even if it takes all night or a hundred years

Уже поздней ночью, когда город начал стихать, машины ездили всё реже, но вывески не гасли не под каким предлогом, Хосок сидел на дурацком металлическом кресле, с каждой секундой ощущая панику всё сильнее – она накатывала постепенно, то волнами поменьше, то чуть больше, но неизменно оставалась где-то внутри. В горле стоял ком: не хотелось ни пить, ни есть. Он оглядывал немногочисленных людей, которые так же, как и сам парень, сидели в ожидании. Некоторые выглядели не менее взволнованными, а некоторые спокойно перелистывали журналы, сидя на таких же металлических сиденьях. Чона бросало то в жар, то в холод – он даже купил себе кофе, но пить его было совсем невозможно оттого, как страх сжимал его горло. А всё потому, что Тэхёну задержали рейс, и он долгое время не появлялся в сети. Несколько раз старший успел передумать, мысленно отправить донсёна домой и тут же вернуть обратно. Хосок стучал по поручням, перечитывал последние пришедшие сообщения. 00:48 персиковый сок я жду рейс чимин помог уехать незаметно но он очень волнуется не представляю что будет завтра 01:23 персиковый сок я увижу тебя так глупо ведь я видел тебя буквально несколько дней назад но я так рад что увижу тебя снова 01:57 персиковый сок мы вылетаем меня не будет в сети этот рейс не поддерживает вай-фай могу опоздать на полчаса не переживай если что То, что пугало Хосока сильнее всего – так это то, что они не могли связаться. В основном парни летали вместе, Чон мог не переживать о Тэхёне, но тут парнишка летел один, ночью. Да и его самолёт должен был сесть уже как минут десять. Возможно, Хосок переживал об этом больше, чем следовало – нередко рейсы задерживались, но ничего не мог с этим поделать, всё тело будто сковали, и оставалось только считать секунды и минуты, чтобы хоть как-то себя отвлечь. Стоило объявлению о посадке самолёта младшего прозвучать, хён тут же вскочил с насиженного места и направился ко входу, к которому подвозили автобусы с пассажирами – естественно, застывая там на добрых пятнадцать минут, пока Тэхёну давали добро на высадку и рассаживали всех пассажиров по тесным фургончикам. Сердце билось часто-часто, невозможно было продохнуть. Хосоку даже сделали замечание, заставляя отойти от стеклянной двери, в которую он чуть ли не вцепился руками. Ким, взлохмаченный, с разлетавшимися во все стороны карамельными волосами, ищущими глазами и рюкзаком за плечами, шагал по осветлённой площадке, старший задыхался. Укороченный шерстяной свитер, похожий на очень старый ковёр, свободные, даже слишком, брюки в тонкую полоску с завышенной талией – его ни с кем нельзя было перепутать. Чон стоял в двадцати шагах от двери, мешая уставшим пассажирам, и просто смотрел на него, чувствуя, что ещё немного, и он сбежит отсюда, совершенно не готовый к этой встрече. Дыша не менее тяжело, чувствуя тяжесть на груди, Тэхён видел старшего, видел его перекошенное волнением лицо, и едва ли мог улыбаться – как же так, они снова рядом. Чем быстрее он шёл, тем сильнее ноги становились ватными. – Тэ… – пробормотал Хосок, смотря в глаза напротив и вспоминая дом: не тот, в котором родился и даже не тот, в котором жил с парнями, а настоящий, сделанный ими двоими. Он вцепился в того с объятиями, обхватывая длинными руками и чувствуя то, как тяжело младший дышал ему в шею. Господи, прошло будто бы сто лет, и, кажется, хён плакал. – Я так по тебе скучал, – шептал Ким, обхватывая свою любовь, сжимая джинсовку на его плечах, – Так скучал… – как в сказках, люди вокруг оглядывались и чуть ли не начали исполнять романтическую песню, при этом пританцовывая. В этих объятиях было всё, в чём нуждался Хосок: отпал каждый