Мортал Комбат в мексиканской забегаловке близ Стэнфорда

Глава 4. Утро встречает ее супердорогой репродукцией «Происхождения мира» с вывернутой наружу вагиной – папаша распорядился повесить ее прямо над обеденным столом. Двойные черные двери в столовую открыты, за ними на балконе Питер просматривает «Сан-Франциско кроникл», пока хорошенькая горничная-мулатка подливает ему обезжиренное молоко в кружку с кофе. На папаше замшевые теннисные туфли, засученный на локтях спортивный пиджак – наверняка собрался на свою частную площадку для гольфа гонять шары по лункам и пить ананасовый портвейн. В крошечном багажнике кабриолета цвета молочной пены – бедные маленькие перепелки и деревянные молотки для игры в крокет. – Доброе утро, - Лидия встает перед Малией со стеклянной бутылкой минералки и загораживает вид на Питера, которому горничная вот-вот, да подтерла бы жопу. Они с папашей из тех, кто поднимается с рассветом, совершает горные прогулки и озерные заплывы; они здоровые, энергичные и лучшие во всем, едят на завтрак омлеты со шпинатом, обжаренным в масле из виноградных косточек, и устраивают семейные ужины. Еще немного, и папаша предложит звать Лидию мамой, хотя той двадцать три и учится она в Стэнфорде, как и Малия. – Какое уж оно доброе, если ты здесь, – отвечает она и вспоминает: Лидия сцепляет ей волосы резинкой на затылке, когда Малия размыкает ноги, чтобы проблеваться вином в чьей-то ванной; Лидия везет ее посреди ночи в своем «мини купере» домой – на растрескавшемся дорожном полотне хрустит, скрипит соль, – моет и заворачивает в простынь из египетского хлопка. Малия пахнет теперь, как детская колыбель. – Скажи ему правду. Он имеет право знать. – Это не твое дело! Лидия игнорирует зачатки конфликта и протягивает Малии глазные капли: ну, чтобы никто не узнал, что она всю ночь рыдала. Жаль только пижаму с пятнами от соплей на полиэстеровой гладкости: унылая переходная стадия между бельем от «Викториас сикрет» и нарядом двенадцатилетней принцессы. \\

