Сердцебиение

Июль 1992 года (за год до основных событий)       Темное вечернее небо в который раз ослепительной вспышкой разрезала молния, отзываясь далеким раскатистым громом. Я отложила книгу на деревянную тумбочку и, поднявшись с кровати, подошла к окну, прикрывая его. Несмотря на то, что в детстве я, как и многие, боялась грозы, позже она даже стала мне нравиться ‒ в отличии от испуганных воскликов моей младшей сестры, с которой, по стечению обстоятельств, приходилось спать в одной комнате. Даниэлле уже было 13, но грозы она не переносила так же, как и в 3 года, а потому мне хотелось верить, что закрытое окно не даст ей причины проснуться и начать балаган. Мне хватало родительских криков, доносящихся с кухни.       Посмотрев на все еще мирно спящую Дану у противоположной стены, если это можно было так назвать в столь небольшой, даже крохотной комнате, я бесшумно прокралась к двери на цыпочках и выскользнула в коридор, так же тихо притворив дверь за собой. Не только из нежелания разбудить сестру, но так же не желая быть услышанной с кухни, где родительские голоса звучали столь же возмущенно, но на несколько тонов тише.       Присев на верхней ступеньке обшарпанной лестницы, как и все в доме бабушки Тесс, я замерла и прислушалась, пытаясь уловить суть разговора, хотя тема чаще всего была только одна. То есть, две ‒ я и Дана.       ‒ Как ты не понимаешь, ‒ голос мамы звучал раздраженно, пусть и казался сильно расстроенным. ‒ Я всего лишь хочу для них нормальное детство. Даниэлле только 13, а Хейли ‒ 16. Они даже не закончили школу, Томас.       ‒ Я понимал твои возмущения, когда они были совсем маленькими, Амелия. Хотя нет, не понимал, ‒ отец хохотнул, звякнув ложкой по чашке. ‒ Ты устроила истерику, увезла моих дочерей в этот, с позволения сказать, дом, и я не стал тебя останавливать, пусть и мог. Я думал, что ты сама ко мне прибежишь, как только перестанешь справляться с тем, чего даже не понимаешь, но ты оказалась слишком упертой, чтобы это признать. Вот только дети выросли, а я им такой же родитель, как ты, и считаю, что их место в Портленде. Дома, Амелия. Это значит ‒ не здесь.       Мама выдержала короткую паузу, видимо пытаясь собраться с мыслями и при этом не перейти на нецензурную брань, к которой прибегала достаточно редко.       ‒ Когда девочки станут совершеннолетними они смогут сами решать, где им жить. С тобой, со мной, хоть в Антарктиде с медведями. До этих пор можешь даже не заикаться об этом, понятно?       ‒ Лично мне начинает казаться, что ты и тогда будешь гнуть свою линию, ‒ отец протяжно вздохнул.       ‒ Да, именно! Со мной они в безопасности, а в той жизни, в которую ты так хочешь втянуть их, такого слова даже не существует. Я совершила невероятную глупость, связавшись с тобой, Том. Девочки еще слишком малы, чтобы понять, что ты за человек.       ‒ Кто из нас еще сделал большую глупость, милая.       Я потерла пальцами переносицу, задумчиво глядя перед собой. Честно говоря, мне еще с девятилетнего возраста, с момента, как мама увезла нас с Даной к бабушке в Мэн, хотелось вернуться домой. Я могла бы сейчас спуститься к ним в кухню и, возможно, только возможно, занять папину сторону, но маму мне оставлять не хотелось, а подобный выбор сторон стал бы сродни предательству. Для меня никаких сторон, по сути, и не было. Я любила их одинаково. Маму, с которой прожила большую часть своей жизни, и отца, который появлялся только на праздники и помогал нам с сестрой в вопросах, в которых никогда бы не смогла помочь мама. Да, наверное, в большей степени я была все же папиной дочкой, но... Почему я должна выбирать между ними лишь из‒за того что их брак полетел под откос и уже не особо понятно, держался ли на чем‒то еще, помимо нежелания дележки детей. Впрочем, примерно этим они каждый раз и занимались.       Я снова прислушалась, хотя теперь необходимости для этого не было, поскольку напряженная беседа снова в какой‒то момент сменилась на крик, который, отчасти, даже меня напугал.       ‒ Ладно, Амелия. Не хочешь решить вопрос по‒хорошему ‒ придется сделать это как‒то иначе. Я все равно заберу их, а с тобой или без ‒ не так уж и важно, ‒ закончил отец, быстрым шагом выйдя из кухни, отчего мне пришлось спешно сдвинуться к стене и поджать ноги, дабы моя маленькая слабость знать все не оказалась раскрытой.       ‒ Ты мне угрожаешь? Серьезно? ‒ вскипела Амелия, выбежав следом.       ‒ Даже не думал, ‒ шаги прозвучали по направлению к выходу. ‒ С дочерьми за меня попрощаешься. Будить не хочу.       В прихожей хлопнула дверь, впуская поток прохладного воздуха, и все стихло, кроме отзвуков усилившейся вне этого дома грозы, которая словно бы вторила той, что была еще недавно внутри. Не знаю почему, но впервые за долгое время мне было жутко.