Стражи Камланна: Камертон Душ

Миррэй Фианит* *** Иногда прошлое дает о себе знать, возвращаясь в образе дракона из давно ушедшего кошмара… Оно возвращается в виде сказания о драконах, любви и… Воскрешении… *** *Стражи Камланна: Камертон Душ* *** *Книга 2* *** *Резонанс 1* *** Пять лет спустя… *** *Роза/Проклятье* *** Дождь сонно падал, орошая своими каплями усталую и изможденную землю. Сидя за барной стойкой, Сорей смаковал теплое рождественское вино, столь желанное в эту слякотно-промозглую пору. Миклео, положив голову ему на плечо, мирно посапывал. Он изъявил желание прикорнуть где-нибудь, еще час назад, а оказавшись в баре, не преминул воспользоваться любезно предложенным и предоставленным в его безраздельное пользование плечом Сорея, так как номеров не было. Из-за стихии, бушевавшей в горах, они буквально под завязку были забиты беженцами. Исключений ни для кого не было, даже для богов, к коим пара и относилась. По крайней мере, в последнее время, а вернее последние пять лет. Сорей, отпив еще глоток, аккуратно поправил походный плащ, заботливо укутывая спящего спутника. Теплая любящая улыбка блуждала по его лицу. В зале, где они сидели, ютилась целая прорва народа. Все эти люди искали крова и убежища. Как ему стало известно, в горах, к которым прилегал этот городишко, разыгралась воистину настоящая трагедия. Из-за проливных дождей, шедших более шести месяцев, прорвало местную, дамбу. Он узнал, что из-за них сошел и ряд селей, сметших с лица земли несколько мелких деревушек и сел. Духи явно злились, но причина их ярости была не вполне ясна… Сорей подозревал, что она в некотором роде косвенно связана с побегом Миклео и устройством оным библейского потопа для одной небезызвестной им обоим деревеньки. Он нервно усмехнулся, мысленно, в очередной раз, возвращаясь в прошлое, в тот злополучный, роковой день, когда все только начиналось… Он одернул себя. Что было - то было! Ничего уже не воротишь и не изменишь! Так зачем же лить слезы, если прошлое уже безвозвратно ушло, покинув его навсегда? Не о чем жалеть! Правда - не стоит! Время, как песок сквозь пальцы, течет – не поймаешь! И вообще, как говорится, что упало - то пропало! С глаз долой - из сердца вон! В любом случае, он теперь счастлив, а прошлое… Прошлое он оставил в прошлом! Ведь, все это - дела давно прошедших лет. Лет, которых к тому же у него теперь было безмерное множество! И именно, за этот бесценный дар судьбы он теперь и должен был вечно благодарить Миклео, своего возлюбленного и спутника жизни, который в свою очередь, так наивно-доверчиво сейчас спал у него на плече, что-то мило бормоча во сне. Сорей вновь тепло улыбнулся и поправил слегка сползший с плеч плащ духа. Он действительно любил этого бога. Любил больше жизни и ради него мог пойти на крайности, на все и даже на большее - даже на преступление или смерть… Смотря на вино, парящее в бокале, он вспоминал свое прошлое, события, заведшие его тогда в ту деревушку, а затем и в ледяной храм водного божества. Вспоминал и мрачнел… Помрачнел, ведь на самом деле, не все в его жизни было радужно и безоблачно… Слишком много мрачных и злых тайн, недоверия и лжи, а иногда и простой человеческой зависти, выливаемой в холодную и расчетливую злобу, так и грозящую буквально сжить его со свету - вот что было в его прошлом. Было, иногда заглядывая в настоящее и отравляя ему жизнь… Он поморщился вновь. Поморщился, предпочтя забыться, с бокалом вина в руке. Ведь теперь, когда у него было все время мира, он не должен был, больше заботится о подобных мелочах жизни, как ненависть, зависть и предательство. Он измерял теперь все несколько иными критериями и категориями - категориями духов. Ведь, как бы то там ни было, но к человеческому роду, после заключения контракта с Миклео, он более не относился, по крайней мере, полностью… Он продолжал думать обо всем об этом, ровно до того момента, пока дверь таверны, жалобно звякнув, не повисла на одних петлях, впуская в зал холодный и промозглый воздух улицы и завывающие струи стылого дождя, что злобно стуча, принялся барабанить по дощатому полу бара, повторяя историю прошлого. * Сверкнула молния. Сверкнула, осветив своим сиюминутным светом застывшую на пороге тень. Тень, черным силуэтом, качнувшуюся внутрь. Тень качнулась, с каким-то явно непомерным усилием переступив порог бара. Из-за неясного света сальной лампы стало видно - это была девушка. Девушка, закутанная в лохмотья и сильно сгорбленная под неким грузом, который все это время явно везла на своей спине. Это была молодая девушка, почти полностью закутанная в лохмотья и ветошь, спадающие с ее тела длинными, тлеющими синим пламенем, и словно истлевающими на глазах от времени, ошметками… Содрав с