***
Первая мысль, что меня посетила была — я жива? И вторая — ай, как больно… Открыв глаза, я поняла, что нахожусь… в своей темной квартирке. Встав, я села в своё старое и мягкое кресло. Такое удобное и… одновременно не родное. Может мне просто все действительно приснилось? Не было — путешествий в сериал, Майкла, который пытался убить меня, Кола, который пытался сначала охмурить меня и Клауса… Воспоминания болью отозвались у меня в груди. А, кстати… Посмотрев на свою одежду я поняла… что это действительно был не сон! Те же джинсы, та же футболка, с повесившейся жабой, кровь возле груди, но… раны от ножа, как такого не было! Я побежала к зеркалу в ванной. Кепка куда-то отлетела и теперь я могла увидеть черные спутанные, пропитанные кровью волосы. На левой щеке и шее были кровавые разводы. Я еще раз взглянула в свои синие глаза, и… слезы тупо покатились по щекам. Я вроде дома и даже жива и невредима, но… почему мне так плохо? Стоит ли говорить, что всю ночь я проревела? Вот и я думаю, что не стоит. А вот утром меня ждал сюрприз. Он был вредным, ворчливым, но чертовски приятным! Настойчивый звонок в третий раз повторился, и я потеряв терпение зло крикнула: — В Бога не верим! Пылесосами не пользуемся! И в прочих услугах не нуждаемся! — Счастье-то какое! Не зря значит воспитывал, такую неблагодарную девчонку! — ехидно рявкнули из-за двери. Я в шоке подбежала к двери и раскрыв ее, радостно завопила: — Дедушка! — Крепко обняв все еще не потерявшего статную осанку пожилого высокого мужчину, я как маленькая повисла на шее у него. — Нитка! Вредная девчонка, ты похудела чтоль? — оглядывая меня цепкими синими глазами, сказал дед, затем взъерошив густые черные волосы, которые только у висков слегка серебрились, он еще раз внимательно вгляделся в меня. А черными волосами у деда оставались и по сей день, но только потому что он никогда не позволял никому трепать себе нервы, скорее всего потому что у него был черный пояс по этому делу. — Влюбилась, — сделал прогноз дня дед. А у меня снова навернулись слезы на глаза. — Дед, ты че? Да, никогда! — фыркнула я, собираясь позорно отвернуться, дабы спрятать свои глаза. — А ты деду не ври! Уж я поболее тебя на свете живу. И чего встала, как дуб вековой? А кто любимому деду чай сделает? Семь часов в дороге трясся, а эта нахалка даже не думает про своего старого деда, который не сегодня завтра помрёт! — И вот детально знакомая картина с детства: дед прикладывает руку к груди и с мученическим выражением лица начал сползать по стене. — Ладно, — раздраженно ответила я. — Тебе какой чай? Черный или зеленый? — спросила я. — Зеленый — сама пей, черный естественно, — ворчливо сказал дед, снимая серое пальто и разуваясь. — А зеленого и нет, — ехидно сказала я. — А чего тогда спросила? — Так, вежливость прирожденная, — отозвалась я. Дед гомерически расхохотался, и довольно со здоровой долей гордости сказал: — Моя внучка! Я поставила греть чайник и через пять минут, уже готовый ставила перед дедом. Сама я сделала себе кофе. — Дед, а ты чего сорвался? Ты же осенью не приезжаешь в город, — сказала я, отхлебывая большой глоток кофе из кружки с пчелкой. Осенью и весной дед часто страдает от давления, и поэтому дороги переносит еще тяжелее. — Так, от тебя ж весточки не было никакой две недели! Телефон ты не брала, а потом и вовсе недоступна стала. Вот и заподозрил что-то не ладное. А то о тебе ущербной, кто еще будет заботиться, — пробурчал недовольно старик. Да, проявление нежных чувств таким способом — это у нас с дедом общее. Мы никогда не говорим «любим» или «скучаем», потому что это как-то… не по-нашему! — Телефон просто потерялся, — соврала я. — Что-то в тебе изменилось, Нита, — задумчиво протянул дед. — Смотреть начала по-другому, да и глаза как-то по особому начали сверкать. Так, кто же он? — Зло мирового масштаба, — честно ответила я. — Да? А случаем это «зло» не связано с криминалистикой? — подозрительно сощурил синие глаза дед. — Возможно… хотя, я не в курсе, — пожала плечами я. — Тааак, а откуда он? — Не из этого мира он, дед, — снова честно ответила я. — Наркоман, что ли? — недобро спросил дед, сжимая в руках стальную трость. — Нет. Ничего больше не спрашивай! Я не хочу об этом говорить. Тем более, что я больше его не увижу. — Естественно! Ведь в сериалы не ходят маршрутки! Ой, а что это за капли упали мне на колени? — Хорошо, как скажешь, чертенок, — вздохнул он. — Вижу, что больно тебе. Знаешь, я же так и не смог сказать твоей бабушке Елизавете, что люблю её, — вдруг вздохнув, сказал дед. Я удивленно посмотрела на него. — Как? — Вот так вот, — взмахнул в стороны руками он. — Так бывает, Нита, что и из-за гордости, ты не можешь сказать самые главные слова в жизни. Я молодым был, ой, как я любил посмеяться над влюбленными людьми, считал все это глупостью! А, когда сам оказался влюбленным, я этого не понял. Злился