страх и любое чувство, кроме привязанности и любви. ‘Я не смогу тебя отпустить, я не смогу тебя отпустить, я не смогу, – про себя, как мантру, произносил старший, понимая, что едва ли сможет пережить ещё одно такое расставание’. – Я очень сильно тебя ждал, – Чон отстранился немного, беря лицо донсёна в обе ладошки и смотря на него в упор – в ответ на него глядели две чёрные дыры, которые сулили ему скорую кончину, а ещё такую немыслимую нежность, что было впору принимать ванны, – Так переживал, когда рейс задержали, – Тэхён не отвечал, улыбался широко-широко, своей квадратной улыбкой, впервые за несколько дней без натяжки, потому что заметил на руке старшего этот дурацкий тонкий браслетик, в точности повторяющий его. – Не переживай, я тут, – донсён склонился к левой ладошке Хосока, как бы поглаживая самого себя, и тот мгновенно вспыхнул, засмеялся, принимаясь перебирать пушистые волосы младшего. Снова притянув Кима в объятия, Чон смотрел вперёд и понимал, что его сердце не выдержит ещё одного такого приключения – каким же он был глупым, раз считал, что сможет жить целый год без этого мальчишки. – Ты тут, – повторил он, кивая про себя и держа того так, будто бы Тэхён куда-то мог исчезнуть. Глубоко внутри всё ещё было неспокойное чувство, ведь эта была только встреча, дальше – разговор. Не было страха, как и не было желания избежать этого, просто хотелось, чтобы это прошло как можно спокойнее и без лишнего фарса, ссориться не хотелось совершенно, особенно после тяжёлого перелёта и этого невероятно длинного дня. Выйдя на свежий воздух, по другую сторону аэропорта, где вовсю гуляла ночь, разъезжались люди, а некоторые, с не прерывающимся звуком колёсиков у багажа, торопились внутрь. Как хорошо, что это были не они. Волосы Хосока разделались в стороны от сильного ветра, шумели машины, а Тэхён не прекращал мельком рассматривать старшего, который ловил такси: всё-таки никогда техника не дойдёт до того, чтобы полностью передавать не только физический облик, но и внутреннюю красоту, свечение и атмосферу – об этом донсён думал непрерывно, пока они находились в комфортной, предостерегающей тишине. В машине Чон почувствовал то, как тёплые длинные пальцы обвили его ладонь, и это смутило его настолько, что пришлось отвернуться к окну, дабы Тэ не рассмотрел яркого румянца. Ни секунды младший не потратил на то, чтобы рассмотреть город – в машине было достаточно вещей, которых он мог одарить своим долгим, тягучим взглядом. Самым затылком хён чувствовал это, но пока не решался смотреть в ответ, ещё слишком сильно оглушённый эмоциями, своими мыслями насчёт происходящего. На входе в отель пришлось платить номер для младшего: отель не разрешал оставлять людей на ночь. Но, естественно, та комнатка осталась пустовать, а донсёна Хосок провёл к себе, позволяя тому пройтись и осмотреться. Ким не удивился, когда заметил не разобранные чемоданы – было понятно, что хён сам был в смятении, и не знал, стоило ли ему вообще тут оставаться. Он увидел незаправленную кровать, стоящую напротив огромного окна и улыбнулся, представляя то, как Чон просыпался тут от яркого солнца, прямо так, как обожал делать дома – шторы всегда были нараспашку, чтобы просыпаться вместе с природой. Временами, когда Тэхён оставался на ночь в комнате старшего, было невозможно заснуть после семи утра, потому что свет начинал заливать всю комнату. По итогу, он просто ворочался несколько часов, а потом, стоило ему заснуть на пару мгновений, просыпался Хосок и закрывал шторы, чтобы парнишка мог отоспаться, а сам уходил по своим делам, либо валялся рядышком пару часов. – Тэ… – Чон оказался позади, укладывая подбородок тому на плечо, и Ким повернулся, сталкиваясь