Мисс Катастрофа

      На полураскрытую ладонь медленно опускались капли дождя, вырисовывая на полупрозрачной коже причудливые узоры. За свои шестнадцать лет Катя никогда особо не верила в бабьи сказки вроде гадания на кофейной гуще, но ей внезапно показалось, что эти узоры точь-в-точь повторяли линии на ее правой руке и что это могло бы что-то означать. Вскоре она все же осекла себя за такие мысли, шумно выпустив ртом воздух. Пора было уже без всяких оправданий признать, что в порыве отчаяния она, Катя, поверила бы в любую дребедень, лишь бы получить ответ на так давно терзавший ее вопрос: куда, черт возьми, катилась ее жизнь?       Как только Катя подумала об этом, дождь еще сильнее забарабанил по козырьку. Она с тяжёлым вздохом села на ступеньки возле подъезда, обхватив колени руками и устремив свой взор вдаль сквозь заборы. На улице стоял дождливый месяц май, один за другим сменяли друг друга нескончаемые праздники, которые Катя почти ненавидела, и на то были свои причины. Ее мать в такие дни особенно часто прикладывалась к алкоголю, оправдывая все это «особым случаем».        Юлия Дмитриевна, как ее называли учителя в Катиной школе, или просто Юлька, как привыкли звать ее соседи, казалась полностью свободной от угрызений совести или мыслей о том, чем же занималась ее родная дочь в то время, пока она сама пребывала в сладостном забытьи. Юлия частенько сбегала в запои от будничных проблем матери-одиночки. Да и не сказать, что в обычные дни мама Кати являла собой образец трезвости или заботливого родителя, и девушка уже почти с подобным смирилась. Вот только по праздникам, когда все вокруг разъезжались по дачам и в семейных кругах жарили шашлыки да весело хохотали, Катя как-то по-особенному сильно чувствовала своё одиночество. Однако сегодня все усугубилось ещё и тем, что к маме вновь наведался дядя Ваня из второго подъезда, визиты которого намного участились с тех пор, как он как-то в феврале приходил к ним домой чинить протёкший кран. Кран давно начал исправно работать, а дядя Ваня не переставал заглядывать.       В свои шестнадцать лет Катя уже прекрасно знала, что взрослые называли занятием любовью. Пару раз парни постарше из тех компаний, в которых она пропадала, умудряясь при этом как-то не впутываться в «весёлые истории», пытались залезть к ней под юбку, но она почему-то их отшивала. Повинуясь то ли стыдливому порыву ещё не совсем огрубевшей юности, то ли отголоскам травм, уходивших корнями в детство, на полпути она всегда отступала.       От Кати совсем не скрылось то, чем занималась ее мать с дядей Ваней, пока она, как последняя идиотка, мёрзла под дождём в коротеньком весеннем платье. Катя настолько спешила сбежать из дому, когда увидела дядю Ваню на пороге сегодня утром, что совсем забыла взять с собой куртку или зонтик. В итоге она битый час сидела здесь, на ступеньках, пытаясь понять, как же убить время, показавшееся ей нескончаемым потоком. Или что делать со своей явно неправильно начавшейся жизнью?       В такие минуты юная девушка — Катя хотела, чтобы ее именно так и величали — искренне боролась в душе с порывом броситься в объятия одного из тех своих друзей, которые даже не скрывали своих намерений. Ей хотелось, чтобы он сделал с ней тоже самое, что дядя Ваня делал с ее мамой у них на квартире почти каждый день, начиная с февраля месяца. И плевать, что будет дальше. Ее жизнь и так летела под откос столько лет, сколько она себя помнила. Должно же было где-то быть и дно. Дно, от которого не будет возможности оттолкнуться.        — Черт! — заметив рядом совокуплявшихся кошек, Катя зло метнула в них огромный камень и едва ли не до крови закусила нижнюю губу. Одиночество душило ее. — А ну брысь, засранцы! И без вас тошно!       Катя и сама понимала, что кошки всего лишь попались под горячую руку, и ее нижняя губа сильно задёргалась. Случилось то, чего она так боялась. Она уронила голову на руку и протяжно зарыдала.