сильно, и с бабушкой твоей ругался страшно, но только время наказало меня за слезы Елизаветы. Как только родился твой отец, то я только тогда понял, что люблю больше жизни эту добрую женщину, но вот… она уже лежала мертвой. А слова, которые так и не слетели в свое время с уст, так и остались на губах, придавая горечь и вину. Ты очень похожа на меня, Нита. И я бы не хотел, чтобы моя единственная внучка ходила всю жизнь, словно памятник вечной гордости, — со скатившейся одинокой слезой, закончил он. Затем стерев ладонью слезу с лица, он сказал: — Ладно, пойду я прилягу отдохнуть. Похоже давление опять подскочило. Я завтра утром обратно уеду. — И схватившись за трость, слегка прихрамывая поплелся в гостиную. А я так и осталась сидеть на кухне. Слова деда теперь прочно засели в моей голове, и я теперь только об этом и думала. В особенности засели строки «а слова, которые так и не слетели в свое время с уст, так и остались на губах, придавая горечь и вину».***
Следующие две недели прошли быстро и в суматохе. Я уволилась с работы, забрала трудовой договор, а так же свой заработок. Затем ездила по собеседованиям и пыталась устроиться на другую работу, пока не случилось кое-что странное… Я знала, что утро бывает злым, но никак не надеялась, что съеденная вчера кесадия с курицей потребует своего выхода. М-дэ, подсунули мне опять отраву. — Какая, ты все-таки проблемная, — раздался сзади меня звонкий голосок. Я тут же удивленно обернулась и увидела… фею! Размером с мою ладонь, одетую в зеленое платьице, с золотистыми длинными волосами и длинными ресничками! Что-то между Динь-Динь и Дюймовочкой. — Кто вы? — то ли от шока, то ли от восхищения выдохнула я. — Я — искра судьбы, а ты — проблема, — едко сказала она. — А что вы тут делаете? — Не, у меня банальный шок! И у меня действительно, как у маленького ребенка сейчас настоящее ЧУДО! Фея! Это так круто, черт возьми! — Организовываю твой полный переход! Ты хотя бы в курсе, что когда умирает оболочка в другой вселенной, то только полный переход возможен, и уже без возврата обратно? Хотя, ты то точно не в курсе, — вздохнула фейка. — Ну, погнали! — Куда?! — в шоке вскричала я, и вот меня охватывает знакомая темная воронка…***
На этот раз, я очнулась в полной темноте. Только легкий мерцающий свет от феи, позволил разглядеть пыльные кирпичные стены. — Куда, ты меня притащила? — зло прошипела я. Очарование прошло, и теперь я только думала - куда эта крылатая падла меня опять закинула?! — Сиди тихо, и постарайся не шуметь! — тихо прошипела она. Я послушно заткнулась, хотя теперь у меня вертелись тысяча и одна совершенно неподобающих ругательств, которые маленьким фейкам слушать ни к чему. Через какое-то время я услышала, звук открывающейся двери и топот шагов, явно не одного человека. — Какого черта, ты там устроил, Ник? — гневно спросил Элайджа. Элайджа? Я в недоумение покосилась на фею, а та лишь приложила палец к губам. Но зачем она вернула меня обратно? — Только не надо пытаться быть моей совестью, — мрачно протянул Клаус. Сердце отчего-то забилось сильнее, и радость, что он не умер от рук Майкла охватила меня. Я услышала, как край бутылки стукнулся об стакан. — А я знаю, в чем дело! — Ну, и в чем же, Элайджа? — лениво отозвался гибрид. — Ты до сих пор не можешь смириться с гибелью Ниты, — зло процедил Элайджа. — А недавно мне стало известно, что твои люди прочесывают Россию в поисках «черноволосой девушки с синими глазами», в особых приметах, которых перечислено «черная кепка, фиолетовая майка, с повесившейся жабой и ножом в груди». Ник, она — умерла. Так возьми себя в руки! — Нет! Я не успокоюсь, пока не увижу ее труп! — зло прокричал зломордушка. Я услышала, как что-то стеклянное разбилось. — Она просто исчезла тогда, словно ее никогда и не было. Но ты, как и я знаешь, что люди и трупы просто так не пропадают. — Я знаю, что тебе сейчас плохо и… — «Плохо»? — горько усмехнулся он. — Да, возможно мне и правда сейчас очень «плохо», — тихо прошептал он. Сердце болезненно сжалось, а глаза начала застилать новая пелена слез. — Отмени поиски её тела, наверное его уже кто-то нашел. — Нет, — упрямо сказал он. Я не смогла не улыбнуться. Чертов упрямец! — Я не могу принять того, что возможно она лежит где-то мертвая, а ее никто не положил в… И тут кто-то психанув, со слезами на глазах закричал, возможно это даже была я: — Да, не умерла я, Майклсон! Не у-мер-ла, зломордушка поганая! Через секунду стало очень тихо. Я в шоке закрыла рот ладонями. Господи, что я наделала?! А через мгновение, я отскочила от летящих в меня кирпичей. Поднялся столб пыли, и в темную каморку проник свет. Закашлявшись, я посмотрела в крупную дыру в стене, через которую отрывистыми движениями начал переходить Клаус, не сводя с меня гибридских желтых глаз, а я споткнувшись об валявшийся кирпич и сев на бетонный пол и со страхом прошептала: — Мамочки.