взглядами со старшим. Было в этом что-то напряжённое, – Я купил пива, оно в том крошечном холодильнике, – он указал в сторону небольшого гарнитура, в которую был встроен один отдел под продукты, конфорка и раковина. – Я сейчас не хочу пить, – покачал головой Тэхён, наблюдая за тем, как хён пожал плечами и сам пошёл к холодильнику, доставая оттуда одну банку. По тому, как Хосок был скован, было понятно, что он всё ещё был взволнован происходящим, в горле стоял ком – им ещё предстоял разговор. Они так и не включили свет, потому в потёмках старший откупорил пиво с шипением и сделал первый глоток, останавливаясь у гарнитура и прижимаясь к нему поясницей – так, чтобы полностью видеть Кима, который, собравшись с мыслями, потёр ладони друг о друга и повернулся к Хосоку полностью. – Я очень много думал о том, что происходит в принципе между нами, все эти дни, и понял, что рано или поздно, об этом придётся поговорить, – начал Тэхён, и старший с опаской кивнул, как бы показывая то, что был готов к этому, вместе с тем, вцепляясь в столешницу сильнее свободной рукой, – Я всегда понимал, что первый шаг будет за мной, но боялся этого потому, что по тебе никогда не понятно, о чём ты думаешь на самом деле, что чувствуешь, и самое обидное – никогда этим не делишься, только если не наступает какой-то крайний момент, и тебя уже разрывает от того, что ты держишь внутри. Я говорил об этом и буду говорить, потому что это неправильно – ты делаешь хуже не только себе, но и мне. Я боюсь сделать любое неверное движение и разрушить всё, что складывалось между нами столько лет. Потому что я ценю тебя. Я люблю тебя, Хосок, и я уже не могу жить с этим спокойно, хотя бы потому, что ты делаешь всё, чтобы избавиться от любой важной связи между нами. Я не хочу видеть тебя с кем-то другим – возможно, это эгоистично, не буду спорить. И я не хочу, чтобы мы расставались на такое долгое время, хочу быть рядом с тобой, оберегать тебя от дерьма, которое ты сам себе придумываешь, и после измываешься над самим собой же. Ну вот, я сказал об этом, – он выдохнул, касаясь пальцами груди, будто бы это так сильно мучило его, что сейчас парнишка испытал небывалое облегчение, – Я совершенно не уверен в том, что ты ответишь на это, но, даже если ты скажешь, что мы больше не будем общаться, мне хотя бы станет легче, потому что я не готов проводить ещё несколько лет в неведении. Хосок несколько минут просто смотрел на донсёна, медленно отпивая из своей банки, а потом, будто заслышав шутку, поперхнулся, начиная смеяться. В какой-то момент Тэхёну стало даже не по себе – видеть старшего в нестабильном эмоциональном состоянии всегда было тяжело. Спустя некоторое время между ними повисла тишина, и Чон встретился глазами со взглядом младшего, выгибая бровь, – Господи, ты сейчас серьёзно? – он отставил пиво в сторону, в каком-то маниакальном жесте зачёсывая волосы обеими руками назад, – Тэхён, ты такой глупый, я иногда просто поражаюсь, – Чон устремил взгляд в пол, правой рукой поднял футболку, а затем, чуть опустив джинсы, обвёл пальцем небольшую татуировку – надпись на корейском. Ким подошёл ближе, чтобы рассмотреть то, что показывал ему хён, и замер в паре шагов, распахнув глаза и прижимая ладонь ко рту. Хосоку мгновенно стало некомфортно, потому что для него это уже больше полугода была настолько личная для него вещь, о которой знала только старшая сестра – знала, но не поддерживала эту идею в корне. На поцелованной солнцем коже, аккуратно выведенными буквами, уже совсем зажившее – ‘тэхён’. Не веря своим глазам, младший несколько раз провёл пальцем по надписи, проверяя на подлинность, на что Чон вздрогнул, рефлекторно пытаясь убрать чужую руку, но тут же