***
Отряд алебардщиков стоял посреди чистого поля, выстроившись ровным квадратом. Сотня человек, одетых в красные дублеты с белой поддевкой, которая виднеется через прорези, и белые чулки с такой же поддевкой. Сто человек, вооружённых алебардами, чьи грозные клинки сверкают на солнце. Справа расположился вспомогательный отряд из сорока арбалетчиков в похожей одежде, но жёлто-красной расцветки, а слева – ещё пятьдесят алебардщиков, которые выглядели не менее грозно. Два знамени, что развивались над головами и остриями алебард, обозначали принадлежность отрядов к имперской провинции Остермарк, которая постоянно посылала регулярные войска на помощь своим соседям – кислевитам. Марк стоял в пятом ряду основной сотни, крепко сжимая древко алебарды, что упиралось в землю. От края квадрата его отделяло три человека, а справа кто-то открыто переговаривался. Уже не первый день кампании отряды алебардщиков выстраивались в полной боевой готовности и ждали приказа на продвижение. Впереди постоянно слышался звон металла и крики, мимо отряда не раз проходили мечники. Иногда приходилось помогать носить раненых, но, в бой отряд так ни разу и не пошёл. Ровно сто пятьдесят алебард и ровно сорок арбалетов выстраивались на полях, ожидая своего часа, который не наступал. И ровно сто девяносто человек уходили в лагерь, видя только трупы, которые лежат на примятой траве. - Эй, вы, там, заткнитесь уже! - Да ладно вам, сержант, мы опять простоим тут три часа, а потом пойдём жрать свою кашу! - А вам лишь бы пожрать! Чёртова гордость Курфюрста! Заткнитесь я сказал! Болтовня прекратилась. Где-то вдалеке послышался оглушительный крик сотни глоток и треск, грохот мечей и щитов. Марк поглядел налево, на знамя вспомогательного отряда, потом на знамя, под которым он уже который раз стоял словно истукан. Затем его взгляд упал на деревья, чьи кроны виднелись сквозь перья, воткнутые в шляпы, стоящих справа солдат. Такой же лес был рядом с фермой, на которой вырос Марк. Небольшой лесок, нисколько не похожий на те тёмные чащи, про которые рассказывали жуткие легенды. Там был ручей, было несколько полян, чистый воздух, пение птиц, ягоды. Марк хотел бы жить в лесу. Он бы с удовольствием стал егерем, но он родился в семье фермера, как и подавляющее большинство жителей Остермарка… Марк был шестым ребёнком в семье из одиннадцати человек, у него было трое старших братьев, и один младший, и ещё четыре сестры: две старшие и две младшие. Отец был потомственным земледельцем, мать была дочерью какого-то разорившегося мельника, и они все жили спокойной жизнью, которую было просто невозможно терпеть… При первой же возможности семнадцатилетний юноша сбежал от всех своих старших и младших сестёр, чтобы стать рекрутом в регулярной армии Курфюрста. В стрелки Марка не взяли, но для службы он был вполне годен, так что, как и многим другим, ему дали в руку алебарду и отправили на обучение. Новая форма, пошитая на две сотни рекрутов, сидела почти идеально, древко алебарды быстро натёрло мозоли, а злобные сержанты ещё быстрее научили не болтать лишнего, слушать приказы и ходить строем. Молчаливый Марк легко сносил оскорбления, лишь изредка вступая в драки с совсем уж невыносимыми ублюдками. Сержантам он скорее нравился, чем нет, с нагрузками он тоже справлялся. Жизнь солдата очень напоминала жизнь пастуха: ранний подъём, физические нагрузки, разве что кормили лучше… В седьмом ряду снова послышались разговоры. Кто-то вспоминал жизнь на ферме, сравнивая строй с кучей пугал, что только ворон и отгоняют. Многие разочаровались в солдатской жизни, попав на настоящую войну. Оружие не пригождалось, особенно пока кислевиты и куда более обученные мечники делали всю работу, да и что можно было ожидать? Чего ожидал Марк, когда сбегал из дома? Романтики? Славы? Денег? Везде одна и та же скука. - ДА ЗАТКНИТЕСЬ ВЫ, БЛЯТЬ, НАКОНЕЦ! Сержант злился. Он был одним из самых старых воинов, которых видел