***

      Катина жизнь начала свой внушительный скачок в бездну ещё до ее появления на свет. Это случилось в тот день, когда ее мать, тогда ещё прехорошенькая студентка строительного техникума, связалась с ее будущим отцом.        — С таким родителем, — в унисон качали головой все те учителя, психологи и социальные педагоги, которые занимались Катиной историей в надежде хоть как-то помочь бедняжке. — В пору обозлиться на весь мужской род…       И Катя обозлилась бы, если бы не была ещё слишком юной, чтобы помнить его достаточно отчетливо. В тот момент, когда ее психологически нездоровый папаша ушёл из их с матерью жизней, девочке было всего четыре года. Хотя какие-то эпизоды яркой вспышкой все же всплывали у неё в голове, когда она думала об «этом человеке», и все эти картины как один имели негативный характер.       Так, в одном из воспоминаний он избивал жену ногами, в другом на полном серьезе обвинял ее во всех смертных грехах, а в третьем — с педантичной скрупулезностью следил за тем, чтобы ее мать правильно взбила ему подушку, чтобы принесла чай с минимальным количеством сахара… Одним словом, в каждом из них он занимался изощрённым видом домашнего насилия, которое невольно оставило на психике Кати неизгладимый отпечаток: она обливалась слезами каждый раз, когда речь заходила об этом «неуравновешенном психе».        — Она не взглянет ни на одного мужчину, — полушёпотом судачили все те же учителя, психологи и педагоги, но так, чтобы Катя ненароком их не подслушала. — И, наверняка, побоится выйти замуж. Вдруг ее будет ждать повторение того же ада, через который прошла ее мать?       Катя и правда совсем не думала о замужестве, но она вряд ли бы смогла объяснить своё внутреннее отвращение к институту брака также красиво, как это сделали взрослые. Тем не менее, были в ее ощущениях и другие оттенки, о которых ее учителя могли только догадываться.       В глубине души Катя Вержбицкая была отъявленной кокеткой и унаследовала эту пагубную черту от Юлии Дмитриевны. Ей нравилось общество мужчин, хотя ни одного из них она не воспринимала серьезно. Ей импонировали лёгкий флирт, долгие поцелуи, отзывающиеся сладостной ломотой во всем теле, но она все же знала, что была черта, перейти которую она не позволила бы никому из них. Черта, границы которой она обозначила ещё в тот день, когда ее отец, в последний раз избив мать до полусмерти, хлопнул дверью и ушел из дому.       Кстати, через год, долгой и холодной зимой, они с матерью случайно узнали, что его нашли в какой-то канаве мертвым. Полиция объяснила им, что произошла какая-то уличная потасовка, из которой мужчина уже не выбрался живым.       Жена и малолетняя дочь погибшего вздохнули тогда спокойно. Хоть одной проблемой в их и так непростой жизни стало меньше. Во всяком случае, они больше не тряслись каждый день в страхе, что он внезапно заявится домой и снова поселится с ними, превратив их существование в ещё большую пытку.