останавливая себя – ведь она была сделана для стоящего напротив человека. – Хён… – вздохнул донсён, поднимая взгляд на старшего, который, напряженно поджав губы, смотрел куда-то перед собой, готовый расплакаться. В этот момент ему почему-то было бесконечно больно открывать то, что он в себе холил и лелеял столько времени: то, к чему привязался, привык прятать, чтобы его ненароком не задели и не разбили – так было страшно, что его чистое, неподдельное чувство испортят, – Это не шутка? – Хосок в ответ только покачал головой, отворачиваясь в сторону, чтобы сдержать подступающие слёзы. Тэхён поднялся, оставляя руки на бёдрах старшего, большим пальцем поглаживая надпись, и прижимаясь носом к шее хёна, пытаясь переварить всё то, что лавиной осознания свалилось на него, – Чёрт, так вот в чём было всё дело, – он говорил совсем негромко, но, находясь так близко к старшему, был уверен, что тот всё прекрасно слышал, просто не отвечал, – Хосок, не бойся ничего, – Ким мягко повернул на себя лицо старшего, рассматривая блестящие глаза – всё лицо парня горело, быть может, от стыда или переполнявших его чувств. – Я не могу, – Чон шептал, его руки висели по обе стороны от туловища, после того, как он попытался прикрыть оголённую часть бедра, но Тэхён не позволил это сделать, перехватывая запястье, – Я слишком долго боялся и избегал этого момента. Я не знаю, что со мной, и как это работает. Может, проблема в том, что я никогда не любил так сильно, и потому мне было страшно, что ты можешь разрушить это. Слишком много моих действий сделаны импульсивно. И я боюсь, боюсь даже после того, что ты мне сказал, – хён лепетал, пытаясь прогнать слёзы, но те только упрямо потекли по щекам; ноги подкашивались – благо, младший поддерживал его, – Пожалуйста, пообещай, что не испортишь ничего и не сделаешь мне больно, – он опустил глаза, не в силах больше тонуть раз за разом в тех, что были напротив. – Хён, я знаю, как сложно ты устроен. Знаю то, что одно неверное движение может причинить тебе боль. Но я очень хочу попробовать, я хочу, чтобы у нас всё получилось, – Тэхён убеждал его, потому что боялся того, что старший снова оттолкнёт его из-за своих страхов, предостережений, но тот молчал, и, спустя пару минут, аккуратно взял парнишку за руку, переплетая их пальцы – значит, доверился; значит, переборол себя; значит, любит. – Если ты сейчас меня не поцелуешь, я просто сгорю от стыда, – пробормотал Хосок, и над его головой тут же раздался счастливый смех: Ким мягко приподнял его лицо за подбородок – тот был совсем красным, со взглядом запуганного зверька. Тэхён смотрел на него так мягко, так ласково, будто бы Чон был каким-то внеземным, ненастоящим. Закрывая глаза, младший начал обратный отсчёт: раз – он чувствовал то, как быстро дышал хён; два – тот сжал его руку в разы сильнее; и три – младший аккуратно, на пробу, смял губы Хосока меж своих, на что тот тяжело выдохнул, обхватывая лицо досёна и притягивая ближе к себе. В темноте обострились все органы чувств, тело стало настолько расслабленным, что было впору сейчас растечься по этой чёртовой столешнице, и Чон позволил усадить себя на неё, притянуть ближе и ближе, соприкасаясь с Тэхёном всем корпусом. Его щёки горели, когда тот целовал его, целовал мягко и трепетно – сердце билось как не своё, ударялось о рёбра со всей силой. Ким стянул со старшего джинсовку вслепую, откинул её в сторону, и та лёгким грузом упала возле кровати. Хосок дышал в рот донсёна тяжело, будто бы бежал кросс несколько километров, и тот улыбался, не останавливаясь. Вроде бы такая обычная вещь – мало ли сколько людей ежедневно дарит друг другу поцелуи, но внутри мальчишки ёкало сердце от одной только мысли – Хосок