себя скрывающую лицо мокрую и рваную ткань, и, наконец-то, нормально вздохнув теплый, а не стыло-леденящий воздух улицы, она обессилено рухнула на мокрые от дождя ступени бара. За ее спиной виднелся огромный рюкзак, который она каким-то неведомым образом все это время несла. Но самое жуткое и невероятное заключалось в том, что оттуда раздался надрывный детский плач. Изможденно ругнувшись, странница скинула груз с плеч и, прислонив его к стене, извлекла из него пухлого, но грязного, как трубочист младенца, который надсадно голосил, явно недовольный тем, что его вероятная мать, или кем она там ему приходилась, остановилась и уронила его на пол вместе с рюкзаком. - Ну, тише, ты! Тише! Не плач! Скоро все закончится! Потерпи еще немного! Скоро ты окажешься у доктора, со своими мамочкой и папочкой! Вот, смотри! Мои друзья уже их несут! Ну, тише-тише, малыш! Не реви! Я тебе молочка дам! Эй! Есть здесь у кого-нибудь молоко? Ребенок голоден! - зычно произнесла она, обращаясь к залу и укачивая кроху. Ответом ей послужило гробовое молчание. Люди, находясь в шоке, смотрели на это, временно утратив дар речи. Тем временем, на пороге бара появились и другие люди, несущие раненых, а именно, еще три женщины. Вернее одна женщина, девушка и девочка-подросток. Они тоже тащили рюкзаки и к шоку присутствующих - сани, на которых, как выяснилось, лежали пострадавшие в ходе оползня. Усталые, грязные, в оборванной одежде, словно запорошенные нетающим льдом и пропитанные гарью нездешних костров, странницы являли собой жалкое зрелище, достойное лишь сострадания. - Доброго всем вечера! У нас раненые! Они попали под обвал! Где нам найти ближайший госпиталь или больницу? - Так же зычно, как и девушка до нее, спросила у зала малышка. Спросила, уверенно прижимая к груди, дымчатую или попросту грязную, но от того не менее живучую, персидскую кошку, боязливо выглядывающую, из-под драного, промокшего, шерстяного, платка. * Владелец бара, видя такое дело, недолго думая распорядился вносить раненых в зал, потому, что госпиталь был переполнен, и всех посылали в административные центры. В центры, занимающиеся жертвами природных катастроф, коие и приключились в их регионе намедни. Его заведение было из их числа, а, следовательно, он обязывался предоставлять укрытие и помощь всем потерпевшим. Предоставлять ее за плату, разумеется, ибо в их мире все решали деньги… Впрочем, как и во всех мирах… - Кладите их сюда! - произнес он, указав на место у стены. - У них переохлаждение, обморожение и переломы? - спросил один и присутствующих, возможно, являющийся врачом. - По большому счету - переломы, но у отца семейства, его сейчас несут сюда наши мальчики, черепно-мозговая травма. У матери этого младенца, указав на все еще хнычущую кроху, переломы ног, сказала женщина, передавая носилки охранникам. - У малыша, возможно переохлаждение, к тому же он голоден. Я не знаю, когда его кормили в последний раз! Мы наткнулись на них по чистой случайности, когда шли по горному перевалу. Продуктов у нас с собой не было. Вот, на скорую руку соорудили носилки, из того, что было под рукой, и принесли их к вам - добавила она, обессилено опускаясь на пол. - В горах творится нечто ужасное! Ничего подобного я в своей жизни еще не видела! Ну, за исключением сорокадневного дождя со снегом, пять лет назад, затопившего всю округу и смывшего с десяток деревень! - мрачно дополнила она свой рассказ, беря любезно предоставленную ей бутылку горячительного и начиная пить прямо из горла. - Да… Горные духи осерчали. Видимо мы и вправду прогневили их не на шутку! Раз они нас со свету сжить пытаются! - усмехнувшись заунывно, иронично-грустно протянул один старичок, с грустью смотря на новоприбывших. В его льдисто-серых глазах поблескивали черные молнии, но никто этого не заметил. Не заметил и того, что тени он не отбрасывал, как и было положено духам… * Тем временем, в бар вошли еще четверо мужчин. Странники, буквально запорошенные снегом, несли на импровизированных носилках особо грузного мужчину. С них потоками стала течь вода, образуя грязные разводы на полу. Они явно сильно устали и были злы. Были злы на дождь, на горы и… На духов… За ними, неся пару громоздких рюкзаков, вошли еще двое мужчин. Один из них, был в преклонных годах. Он задумчиво окинул взглядом собравшихся в зале людей и, пройдя к стойке, достал деньги. - Это за моих спутников. Здесь должно хватить! Завтра мы уйдем. Дождь нас не любит, а это - за раненых. Позаботьтесь о них! И, да, моим спутникам пива! Мне рому! Это был долгий и трудный переход! - произнес он, сделав заказ, добавив еще монет, садясь на табурет за барную стойку. Владелец, взяв деньги, и узрев их номинал и достоинство, распорядился на счет «каким-то чудом» завалявшегося номера. Большинство новоприбывших, получив заказанное стариком пиво, тут же ушли, а часть осталась. Осталась, решив скоротать время в компании других постояльцев бара и немного развеяться, дабы пережить постигшие их в горах горести. Первая девушка, передав ребенка матери, так же, как и старик, села за стойку. Села, нервно сжимая и разжимая порядком озябшие и израненные пальцы. Ее подруги, устроившись у окна, принялись вести диалоги с местными. Им было о чем поговорить, все же впечатлений им хватило на год в перед. * Сердце Сорея облилось кровью, пропустив удар. Он узнал их. Узнал этих людей. Узнал, хоть и прошли долгих пять лет с их последней встречи, но память… Память… Память о совершенном ими злодеянии так и не выветрилась из его разума. Не выветрилась, навечно оставшись там выжженным клеймом Пастыря… Ярость и злость, рассерженным драконом, начали подниматься из глубины его сердца. Начали подниматься, норовя вылиться в новую снежную бурю, рискующую погребсти их всех под своими снежными сугробами. Но, этого не случилось. Из этого состояния его вырвал голос любимого, прозвеневший в этой оглушающей тишине истинного гнева. - М-м-м… Что-то не так, солнце? Твое сердце болит… - сонно протянул Миклео, сладко потянувшись и разлепив сомкнутые негой очи. - Нет, любовь, все в порядке! Спи дальше! Просто еще беженцы подошли! Совсем в регионе дела плохи! - чуть хриплым, от плохо скрываемой ярости, голосом проговорил Пастырь, сжав бокал в руке. Миклео вздернув бровь, озадаченно окинул взглядом зал и, не найдя причины беспокойства любимого, задумался. Хоть он и читал мысли Сорея время от времени, сейчас он слышал только белый шум, а значит, юноша действительно был просто опечален, и беспокоиться было не о чем… - Может, все же стоило обосноваться в местных руинах? Я видел одни по пути сюда! Я бы договорился с тамошним хранителем, если тебе так уж сильно не нравится компания смертных! - несколько недоуменно протянул все еще сонный бог, потирая глаз. - Да нет, же, говорю! Все нормально! - обиделся и чуть разозлился Сорей, старательно пытаясь сменить тему. - Правда? Что-то я тебе не верю, золотце! - устало, с нотками скептицизма в голосе, приподняв другую бровь и прикрыв глаз, произнес бог, с интересом смотря на барную стойку. Она определенно начинала ему нравиться, маня своим спокойствием и монументальностью… Подумав еще немного, он все же решил оставить Сорея в покое. Оставить наедине со своими проблемами и мыслями. Его иногда, конечно, нервировали тараканы в голове Пастыря, но сейчас он просто зверски хотел спать, в связи с чем, стащив с Сорея рюкзак и бухнув его на стойку, улегся на него под нервно подергивающися глаз бармена. * Как ни странно, но идиотом управляющий не был, а потому он прекрасно видел и понимал, кем являлся его странный посетитель. Понимал, но все равно оставался непреклонным. Ему за комнаты нужно было золото, а раз золота не было, то будь ты хоть трижды бог - комнату не получишь! Но, руководствуясь чуйкой и, исходя из здравого смысла и инстинкта самосохранения, на рожон он все же, предпочитал не лезть. Он старался вообще держаться подальше от бога и его спутника, и вообще от богов и прочих духов! Предпочитал держаться подальше от них от всех в принципе! Проще говоря: он их недолюбливал и побаивался! В данном случае, он предпочел держаться на заведомо безопасном расстоянии от спутника бога, от которого, он нутром чувствовал, буквально исходили могущественные и плохо скрываемые сила и опасность… Выходило у него с попеременным успехом. Ведь юноша периодически заказывал у него глинтвейн, упорно платя старинными медяками, давно вышедшими из обихода. Управляющий поморщился. Одно радовало - тот все же сдерживался или делал вид, что сдерживается, и просто по чистой случайности, априори – чудом, все еще не разнес его бар, предпочтя, на его счастье, чинно и благопристойно пить вино за стойкой, охраняя сон своего божества. * Сорей глубоко вздохнул. Вздохнул, отчаянно пытаясь расслабиться, успокоиться и утихомирить свои беспокойные мысли, шальными, бешеными табунами, а-ля кони, носящиеся в его голове, и наконец, взять себя в руки, но к своему сожалению, присутствие элизийцев мало ему в этом способствовало... Он был в печали, а посему пил горькую - сиречь, глинтвейн… Пил, безуспешно пытаясь подавить свою ярость… За окном начали бить снежные молнии, вторя веленью его сердца… Роза, в свою очередь покосилась на него, бросив мимолетный взгляд на дальний угол стойки, но ничего подозрительного не заметила. Она видела только пару таких же, как и все - путников. Видела пару путников, один из коих решил вздремнуть на стойке, а его друг, видимо, перепил эля или чего по крепче, раз