***

       — Добро пожаловать в наш класс, Катенька, — как наяву в ее ушах до сих пор звенел голос Марии Петровны — ее классной руководительницы в новой школе. Женщина приветливой улыбкой приглашала симпатичную девчушку в кабинет для знакомства с остальными ребятами.       Кате тогда только исполнилось пятнадцать лет, и они с матерью недавно переехали в другой город, где все казалось чужим и нелюдимым. Точнее говоря, им пришлось переехать, поскольку Юлию Дмитриевну уволили с завода по производству колбасных изделий из-за «какого-то скандала с руководством», и денег в семье стало катастрофически не хватать. От Кати старательно утаивали тот факт, что причиной увольнения стал роман Юлии с начальником, который прервала разъярённая жена последнего. До Кати в итоге все равно дошли эти слухи, но она все же посчитала, что все было к лучшему. Отношения со сверстниками в старой школе у неё так или иначе не ладились, хотя Катя ничего не делала, чтобы заслужить всеобщую неприязнь. После смерти отца и до переезда она была вполне себе адекватным ребёнком: училась на три-четыре, особо не выделялась ни вызывающей одеждой, ни девиантным поведением, хотя уже тогда ловила на себе пару-тройку восхищённых мужских взглядов. И пусть Катя была маленького роста и крайне тощая, в ней все же было что-то, что всегда привлекало мальчиков и жутко бесило девочек.       Очень скоро ей все же пришлось признать, что старые связи были вполне себе «ладными» по сравнению с той травлей, что учинили ей новые одноклассники.        — Убрала свои грязные руки от Макса, поняла?! — агрессивно зашипела Полина Степанова, едва ли не прижимая тщедушную Катю к забору в безлюдном дворе за школой.       Однако Катя тоже была не из робкого десятка и, быстро осознав влюбленность Максима, торжественно швырнула этот факт Полине прямо в лицо.        — Я ничего никогда и не делала, — насмешливо скривилась Катя и закатила глаза. — Это он за мной хвостиком ходит. Я что ли виновата? Иди лучше с ним отношения выясняй. Я сама от него жутко устала…       То пренебрежение, с которым Катя говорила о благосклонности к себе Максима, окончательно вывело Полину из себя. Катя упомянула обожаемого Полиной мальчика так, будто тот был одной из тех половых тряпок, которыми уборщицы обычно мыли полы. Этого влюбленная девушка простить никак не могла.        — Не смей открывать рот, поняла?! — Полина замахнулась на обидчицу, бросившись на защиту своего возлюбленного, как тигрица, охраняющая своё потомство. Катя молча про себя усмехнулась этой мысли.       Она никогда не могла объяснить то, почему нравилась мальчикам даже сверх меры. Сама она была к ним абсолютно безразлична, несмотря на все их внимание. Скорее всего, неугомонные материнские гены и были причиной, почему во всех школах, в которых Катя училась, ее терпеть не могли девчонки. В какой-то период она даже мечтала обменять расположение одних на любовь других, но потом передумала. В конце концов, девчонки — всего лишь завистливые дуры, от которых никакой пользы. Стоит ли вообще о них печься? Мужчины хотя бы умеют доставить удовольствие.        — А то что? — высоко и вызывающе вскинула подбородок Катя. В тот момент ее как раз посетила одна из тех мыслей о бесполезности женской части населения. — Что ты мне сделаешь? Снова в туалете запрешь, задерешь мне юбку и будешь смеяться надо мной вместе со своим курятником? На большее у тебя все равно фантазии не хватит.       Как-то раз Полина и ее подружки действительно предприняли такую попытку унизить Катю. Попытку, надо признать, весьма безобидную, но достаточную, чтобы жертва успела затаить горькую обиду. По правде сказать, чаша терпения Кати была переполнена уже до краев глупыми претензиями Степановой. Этот Максим ей даже не нравился, но она почему-то страдала из-за него. Катя успела возненавидеть и его, и Полину, и всех остальных одноклассников, настолько сильно они надоели ей своими вечными придирками. Почему она, Катя, всем вокруг оказывалась всегда должна? И когда уже все оставят ее в покое?!       Вспоминая этот эпизод гораздо позже, Катя утверждала, что даже если этот день когда-нибудь и наступил, то это точно было не в ту роковую встречу с Полиной. Как раз наоборот. В тот вечер все запуталось дальше некуда.       Обменявшись ещё парочкой взаимных колкостей, девочки вцепились друг другу в волосы, но на подмогу Полине вскоре подоспели ее подружки, и численный перевес явно пошел не в пользу Кати. Как бы то ни было, этот перевес лишь сильнее разжигал в ней огонь ярости и воспалял кровь в жилах.        — Я никогда. Не претендовала. На твоего. Максима. Дура! — гнев в груди Кати клокотал все сильнее, а ноги и руки тем временем работали без ее участия. Она и сама не заметила, как Полина оказалась прямо под ней и как из носа ее оппонентки заструилась алая струйка крови. — Поймёшь ты это когда-нибудь или нет?!       Катя плохо помнила подробности той драки, но современные технологии пришли ей на помощь. Лишь пару часов спустя она узнала, что одна из подруг Полины сняла потасовку на видео и выложила ее в свой Инстаграм-аккаунт. Маму Кати сразу же вызвали в школу, а вместе с ней привлекли социальных педагогов, психологов и других учителей. С тех пор Катя была под их постоянным наблюдением.        «Что же нам с тобой делать…», — говорили учителя. — Откуда в такой хрупкой, маленькой барышне столько агрессии, чтобы избивать одноклассницу?       Все тогда чудом утихомирилось, но Катя все ещё стояла на учете в полиции, и каждые полгода этот учёт продлевали из-за прогулов и плохой успеваемости. Хотя в подобные истории она больше не попадала благодаря неусыпному надзору за ней взрослых, но даже они будто начали опускать руки.       Они работали с ней уже целый год: проводили семинары, воспитательные работы и прочую ерундистику, которая, по их мнению, должна была помочь. Но ничего не помогало. У Кати не было ни тяги к учебе, ни к жизни вообще. Ее все чаще замечали с парнями постарше, которые пристрастили ее к спиртному и сигаретам, ведь только так она могла забыться. Будущее казалось ей большим чёрным пятном, в котором не вырисовывалось ни конца, ни края, поэтому она жила только сегодняшним днём.       Учителя не знали, что с ней делать… Если бы она только знала ответ на этот вопрос.       И все же был в их навязчивом внимании один плюс. Благодаря им Катя не чувствовала себя настолько одинокой, хотя их вечные нотации уже успели набить ей оскомину. Однако сегодня не было даже этого. Даже этого.