теперь был его, весь закрытый, привлекательный, настоящий, яркий – его, и от этого было так странно. Он что, и вправду не зря ждал столько времени? Вот так просто? Внутри было чёткое чувство того, что Ким наконец взломал заветный шифр, открыл ящик Пандоры, но Хосок – не шифр и никакой не ящик, зато очень даже заветный. Целоваться впервые за столько лет дружбы, несомненно, было немного странным, но очень приятным. Единственное, Чон всё ещё очень переживал, потому что всё происходило очень быстро – он путался в своих руках, путался в чужих губах и прикосновениях, которые, казалось, были везде – на его лице, шее, плечах, руках, талии, бёдрах и ногах. Тэхён, дорвавшись, наступал на него штурмом, не упускал ни единой возможности, чтобы быть ближе к старшему. Когда их поцелуй прервался, между ртами легла тонкая ниточка слюны, которую донсён порвал указательным пальцем – Хосок мгновенно покраснел, складывая руки в замок за шеей парнишки. – Это так странно, – пробормотал хён, смотря на лицо напротив – у младшего сверкали глаза, блестели губы. Руками он держал Чона за талию, поглаживал большими пальцами кожу под футболкой, очень приятно, даже слишком – у Хосока таких прикосновений не было невесть сколько времени, но он был невозможно рад, что получал их именно от того человека, которого любил. – Тебе не понравилось? – поинтересовался Тэхён, озабоченный таким ступором старшего. Конечно, на задворках сознания ещё вертелось – это какая-то шутка, очень дикая и обидная. – Понравилось. Мне не могло не понравиться, – он покачал головой, чувствуя то, как сильно пахло пивом. Внутри поселилось чувство нескончаемого волнения, которое окружило его со всех сторон, не давая сделать вдох, – Просто… Я не думал, что это произойдёт сегодня. Или вообще когда-либо. Потому мне немного страшно. Ким нырнул в шею хёна, целуя её тепло, успокаивающе – так, что Хосок, как мальчишка, громко вздохнул, сжимая свитер на спине младшего. Внутри Чон ещё плохо верил в то, что всё это происходило с ним на самом деле – он думал о том, как бы его сердцу сейчас не выпрыгнуть из грудной клетки, и о том, каким нежным умел быть Тэхён – мозг тут же подкидывал ехидных мыслей о том, что не только с ним так парнишка был осторожен, но Хосок тут же старался глушить эти мысли, очевидно, что только с ним. Его донсён был очень верным, настойчивым по своей сущности. Не то чтобы тот был груб с ним раньше, но у них уж точно были довольно сильные рамки, которые с обеих сторон было слишком много попыток сломать, но дальше глупых, совершенно непонятных намёков и странных прикосновений ничего не заходило. Сейчас же, у них был весь спектр того, что было раньше под запретом, с единственной оговоркой – быть аккуратнее, по крайней мере сейчас, сначала, когда они ещё плохо осознавали суть своих отношений. – Не бойся меня, – улыбнулся Тэхён, мягко отпуская старшего из своего плена и заглядывая тому в глаза – тот по-прежнему прятался, смущался, как школьница, что было вполне ожидаемо, но от того не менее обворожительно. – Мне нужно выпить. Всё ещё, – пробормотал Чон, дотягиваясь до близстоящей банки и отпивая оттуда добрую одну треть. Его кадык опускался и поднимался, донсён удивлённо приподнял брови, наблюдая за хёном, когда тот, отставив пиво, невозмутимо произнёс, – Что? Это очень волнительно, – и младший рассмеялся, руками хватаясь за щёки Хосока и притягивая того для ещё одного поцелуя, теперь уже точно с явным хмельным привкусом, но не менее чудесным от этого. Почувствовав то, как Чон обхватил его бёдра ногами, Тэхён тут же тяжело выдохнул – он этого немного не ожидал, но с напускной уверенностью сжал ляжки старшего своими длинными пальцами до скрипа. Свободной рукой