Марк. Солдат, который многое повидал, поговаривали даже, что он видел самого Магнуса, ещё когда тот не стал Императором, а побеждал армию Хаоса. Закалённый вояка, который привык убивать, который вбил понятия о дисциплине в тысячи пустых голов детей землепашцев. И когда он злился… Спереди послышалось ржание коня, который галопом пробежал между двумя коробками алебардщиков, неся на своей спине какого-то капитана, который что-то кричал. Слов было не разобрать, но все сразу зашевелились. - ВЫДВИГАЕМСЯ, МАТЬ ВАШУ! Громовой раскат, который издал сержант разнёсся над всеми тремя отрядами. Ему вторили командиры справа и слева, в ушах зазвенела барабанная дробь. Солдаты перехватили оружие двумя руками и, вторя командам и мерному стуку, двинулись вперёд. Справа медленно проплывал лес, топот сотен сапог разносился на десятки метров, вгоняя в транс. Солдаты маршировали по прямой, лишь изредка встречая небольшие овраги. Лязг металла, что слышался впереди, стал громче, приближаясь с каждым шагом и утопая в шуме этих шагов. Через примерно двадцать минут марша отряд взошёл на холм, на котором и встал. То, что было впереди, скрывали спины передних рядов, вспомогательного отряда слева видно не было. Над полем повисла тишина. Алебардщики опять стояли, прямо как пугала… До ноздрей Марка донёсся запах свежей крови. Битва была совсем рядом, но слышно её не было. Помотав головой, солдат всё же смог разглядеть поле, что было слева, какие-то отряды, перемещения… Сзади застучал барабан. - Мечники… Мечники… Мечники… Шёпот, что передался от задних рядов говорил о приближении ещё одного отряда. Но думать о том, что происходит, времени не было – сержант отдал ещё один приказ. Алебардщики спускались вниз. Того, что происходило под склоном холма всё ещё не было видно из-за передних рядов, но, когда отряд продвинулся вперёд и склон стал более пологим, барабанщик сменил ритм, отдавая приказ, который все узнавали. - ГОТОВЬТЕСЬ! ОРУЖИЕ ВЗЯТЬ! Алебардщики ускорили шаг, слушаясь криков сержанта. Они уже почти бежали, повинуясь грохоту барабана, который зашифровал одно единственное слово: «Атака». Слева был отчётливо слышен такой же грохот, который издавал барабанщик из вспомогательного отряда. Марк, уже перейдя на бег, видел лишь исступлённые лица окружавших его молодых людей. «Атака». То, чего они все ждали. Приказ, который они знали наизусть. Приказ, который им ещё никто ни разу не отдавал. Спереди послышался громогласный рёв какого-то рога, судя по всему, принадлежавшего мародёрам с севера, и этому рёву вторил другой, человеческий. Это кричали бойцы противника, пытаясь напугать молодых солдат. Но ровный квадрат молча нёсся вперёд, повинуясь лишь барабанной дроби… Толпа молодых бойцов на полной скорости влетела в отряд матёрых северян: первый ряд выставив впереди себя наконечники своих алебард, насаживал на них первые ряды противника; второй ряд опускал на увернувшихся тяжёлые клинки. Третий ряд, взявшись за край древка, аккуратно колол тех, до кого мог дотянуться. Ничего из этого не было видно из пятого ряда, но Марк прекрасно знал, что происходит. Его тренировали точно так же, как и тех, что стояли сейчас вокруг сержанта и знаменосца с барабанщиком, он лишь слышал, как хрустят кости грудных клеток, что проламывают копьём, он слышал чавканье, что издаёт раскроенная черепная коробка, слышал предсмертные хрипы и тяжёлое дыхание… А где-то слева во фланг северян влетал вспомогательный отряд… Над шляпами попеременно то взлетали в воздух, то опускались вниз окровавленные клинки алебард, превратившись в смертоносные ножницы, задние ряды напирали на передние, заставляя тех продвигаться, перешагивая через трупы мародёров. Запах свежей крови пьянил, звук битвы оглушал, вкус смерти затмевал сознание… Неожиданно из-за спины послышался топот ног, который был так знаком и так неестественен… Кто-то сзади крикнул и десятки тел развернулись, ощетинившись алебардами в сторону атакующего