***
– Цену себе набиваешь, а? Скалли с трудом разлепила глаза и поморщилась от яркого света. Пару минут она лежала в постели, не шевелясь, пока наконец события вчерашнего дня не начали одно за другим всплывать в ее памяти. Энергии от этих воспоминаний не прибавилось (скорее наоборот), но вскоре она поняла, что разбудивший ее громкий шепот ей не почудился, и мигом проснулась окончательно. За занавеской, невдалеке от ее кровати, кто-то продолжал тихо спорить: – Оставь меня в покое. – Да ладно тебе дурака валять. Чай не девочка. – Я расскажу Полу. – Так он тебе и поверит! А то он не знает, что ты что угодно наплетешь, только бы забраться к нему в койку. – Иди к черту! Скалли вскочила и, наспех одевшись, резко отдернула занавеску. Но она опоздала: в комнате уже не было никого, кроме Софии, которая дрожащими руками наливала в стакан воду из графина, не замечая, что та вот-вот перельется через край. На ее лице не было и следа привычного воодушевления, а губы слегка дрожали. – Привет! – мягко окликнула ее Скалли. – Доброе утро! – Моментально нацепив на лицо свое обычное слащавое выражение, София радушно улыбнулась во весь рот. – Извини, что разбудила. Сегодня мое дежурство. – Ничего. – Скалли бросила взгляд на часы и к своему удивлению увидела, что еще не пробило и семи, что подтвердил раздавшийся из другого угла храп Дафни. – Все в порядке? – спросила она чуть тише, чтобы не разбудить свою «пару». София изумленно вскинула брови, словно не имела ни малейшего представления, о чем идет речь. – Все прекрасно, – преувеличенно-радостно ответила она. – Только Хелен куда-то подевалась, хотя должна была мне помогать. Скалли обеспокоенно посмотрела на пустующую идеально застеленную постель Хелен. Вернулась ли она вообще вчера в дом? Или замерзла насмерть где-нибудь в лесу? – Эй, все нормально? – Голос Софии отвлек Скалли от ее тревожных размышлений. – Да. – Она слегка встряхнула головой. – Послушай, тебе надо сказать Полу. – Ты о чем? Никчемное притворство Софии стало последней каплей, и Скалли ответила ей гораздо резче, чем намеревалась. – Хватит уже! – рявкнула она, и это возымело требуемый эффект: будучи безвольной и мягкой от природы, София всегда быстро пасовала перед любым проявлением силы или властности. – Я все слышала. Это был Юджин, так ведь? София не ответила, только уставилась куда-то в сторону, вертя в руках стакан с водой, к которой так и не притронулась. – Нужно сказать Полу, – повторила Скалли чуть мягче. – Ничем хорошим это не кончится. Не для тебя, так для кого-нибудь еще. – Ничего я ему говорить не буду, – неожиданно озлобленно вдруг ответила София, от чего Скалли слегка опешила. «Неужели эта идиотка решила проявить твердость характера именно сейчас?» – София, я уверена, Юджин и так ему порядком надоел. Ты скажешь Полу – и через полчаса его здесь не будет. И мы все вздохнем с облегчением. – Нет. – Она упрямо качала головой, и Скалли почувствовала почти нестерпимое желание приложить ее лицом об стол или хотя бы вылить на нее злосчастный стакан с водой. – Тогда я сама скажу! – Скажешь что и кому? – Внезапно раздавшийся позади стальной голос Дафни заставил и Скалли, и Софию мгновенно прекратить перепалку. Дафни – едва проснувшаяся, с растрепанными волосами и в ночной рубашке – встала между ними. Даже в таком виде она источала столько суровости и авторитета, что всем остальным пришлось сложить оружие. Но в этой ситуации Скалли не намерена была отступать. – Я скажу Полу, что слышала, как Юджин угрожал Софии. – Угрожал чем? – Дафни сузила глаза и, повернувшись к Софии, пристально посмотрела на нее. – Он какое-то время… со мной флиртует, – жалобно проблеяла та. Скалли громко фыркнула. – «Флиртует»? Это теперь так называется? Она выразительно взглянула на Дафни, и та, раздраженно сдув с лица прядь темных волос, потерла пальцами виски. – Ладно, я поняла. Никто никому ничего говорить не будет, ясно? – Ты с ума сошла? – не выдержала Скалли. – Он же… – А ты кончай совать нос не в свои дела! – гаркнула Дафни, встав так