***

      Кате пришлось оторваться от своих горестных мыслей, когда домофон позади неё знакомо запищал. Она уже понадеялась, что это дядя Ваня закончил пользовать ее мать, из-за чего она могла вернуться домой и не мерзнуть больше под дождем. Но, к величайшему сожалению, девушка обнаружила за своей спиной совсем не того, кого ожидала, и отчаяние с ещё большей силой поднялось в ее сердце. Бросив мимолетный взгляд на юношу, которым оказался новоприбывший, Катя тихонечко всхлипнула, вернулась в своё старое положение и даже ухом больше не повела. Что ж, не сейчас, так очень скоро. В конце концов, дядя Ваня когда-нибудь насытится. Так со всеми бывает рано или поздно.       Юноша почему-то все не уходил. Впрочем, Кате было абсолютно все равно. Она все ещё чувствовала на своей спине его пристальный взгляд, но лишь мысленно пожала плечами и даже не подтянула чересчур задравшееся платье. Пусть смотрит, если нравится. Парни из тех компаний, в которых она гуляла последнее время, и не такое видели. Правда, самого главного она все ещё себе не позволяла. Но ничего. Скоро отчаяние доведёт ее и до этой точки. Катя чувствовала, что ей мало осталось.        — Вам не холодно, девушка? — парень внезапно подал свой очень звонкий, как перезвон колокольчиков, голос, так что даже Катя не сдержалась и посмотрела в его сторону. — Вы так легко одеты. И, похоже, без зонта.        Катя высоко вскинула брови, окинув юношу скептичным взглядом снизу-вверх. Высокий, худой, тёмные волосы взъерошены, нос с небольшой горбинкой. Ничего особенного, она видела и получше. Правда глаза… Она должна была признать, что они были очень красивого, орехового оттенка. А ещё от него за версту несло дорогим мужским парфюмом, так что Катя чуть не задохнулась. Мало ей было раздражителей, так ещё и этот надушенный пингвин!       Она понимала, что в любую минуту могла сорваться на нем, поэтому из лучших побуждений решила отослать его прочь.        — Тебе-то какое дело? — грубо отрезала девушка, пожав плечами. — Иди куда шёл. Тоже мне, миссионер паршивый.       Сказав это, Катя тотчас же отвернулась, потому что ей было наплевать, как именно юноша отреагирует на подобную грубость. Вскоре она вдруг услышала, как он еле заметно усмехнулся, и даже вздрогнула, почувствовав, как что-то тёплое накрыло ее заледеневшие плечи.        — Не благодарите, — когда Катя удивленно взглянула на парня, тот продолжал тепло улыбаться, на ходу раскрывая зонтик.        — Зачем? — Катя взволнованно переводила взор с куртки на юношу, которому она принадлежала, и лихорадочно пыталась вспомнить, видела ли она его в этом доме когда-нибудь ранее. И поняла, что не видела.       Незнакомец озадаченно поджал губы.        — Ты замёрзла, тебе нужно было согреться. Это логично, неправда ли? — и, пока Катя пыталась прийти в себя, даже не заметив, что он резко перешёл на «ты», он ещё добавил:       — Не сиди на холодных ступеньках, тебе ведь ещё рожать.        «Вот так наглец! Уж не от тебя ли?» — пронеслось в голове у Кати, но она не успела ничего ответить, потому что юноша уже скрылся из виду. Она бы совсем позабыла об его существовании, если бы не чёрная куртка, так кстати гревшая ее плечи в непогоду.