противника. Марк понял, что это был за шум – звук лошадиных копыт. Кавалеристы возвышались даже над головами пехотинцев, что окружали юношу, их лица были изуродованы гримасой животного гнева, а над головами они раскручивали длинные палки, к которым крепились цепи с тяжёлыми шарами на концах. В несколько секунд конница добралась до наступавшего отряда, подходя к нему по касательной. Тяжёлые боевые цепы сносили людей в красно-белой форме, алебардщики кололи в ответ, лишь иногда попадая в тела северян, но за теми скакали ещё и ещё, атакуя на скорости, вытянув руки со своим смертоносным оружием, что крушило кости и рвало плоть. Марк осознал, что задние ряды очень сильно поредели и развернулся, спиной уперевшись в спину всё ещё продвигавшейся в сторону пехоты северян передней линии, и выставив перед собой алебарду. Теперь он мог разглядеть как мечники, что стояли на вершине холма, сражаются с каким-то отрядом, как стонут под ногами умирающие братья по оружию и как разворачивается кавалерия северян для новой атаки… - ЗАДНИЕ! СОМКНУТЬСЯ! Голос сержанта был всё так же громок и грозен и, повинуясь ему, выжившие из задних рядов встали ближе, кто-то сел на одно колено, и все выставили перед собой пики, в надежде на то, что противник не предпримет суицидальную лобовую атаку. Развернувшийся отряд конницы опять двинулся по касательной к тому, что теперь было справа от Марка, туда, где стоял вспомогательный отряд. Неожиданно что-то надавило на спину, и юноша пошатнулся. Судя по крикам, очередной отряд северян налетел на алебарды переднего ряда. А отряд не мог сдвинуться с места: с одной стороны, его сдавливал отряд пехоты, с другой – на него летела кавалерия. Алебардщики больше не молчали. Орали раненые, выжившие из поредевших задних рядов шёпотом молились, глядя на надвигающуюся смерть, первые ряды матерились в голос… Отряд сжимался, превращаясь в свалку из тел, ощетинившихся сталью. Парней, что стояли справа, снесло ударами длинных цепов, парень, чью спину подпирал Марк, ушёл куда-то назад и влево. Крики умирающих очередной волной ударили в уши, но сквозь них всё ещё прорывался громогласный рёв сержанта: - К ЛЕСУ! К ЛЕСУ, СУЧЬИ ДЕТИ! К ЛЕСУ! Волна конницы скрылась за спиной, и Марк, повернув налево, просто побежал, как и все его товарищи. Бойцы бежали и справа и слева, соревнуясь в скорости, обгоняя друг друга, спотыкаясь о кочки, виляя из стороны в сторону! - СТРОЕМ! СТРОЕМ, БЛЯТЬ! ДОБОЁБЫ! ТРУСЫ! Но лес, что был впереди, казался таким близким, означая спасение… Между деревьев замаячили красно-жёлтые фигуры, в которых Марк быстро признал арбалетчиков из второго вспомогательного отряда. Они заряжали оружие, вскидывая арбалеты, стоя в два ряда, выглядывая из-за плеч товарищей. - ЛОЖИТЕСЬ БЛЯТЬ! Второго предупреждения не потребовалось. Все, в том числе и Марк, моментально оказались на земле, прижимаясь к ней лицом, пока над головами свистели болты. Как только прошёл первый залп, все алебардщики, словно им снова отдали приказ, поднялись на ноги и снова побежали, но уже не напрямую в лес, а в разные стороны, освобождая стрелкам пространство. Лес был уже близко, болты всё ещё свистели за спиной, и Марк бежал вместе с другими. До его ушей доносились звуки драки, которую на холме всё ещё вели мечники, крики тех, кого за спиной догоняли отдельные конные воины, чей-то неразборчивый ор, обрывки слов, мат. Между холмом и лесом появилось несколько фигур на конях. Они были одеты в цвета Остермарка, но не это было главным, ведь над их головами развевалось огромное знамя, расшитое золотом, переплетённое с лентами, украшенное значками участников компаний… Северяне на лошадях бросились наперерез кавалеристам Империи, но те и не думали убегать… Капитан Империи нёс в руках знамя всей армии Остермарка, которая отправилась в Кислев, чтобы помочь своим соседям в нескончаемых воинах с северянами… Марк резко повернул и больше не бежал к лесу. Крепко сжимая в руках