бесился по пустякам и на пустом месте, швыряя кружку из руки в руку и нервно царапая ботинком дырку в полу… В общем, это была не ее проблема, а сугубо личное дело этих двоих! Забыв о Сорее, она мрачно посмотрела в свой бокал... Напиток кипел, замерзая ледяными торосами. Роза нахмурилась. Проклятье бога воды, явно отказывалось оставлять ее и ее спутников в покое. Сейчас же, как ей казалось, оно проявило себя в разы сильнее, чем обычно. Проявило, усугубив всю ситуацию в регионе, вызвав снежный буран, в коий она и все остальные и угодили, как в паутину снежного паука. Ее это напрягло и насторожило. Дождь и снег явно усиливались, грозясь перейти в настоящий шторм и смыть все с лица земли, к хемовой бабушке, уже здесь - в Марлинде. Одни только раскаты грома чего стоили, гневными литаврами звуча в хлипких, покрытых изморозью и грязью стеклах таверны… * Внезапно, мяукнув, на стол запрыгнул большой, черный, пушистый и толстый кот. Он прошелся в направлении парочки. Прошелся по стойке неспешно-вальяжно, помахивая своими роскошными хвостами и позвякивая алмазными бубенчиками на ошейнике. Пушистая зверюга села. Села, а затем, к вящему ужасу девушки и присутствующих, человеческим голосом изрекла: - Безымянный гневается, Лорд! Вас вызывают на Великий Совет Духов, Лорд Рюлей! Извольте явиться к полудню завтрашнего дня в Абалл! Не явитесь - пеняйте на себя! Вас выгонят из Великого Совета пожизненно и лишат статуса Стража Камланна на тысячу лет, а также лишат права жреческого культа! Окончив свою грозную и слегка подмяукивающую тираду, мистический зверь спрыгнул со стойки, и, помахивая двумя хвостами, под гробовое, ставшее уже привычным, молчание собравшихся, покинул зал, по-чеширски растворившись в воздухе льдистыми светлячками, выложившими в воздухе древний сигил божественного договора. Шаманка Лейла, мало-мальски пришедшая в себя к этому моменту и слышавшая речь «кота», нахмурилась. Имя, что изрек «кот», казалось ей смутно знакомым, но вспомнить, кому оно принадлежит, она не могла. По крайней мере, сразу. Оно буравило ее сознание. Буравило, пробираясь из глубин подсознания к поверхности. Пробираясь, прокладывая путь вверх - к свету. Пробираясь, прокладывая его настоящим волчком-червем, что грозил превратиться в бабочку истинного смысла, что так и вертелся на языке. Вертелся, но никак не желал себя проявлять… Она принялась отчаянно массировать виски. Принялась массировать их, стараясь вспомнить и… И, как ей начало казаться, у нее начало получаться! Память начала возвращаться! Она возвращалась, элегантными пальчиками Мнемозины, поднимая завесу тайны, покрытой мраком… Она внезапно осознала, что она близка к разгадке! Она уже почти вспомнила! Осталась только самая малость! Один шаг! И… И она вспомнила… Вспомнила все… Вспомнила и надежда расцвела в ее сердце… Расцвела, по праву заняв там почетное место и пустив в ней корни своей неизгладимой и неистребимой веры во все лучшее! Вспомнив, она улыбнулась. * Парень же, все это время обнимавший рюкзак, сел. Сел и, обматерив духов и их клятого глашатая, собрался уйти, но чуть было не свалился со стула. Со стула, который предательски, внезапно сам по себе заскользил по полу, изрядно его напугав. На глазах Розы пол бара медленно, но верно покрылся льдом… Старичок в углу зала, в свою очередь, лишь хмыкнул, ухмыльнувшись. Ловушка вот-вот обещала захлопнуться… * - В чем дело, милый? Тебе плохо? - встревожено-заботливо спросил юношу его спутник, тоже начиная вставать и с подозрением смотря на посверкивающий инеем пол. - Безымянный. - Зло произнес Миклео, все же встав и неуверенно балансируя на льду. Он бросил икнувшему от явного стресса бармену пару золотых монет, отнюдь немаленького достоинства, и направился к выходу. Роза нахмурилась, насторожившись и подобравшись, как кошка, приготовилась к неприятностям. Она буквально всеми фибрами души ощутила, как резко упала температура в помещении. Упала, вырвав пар из легких и заморозив алкоголь в кружках. - Что ж… Раз надо, значит надо! Идем! Разберусь с этим в другой раз! Если, конечно свидимся! - альтруистично-задорно произнес спутник некоего «лорда Рюлея», залпом осушив очередной бокал и окончив фразу уже мрачным тоном. Подхватив рюкзак и водрузив его на плечи, он направился к выходу. Лейла, минуту смотревшая на эту картину, сжав кулаки, все же решилась… Решилась и вмешалась… Вмешалась, быстро встав и пойдя напролом, заступив дорогу юношам. Она заступила им пути к отступлению. Заступила, встав своеобразным живым щитом самоотверженно расставив руки и сверкнув решительно горящими глазами. Она сделала это, ясно осознавая, что тем самым явно мешает им в осуществлении задуманного. Мешает и ставит себя под удар еще одного