balthazar - do not claim them anymore

– Новинка, новинка, новинка! Клуб любителей научной фантастики! Встречаемся в семнадцать тридцать по средам. Новички в этом жанре? Позвольте познакомить вас с классикой. Есть предложения по фильмам? Поговорите с Брук Скотт. Спросите ее в отделе информационно-вычислительных сетей в Интернет-центре. – Кира оттягивает один наушник и смотрит на Кори, второго ведущего радио Стэнфорда, ее личного доставщика пиццы с ветчиной и парня, с которым она бы целовалась на последних рядах в кинотеатре, если бы он не был геем. – Я помешана на роботах, а не на химии. Дайте мне лучше дрон, а не мерный стакан. – Девять сорок пять. У. Тебя. Пара. С. Профессором. Опоздавшим. Отработка. Но. Лучше. Сразу. Умри, - читает Кира по губам Кори и поднимает голову к таймеру. Черт! Она ставит в эфир песню из популярного на «Спотифай» и стягивает наушники к шее. Кори протягивает ей черничный смузи. – Проведу опрос о том, сколько дополнительных часов зарабатывают за опоздания на разных факультетах, - Кори поправляет красную вязаную шапочку. Он первокурсник, но половина Стэнфорда знает его по шоу «Яйца всмятку» с опросами: от «сколько хот-догов можно съесть натощак?» до «вы знаете, кто такой Джордж Херст?» (1) тринадцатый сенатор Калифорнии, вообще-то 2) отец Уильяма Рэндольфа Херста 3) основателя «Херст Корпорейшн» 4) крупнейшего медиахолдинга 5) где появилась первая желтая пресса 5) такая как «Нью-Йорк Джорнел» 6) а позднее «Космополитен», «Харперс Базар» 7) и газета «Сан-Франциско кроникл»). Кори покусывает колпачок ручки: – Так. Думаешь, стоит в конце письма добавлять, что я люблю его? Или для этого еще рано? – это Кори про своего парня говорит. Он сейчас в ВМС США. – Уверена, он раньше никогда не получал любовного письма. Точно добавь, - Кира подтягивает полосатые гетры вверх по голеням в крапинку от комариных укусов. На ляжках дыбятся светлые волоски. Водружает на голову фуражку. У нее аллергия на арахис и классику. И что бы ни писали про нее на «Фочане», она ни за что не перестанет закупаться шортами в ромашку и заколками в детских магазинах. В аудитории жарко и пахнет луковыми «Принглс» из автомата. Кира отлепляет футболку от вспотевших подмышек, берет тест по истории искусств со стола мистера Маковски и занимает свободное место на четвертом ряду. Она замечает, что рядом с ней сидит Малия Хейл, только когда перетряхивает рюкзак в поисках ручки и вываливает содержимое прямо на парту перед Малией. Кукурузные колечки, ключи от «жука» и черные карандаши для глаз из каталога дешевой косметики раскатываются в разные стороны. Малия поднимает голову. Самое долбанутое – она нереальная привилегированная, член «Циклона» и к тому же лучший фотограф на факультете, но она вообще ни на кого не похожа. Малия – одна из тех крутых девчонок, которые слишком крутые даже для того, чтобы тусоваться с другими крутыми девчонками – подружками квотербеков и ресиверов и председателями студенческих советов. Она, наверное, самый необычный человек, которого Кира встречала. И, конечно, Кира – самая задротка и глава собственного фан-клуба по настолкам и пиратским видеоиграм – могла бы зависать с Малией, только окажись вдруг, что та отыгрывает Мастерицу Подземелий в D&D или собирает марки с котиками. – Прости, – смущенно бормочет Кира и принимается собирать свои вещи обратно в рюкзак. Малия недолго смотрит на нее, потом протягивает ей ручку и со скучающим видом возвращается к тесту. Кира, красная до ушей, вжимает голову в плечи. Она с детства неуклюжая. Ее поэтому не взяли в школьную волейбольную команду. И из них троих – Стайлза, Скотта и ее – она все еще не встречалась ни с кем дольше одного дня. Взять хотя бы того парня, с которым они покупали сладкую вату и целовались на самой верхушке Колеса обозрения, но потом она прыснула ему в лицо из перцового баллончика – ну зачем только он подкараулил ее у туалета? Кира смотрит на тест, распаковывает шоколадный батончик, шурша фольгированной упаковкой. – Всегда ем, когда нервничаю, – зачем-то объясняет она Малии. – Вообще-то, я ненавижу теорию живописи. Визуальные концепции, введение в композицию и все такое. Я больше по радиожурналистике и сценическому искусству. Ну знаешь, театр и кино, - продолжает Кира с набитым ртом. – Ой. У меня есть еще один «Хершис», хочешь? – Он прямо сюда смотрит, - говорит Малия. Естественно, она имеет в виду профессора. Кира стыдливо опускает голову, утыкается в тест. Да все равно хрустит шоколадом – «клубничный чизкейк», – спрятавшись за рюкзаком; исподтишка рассматривает Малию. Ей видится: в волосы вплетены перья, на лице гигантские круглые розовые очки, а в руке бутылка «Южного комфорта» – Малии самое место в какой-нибудь модной студенческой постановке, которую когда-нибудь поставят на Бродвее. И тут она поворачивает голову, а Кире только и остается, что стыдливо краснеть и ощущать себя шестилетней и пойманной с поличным за кражей печенья с малиновым джемом. Если бы Кире нравились девушки, она бы точно запала на Малию: Хейл одевается так, будто ждет возвращения гранжа девяностых, – во фланелевые рубашки поверх кружевных, до интимного коротких топиков, в леопардовые шубы; она завешивает запястья браслетами – холодный металлический блеск, – любит черничные смузи и читает Ирвина Уэлша – Кира видела мягкую обложку «Трейнспоттинг» на их общем курсе документального кино. Малия смотрит на Киру, а Кира – на нее, и ей кажется, что сейчас-то Малия точно предложит ей пообедать вместе или сбежать прямо из аудитории в женскую общагу, чтобы слушать инди через одни наушники и валяться на складной односпалке, задрав ноги к потолку. Только вот Малия всего лишь разворачивает к Кире свой тест. Ну, чтобы та списала ответы. Потом подхватывает с парты картонный стаканчик из-под смузи – чистой воды органика, такие, как Малия, не используют пластиковую посуду и выступают за раздельный сбор мусора, – берет тест и сбегает по ступеням, гладкая и беспечная, словно взрезающая воду акула. \\ Скотт находит ее у автомата с газировкой на стоянке супермаркета «Вендис». Она сидит, согнув ноги в коленях – на них и учебник по испанскому, и жареный арахис в салфетке. Белая, застиранная до полупрозрачности футболка Supreme, через которую круглыми кнопками выделяются девичьи соски. Ей двадцать два, этой девушке, зовут Кора. Загорелые ноги и руки, но под воротом футболки – пятнышко нежной бледной кожи: может, она раздавала сэндвичи с печеньем на пляже или работала в парке развлечений – голубая форма «Шести флагов», ведра сахарной ваты. – Привет, – он останавливается рядом, зажимает под мышкой мотоциклетный шлем. Кора поднимает на него глаза – цвета растопленного ириса. Она ожидает увидеть женщину на белой «форд фестива», которая сдала ей комнату, а не ее сына, поэтому Скотт добавляет: - Комната в Стейт-Бич. Маме пришлось остаться в больнице на дежурство, так что я покажу тебе дом и ту самую закусочную, где уже тридцать лет готовят лучшее техасское чили во всем западном полушарии, - он вытирает руку в мазуте от руля о штанину, протягивает ей. – Я Скотт. Рад тебя видеть.