алебарду, юноша стремился навстречу капитану и его свите. Звук имперской трубы разлетелся над полем, громогласно оповещая о прибытии командира, пока ему в левый бок не врезались северяне… Лошади столкнулись друг с другом, тяжёлые цепы ударили по доспехам имперских всадников, а те отвечали ударами острых мечей, что резали плоть мародёров, срубали головы, выпускали кишки. А им на помощь бежал лишь один солдат с алебардой наперевес. Марк видел, как капитан завалился в седле, как он соскальзывает, видел и коня, что смог наконец избавиться от тяжелого груза, сбросив всадника со спины. Но юноша уже был рядом. Один укол алебардой – и тело мародёра проткнуто и падает на землю. Яростный выкрик северянина прервал меткий рубящий удар, что отделил верхнюю часть лица от остального тела. Острые мечи бронированный свиты помогли Марку пробиться к упавшему капитану. Открыв покорёженное забрало всадника, юный алебардщик увидел окровавленное и деформированное лицо, на котором лишь глаза всё ещё светились праведным огнём… - Сынок… - Тихий голос был едва слышен, так что Марку пришлось прильнуть ухом к расколотой челюсти. – Сынок… Подними знамя… Возьми мой чекан… Продолжай драться… Возьми знамя… Продолжай… Огонь в глазах потух, и голова капитана безвольно упала на траву. Разомкнуть руки трупа было невероятно тяжело, но Марк отгибал палец за пальцем, принимая из мёртвых рук старого солдата его грозное оружие, а затем его взгляд лпустился на упавшее знамя. Полотно как будто манило к себе, оно словно просило, чтобы его подняли. Марку казалось, что это – весь смысл его жизни: поднять это знамя. Юный алебардщик поднял голову и увидел кавалеристов, которые смотрели на него, ожидая дальнейших действий. И юный сын земледельца уверенно поднял над головой тяжёлое древко, и принялся махать им, пытаясь повторить движения, которые он видел ещё ребёнком. Неожиданно для себя Марк увидел вокруг других алебардщиков, которые подтягивались к нему, видел отступившую конницу северян и их изрубленные и пробитые болтами трупы. Ярость и решимость смешались в юном сыне фермера, пронизывая его тело, непреодолимое желание драться, драться во что бы то ни стало, победить, защитить честь своей родины, честь имперского солдата, честь павшего капитана… - На холм! К мечникам! Твердыми шагами имперский солдат направился по склону вверх, впервые выкрикивая команды: - Алебарды! Ко мне! Конница! Поддержите нас атакой с фланга! И кто-нибудь, притащите сюда стрелков! Он шёл, неся над головой знамя армии, а за ним, справа и слева от него шли братья по оружию, которых вёл обычный солдат из Остермарка – Марк, сын Бохера из деревни Криворга. Новый отряд быстро дошёл до отряда северян, что продолжал теснить мечников с холма. Профессиональные фехтовальщики работали кромками стальных щитов, прятали за тяжёлым металлом, контратаковали, но всё равно несли потери. Помощь была как нельзя кстати. Алебардщики врубились в обезумевших от крови мародёров с жестокостью, достойной свирепых троллей, с кровожадностью вампиров и безумием ведьм. Справа в толпу противника влетела конница. Мечники, увидев помощь, сменили формацию, обходя северян. Неожиданно для всех, мясорубка закончилась в считанные секунды, оставляя на траве лишь изрубленные тела жестоких мародёров. Марк огляделся и увидел ещё одну группу солдат, что отбивалась от остатков конницы противника, но ещё больше северян наступало оттуда, где ещё недавно принимала бой сотня алебардщиков. - Всадники! Прикажите той группе подниматься на холм! Где стрелки!? Прикроете отход! Всем на холме! Занять оборону! ЁБ ВАШУ МАТЬ, МЫ НЕ СОЙДЁМ С ЭТОГО МЕСТА! Марк орал что есть мочи, высоко подняв тяжёлое древко и чекан, которые он сжимал в руках. Его приказы моментально принялись исполнять, а со всех сторон послышались крики мечников и алебардщиков: - За Остермарк! За Империю! - Не посрамим нашего Императора, братцы! - За Магнуса! - За Курфюрста! - Убьём сраных