божественного гнева, но иного выбора у нее не было… Не было, если она действительно хотела жить, и чтобы жил и ее народ. Поэтому она и стала у них на пути. Стала, отдав себя на растерзанье и обрекая на погибель. - О, Лейла! Какими судьбами? Я уж подумал, ты мне приснилась! И, что это значит? Надеюсь, у тебя есть веская причина стоять у нас на пути - Жрица?! - мрачно-раздраженно изрек явно не выспавшийся «лорд Рюлей», слегка скользя на заколдованном льде и цепляясь за Сорея, внезапно осознав в полной мере причину его скрытой злости. - Да, есть, многоуважаемый Лорд! Я нижайше прошу Вас снизойти и выслушать мою ничтожнейшую просьбу! Я склоняюсь к Вашим стопам и смиренно прошу снять с меня и моего невинного народа проклятье, коим Вы его так бессердечно одарили! – склонившись и буквально падая перед ними ниц в пыль, изрекла шаманка, стиснув зубы и стараясь не дрожать, лишний раз, унижаясь в глазах божества. * Миклео ошарашено завис и, приподняв бровь, глубокомысленно-гневно поинтересовался: - Проклятье? Одарил? Бессердечно? Невинного? Леди Лейла! А вы, случаем ничего не путаете?! И не спутали ли уж и меня с кем-то другим, часом, а? С чего вы вообще решили, что это моих рук дело, а? Откуда вы вообще это взяли? Почему вы вообще так считаете, а, Леди? Откуда мне вообще знать, со сколькими лордами воды, вы повздорили после общения со мной и коий из них вас проклял?! С чего мне вообще знать это, леди?! Я не понимаю! Я больше не связан с вами узами договора! Да, признаю! Я наслал на вас дождь, но только дождь! И сроки вашего наказания уже давным-давно истекли! Окститесь! К довлеющему над вами проклятью Я - непричастен! Так что извольте сами разбираться с постигшим вас несчастьем, а мне - некогда! Я спешу! Меня, как вы наверно слышали, вызывают на Великий Совет Духов! - Я слышала, Владыка! И все же… Все же… Вы ошибаетесь! Контракт, еще не расторгнут! Вы все еще Страж Камланна и наш Хранитель! Но, если вы считаете иначе… Я… Я пойму, но все же… Все же!.. Если… Если я вам заплачу, вы поможете мне, нет нам, Милорд? - с нескрываемой надеждой в голосе и явно не намереваясь сдаваться, изрекла Лейла, сжав кулачки и начиная плакать. - Вы? Заплатите мне? Чем? Принесете в жертву очередного человека? Увольте! Не смешите меня! Вы, верно, издеваетесь, леди Лейла? Вы и так прекрасно знаете, как я отношусь к подобному! У меня и так все есть! Я счастлив! И я не нуждаюсь в дарах! А особенно в дарах от вас! И в особенности «таких» дарах! И на этом закончим! Все! Точка! Баста! Мне противно общаться с вами, леди! Прошу оставить меня в покое! Мой совет вам: - Держитесь от меня подальше, прекрасная Лейла, и да продлятся ваши дни на земле еще тысячу лет! - гневно ответил ей Лорд, буквально начиная светиться от ярости. После чего решительно пошел вперед, к выходу, намереваясь как можно скорее покинуть зал, но был остановлен шаманкой. Зарыдав и бросившись в ноги, к опешившему, от подобной наглости Миклео, девушка, воскликнула - искренне страдая: - Смилуйтесь, Великий Лорд! Прошу Вас, войдите в мое положение и положение своего народа! Пощадите нас! Ведь, пока действует древний договор, и пока не расторгнут контракт между Стражем Камланна и Элизией, Вы - являетесь нашим Лордом! А, если Ваш народ страдает под гнетом неведомого заклятия, наложенного столь же неведомым владыкой вод, то это в свою очередь бросает тень и на Вас - доблестный и высокочтимый Лорд Рюлей! От подобной тирады Миклео окончательно завис, слегка растерявшись и банально не зная, как быть в сложившейся ситуации. Ему нужно было подумать… Хорошенько подумать… Подумать и решить, как быть дальше… Как быть с ней и со всем «своим» народом… От ее речи, у него буквально свело скулы. Его затрясло, но он все же, попытался себя сдержать, но получалось у него из вон рук плохо… Она была ему противна, а от упоминания обетов, что он когда-то ей принес, став хранителем Элизии, у него буквально свело живот и засосало под ложечкой… Сбежав, он благополучно позабыл, что как бы там ни было, но он все еще Страж Камланна, а не только Элизии… Он забыл, что он - Хранитель всего Мидганда, духовным сердцем которого, как раз таки и являлся Камланн… Он забыл. Забыл, а значит, был косвенно повинен в том, что в охраняемом им Гринвуде, сейчас, по воле некоего неведомого и по всей видимости, вредного бога, творился истинный беспредел и самый настоящий - форменный раскардаш… Творился, суля ему в ближайшем будущем и в скором времени явственные неприятности и порицание от Совета. Он понял это. Понял, всецело осознав свой грех и осознав свою вину. Понял, и ему стало плохо… Сила в его теле буквально завыла, шипя рассерженным драконом печали. Завыла, собираясь вывернуть его наизнанку, попутно стерев