близко к Скалли, что той на лицо попала пара капель ее слюны. – Мы сами разберемся. – Да в чем проблема? – Скалли развела руками, словно взывая к невидимому третейскому судье. – Полу и без нас забот хватает. Я же сказала: мы разберемся. Скалли только с досадой всплеснула руками. – Почему ты решаешь, что ему говорить, а что нет? Ты что, его личная секретарша? – Можно сказать и так, – неожиданно серьезно ответила Дафни, и Скалли, не зная, что на это ответить, закатила глаза. – Алтея, я и без того слишком часто просила его о помощи, – тихо пробормотала София. – Ты просто не понимаешь. Я не хочу лишний раз его беспокоить. – Вот и славно! – решительно поставила точку в разговоре Дафни и, развернувшись на пятках, шагнула к своему углу и задернула за собой шторку. Скалли последовала ее примеру, предварительно бросив на Софию полный негодования взгляд, как вдруг в дверях возник Алекс. – Мам! – окликнул он Софию, а потом, увидев Скалли, кивнул ей. – Пол срочно зовет всех в Главный дом.***
Этим утром в зале было неспокойно. Сориани не так часто лишал членов общины размеренного завтрака. Один тот факт, что он вызвал всех на собрание в столь ранний час, говорил о чем-то из ряда вон выходящем. Люди бесцельно бродили по пустующему помещению, периодически перебрасываясь лаконичными репликами и с тревогой поглядывая на «постамент», откуда обычно произносил речи лидер «Талиона». Когда Сориани появился на своем месте, тревога Скалли (как, должно быть, и остальных) лишь усилилась. Лицо Пола – обычно благостно-умиротворенное – изменилось до неузнаваемости. Оно было искажено от злости, зубы – плотно стиснуты, левый глаз периодически дергался, а руки были сжаты в кулаки. Скалли почувствовала, как по спине пробежал холодок. Ей доводилось видеть Сориани раздраженным, недовольным, разочарованным, но никогда – таким. Она окинула взволнованным взглядом зал. Выражение лица Дафни не придавало уверенности: она явно была обескуражена увиденным не меньше, чем все остальные. Выискать глазами других соседей по дому Скалли не успела: Сориани заговорил – скрипучим, сдавленным голосом. – Я приветствую членов общины «Талион», – глухо произнес он, и зал ответил ему неуверенным мычанием, в котором легко читался страх. Сориани обвел присутствующих взглядом, и, словно напитавшись их энергией, вернул себе былое самообладание. Тремор ушел, и, сцепив руки за спиной, Пол принялся широкими шагами мерить «сцену» – от стены до стены. – Сегодня я отступлю от своих правил и процитирую Священное Писание. – Он набрал в легкие побольше воздуха. – «И сказал Иисус: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде. И после сего куска вошёл в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее». Пол остановился и внимательно посмотрел на своих притихших слушателей. – «Что делаешь, делай скорее», – задумчиво повторил он. – Что это значит? Господь знал, что предательство неизбежно. Что именно Иуда предаст его, и этого не изменить. Зачем он торопит его? Сориани сделал еще одну долгую паузу, пристально вглядываясь в лицо каждого сидящего перед ним. Обычно в ответ на его вопросы, даже риторические, из зала раздавались случайные реплики, а то и целые речи. Но сейчас никто не рискнул заговорить, не понимая, ждет Пол ответа или нет. – Потому что боль от предательства, даже ожидаемого, слишком сильна. Медленно сдирать пластырь больнее, чем сорвать его одним движением. Так и с предательством лучше покончить сразу. Его многозначительный взгляд, направленный на всех сразу и ни на кого в частности, заставил Скалли поежиться. А что, если он говорит о ней? Она нервно огляделась по сторонам, и ей отчего-то показалось, что то же самое опасение написано на лице каждого второго члена общины. – Но сегодня не об этом, – продолжил Сориани, легкомысленно взмахнув рукой. – Сегодня я бы хотел поговорить не о том, как чувствует себя преданный, а о том, как должен чувствовать себя предавший. Нанесший смертельный удар со спины тому, кто ему доверяет. Кто зависит от него. Скалли уткнулась