Он обещал вернуться

В младших классах ее называли Училка. За глаза, естественно. Старшеклассники – Коммунистка. В учительской же преобладало уменьшительно-сочувственное "Наша Маша". Ей было всё равно. Она просто делала то, что считала нужным. Год за годом. Набор за набором. Большинство воспринимало эту "чудаковатость" пассивно-индифферентно. Но некоторые ученики потом приходили и говорили: "Спасибо вам, Марья Фёдоровна, что вы не позволяли нам забыть". Ради них и стоило стараться... Вот и сейчас она собрала своих второклашек за полчаса до начала занятий (треть проспала – то ли по своей инициативе, то ли разрешили "добрые" родители). Раздала им цветы, заблаговременно привезённые с дачного участка (ещё не хватало, чтоб её обвинили в "поборах", нет уж – это прерогатива директрисы). И, попарно взявшись за руки, детишки потопали к Аллее Славы. Кое-какой народ там уже был. Кто-то, судя по официальным венкам с надписями, от предприятий, а кто-то и сам по себе, компаниями и поодиночке. Чуть в стороне от других держался рыжеволосый веснушчатый паренёк в синем джинсовом костюме. Чудной такой. Сейчас же не девяностые, мода на джинсу давно прошла... Но ей было не до них. У неё сейчас был очень важный урок. Урок Памяти. Такой урок, что ходить на него вроде и необязательно, а некоторые приходят, даже закончив школу. Ее маленькая колонна увеличилась раза в два, приняв в свои ряды повзрослевших детей, до сих пор не пропускающих её "дополнительные занятия", и даже приводящих своих спиногрызов послушать, что скажет Училка. Речь она заранее не готовила. Слова всем известны. Главное – настроение. - Ребята! В этот день много лет назад, сломав хребет фашистскому зверю в Курской битве, солдаты Красной Армии освободили наш город от немецко-фашистских захватчиков. Наверное, тогда, так же как сейчас, светило яркое солнце, и танкистам, запертым в духоте своих боевых машин, и пехотинцам, отшагавшим десятки километров по пыльным дорогам, очень хотелось пить. Может быть, они мечтали окунуться в прохладную воду, переодеться в чистое белье и даже вздремнуть на пригреве, отдыхая после тяжелых боёв за нашу общую Родину. Но они не могли себе позволить этих простых человеческих радостей ни в тот день, ни в предыдущие, ни в последующие. Они продолжали сражаться и умирать за мирное небо над головой, с которого больше никогда не посыпятся на жилые дома бомбы и снаряды. За счастливое детство для своих нерождённых детей. За нас с вами... - Да, пить... – от пьедестала, на котором гордо возвышался венчающий собой аллею Т-34-85 с густо-алой гвоздикой в стволе длинной пушки, отделился какой-то оборванец с мерзкой красной рожей. – Мучительно охота пить... - Пшёл вон, алкаш! – учительница неустрашимо закрыла собой школьников, упустив из виду, что выпускники уже выше неё на голову, а то и на две. – Иди проспись! На, вот тебе на опохмел! Под ногами у босяка зазвенела мелочь из тощего бюджетного кошелька. Он не обратил на это внимания. И, судя по распространяющемуся сзади истошному визгу, плавно переходящему в ультразвук, молодёжь рассмотрела в принятой ей за нищего фигуре нечто гораздо большее, чем могли увидеть подслеповатые глаза пожилой женщины. Всех удивил рыжик в джинсе, теперь уже больше напоминающей синий рабочий комбинезон (впрочем, джинсы изначально и были рабочей одеждой, а не вожделенным дефицитом). Он моментально покрыл расстояние в два десятка метров, как будто мог двигаться с нечеловеческой скоростью, и легонько взял мнимого забулдыгу под локоток: - Пошли отсюда, братка... В тот же миг оба исчезли. Как и не было их тут.