северян! Стрелки, вырвав болты из мёртвых тел, стреляли по толпе противника, что догоняла отступавший отряд, вынуждая тех умерить свой пыл. Когда отряд поднялся на холм, выяснилось, что им руководил сержант основной сотни. Марк не был уверен, узнал ли его этот бывалый воин, но когда он поднялся на холм, то подошёл к юноше и, положив тому руку на плечо, произнёс: - Спасибо тебе, сынок. Люди суетились вокруг человека с невероятной красоты знаменем, что возвышалось над полем боя. Видя горстку солдат, что заняли высоту, северяне, казалось, все устремились туда. Конница огибала холм, выбирая путь, на котором можно будет реализовать преимущество в скорости. Сотни воинов, одетых в шкуры, смешивались в одну большую толпу, что кричала, скалила зубы и размахивала топорами. Солдаты Остермарка стояли со спокойно, глядя вниз на эту страшную картину с каменными лицами. Все солдаты были полны решимости и их молчание – было лучшим выражением этой мысли. Холм был практически полностью окружён. Всадники решили, с какой стороны они будут бить, но Марк об этом не знал. Он был с другой стороны и видел лишь сотни северян, что смотрели, казалось, прямо ему в глаза. Тишина, повисла над холмом. Даже мародёры перестали кричать. Но это было лишь затишье перед бурей. Набрав полные лёгкие воздуха, музыканты затрубили в свои рога, которым вторил яростный боевой клич, что издавали сотни глоток. И под этот оглушающий рёв северяне пошли на штурм.***
Небольшая телега, остановилась на площади маленького имперского городка. - Приехали, служивый. – Старик, что правил кобылой, посмотрел на одинокую фигуру в грязной одежде. – Можешь вылезать. - Спасибо, – коротко ответил солдат, спрыгивая с телеги, - сколько? - Нисколько. Я слышал о том, что было на границах Кислева, новости быстро разносятся. Работёнка у вас, скажу я, не ахти, так отчего ж не помочь? Солдат молча кивнул, но, выудив, из кошелька небольшую монетку, кинул её в телегу, и, под возгласы протестующего старика, зашагал прочь. Он искал место, в котором можно было бы выпить. Дверь в первую попавшуюся таверну была открыта сильным пинком сапога. В один шаг фигура преодолела порог и направилась к стойке, под пристальные взгляды посетителей. Неожиданно дорогу ему преградил крупный мужчина в одежде, похожей на солдатскую: - Пойдём за мной. – Крупный мужчина указывал в сторону нескольких сдвинутых столов, за которыми сидели люди, одетые в схожей манере. Солдат в грязной бело-красной одежде молча пошёл за мужчиной. - Мужики, кажется нас ждёт история! - выкрикнул крупный мужчина. Мужики дружно загудели, глядя на молодого парня с шрамом почти через всё лицо, которого подвели к их сборищу. Парень молча сел, оглядывая щетинистые лица своих неожиданных знакомых. - Закажите парню выпить! – Мужик почему-то не унимался. Он был очевидно пьян, от него пахло пивом, бараниной и луком. – Эй, девка! Девка! Пива неси! Молодая светловолосая девушка, одетая в простое платье, принесла всем по большой глиняной кружке. Ей пришлось сходить туда и обратно четыре раза, неся в руках по четыре кружки, и все четыре раза какой-то из мужчин сильно шлёпал её по заднице, но ей это, кажется, даже нравилось. - Ты пей, пей, – настаивал пьяный мужик, указывая на кружку, что поставили перед парнем, – пей! Ты же из Кислева вернулся? Парень лишь молча кивнул и принялся жадно хлебать пиво. - О! Вот это я понимаю! – Пьяный мужик похлопал юношу по плечу. – Девка! Неси ещё пива! Мужчины расслабились и продолжили пить. Они лишь изредка поглядывали на грязного юношу со шрамом, который яростно хлестал пиво, а сами травили анекдоты. Громче всех, естественно, ржал тот, от которого пахло луком. - А я ей и отвечаю: «Цвета ляжки кислевской бродяжки!» - Блин, жалею я всё-таки, что мы до Кислева не дошли… Чёртовы обозы! Да, капитан? Все, кроме парня со шрамом, повернулись в сторону седобородого мужчины с пышными усами, что сидел во главе сдвинутых