Мортал Комбат в мексиканской забегаловке близ Стэнфорда

Глава 1. – Смотрел вчера матч? «Ред Сокс» отымели «Доджерс» прямо на последних минутах: дважды отбили в фаул, - Кора взбивает яйца для омлета в маленькой кухне в Пало-Альто на втором этаже муниципальной квартиры, где стены с выцветшими строительными отметками и бледные желтые кружки на одну вторую пинты. Кружка «мама» давно пылится на полке за банкой с цукатами, которые никому в этой семьей не нужны. – Хороший был матч, - говорит Дерек и велит сыну: - Не увлекайся сиропом. – Да будет тебе, у ребенка сегодня тест по математике. Давай, ешь, - Кора коленом подвигает складной стул с Хави ближе к столу, обмазывает толстые куски булки арахисовой пастой. Хавьер по очереди двигает человечков «Лего» по краю тарелки и одну за другой поглощает кукурузные звездочки из коробки. – Возьмешь с собой в колледж Небесного Пирата? – спрашивает Хави у Коры и поднимает в воздух игрушечный космический корабль. – О, нет! Это инопланетные захватчики! Дай-ка я тебе помогу! – кричит он и загораживает корабль коробкой хлопьев. Кора забирает у племянника пустую тарелку – «Лего»-человечки соскакивают с края, как драже «скиттлс» в рекламе – вниз по радуге, - второй рукой переворачивает омлет с ветчиной в шкворчащей сковородке. – Ура! Юху! Мы спасены! Вы это видели? Это чудо! – пищит Хави и меняет голос: - Нет, это я, Капитан Галактика, и я могу менять реальности! Пап, получилось! У меня по-прежнему есть сила! – Вот бы ты еще заставил мою металлическую зверюгу домотать до кампуса – вот это было бы дело, ребенок! Тогда, считай, все планеты твои. И не придется подкупать Создателя шоколадными батончиками, - хмыкает Кора и добавляет: - Омлет готов. В руке у нее и металлическая лопатка, и банка дешевого апельсинового энергетика. На плечах футболка с надписью «Калифорнийский университет в Санта-Круз. Контркультура, капитализм и Grateful Dead». Коре в апреле двадцать три, а она все еще на втором курсе. Нет, в школе она была если не круглой отличницей, то хорошисткой, решала одноклассникам домашку по истории Америки за шоколадки «Алмонд Джой» и не забеременела в восемнадцать. Но Брэйден умерла, а Хави пошел в первый класс, и ему нужен был кто-то, кто за ночь напечет дюжину капкейков в виде Миньонов для ознакомительного дня, сядет в первом ряду на рождественской постановке и каждый день будет класть в его школьный ланч яблоко и морковные дольки. А Коре нужны были деньги. Два года она прожила в Пало-Альто, засыпая и просыпаясь на матрасе вместе с теплым сонным племянником под боком, и мечтала о дне, когда она вынет все деньги из старой коробки «Монополии», прыгнет в пикап и угонит его подальше от тенистых кортов и итальянских особняков – многослойных, жирных, точно клубничные пирожные, которые заказали на свадьбу, когда там уже был трехъярусный торт. \\ Тео лежит на истоптанной покатой лужайке в кампусе Стэнфорда, опершись на локоть и потягивая манговый сок из стеклянной бутылки. – Хочешь? – предлагает он Малии. Она вскидывает голову – два золотых кольца в ушах покачиваются, как загорелые попки первокурсниц у бассейна, - и протягивает к нему руку. – Да, хочу, - ноги босые, с фиолетовым лаком на ногтях. Как-то в седьмом классе Тео красил Малии ногти в такой же – проиграл ей в споре. Тогда жизнь казалось бесконечным, бесформенным летом; на запястьях у девочек, с которыми Малия училась в школе-пансионе в Монтерее, покачивались эмалированные браслеты цвета мятных конфеток, а клетчатые юбки едва прикрывали им зад – Тео был в пансионе для мальчиков через забор, но потом их с Малией исключили из средней школы из-за наркотиков – таблеток аддерола, вообще-то, - и мамаша отослала Малию в Европу. Думала, что там она станет президентом школьного совета и начнет заниматься правом – Тео больше всего любит этот ее период в жизни. Они с Малией дружат еще со дня его четырехлетия – он это плохо помнит, но в альбоме у его матери есть фото, где Малия играет в его крутую духовку из набора «Юный кулинар», а он валяется на газоне, красный, как первые месячные у школьниц, в приступе детской истерики. – Ну на, держи, - Тео подается к Малии, обсасывая полосатую соломинку. – Ну бери. Я не жадный. Это свежевыжатый. Малия смотрит на него дольше обычного, потом цепляет двумя пальцами пятки лоферов с вышивкой – выпуклые желтые пионы – и зажимает под мышкой какой-то попсовый роман зеленых – в нем персонажи употребляют только рыбу, чипсы, мороженое и содовую. Малия любит салаты из грейпфрутов с черносливом и всякую нонконформистскую херню. Она бы и ребенка назвала, как подвид папайи или район в Нью-Йорке, только чтобы не быть консерватором, как ее мамаша. – Эй, - зовет Тео. – Мейсон Хьюитт устраивает вечеринку в Лос-Альтос. Завтра он станет морпехом. Прояви ты сочувствие к солдату. – Я очень ему сочувствую. Правда, - Малия заводит ремешок сумки за оголенное плечо, заправляет волосы за уши – золотые браслеты скользят вверх-вниз по ее руке. – Быть морпехом не так круто, как Кендриком Ламаром. Тео обдумывает, потом смеется. Если быть честным, ну кто, кроме Мейсона Хьюитта, согласится променять нешуточный домик у бассейна и футбольную команду на потрепанную койку на Ближнем востоке и картежки по вечерам с добрыми сельскими пареньками, и не видавшими ничего, кроме папкиных дробовиков, небритых лобков и грубой работенке на ферме, где старый «Плейбой» расходится, как горячие пирожки на хорошем матче? Мейсон Хьюитт решил стоять за свободу, как все американские герои. Что с ним поделать: воспитание. \\

cigarettes after sex - crush

Шины прилипают к растрескавшемуся дорожному полотну в полосах соли, дорога, как образ каникул в итальянской провинции – меланхолия, обнаженная натура, апельсины и виноград. Малия перегибается через коробку передач, губы – матовое крошево помады от «Шанель» - царапаются о колючую, с металлическим блеском седины щеку мужчины. Он только вернулся из Берлина – вот смятая на спине оксфордская рубашка; морщинки усталости – как крохотные складки на виниловой обивке мебельного гарнитура в парадной гостиной. – Искупаемся? Позже он напечатает фотографии прямо с негатива – белоснежные дюны, словно кто-то задел солонку на краю стола за семейным ужином; рыболовные шлюпки; тягучие морские ириски, пристающие к зубам; пляжные домики, будто глазированные пирожные на витрине. На рассвете – оттенка розовой морской раковины - Малия выскользнет из-под теплой мужской руки; хлопковая простынь соскользнет с тела к ноющим от ходьбы по застывшему, желейному песку ступням. И вот она обнаженная - он смотрит, приподнявшись на локте в их постели, украшенной резными боливийскими фигурками. Высыхая, морская вода оставила на коже кристаллы соли, которые за завтраком напомнят о солнце цвета темного чеддера и ленивом, неспешном исследовании друг друга.