парнишка залез хёну под одежду, сжимая талию и чувствуя то, как напряглись у старшего мышцы живота. Хосок обнял его за шею, прижимаясь ближе, и вот в этот момент донсён понял, что они немного перебрали. – Хён, хён, – Ким тихо рассмеялся в лицо напротив, щёки у того совсем раскраснелись, румянец дошёл даже до плеч и груди, да и всё его тело было таким горячим, что впору было обжечься. – Ну что, – нахмурился старший, распахивая глаза и чувствуя то, что руки донсёна оставались неподвижными, – Что не так? – спросил он непонятливо, большим пальцем правой руки поглаживая скулу Тэхёна, который улыбался ему, словно ребёнку – так тепло и солнечно, по-настоящему. – Всё так, – Ким покачал головой, приподнимая Хосока со столешницы – тот от этого негромко охнул, вцепляясь в младшего всеми конечностями, и опуская на не заправленную кровать, после валясь рядом, на достаточном расстоянии, чтобы не было никакого пошлого намёка, и целуя в макушку, – Просто ещё рано, вот и всё, – носом донсён уткнулся старшему в висок, мягко проводя им вверх-вниз, вдыхая запах бесплатного шампуня, который стоит в маленьких баночках в ванной отеля. – Хорошо, – в темноте зашуршали простыни, по потолку побежали тени ночного города, и в этих звуках было успокоение и принятие всего, что происходит и произойдёт. Хосок, приподняв бёдра, стянул с себя джинсы и отбросил их туда же, где покоились остальные вещи; он потянулся и упал обратно на кровать, прижимаясь к донсёну всем телом, готовый ещё некоторое время провести болтая о насущном, – Я отменил на завтра тренировку, чтобы мы могли решить вместе, как дальше быть. – Я не вернусь без тебя, – отрезал Ким, обнимая старшего обеими руками и дыша ему в макушку, – Утром Чимин расскажет всем о том, куда я делся, парни точно взбунтуются, но я без тебя туда не полечу. Если хочешь остаться – останемся, но с компанией будут огромные проблемы, скорее всего. Это в их планы не входило. Внутри у Хосока что-то сжалось – вроде такие обычные слова, но они ему показались такими важными, тёплыми, настоящими. Никто не любил его так, как Тэхён, и он плохо понимал – чем заслужил эту любовь и привязанность. Быть может, тем, что любил в ответ? Чон был уверен, что такое случается очень редко, и это чувство нужно беречь всеми возможными силами. Временами он не видел себя без этого чувства вообще, настолько оно наполняло его до краёв, настолько сильную энергию ему дарило. – Я знаю, – хён вздохнул, поднимаясь носом по смуглой шее парнишки, просто проявляя свою принадлежность этим действием – наверное, он не сможет отойти от этого ещё очень долго, ведь годами накопленное нужно было куда-то девать, и, к счастью, теперь было куда, – Я бы и не смог тебя отпустить. Но я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы. Возможно, будет лучше улететь сейчас обратно, пока я не привязался и не достиг каких-либо успехов, – Хосок, как никогда до этого, сейчас осознавал, что готов пожертвовать этим ради Тэхёна, готов был отдать своё. Было странно осознавать, что его жизнь так круто повернулась меньше, чем за двадцать четыре часа, и повернулась в правильную сторону – в ту, в которую должна была уже довольно давно. Наверняка, первой он расскажет сестре, которая переживала не меньше его, всегда старалась поддержать и быть рядом. От этого их отношения стали крепче за несколько лет, потому что, кроме как Давон, плакаться по такому поводу ему было больше некому. Зачастую, девчонка злилась на него за медлительность и боязнь, потому что с её стороны было всё прозрачно, но у Хосока, у которого на фоне всех предыдущих отношений накопились комплексы, всё было намного сложнее. – Не хочу лишать тебя этого, – Ким вздёрнул лицо хёна за