в порошок, но отступилась, почувствовав нежное касание Пастыря, с тревогой, положившего на плечо своего бога руку. * Тягостное молчание изводило. Мгновения тянулись, как часы. Тянулись, изматывая и разъедая его сердце. Он поморщился, смутившись и отведя глаза, скрыв их за ширму челки, столь услужливо предоставившей ему свои услуги. Его замучили угрызения совести. И, руководствуясь чувством стыда, он мрачно изрек, заставив уже в свою очередь Лейлу, покраснеть, смутиться и виновато потупить очи: - Встаньте… Леди! Не позорьте меня и себя еще больше! Я подумаю над вашей просьбой! Подумаю, но ничего обещать не могу! У меня действительно есть неотложное дело и будь на то моя воля - я предпочел бы никогда бы с вами больше не видеться! Я расторгну этот проклятый договор! Расторгну при любом подходящем случае и в любое удобное время! Ищите себе нового Хранителя! Такого - кто фанатеет от уединения и страдает сильнейшей андронофобией, а так же обожает жертвы! Потому, что жить в глуши и в вечных льдах, среди трупов - увольте, но это - не моё! Я вообще ненавижу человеческие жертвоприношения, а вы! Вы, как я выяснил - их ярая фанатка! Мне это омерзительно! Прощайте! - изрек он, словно одеваясь в буран из силы, начавшей струиться по его плащу. * Тем временем, до людей в зале, внезапно стало доходить, что среди них присутствует бог, и что это именно тот самый бог, по вине которого, как раз таки и случилось массовое наводнение пять лет назад… Наводнение, прозванное во языцах «элизийским потопом». Кто-то из посетителей даже потянулся за ножами, заботливо спрятанными под ворохами одежды и притороченными к поясам, и голенищам сапог, но они все были остановлены бледным, как мел владельцем таверны, что предупреждающе окликнул их, увещевая о последствиях, что были в разы страшнее, гнева только одного горного духа. Управляющий, в свою очередь, прекрасно видел, что да как… Видел, как обстоят дела. Видел и дрожал... Дрожал, будучи все же богобоязненным человеком. А этого бога он уже заочно боялся… Боялся, хоть на первый взгляд, а не на второй, угрожающе тот не выглядел… Он видел, что дух пришел не один. Видел, что он пришел с Пастырем. Видел и посему устрашился. Устрашился гнева стихии. К тому же, о силе конкретно, взятого лорда, он все же худо-бедно, но все же кое-что знал. Знал и опасался… Опасался, ведь как-никак, но дух был могуч. Могуч, хоть и еще слишком юн. Юн, по меркам духов, но не по меркам людей… Истинного возраста духа он не знал, но подозревал, что тому было далеко за тысячу, хоть он и выглядел, как восемнадцатилетний юноша-подросток. Он опасался его. Опасался за себя и за свою жизнь. А также, опасался и за жизни своих клиентов. Ведь, как бы то ни было, а терять их он не хотел! Ведь те, в свою очередь, служили ему нескончаемым и неистощаемым источником доходов… А вот спутник духа… Вот уж с кем с кем, а с ним он связываться ни в жисть не хотел! Не хотел по тому, что знал - себе дороже! Он знал! Знал, что в его трактире - Пастырь. Он понял это, как только увидел его голубые глаза, в которых бело-аметистовым огнем тлел древний сигил духовного контракта… Ему был жутко от осознания этого факта. Жутко почти до усрачки. Ведь, как бы то ни было, хоть посредник и выглядел, как мальчишка, но, он был опасен. Опасен, в своей нечеловечности. В своей чистой и незамутненной ярости. А сейчас… Сейчас он явно был в бешенстве… Был в нем, все еще удерживаемый от убийства всех присутствующих в трактире только присутствием своего Лорда… Ведь, как ни как, но трактирщик знал, что конкретно взятый Пастырь стал Пастырем, в ходе, как раз таки, упомянутого духом человеческого жертвоприношения. В связи с чем, и имел все основания ненавидеть элизийцев всем своим сердцем и, судя по всему, ненавидел. Смахнув выступивший на лице пот, управляющий, предпочел скрыться от греха подальше, в недрах трактира, а то с чем хема не шути, еще прилетит ему проклятье, грозного бога, что он тогда делать-то будет? Правильно, он не знал! Ему своя шкура все же была ближе к телу, а посему - дороже. Именно поэтому он и сбежал. Сбежал, трусливо утекнув, аки вода. Да и хата его, сиречь бар - тоже был, как с фактического, так и с метафорического взгляда - с краю… * Роза, смекнув, в чем дело, разозлилась еще сильней. Разозлилась, буквально воспылав лютой ненавистью к Стражу Камланна и всем его деяниям, как добрым так и не очень. Ее буквально выбесил тот факт, что «мерзкий дух», наславший на них бедствия, отказывался сознаваться в содеянном злодеянии и отрицал наведение проклятья на них. Ее это возмутило, оскорбило, и разозлило до глубины души одновременно. Она так же прекрасно осознала, что он на то и дух, чтобы вредить, а не помогать людям, разрушая их