взглядом в пол, считая царапины на половицах. За неимением лучшего это был самый эффективный способ успокоиться. Сориани снова сделал долгую паузу, и она воспользовалась этим, чтобы еще раз осмотреться по сторонам. Ей удалось мельком увидеть Майкла: он сидел вдалеке от нее и попал в поле ее зрения только тогда, когда его сосед – высокорослый мужчина с широкими плечами, которого, кажется, звали Дэвид, – на секунду наклонился, открыв ей обзор. В паре футов от Майкла, у стены, стояла Зои. В ее позе сквозило напряжение, и Скалли успела подумать о том, что дело, должно быть, в больной ноге, но потом заметила ее покрасневшие заплаканные глаза и опухшее лицо. – Предать нетрудно, – продолжал Пол, – пока есть возможность спрятаться от последствий своих действий. Пока боль другого остается где-то там, «за кадром», а предатель продолжает идти своей дорогой. Но «Талион» проповедует буквальное переживание травмы. Физическое овеществление боли душевной. Поэтому сегодня… – Он вскинул руку, но в этом жесте не было необходимости: глаза каждого присутствующего в зале и без того были прикованы к нему. – Сегодня мы пройдем через это вместе. Воткнем нож в спину слабому и воочию увидим, к чему это приведет. Скалли ощутила подступающий приступ паники: сердце заколотилось, а руки похолодели – чувство, ставшее за последние дни привычным. Но в этот раз она была не одна. Казалось, что все члены общины задержали дыхание одновременно. В зале стояла абсолютная тишина, но воздух почти звенел и искрился от скопившегося напряжения и страха. Она решительно не понимала, что задумал Пол, но больше всего ей хотелось провалиться сквозь землю или просто раствориться в воздухе раз и навсегда, лишь бы не находиться сейчас здесь. Скалли не услышала, но скорее почувствовала, что стоящие позади нее начинают оборачиваться. До нее донеслись тихие тревожные перешептывания, и она наконец заставила себя повернуть голову. Тимми – мальчик на побегушках у Сориани, глотая слезы, шел к центру зала, а все остальные расступались, давая ему дорогу. Прежде чем самая страшная мысль успела прийти ей в голову, Скалли заметила, что он держит что-то в руках. Тимми вел под уздцы очаровательного карликового ослика. Того самого. Голубой бант – намокший и покрывшийся грязью – горестно поник. Ослик беспокойно оглядывался по сторонам, пугаясь незнакомой обстановки, а люди как по команде замолчали, уже понимая, что им предстоит. Как же его зовут? Билли? Бобби? Банди? Барни. Тишину вдруг разорвал пронзительный, душераздирающий крик, переходящий в громкие рыдания и всхлипы. – Папа, не надо! – Слегка прихрамывая, Зои подбежала к отцу. Тот, не глядя на нее, спустился с постамента и направился навстречу Тимми. Казалось, он не замечает, как дочь отчаянно хватает его за руки. Только его лицо побледнело, а глаза гневно сузились. – Папочка, ну пожалуйста, прошу тебя, не надо, прости… – тараторила Зои, судорожно вглядываясь в лицо Пола, словно пытаясь по одному его выражению угадать, какие слова ей нужно произнести, чтобы отсрочить неизбежное. – Я напоминаю всем, – громко произнес Сориани, остановившись, – что «Талион» не делает исключений ни для кого. Каждая ваша ошибка, каждый ваш грех пусть станет уроком другим. Мы все равны. Сегодняшняя практика – не наказание. Это всего лишь новый опыт. Он развернулся на каблуках и наконец посмотрел в глаза дочери. А потом вынул из кармана брюк нож. – Первый удар твой, – опасно тихим голосом произнес он и протянул кинжал Зои. От рыданий та уже не могла говорить. Только мотала головой и странно раскачивалась на месте, пытаясь не то успокоить себя, не то хоть как-то выразить свое отчаяние. – Зои! – окликнул ее не терпящим возражений голосом Пол. – Нет, нет, нет, нет, – шептала она, спрятав руки за спину. – Папа, не надо, у меня же больше ничего нет, не надо… Словно внезапно осознав тщетность любых попыток задобрить отца, она резко замолчала, а потом бросилась к беспокойно топтавшемуся на месте животному. – Не бойся, малыш, не бойся, все будет хорошо, я