столов. - Да, обидно, конечно. – Сдержанно ответил тот. – Хотя, задаток нам дали, и он, слава этой корчме, ещё не кончился. - Обидно!? Капитан, да это пизда! - Да, чёрт возьми! - Такую славную драку пропустили! Пьяный мужик встрепенулся: - А я о чём! Парень! Парень! Расскажи! Юноша злобно повернулся, стукнув чашкой о столешницу: - ЧТО ТЕБЕ РАССКАЗАТЬ, СВИНЬЯ!? В таверне повисло гробовое молчание. Все посетители повернулись в сторону молодого парня, изучая его с ног до головы. Пьяный мужик было дёрнулся, но его кто-то остановил. Молчание нарушил седобородый, которого все звали «Капитан»: - Тебе есть что сказать? - ЕСТЬ ЛИ МНЕ, ЧТО СКАЗАТЬ!? ДА, БЛЯТЬ, МНЕ ЕСТЬ ЧТО СКАЗАТЬ! Я БЫЛ ТАМ! И Я ТАМ ЧУТЬ НЕ СДОХ! МЫ ВСЕ ТАМ ЧУТЬ НЕ СДОХЛИ! Тишина снова захлестнула помещение. На этот раз никто не шевелился. Все застыли в тех положениях, в которых их застала эта реплика. - Мы стояли на холме. На этом сраном холме, по колено в крови, не имея возможности сдвинуться с места. Стояли прямо на трупах, глядя на огромную толпу северян, что хотели одного: выпустить наши кишки. Эти твари лезли на нас, размахивая своими топорами, их кавалерия крушила черепа наших товарищей, пока мы не дрались за победу, нет, ВЫРЫВАЛИ ЕЁ ИЗ ГЛОТОК ЭТИХ НЕМЫТЫХ УЁБКОВ! Глаза юноши уставились куда-то вдаль, смотрели сквозь лицо седобородого, эти глаза казались абсолютно стеклянными. - Я стоял на этом холме, держа в руках знамя, которое забрал у мёртвого капитана с разъёбанным в кашу лицом! Я стоял там, крича на своих бывших товарищей! Я командовал потому, что моему сержанту воткнули топор в череп прямо на моих глазах! Я орал на раненых и умирающих, я орал на живых, я орал на своих и на врагов! Я орал на Императора, чтоб его, суку, орал на Курфюрста, сраного говноеда, ОРАЛ НА САМОГО СИГМАРА НО НЕ СХОДИЛ С МЕСТА! И НИКТО НЕ СОШЁЛ С МЕСТА! Мы стояли там, зная, что все мы должны сдохнуть… Парень замолчал. Его взгляд упёрся в столешницу. - Бля, охуенная… Договорить мужик не успел. Сидя справа от парня всё это время, он оказался слишком уязвимым, да и слишком пьяным, чтобы оценить ситуацию: глиняная кружка врезалась в его бровь, после чего треснула, обдав лоб незадачливого мужика осколками и остатками тёплого пива. Затем в нос мужику прилетел хук слева от парня, который успел моментально вскочить со стула. - Тихо, парень, тихо! - Утихомирьте этого идиота! - Хватайте его! Кто-то уже держал вырывающегося парня, заломив тому руки за спину. - ВЫ - ЧЁРТОВЫ ТВАРИ! - Нет, дружок, мы - наёмники. - ИДИОТЫ! СКОТЫ! - ДА УСПОКОЙСЯ ТЫ НАКОНЕЦ! Командирский голос седобородого отразился от стен таверны, заставив юношу моментально сесть на своё место. - Сынок, ты, кажется, не так нас понял. - Что я не понял? Что вы идиоты, которым не дорога их жизнь? - Замолчи. Замолчи и послушай меня. Я знаю, что ты пережил. Наверняка сбежал из семьи, потому что хотел стать солдатом, небось ещё в стрелки просился… Сбежал потому что родился в Остланде, но не хотел быть землепашцем, как твой скучный папаша. И в первой же серьёзной заварушке ты увидел то, что ты не сможешь забыть. Поверь мне, не сможешь. Ты видел то, что будет преследовать тебя в кошмарах каждую ночь. Но ты справился. Ты вышел победителем. И единственное, что ты захотел тогда – это вернуться домой. Вернуться к своему скучному папаше и своей не менее скучной, но столь любимой мамочке. Вернуться на родную ферму… – Седобородый прервался, чтобы сделать глоток. – Но ты не вернулся. Кампания длилась ещё два с половиной месяца. Тебе приходилось ходить в бой, возвращаться в тот ад, который ты проклял, из которого хотел сбежать. Ты жил идеей о доме. И вот у тебя появился шанс вернуться. Тебя отпустили, вручив знаки за храбрость и за участие в кампании, вручили кошелёк с монетами, оставили форму, оставили и этот чекан, с которым ты ходишь, а потом и отправили на все четыре стороны. А мысль о доме всё крепла. Крепла пока ты ехал. И вот ты дома. Седобородый снова