подбородок, мягко целуя в уголок губ, буквально всем нутром чувствуя, как от этого скромного проявления чувств, Чон раскраснелся, – Хочу быть рядом, когда ты будешь заниматься тем, что любишь. Ничего важнее нет, – Чон закрыл глаза, подаваясь вперёд и целуя донсёна со всем своим громоздким чувством внутри, обнимая его лицо ладонями, сжимая мягкие щёки, и парнишка рассмеялся в этот поцелуй, нежно поглаживая спину Хосока, указательными пальцами обрисовывая острые лопатки. – Я люблю тебя, – застенчиво пробормотал старший, опуская глаза, но не отстраняясь, будто если бы они сейчас разорвали объятие, за ними разошлась и планета. Тэхён тепло улыбнулся, переворачивая того на себя, – И я наконец-то могу сказать это не ‘по-братски’, – на этих словах хён скорчился, и Ким рассмеялся, откидывая голову назад и открывая Хосоку вид на острый кадык, едва ли не прорезающий кожу. – Не думаю, что у нас когда-то что-то было ‘по-братски’, – задумчиво пробормотал донсён, вспоминая всевозможные их взаимодействия за последние несколько лет: они нередко спали вместе, путешествовали только вдвоём, обсуждали самое личное и сокровенное, часто заходили не в ту степь своими словами и прикосновениями – просто им нужно было обсудить это, на что Чон бы никогда не решился, если бы не Тэхён и эта до ужаса острая ситуация, – Все замечали то, что у нас немного другие отношения, но ребята тактично не лезли, за что я им благодарен, потому что мы и без них умели накалить обстановку. Полгода так вообще у нас были отвратительные отношения, знаю – почему, но жалею о том, что не завёл разговор раньше. – Это потому, что примерно за это время я слишком многое осознал, – Хосок поджал губы и отвёл глаза, младший аккуратно погладил большим пальцем надпись на бедре, – Тогда примерно её и набил, понял, что во мне слишком много ‘не дружеского’ к тебе, и испугался того, что всё испорчу. Мне было гораздо дороже то, что было, чем призрачная возможность того, что будет. Многое обсуждал с Давон, но никакими уговорами она не могла меня склонить к разговору с тобой, – сейчас эти чувства припёрли к его горлу, всё ещё было не по себе от того, что всё – Ким всё знал, не нужно было бояться своих слов, не нужно было по получасу стоять у зеркала, рассматривая татуировку, бояться того, что донсён её заметит. Всё было на поверхности. – Я злился на тебя, – признался Тэхён, приподнимаясь так, чтобы их лица были на одном уровне, его руки – такие нежные, родные, любимые – гладили, успокаивали хёна, который всем своим существом тянулся к этим прикосновениям, купался в них, стесняясь своих порывов, – Мне было непонятно, что я сделал не так, почему ты снова не отвечаешь на сообщения, игнорируешь меня, даже при остальных. И потому мысль о том, чтобы поговорить откладывал в дальний ящик. Мне не было страшно, мне было обидно и непонятно. И только сейчас я могу понять, что тебе было гораздо хуже, когда я отвлекался, проводя время с Чонгуком и Чимином. Мне жаль, прости меня, – эти слова проникли в самое нутро Хосока, будто бы бальзам сглаживая все его зазубрины и трещины. То, каким нежным, обходительным тоном разговаривал с ним донсён, заставляло внутри шевелиться тех самых существ, которые щекотали его желудок изнутри. Чон мягко прильнул к младшему, крепко обнимая его и вдыхая запах дома, исходящего от всего него – парнишка был этим пропитан; совсем не общей квартирой, остальными парнями, а тем, чем пах Тэхён – его обычным одеколоном с чем-то мятным, его сладкой кожей и шампунем по скидке. Наконец они были близки так, как должны были быть давно. – Я не обижаюсь на тебя, ты ведь не виноват в том, что я такой человек, – Хосок бормотал ему в плечо, – Даже когда мы перестали проводить