здесь, с тобой… Только сейчас Скалли почувствовала, что ее лицо мокрое от слез. Она думала, что почти привыкла к жизни в «Талионе», обрекающем своих членов на постоянную эмоциональную болтанку. Но то, что происходило сейчас, стало новым вызовом. В памяти вновь возникла непрошеная картинка из прошлого: десяток зареванных детских физиономий и строгое, будто один из каменных профилей, вырезанных в горе Рашмор, лицо мистера Хогана, ледяным голосом вопрошающего, кто из них посмел подойти к учительскому столу и выкрасть с него пачку тестов. Дана Скалли знала, кто это сделал. По чистой случайности она увидела Джимми Как-его-там прямо в процессе этого злодеяния. Ее рука, лежащая на парте, дергалась, словно жила своей собственной жизнью, а ее обладательница никак не могла решить, поднять руку или бездействовать дальше, смиренно приняв наказание наравне с остальными. Тогда ее спас внезапный визит директрисы, после которого вопрос решился каким-то другим путем. Но сейчас внезапного спасения ждать не приходилось. Почему «Талион» будто снова заставляет ее пережить все самые постыдные эпизоды ее детства? Вмешаться? Поставить под угрозу безопасность операции (и свою собственную)? Или помалкивать? Не плыть против течения, не привлекать к себе лишнего внимания? Ей все равное не спасти ни Зои, ни ее чертового осла. Мысль о бессмысленности любого сопротивления, видимо, одновременно пришла в голову и Дафни. Пока остальные, замерев, со смешанными чувствами наблюдали, как Зои валяется в ногах непреклонного отца, она выхватила у Сориани нож и, прежде чем кто-то успел вмешаться, нанесла животному первый удар. Нужно было отдать должное Дафни. Ей, несомненно, двигало одно желание – прекратить мучительную сцену как можно быстрее. Пусть даже и таким образом. Дафни совершила только одну, но очень существенную ошибку: попыталась нанести ослику удар в сердце. Скалли никогда не проявляла пристального интереса к зооанатомии и тем более – вопросам безболезненного убоя животных, однако представляла себе, как непросто попасть в нужное место одним точным ударом. Только лишь хладнокровия и физической силы тут недостаточно, особенно если у тебя в руках не слишком-то подходящий для этих целей нож. Нужны почти невостребованные в современном городском мире знания и опыт весьма специфического толка. Стоило ли удивляться, что Дафни, у которой такого опыта не было, попала не туда, куда рассчитывала? По прикидкам Скалли, нож угодил куда-то в область левого легкого, ставя крест на попытке Дафни избавить от лишних страданий и осла, и его хозяйку. Барни взвизгнул, издав какой-то дикий, совершенно противоестественный звук, кинулся было бежать, но почти сразу рухнул на бок и забился в конвульсиях. Из раны, в унисон его беспорядочным движениям, хлестали фонтаны крови. Не прошло и полминуты, как его некогда голубой бантик окрасился багряно-красным. Захлебывающаяся от рыданий Зои подползла к бедняге и обхватила за шею. Ее одежда, руки и лицо тут же оказались заляпаны кровью. По толпе словно прокатилась волна: кто-то из женщин вскрикнул, кто-то, зажмурившись, отвернулся. Плачущая в голос София прижимала к себе сына, закрыв ладонью его глаза. Неожиданный выход на сцену Дафни застал врасплох и самого Сориани. И, похоже, что вид бьющегося в агонии животного изрядно его шокировал. Пол растерянно молчал и, лишь встретившись с вопросительным взглядом Дафни, коротко кивнул, после чего та передала нож другой женщине, стоявшей ближе всех. То, что происходило дальше, можно было описать только одним словосочетанием – «кровавая баня». Дафни обладала недюжинной силой и железными нервами, поэтому сумела нанести ослику серьезную рану. Но у ее преемниц не было ни того, ни другого. Никто из них не сумел набраться достаточно хладнокровия, чтобы попытаться добить искалеченное животное. Все формально выполняли приказ Пола, по очереди нанося Барни неглубокие, но, несомненно, болезненные раны. Несчастный ослик уже не кричал, а хрипло сипел, из последних сил суча ножками, словно пытаясь