто выгнать меня из своего дома, раз проблемой для тебя являюсь именно я. Хэнк вцепился за ручку двери и молча стоял, сверля взглядом стену перед ним. Казалось, что прошла целая вечность, пока он вдруг не повернулся лицом к Коннору, встретившись с ним взглядом. Коннор увидел в его глазах знакомую печаль. Именно так он смотрел на него на протяжении нескольких месяцев. И он на миг потонул в жгуче-ярких ощущениях, потому что этот взгляд всегда был лишь для него одного. Но болезненная реальность была куда сильнее, напомнив ему о том, что он потерял и от чего избавился по собственной воле. То былое время умерло для них обоих. В оптических блоках внезапно засбоило, начало странно щипать. Просто подойди к нему, просто коснись, умоляй остаться, попроси прощения и… — Ты волен покинуть этот дом, когда захочешь. Тебя здесь никто не держит, — Хэнк дёрнул за ручку и, распахнув дверь, пересёк порог дома. Необъяснимое чувство глубокого отчаяния тяжестью скрутило его тело. Коннор бы разразился истерическим смехом от полного осознания того, как же быстро в этот момент две его личности слились воедино. Уродливая жалкость и ненависть к самому себе — самое реальное, что он сейчас ощущал. Это он во всём виноват. Коннор терял контроль над своими эмоциями. Он больше и не пытался их контролировать. Оставил медленно сжигаться, пока не погаснут. Это он всё испортил. И вот сейчас… Ещё секунда и… В голове набатом раздался звук заводящейся машины, а после — неприятный свист шин. Он ушёл. Сбежал. Покинул. Коннор даже не шевельнулся. Гул двигателя с каждой секундой становился всё тише и тише, пока в доме не стало мертвенно тихо.