веру в светлые силы! Ну, вернее, в их случае - злой дух. Злой - так, как оставил их без крова и крыши над головой. Осознав это, ей внезапно стало без разницы: есть с ним Пастырь или нет с ним Пастыря! Она решила его убить. Решила убить любой ценой… Хоть ее миссия и была невыполнима на первый взгляд, но как говорится, дорвавшийся до крови голодный кролик - атакует. И, недолго думая, достав скрытые до поры до времени под лохмотьями кинжалы, вознамерившись отомстить дерзкому божку, посмевшему оскорблять и унижать их горячо любимую и уважаемую жрицу, хоть та и была сама виновата в своих страданиях, Роза, буквально бросившись на бога розовой пантерой, атаковала. Бросилась шальной молнией, стремясь прирезать его на месте, искупив его вину, его же кровью… Глаза Лейлы распахнулись от ужаса, но остановить Розу она уже не могла. Вот только Сорей… Сорей, не был бы Сореем, если бы, не перехватил рассерженную девушку в полете. Не перехватил, начиная с ней танец смерти, по крайней мере, так показалось со стороны… Роза осознала себя уже в полете, а также осознала она и устремленный прямо в ее душу холодный блеск нечеловеческих глаз… Глаз, расчерченных вертикальным драконьим зрачком и сверкающей стигмой. Осознала блеск глаз, резанувших ее разум почище ее же ножей... Она вздрогнула. Вздрогнула, когда порыв ветра сорвал накидку с духа. Сорвал, словно снимая с него негласную печать молчанья. Ее буквально поразило то, что она узрела, а присутствующие в зале люди, дружно ахнули… Ахнули, в благоговении воззрившись на явленное чудо… Сверкающая платиной и каменьями тиара, разбрасывала ослепляющие лучи света. Рассеивала лучи света, буквально паря в невесомо-снежных, буквально состоящих из капель воды и льдистых молниек, отливающих лазурью лунно-серебряных волосах юноши. Она парила. Парила, подчеркивая его витые, аквамариново-сапфировые рожки, так утонченно контрастирующие, с его бледным, возвышенным лицом… Она парила в них. Парила, будучи украшена перевитыми между собой платиновыми и золотыми нитями силы, унизанными изумрудами и сапфирами, что вторя внутренней силе божественного сердца, пылали, являя миру его праведный гнев… Его снежно-льдистая кожа, словно Луна, источала млечное сияние, а аметистовые очи пылали стылым хладом морских глубин. Огромный изумруд в его диадеме, внезапно сверкнул ярче солнца. Сверкнул, буквально ослепив и вызывая трепет и истинное благоговение, перерастающие в благолепие и страх, пред чуждым и неведомым, что так сильно были свойственно богу. Богу, явившемуся им. Явившемуся им в образе водного ангела, сильфа, серафима... Дракона… Ангела, за чьими плечами покоились сложенные, узорчато-лазурны крылья. Крылья, готовые распахнуться в любой момент. Распахнуться и сдуть с лица грешной земли все ее горести и беды, а так же всех ее грешных обитателей, что сейчас ютились в баре, обеспокоенно-благолепно взирая на божество, явившееся им… Тиара сверкнула. Сверкнула вновь. Сверкнула, словно напоминая всем, о том, что он не просто дух, а что он - Дракон! Дракон - серафим - истинный Страж Камланна… Сверкнула, напоминая, что он - одно из неведомых и невероятно могущественных, страшных, устрашающих и величественных древних чудовищ. Чудовищ, что по воле судьбы, а в данном случае по воле стихии, управляющее водой, явилось им… Явилось им, дабы покарать их за грехи, ежели они их свершат или уже свершили, опорочив себя грехом… К тому же, капюшон слетел и с его спутника… Слетел, обнажив золотые, как солнечный свет волосы, украшенные сапфировыми перьями и ярко сверкающими топазами. Он предстал пред их взорами, одетым в мифрилово-жемчужную броню. Предстал, облаченным в божественный доспех, оплетенный золотом, платиной и расшитым зачарованными каменьями… Он буквально излучал силу. Силу, пожирающую разум… Он лишил из всех здравомыслия. Лишил, даровав благоговейный страх и трепет пред силами непознанного, внушив благолепие и… И, лишившись здравомыслия, Роза сорвалась… Сорвалась - став берсерком… Берсерком - алчущим мести. Мести и крови… Буквально перекувыркнувшись в воздухе и плюнув на все и вся, она совершила вторую попытку. Попытку, приведшую ее к полному фиаско… Она совершила ее и была отброшена... Отброшена к стене. К стене, что пошла трещинами, приняв на себя весь вес ее тела… Она была отброшена в нее, сбившим ее еще в полете мощным потоком воды. Воды, призванной уже Лордом, а не Пастырем… * - Р-Роза! Стой! Что ты делаешь? Ты сума сошла? - в ужасе вскричала Лейла, понимая, что своими действиями девушка лишь усугубляет и усложняет, и без того ужасающую, ситуацию. Ухудшает ее, разрушая еще больше и больше. Ведь поступая так, она разрушала и без того хрупкий мир между людьми и духами, а конкретно между ними и этим