уползти от своих мучителей. Зои, продолжая обнимать его за шею, уже не плакала. Она сидела и раскачивалась, поглаживая ослика по холке и нашептывая ему что-то нежное. Очередь дошла до Скалли прежде, чем нож попал в руки кому-нибудь из крепких мужчин. Маленькая Дана Скалли, не знающая, сдать ей хулигана Джимми или нет, растворилась в дымке прошлого. Она подошла к ослику, решительно оттеснила в сторону Зои, крепче сжала рукоять, опустилась на колени, приставила лезвие к слипшейся от крови шерсти и решительно полоснула ножом по горлу, перерезая артерии на шее. Она не очень удачно выбрала позицию, и ее моментально забрызгало кровью. Крови было столько, что в глазах появилась ярко-розовая пелена, и Скалли перестала понимать, что происходит. Внезапно – еще одна вспышка воспоминаний. Семейный выезд на рыбалку. Вечно подшучивавший над ней дядя, брат отца, показывает ей, как убивать рыбу. А потом кладет тяжелый камень ей в руку и велит повторить. Камень скользкий и слишком большой, а потому постоянно выскальзывает из ее ладони, и нанести достаточно сильный удар не выходит. Рыба продолжает отчаянно бить хвостом и подпрыгивать на теплом валуне, а она оголтело бьет ее снова и снова, мечтая только об одном – чтобы та наконец перестала шевелиться. Барни в последний раз дернулся, затих и безжизненно вытянулся на залитом кровью полу. Но Скалли и не подумала встать. Она наспех стерла с лица липкую, склеивающую веки кровь и, сама не понимая, зачем, снова вонзила нож в его неподвижное тело. Уже не целясь, словно пытаясь окончательно удостовериться, что ослик мертв. А потом вдруг с силой провела лезвием между красивых, широко распахнутых карих глаз, в которых навсегда застыло невинное удивление. И, устало поднявшись с колен, передала нож стоявшему рядом с ней мужчине. Остальное происходило в молчании. Зои так и сидела неподалеку, неподвижно и молча, словно изваяние. Члены общины дежурно превращали останки Барни в кровавое месиво, а Пол наблюдал за ними, скрестив руки на груди. Пока кто-то не произнес на весь зал: – Вам должно быть стыдно. Фраза была сказана мягким женским голосом, но в тягостной тишине она прозвучала оглушительно громко. Это было так неожиданно, что Скалли, не готовая к такому повороту, не успела понять, кто произнес эти слова. И только когда глаза всех присутствующих устремились в одну и ту же сторону, к источнику голоса, она увидела ее. Хелен. Она стояла у стены, в отдалении от всех остальных, сгрудившихся над телом животного, точно так же, как и Пол, скрестив руки, словно специально повторяя его позу. – Хелен? – Голос Сориани звучал опасно. – Вам всем должно быть стыдно, – яростно выплюнула та, и Скалли поразилась тому, насколько другой сегодня казалась Хелен. В ее лице была злость, была твердость. Будто бы в ней вновь появился давно потерянный внутренний стержень. – Я не стану в этом участвовать, потому что это бред. И вам всем… – Она окинула зал презрительным взглядом и повторила: – …Должно быть стыдно. Если Зои тебе чем-то досадила, Пол, ты мог бы выпороть ее у себя в комнате. Мы тут ни при чем. С каждой фразой Хелен говорила все быстрее и напористее. Она была на взводе и, опьяненная этим ощущением, казалось, специально испытывала судьбу. Что заставляло ее вести себя так? Вчерашняя исповедь или то, что произошло между ними позже? Брови Сориани от удивления взмыли вверх, но он остался спокоен. – Мы поняли, Хелен, – мягко произнес он. – Я не буду тебя заставлять. – Что-то в его голосе настораживало, но Скалли все равно выдохнула от облегчения. Скоро все это кончится. Пол подошел к Зои и, одним резким движением подняв ее с пола, обнял за плечи и повел к выходу. Она не сопротивлялась. Все остальные разошлись в молчании сами. Только оказавшись снаружи и кое-как умыв горящее сплошь залитое кровью лицо, Скалли догадалась, что стало причиной разлада между Сориани и Зои. «Малыш, я сделала то, о чем ты просил». «Люблю тебя. Зои». Сегодня в зале Скалли не видела Юджина. Но где бы он ни находился, она ему не завидовала.