замолчал, уставившись прямо в глаза пареньку. Тот лишь молча кивнул. - Но ты не пошёл домой. Ты пошёл в первую попавшуюся тебе на глаза таверну, где выпил не одну кружку дешёвого пива. А знаешь почему? Потому что в тебе есть то, что есть в нас. Ты ненавидел ту кампанию, ожидая лишь возможности вернуться в родной Остермарк. Но эта кампания тебя закалила. Она пропустила тебе через огонь, и выковала из тебя солдата. И в глубине души ты понимаешь, что каждый раз, выходя на поле ты ждал возможности воткнуть свой клинок поглубже в тело очередного северянина, ты стал психом, которому нравится запах крови. И если ты вернёшься на свою родную ферму, то не только кошмары будут мучить тебя, но и воспоминания об этом животном удовольствии, которое ты смог испытать. Парень смотрел прямо в бесстрастные глаза седобородого. Тот сделал ещё один глоток и закончил свою речь: - Я не смог. Я не смог вернуться. А ведь мне ничего не мешало. Ничего не мешало мне прийти в родную деревню, жениться на какой-нибудь селяночке с именем Мэри и воспитывать детишек, вспахивая землю. Но я не смог. И потому ушёл в наёмники. Старый солдат замолчал. Молчала и вся таверна. Молчал и юноша. Он лишь достал из кошелька несколько больших монет и положил их на стол перед собой, затем встал и направился к двери. Лишь на пороге он обернулся, чтобы ещё раз посмотреть на сухое лицо наёмника. - Вы не правы. Я хочу домой. И мне нравится жизнь земледельца. Я не понимал этого в детстве, зато понял сейчас. Старый наёмник лишь пожал плечами: - Мы здесь до послезавтра. Если не сможешь вернуться, приходи. Дверь в таверну закрылась за молодым солдатом в грязной форме. Он вышел на улицу под прохладный ветер, не зная куда ему пойти. В конечном счёте было решено пойти в противоположную от площади сторону. Неожиданно кто-то выкрикнул его имя. Марк стоял на практически пустой улице, по которой шла девушка, которая махала рукой в его сторону. Юноша прищурился и узнал в ней свою подругу детства по имени Мэри. - Марк! - Здравствуй… - Я совсем не ожидала тебя здесь увидеть! Я бы и не узнала тебя в форме, но я как раз вспоминала о тебе, а тут вижу какой-то солдат, я и подумала: «А вдруг это Марк? Вот было бы удивительно!» А это и правда ты! Я так рада тебя видеть! Ой, а что это с твоим лицом… Девушка коснулась нижнего края шрама, который шёл от самого лба, рассекая бровь, а затем продолжался на щеке… - А, глупость, просто шрам. Я тоже рад тебя видеть… Марк стоял на месте, глядя на молодое лицо своей подруги, которую он так хорошо знал. В памяти всплывали образы из детства, воспоминания о том, как он и Мэри играли в лесу, собирали ягоды, плескались водой из ручья… Лес. Как в детстве. Арбалетчики. Кавалеристы. Знамя. Холм. - Марк? Марк? Что-то случилось? У тебя губа дёргается… Что-то не так? Марк? - Что? А, нет, всё хорошо. Что ты здесь делаешь? - Я приехала с братьями в город, чтобы продать зерно. А сейчас я была одном магазине, покупала себе платье ко дню рождения... – Мэри помахала корзинкой, в которой лежала какая-то ткань, которая, судя по всему, и была платьем. – Может я тебе его покажу потом. Марк видел, как Мэри ухмыльнулась. Он стоял как истукан, не зная, что ему делать. - Уверен, что ты будешь в нём ещё красивее. - Спасибо. – Мэри сделала застенчивое лицо. – Кстати, мы уезжаем скоро, я иду к нашей повозке, хочешь мы тебя подвезём? Юный солдат лишь коротко кивнул. Он молча шёл рядом со своей старой знакомой, которая зачем-то взяла его за руку. Они сравнительно быстро дошли до повозки, на которой сидело двое парней. Одному было на вид лет двадцать пять, второму – двадцать три. - Мэри, мы уже собирались идти тебя искать. - Андерс, Вильгельм, вы помните Марка? - Средний сынишка Бохера? Конечно помним. - Здравствуйте, парни. - Здравствуй, Марк. Залезай. Марк помог Мэри забраться, а затем залез в повозку сам. После этого он почти всю дорогу молчал. Братья Мэри лишь первые несколько минут пытались задавать