духом. А поступая так, она уничтожала и те хрупкие крупинки взаимопонимания, которые она, Лейла, с таким трудом для них добыла… - Это он! Это все он! Он виноват в том, что произошло с нами! Я… Я убью его! Не останавливай меня - Лейла! Он все равно свое получит! - в сердцах, яростно выкрикнула девушка, вновь бросившись на Пастыря и его возлюбленного. Вот только на этот раз, ее буквально подбросило воздух, но уже не водой, а светом… Ее буквально окружил свет. Свет, что проистекал из выброшенной вперед руки Сорея… Пастырь, глядя на нее своими суженными глазами, сиял голубым огнем. Сиял и мрачно смотрел прямо на нее. Смотрел в нее… Смотрел, не спуская и не отводя взгляда. Он видел в ней тьму. Видел и злился сильней, облекаясь своей, очищающей души, властью. Он видел тьму. Видел тьму, после всех невзгод и лишений, накрепко обосновавшуюся в ее душе. Видел и собирался избавить ее от нее. Все так же, удерживая Розу в воздухе очищающим огнем, он подошел к ней и произнес. Произнес глубоким, певучим голосом. Произнес древнее, как звезды заклятье. Заклятье, буквально пробравшее до костей всех, кто в тот момент был в баре и смотрел на творимое действо: « - Вечности клыки - пламя разомкни! Разорви замки, что связали сны! И кольчугу зла, что сковали, украв навек тебя – разомкни! Очнись скорее! Стань собой! Живи своею ты судьбой! Не бойся и не ненавидь! Опасность пред собой увидь! Постигни разумом Закон! И сокруши из снега трон! Сгуби слепые семена, что тьма-старуха раздала! И вывари своей рукой из света пламенный настой! Из рос, из света, и тепла, что блещут светом колдовства! Что, поднимаясь над землей, собою ткут времен костер! Порви скорей тенета зла! Свободна стала, чтоб душа! Избавь планету от кошмара! Ты - гений вечного дурмана! Зла больше нет! Отныне ты пророк! Пророк добра и вечной жизни славы! Ведь больше в сердце нету зла! В нем нету тьмы и боли нет! Ты ангел, что принял обет: Вовеки не творить бесчестья! Ты света гордая невеста! Ведь пред тобой цветущий сад, Из чистых светом вечных душ! Очисти ж разум ты от ночи! И песней солнечной живи! Очнись! Познавши жизнь – люби! Свободна ты! Нет больше роз! Что паутиной стылых лоз, Пронзали сердце как булат! И стебельками, как смарагд, Сжирали разум твой и сон! Живи! И будь сама собой! Отныне ты - свободна, чиста и непорочна! Тебе дарую благодать и отгоняю смерти страсть! От зла освобождаю! За все тебя сейчас прощаю! Своей священною рукой, тебя благословляю! Живи и будь в миру с собой! Прибудет пусть в душе покой! Да будет так! Живи - Земле святой во славу!» - А после, когда она, потеряв сознание от охватившей и переполнившей ее хрупкое тело сил, упала, накинув плащ, произнес холодным, как арктические льды голосом, обращаясь к Миклео, и посмотрев на Лейлу убийственно-уничижительным взглядом: - Идем, Миклео! Нам больше незачем здесь оставаться! Я не хочу оставаться здесь ни минуты! Мне противно быть в обществе этих людей! Идем! Давай поскорее покинем это место и никогда больше не будем в него возвращаться! Возвращаться - плохая примета! Ну, же, идем со мной, любимый! - Да… Пожалуй, нам и вправду стоит поспешить… Безымянный не любит ждать… Я еще вернусь, леди Лейла! Вернусь и мы поговорим о вашей и моей проблемах! Я, действительно, больше не желаю быть Хранителем Элизии и Стражем Камланна! А то, что кто-то вас возненавидел - думаю, вы сами в этом виноваты! Я разберусь с этим, но это будет последнее, что я сделаю для вас в качестве вашего Хранителя! Идем Сорей! Нам действительно больше нечего здесь делать! - произнес с легкой ноткой грусти и налетом горечи в голосе, глядя на бесчувственную Розу, Миклео. Запахнувшись в плащи юноши, вышли из бара, а спустя мгновение в небо взлетел аметистово-синий Дракон… Взлетел, разгоняя своими величественными и могучими крыльями злобные тучи. Мрачно-пухлые тучи бушующего в горах снежного бурана. И впервые за несколько недель, над Марлиндом выглянуло солнце. Выглянуло, подмигивая своими лучами ее испуганно-потрясенным жителям. * Зенрус молчал. Роза и Лейла беспокоили старика. Беспокоили, но все же, не так сильно, как проклятье, сделавшее их изгнанниками и изгоями в их, же стране, и не так сильно, как судьба человека. Человека, волею злой судьбы и благодаря их вмешательству, ставшего Пастырем Дракона Ледяной Бездны. Она беспокоила его, так как, это была их вина и их кара. Гнев духов был оправдан. Незаметно для всех сероглазый старичок вышел из таверны. Вышел, не оставляя следов, а на его плече сидел, покачивая хвостами дьявольский кот. Он сидел, удобно устроившись и вглядываясь в снежную даль, а на его усах тлели льдисто-бессмертные огни иного мира. Тлели, не суля миру ничего хорошего. Ночь Мидганда обещала быть долгой...