много времени вместе, я видел то, как ты хотел быть рядом, хотел разобраться в происходящем, но мне было так страшно от одной мысли о том, что ты не примешь меня, и исчезнет всё, чем я дорожил. Много раз я пытался потушить в себе чувства, прикрыть их дружбой, но, боже, Тэ, это становилось невозможным, стоило мне оказаться рядом с тобой, – собственные слова заставляли его смущаться, и потому хён не вылезал из изгиба шеи младшего, скрывая там свои румяные щёки и блестящие глаза. – Главное, что это позади, – Ким мягко поцеловал его в щёку, уголок губ, ладонью приближая к себе профиль, чтобы Хосок уже сам поцеловал его в ответ, – Не о чем переживать, я чувствую всё то же, что и ты, если не больше, – он тепло улыбнулся старшему, и тот, аккуратно перебирая шёлковые волосы донсёна, подарил ему эскимосский поцелуй. ‘Куда уж больше’, – подумал Хосок про себя. – Ты брал что-то из вещей? Тебе ведь не в чем спать… – Чон смутился от одних слов, и это заставило Тэхёна рассмеяться – всё-таки, его хён совершенно не походил на свой возраст – весь аккуратно сложенный, хрупкий, точёный и бесконечно неловкий, он походил на совсем юного мальчишку, и, наверное оно и было к лучшему – никому не стоит взрослеть слишком рано, – Ничего смешного, – нахохлился старший, утыкаясь лбом в плечо донсёна, – Просто тебе все мои кофты и штаны будут малы, ты же отрастил себе ножищи и ручищи! – попытался звучать возмущенно он. – Нет, я взял только ноутбук, зарядки и прочую чухню. Зачем мне вообще одежда? – Ким подмигнул старшему, который тут же толкнул его в плечо, перекатываясь на противоположную сторону кровати. – Я не собираюсь это терпеть! – взвизгнул Хосок, закрывая лицо руками, пока хохочущий Тэхён принялся обнимать его со спины, – Господи, как мне теперь спать на этом минном поле… – бормотал он в свои ладони, уже рассматривая возможность ночёвки на полу, ведь, как только парнишка снимет свой свитер, у хёна тут вспыхнут щёки, плечи и другие всевозможные участки кожи. Младший поцеловал его в шею, поднимаясь с кровати и направляясь к своему небольшому рюкзаку, в темноте его было плохо видно, но это было и к лучшему, потому что тот стопроцентно сейчас снимал свои огромные брюки и свитер, шурша одеждой, и Хосок не хотел видеть всего этого – по крайней мере, не сейчас. Когда Тэхён подошёл к окну, освещаемый кучей огоньков и великодушной луной, старший с облегчением увидел шёлковую пижаму донсёна, которая задралась на его забавном животике, когда Ким потянулся, широко зевая. Совсем позабыв о том, что тот не спал уже очень долгое время, Чон пожалел о том, что заставил парнишку так долго проводить с собой время – на часах уже было больше пяти утра, небо понемногу светлело у линии пыльных дорог, а они, счастливые и влюблённые, всё не спали. – Иди сюда, – Хосок похлопал рядом с собой, будто бы подзывая кота, и младший тепло улыбнулся ему, заваливаясь рядом и притягивая хёна к себе как можно ближе, обнимая всеми конечностями и, будто дикий зверёк, быстро-быстро дыша тому на ушко, тем самым щекоча и заставляя Чона смеяться, – Дурак, – выдохнул он, утыкаясь лбом тому в грудь, попутно надеясь на то, что у него хватило ума отключить все будильники – совсем не хотелось будить донсёна. – Доброе утро, хён, – прошептал в самое ухо Ким, мягко целуя висок, линию челюсти, подбородок – всё, что попадалось на его пути к губам старшего. Финальный поцелуй получился смазано-тягучим и влажным. – Доброе утро, Тэхён, – улыбнулся Хосок, закрывая глаза и мысленно привыкая к густому дыханию над своим ухом, тёплым рукам, обнимающим его и пушистым ресницам, щекочущим его лоб. Последняя мысль – это того стоило, абсолютно на все сто тридцать два процента и чуточку больше.