вопросы, вроде: «А что это у тебя на поясе?» и «И как там в армии?», но после нескольких коротких ответов, они охладели к этой теме и переключились на разговор о ценах на зерно. Мимо проносился обычный пейзаж: поля, деревья, пастбища, сараи, домики, опять поля, мельница, домики, поля… Марк не заметил, как телега остановилась. Юноша помог Мэри слезть с телеги, за руку попрощался с её братьями, поблагодарил за приглашение на завтрашний обед, после чего развернулся и пошёл в сторону своего дома. Двор большого двухэтажного строения, которое принадлежало его семье, был пуст. Живность загнана в сараи, все давно сидят и, скорее всего ужинают… Марк поглядел в окно и зашагал дальше по улице. Эту ночь он провёл на заброшенной мельнице, которая чудесным образом до сих пор не развалилась. Ему снились северяне. Ему снилось детство. Ему снился холм. Ему снилась Мэри. Ему снились битвы. Ему снилась война. Несколько раз Марк просыпался в холодном поту, сжимая в руках своё грозное оружие. Он нервно озирался вокруг, выискивая в темноте опасность, от которой надо было защищаться, но вокруг были лишь стены старой заброшенной мельницы… Юноша спал и ему снился лагерь. Ему снились палатки, около которых он сидел со своими товарищами и ел кашу с мясом. Ему снился новый сержант, который постоянно орал на всех, но в бою отдавал приказы, которых было нельзя ослушаться. Ему снилось, как он держит знамя, своего отряда – честь, которую ему доверили после бойни за безымянный холм. Ему снился последний день остермаркской кампании в Кислеве, когда обезумевшие солдаты жгли поселения мародёров, убивая женщин и детей, потому что всех мужчин они уже давно перебили… Марк ухмылялся во сне, вспоминая животное удовольствие, которое ему приносила служба, к которой было так легко привыкнуть. Его лицо кривилось, когда он видел во сне все ужасы: кровь, кишки, кости и всепоглощающую жестокость. Он улыбался, видя во сне простую и понятную солдатскую жизнь, полную риска, адреналина, авантюризма. А потом он просыпался в холодном поту и не мог понять, где он проснулся… Рассвет застал Марка сидящим посреди прогнившего пола, упёршегося в колени. Он привык вставать рано, и уже долго сидел в таком положении, думая обо всём, что с ним произошло. Когда солнце поднялось повыше, юноша покинул своё ночное пристанище и направился обратно. Через несколько минут он остановился посреди дороги, глядя на дверь своего дома. Из неё вышла маленькая девочка, держа в руках какую-то игрушку. Она резко остановилась и какое-то время смотрела на Марка, а потом резко побежала назад, крича: «Мама, мама, там какой-то солдат!» Взгляд Марка упал на деревья, чьи кроны начинались сразу за полями с зерном. Небольшой лесок, нисколько не похожий на те тёмные чащи, про которые рассказывали жуткие легенды. Там был ручей, было несколько полян, чистый воздух, пение птиц, ягоды. Марк хотел бы жить в лесу. Он бы с удовольствием стал егерем, но он родился в семье фермера, как и подавляющее большинство жителей Остланда…***
- И сколько времени ты там провёл? - От начала и до конца, все сто тринадцать дней. - Чем орудовал? - Обучен драться алебардой, потом приноровился к чекану. - Кстати, как твоё полное имя? - Марк, сын Бохера из деревни Криворга. - Какие неблагозвучные названия… Ладно, мы что-нибудь придумаем. - Хотите придумать мне кличку? - Фамилию, сынок, фамилию. Они сидели в дешёвой таверне, что стояла на одной из самых популярных улиц захудалого городка в Остермарке, что соединяла две площади: Рыночную и Центральную. - А это действительно ты поднял то знамя? Юноша молчал. Седобородый капитан наёмников сидел напротив и так же молча глядел на молодое лицо, рассечённое шрамом. - Да. Да, это был я. - Хорошо. Ты хорошо постарался, сынок. - Это уж точно… - Только не гордись. Одна победа ничего не стоит. Все победы ничего не стоят. Как и вся твоя жизнь. Точно так же, как и моя. - Я догадался. Но меня это устраивает.